Сломанное сердце на льду.

На самом деле, мне не удалось записать все, что хотела, потому что я услышала, как Макеев завершает тренировку. У меня достаточно хороший слух, и из раздевалки я прекрасно уловила его голос, когда он громко объявил, что тренировка окончена и все могут идти в душ. Однако, несмотря на это, я все же успела зафиксировать самые важные и неприятные моменты, которые меня просто шокировали. Для меня было крайне отвратительно наблюдать, как Олег вместе с мамой Алины, Викторией Олеговной, разрабатывают какой-то хитроумный план, направленный на то, чтобы Алина и Миша расстались. Я просто не могу поверить, что взрослые люди могут опускаться до таких манипуляций. Если бы моя мама когда-либо задумала что-то подобное — хотя, честно говоря, это маловероятно, ведь я знаю, что она всегда поддерживает меня и мои решения — я бы вряд ли смогла продолжать с ней общение. Это просто недопустимо! Представьте себе, каково это — узнать, что твоя собственная мать замышляет что-то подобное с твоим другом, чтобы вмешаться в личную жизнь и разрушить отношения. Если бы я узнала, что она пытается проворачивать какие-то схемы, чтобы я рассталась со своим молодым человеком, я бы просто-напросто прекратила с ней общаться и постаралась бы забыть о том, что у меня есть такая мама. Это абсолютно неприемлемо и вызывает у меня сильное отвращение. Я не понимаю, как можно так низко поступать и манипулировать чувствами других людей. Рушить счастье своей дочери — это, как минимум, ужасно и предательски. У меня сложилось довольно противоречивое мнение о Виктории Олеговне, основываясь на рассказах Миши и некоторых историях, которые делилась Алина. Сначала она не разрешала Алине встречаться с Мишей, утверждая, что он ей не подходит. Она говорила, что у него отец — алкоголик, и что Миша обязательно пойдет по его стопам. Виктория Олеговна настаивала на том, что Алине нужен другой парень, более достойный, чем Миша. Я не могла понять, почему эта женщина решает за свою дочь, которая уже достаточно взрослая и способна принимать самостоятельные решения. Алина — молодая девушка, у нее есть своя голова на плечах, и она сама знает, что ей нужно делать, а что — нет. В данной ситуации Виктория Олеговна совершенно не права, пытаясь контролировать жизнь своей дочери и навязывать ей свои взгляды. Это еще можно было бы понять, но то, что она поддерживает тренера, который, по сути, раздевает Алину своим взглядом при каждом удобном случае, вызывает у меня ужас. Неужели мнение и выбор ее дочери ничто не значат для Виктории Олеговны? Я просто в шоке от того, как можно так легко пренебрегать чувствами и желаниями собственного ребенка. Это не просто вмешательство в личную жизнь, это попытка разрушить все, что может приносить счастье Алине. Я даже не могу до конца осознать, как могла вырасти такая замечательная дочь, как Алина, в окружении такой женщины, как Виктория Олеговна. Однако, с другой стороны, мне становится ясно, что у Алины есть любящий отец, который поддерживает её во всех начинаниях, который безусловно принимает её выбор, в том числе и выбор в лице Миши. Судя по всему, Алине повезло гораздо больше с отцом, чем с родной матерью, и это обстоятельство вызывает у меня глубокие размышления. Меня начинает терзать любопытство: знает ли отец Алины о тех коварных планах, которые замышляет Виктория Олеговна в тандеме со своим тренером? Я склонна думать, что он совершенно не осведомлён о том, что происходит за кулисами их жизни. Виктория Олеговна, похоже, не спешит делиться этой информацией, предпочитая держать всё в тайне. Теперь мне становится понятным, к чему ведут все эти долгие и изнурительные тренировки, к чему стремится Олег, препятствуя встречам Алины с Мишей. Все мои догадки, ранее витавшие в воздухе, теперь обрели чёткие очертания. Если бы я оказалась на месте Алины, то давно бы уже послала этого тренера куда подальше, ведь он не имеет права вмешиваться в её личную жизнь. Спорт — это одно, но личная жизнь, которую необходимо строить и в которой нужно жить, — это совершенно иное. Я понимаю, что он, вероятно, стремится к тому, чтобы Алина выбрала его, а не Мишу, и эта мысль звучит в моей голове так ужасно, что я едва могу с ней совладать. Но пусть даже он не пытается завоевать её сердце, я знаю, что Алина искренне любит Мишу и ни за что не променяет его на этого ничтожного тренера, который, кажется, не понимает, что настоящая любовь не поддаётся манипуляциям