Цена свободы и пара Седых волосков (зарисовка)

«Однажды человек, который заставил нас поверить в то, что если мы сию же секунду пойдем за ним — обретем на всю жизнь полную свободу, умер на наших глазах спустя 4 минуты после обещания. Но они добровольно забрали у него эту свободу.. » Флок смотрит на горы трупов. Он хорошо помнит, как попал на это поле боя из Гарнизона. Флок не хотел переходить в разведку... Он хорошо помнит, как впервые проснулся от ночного кошмара. В мандраже, холодном поту, ломившимися руками бессмысленно хватаясь за бешено стучащее сердце и глотая ком, вставший поперек горла острым лезвием. Так обычно просыпались его сокамерники. Да, именно сокамерники. Ведь, пока их всех ведут на верные уступки путём манипуляций, а в гарнизоне учат молчать в тряпочку и не выкабениваться, они все в одной большой камере, карцере. В заточении, почти что как принцессы. Вот только никто и никогда не придёт их спасать... Флок помнит, как несколько друзей поднялись со своих кроватей, обеспокоенно тормоша Форстера за плечо. «Флок? Флок, посмотри на меня!» «Он как зачарованный, твою налево... » «Да что ж за хрень, Флок, ты же никогда раньше не просыпался среди ночи весь промокший!» Он то не просыпался... Видел, как иногда по ночам тревожатся остальные в спальне, слышал, да, несколько криков, но сам никогда подобного не испытывал. И не думал, что испытает, его ведь это не коснётся, Флок ничего не боится, высоко задирает нос и виляет задом, потому реагировать на то, как становится плохо другим по ночам, не планирует. Но ведь они отреагировали на него. В ту ночь Флок впервые почувствовал себя сволочью. Не помогают ни просьбы ни молитвы. Флок давится ужином, слушая дикие истории от Эрена и ребят из разведки. Говорит, что это всё лишь вымышленные сказки, но уже сквозь сомкнувшиеся губы и потупленный взгляд. Форстер слышит, как Эрен в ответ прыскает желчью, но этого смертника одергивает Жан, прося не петушиться, посмотреть, как нехорошо тому парнишке, только что перешедшему из гарнизона, и указывает ладонью прямо на бледно-зеленое лицо Флока. «Тц, да пошел он... » — цедит Йегер, но после они и еще несколько людей в столовой удивляются громогласному хлопку двери, смотрят на пустое место и полную тарелку супа. Флок хорошо помнит, как проснулся от кошмара второй раз, перед тем самым камнепадом. «Флок, да черт тя дери, что случилось то? Что, что приснилось?» «Там было что-то про море... И там был Эрен... Он что-то спрашивал про Эрвина Смита... » — держится за голову Форстер, пока его укрывают теплым одеялом и просят ещё хоть чуточку поспать, ведь завтра их ждёт великий день. Наконец-то всё закончится. Всё закончилось, но не для Флока. Он прекрасно помнит, как вслушивался в слова командора Смита перед вылетом на атаку, и как желудок резко дал дёру, так бестактно унижая Форстера перед отрядами товарищей и перед самим Смитом. Эрвин не обращает внимания, но лишь на миг Флок цепляет его взволнованный взгляд. Смотрит, будто отец на больного ребенка. Такими же глазами пересчитывает всех бойцов. «КАПИТАН, ВЫ КОГДА-НИБУДЬ СЛЫШАЛИ О МОРЕ?» Йегер рвёт глотку на старшего Аккермана, думая, что это поможет. Какой же наивный мальчишка, и так уже понятно: сыворотка достанется командору! Что, зря столько людей погибло? Зря Форстер с греющей надеждой в сердце тащил на своей хрупкой заднице это невольно тяжелое, жилистое тело? Про себя Флок уже усмехнулся и по-злодейски посмеялся несколько раз. «Значит Армин... » Что-то разбилось в груди бедного юноши в тот роковой момент. Надежда была, есть и остается, даже тогда, когда капитан берёт руку еле живого Арлерта, даже тогда, когда решение уже принято, даже тогда, когда шприц пустеет. Флок жмурится, они же передумают, передумают, передумают... Он пытается понять, откуда слышал голос Эрвина, но раскрыв очи наблюдает лишь за тем, как титан жрёт Бертольда. Флока рвёт второй раз. Только уже обеспокоенные голубые глаза по-отцовски смотрят из под тёмной челки и Леви тут же скрывается. В ту ночь Флок третий раз проснулся от кошмара. И сейчас никто уже не спрашивал, не трогал рыжие пряди, не гладил по-дружески по спине, одеялом и то пришлось укрываться самому. Форстер заорал, что было мощи. До слёз, судорог, возможно, сильной аритмии. Флок в порыве эмоций разбил стоявшую стеклянную плитку, что в комнате служила чем-то вроде очень плохого зеркала. Тогда никто, кроме Жана, не взял Форстера за плечо, пытаясь приободрить. Пока они стояли в зеленых тренчах, Флок чувствовал, как его внутренности сжимаются, обливаются кровью и разжимаются вновь. Плохой знак, очень плохой. Средь каменных лиц и тёмной листвы чей-то голос хрипло пытается позвать Эрвина. Спустя несколько лет Форстер каждую ночь вскакивает от тревожных снов, протирает рукой вспотевший лоб, к которому уже прилипла рыжая чёлка, делает несколько рваных вдохов. Закутывается в одеяло повторно, уснуть пытаясь. Мало что из этого приносит толк. Перед выходом на очередную вылазку с йегеристами Флок смотрит на себя через новую пластину блестящего покрытия, уже с новой трещиной. Бледнеет, замечая у себя пару седых прядей и нащупывает огромные мешки на вытянутом лице. В рыжей копне волос прячет белые, поправляет черную форму и уже спешит. «Эй, Форстер. Шуруй спать, не хватало мне тут еще ночного дебоша.» — на коленях стоящего юношу окликивает грубоватый баритон. «Да, как скажете.» — дерзко подчиняясь, Форстер поднимается, выходя из зала. «Доброй ночи, капитан.» Леви поправляет портрет Эрвина, но взгляд в сторону тени бросает, замечая мазок крови на щеке Флока, а на узорной раме портрета Эрвина — пару седых волосков.