и не может быть разрушена из-за тщеславия и эгоизма. Алина не станет жертвой его амбиций, и, несмотря на все преграды, она останется верна своим чувствам, которые, как светлая звезда, ведут её сквозь мрак недоразумений и интриг. Я чувствовала, как внутри меня бурлит гнев, но старалась изо всех сил не дать ему вырваться наружу. Я не хотела, чтобы кто-то, особенно парни, увидел в моих глазах ту ярость, которая готова была разорвать на части, как волк, жаждущий поймать своего беззащитного зайца. Я знала, что если они заметят, что со мной что-то не так, начнут задавать вопросы, а мне сейчас это было совершенно не нужно. Когда я услышала шаги парней, направляющихся в раздевалку, моё сердце забилось быстрее. Я быстро подбежала к своей сумке и уселась на лавочку, стараясь выглядеть непринужденно. Мои пальцы метались по содержимому сумки, словно я искала что-то важное, но на самом деле я просто пыталась успокоить себя. Я вытащила телефон, но главное, что я достала — это диктофон. Я записала все, что успела, и это было критически важно. В ближайшее время мне нужно будет показать эту запись Алине и Мише, потому что тянуть с этим было нельзя. Судя по всему, Олег настроен весьма серьёзно, и это вызывало у меня тревогу. В голове крутились мрачные мысли о том, что он может предпринять. Возможно, он устроит какую-нибудь подлость, например, сбьёт Мишу на машине и потом скажет Алине, что ей не нужна такая обуза перед соревнованиями. Или, что ещё хуже, он может попытаться его задушить. Мои мысли уносились в самые темные уголки, где царила только злоба и ненависть. Но одно я знала точно: Алина не бросит Мишу ни при каких обстоятельствах. Она не из тех девушек, которые, услышав зов другого, сразу же бегут к нему, как собака, привлечённая звуком свистка. Алина — это нечто большее, она была сильной и независимой, и даже если я не знала её слишком хорошо, я чувствовала это интуитивно. Это было видно по её взгляду, по тому, как она держалась, словно вокруг неё витала некая аура стойкости. Парни вошли в раздевалку, сбрасывая с себя шлемы, как будто с них падали тяжёлые оковы. На их лицах и телах отражалась усталость, а волосы, прилипшие к лбу, свидетельствовали о том, что тренировка была не просто напряжённой, а настоящим испытанием. Я тоже оказалась под дождём пота и усилий, хотя и не была так сильно мокра, как они. Мои волосы, как струи дождя, стекали по лицу, и я чувствовала, как каждая капля, словно маленький водопад, скатывается по мне, напоминая о том, что мне необходимо освежиться в душе. Однако, как это часто бывает, я предпочитала дождаться, пока все парни закончат свои водные процедуры. Некоторые из них, уставшие и молчаливые, садились на скамейки, погружённые в собственные мысли, другие же, напротив, оживлённо обсуждали прошедшую тренировку, делясь впечатлениями о том, как Макеев в конце тренировки загрузил их невероятной физической нагрузкой, проверяя на прочность их дух и тело. В этот момент меня внезапно вывел из раздумий Назаров. Он подошёл ко мне, его глаза светились щенячьей искренностью, а на лице читалось смущение. В его взгляде, полном искренности и лёгкой вины, ощущалась некая глубина, словно он вновь искал прощения за произошедшее. — Ну как ты? — спросил он, и в его голосе звучала искренняя забота. — Надеюсь, у тебя голова не болит? Я просто… ну, не хотел, правда, это случайно получилось, просто игровой момент. Точнее, тренировочный момент, наверное, можно так сказать. Назар, ради бога, успокойся, — произнесла я с лёгкой улыбкой, вставая со скамейки и мягко похлопывая его по плечу. — Всё в порядке, голова не отвалилась, значит, жить буду. Не переживай, со мной всё хорошо, и не стоит извиняться передо мной по двести пятьдесят раз. В ответ на мои слова Вадим, словно пытаясь вернуть себе душевное спокойствие, натянул на лицо улыбку, которая, хотя и выглядела уверенной, лишь слегка прикрывала его внутренние тревоги. Я знала, что несмотря на его старания, в глубине души он всё равно будет переживать, как будто это было его естественным состоянием. На самом деле, я чувствовала себя вполне нормально; виски, которые ещё недавно пульсировали от напряжения, теперь не тревожили меня, и я почти не заметила, когда головная боль, как неуместный гость, покинула меня. — Ну, загонял нас сегодня Макеев, да, девчонки? — произнёс Кисляк, вальяжно расправляя руки в стороны, словно желая охватить своим жестом весь мир вокруг. На его лице заиграла усмешка, полная игривости и лёгкой иронии. — Кирюх, ну как там твоя башка? Сотряса, надеюсь, нет? — Да нормально все у меня с головой, — ответила я, стараясь скрыть лёгкую злость, которая нарастала в груди. Я искренне надеялась, что больше никто не станет задавать мне этот навязчивый вопрос о том, не отпала ли моя голова, нет ли у меня сотрясения мозга. Я только что объяснила Назарову, что со мной всё в порядке, и, вероятно, Василий Геннадьевич тоже подтвердил, что моя голова в полном порядке. Внутри меня возникло желание, чтобы, услышав мой ответ, остальные, наконец, утратили это навязчивое желание задавать вопросы. Я понимала, что это исходило из заботы, но иногда подобная навязчивость могла раздражать. — Давайте, шуруйте в душ и переодевайтесь, — резко сказала я, стараясь сменить тему и отвлечь их от своих незначительных недомоганий. — Как скажешь, мадам! — воскликнул Кисляк, поднимая руку к своей пустой голове, словно собирался отчитаться перед невидимой аудиторией. Его жесты были полны театральности, и в этом было что-то одновременно смешное и глупое. Он, похоже, был первым, кто решил отправиться в душ, и его стремление сделать это с подобием важности выглядело комично, как будто он только что вышел на сцену в каком-то абсурдном спектакле. Да, Андрей обладал способностью разрядить атмосферу, которая порой становилась слишком напряженной, даже если некоторым это могло не нравиться. — К пустой голове не прикладывают, Кислый, — усмехнулся Миха, слегка толкнув его в бок с той лёгкой иронией, которая всегда присутствовала в его тоне. В его глазах сверкала искорка веселья, как будто он наблюдал за комедией, разыгрываемой прямо на глазах у зрителей. — Иди давай, без выкрутасов. — Да иду, иду! — пробормотал Кисляк, хмыкая и направляясь к душу. Я смотрела на Мишу, который в этот момент разговаривал с Щукиным, и пыталась прокрутить в голове тот разговор, который мне предстояло вести с ним. Но, как назло, в голове не возникало ни одной связной мысли. Легко представить себе беседу в голове с другом или подругой, с любимым человеком — заранее продумать, что сказать, как начать, какие слова подобрать. Но когда дело доходило до реальности, это становилось настоящим испытанием. Сказать Мише то, что мне нужно, было невероятно сложно. Но я понимала, что молчать об этом просто невозможно. Ради чего, собственно, я записывала тот разговор? Чтобы лишь забивать память на телефоне всякой хренью? Нет, такое добро мне там точно не нужно. Я должна была собраться с мыслями и наконец решиться на откровенность. — Кир, всё в порядке? Ты какая-то не своя сегодня, — произнес Антон, внимательно смотря на меня. Его голос был полон заботы, и, услышав его вопрос, я быстро перевела на него взгляд, стараясь создать такое выражение лица, чтобы он ничего не заподозрил. Я заметила, что в последнее время Антон стал гораздо больше переживать за меня. Конечно, раньше он тоже проявлял заботу, но сейчас это стало заметно чаще, и я не могла понять, почему. Сейчас, когда мне нужно было сосредоточиться на своих мыслях, они вдруг заполнились совершенно другими заботами. Я пыталась отогнать от себя тревожные размышления о том, что происходит, и сосредоточиться на том, что мне действительно важно. Внутри меня бурлили эмоции, и я знала, что должна найти способ выразить их, иначе всё это будет только накапливаться и давить на меня, как тяжелый камень на груди. — Антон, блин, я же по-русски говорила, что всё в порядке. Просто немного подустала, вот и всё, — я отрицательно мотаю головой, стараясь успокоить Антона и убедить его в том, что нет никаких оснований для беспокойства. Я прилагаю все усилия, чтобы на моём лице заиграла та самая улыбка, которая обычно выдает полное благополучие, но на самом деле эта улыбка не искренняя и не отражает истинных чувств, ведь я часто прибегаю к ней как к способу избежать лишних вопросов, — Приду домой, отдохну хорошенько, и всё будет прекрасно. Не беспокойся, ладно? — Ладно-ладно, не пыли так, — отозвался Антон, и, наклонившись вперед, начал не спеша развязывать шнурки на моих коньках. Вдруг он осознал, что я до сих пор не сняла свои коньки и не освободилась от спортивной формы. Я аккуратно развязала шнурки, аккуратно убрала коньки в спортивную сумку и освободила себя от формы, ожидая, когда парни закончат принимать душ, который, по всем расчетам, должен был занять ещё примерно полчаса. Сегодня мы с Маринкой запланировали провести время после тренировки в кафе, где я смогу в спокойной обстановке обсудить все волнующие меня вопросы, поэтому я не собиралась никуда спешить. Маринка ещё продолжала свои тренировки и, вероятно, займёт на это ещё, как минимум, сорок минут. В то же время я не могла не бросать взгляды на Пономарёва, и в своих мыслях я снова и снова прокручивала те слова, которые планировала использовать в разговоре с Мишей и Алиной. Это будет непросто. *** Я стояла на улице, уютно засунув руки в карманы своего теплого пальто, и терпеливо ждала, когда же выйдет Марина. Вокруг меня раздавались голоса людей, покидающих ледовый дворец, но я не обращала на них внимания. Все мои мысли были сосредоточены на том, чтобы она вышла как можно скорее. Холод пронизывал меня до костей, и мне казалось, что я вот-вот замерзну. В голове у меня уже рисовались картины того, как я вернусь домой, приму горячий душ, а затем уютно устроюсь в постели, погружаясь в сладкий и безмятежный сон. Но сейчас, увы, мне предстояло терпеть морозный ветер, который щипал щеки и заставлял зябко поджимать плечи. Внезапно за спиной раздался мужской голос, нарушивший мою задумчивость: — Вижу, что кому-то холодно. Может, покурим? Так быстро согреешься. Я обернулась и встретилась взглядом с молодым человеком, который, казалось, мне знаком. Внутри меня вспыхнула неприязнь, и я коротко ответила: — Я не курю. Мой тон был решительным, и я надеялась, что это даст понять, что я не заинтересована в продолжении разговора. Однако парень, похоже, не собирался сдаваться. — Спортсменка? — спросил он, с интересом рассматривая меня. Я не могла не хмыкнуть в ответ: — Хоккеистка. В этот момент двери ледового дворца распахнулись, и из них вышла Марина. Я почувствовала, как сердце наполнилось благодарностью. Наконец-то! Она была как лучик тепла в этом холодном мире. Я с облегчением сделала шаг в её сторону, оставляя за спиной неуместный разговор и морозный ветер. — Наконец-то! Я уже начала думать, что замёрзну здесь насмерть, — воскликнула я, с облегчением взяв Марину за локоть и потянув её за собой. Мой жест оказался настолько резким и стремительным, что могло показаться, будто я собираюсь сделать что-то не совсем приличное. На самом деле, причина моего поведения была довольно банальной: мне совершенно не хотелось продолжать общение с этим парнем, который, судя по всему, тоже был хоккеистом. Я не успела заметить, вышел ли он из ледового дворца, но его спортивная сумка красноречиво говорила о его увлечении. — Прости, пожалуйста, Кира, — начала Марина, когда мы уже сделали несколько шагов в сторону. — Меня задержала Дашка! Она, как всегда, завалила меня своими ненужными вопросами, на которые мне совершенно не хотелось отвечать. Вместо того чтобы обратиться к кому-то другому, она решила, что именно я должна выслушивать её глупости, — Марина, застёгивая свою сумку, бросила на меня быстрый взгляд, и на её лице появилась лёгкая усмешка. Она чуть наклонила голову, чтобы украдкой подглядеть на того парня, который, казалось, не мог отвести от меня своего взгляда. Вот только этого мне ещё не хватало… Я уже была по уши сыта вниманием со стороны Кисляка и Щукина, их настойчивые взгляды преследовали меня на каждом шагу. И вот теперь, когда на горизонте появился ещё один парень, который также решил пристально наблюдать за мной, я почувствовала, как внутри закипает раздражение. — Кира, значит… красивое имя, — произнёс он, бросив свою сигарету в снег и начиная приближаться к нам с уверенной походкой. Я в этот момент в голове проклинала Марины, которая, казалось, сама разжигала огонь своим вниманием к этому парню. — А меня зовут Илья. Илья Алимов. Я тоже играю в этом ледовом дворце, — добавил он, указав головой в сторону ледового дворца «Медведи». Я почувствовала, как меня охватывает раздражение. — Я очень рада за тебя, Илья, — произнесла я, стараясь, чтобы мой тон звучал как можно более нейтрально, но внутри меня нарастало напряжение. — А теперь нам пора, пойдём, Марина, — прошипела я, словно змея, и, резко схватив её за локоть, потянула в сторону кафе. Я старалась не обращать внимания на этого Илью, который, похоже, не собирался отступать и продолжал стоять там, словно ждал, когда мы вернёмся. — Вот зачем тебе было на него смотреть? Скажи мне, пожалуйста? — спросила я, не сдерживая недовольства в голосе. Марина, явно не понимая, почему я так реагирую, остановилась и взглянула на меня с недоумением. Я чувствовала, как внутри меня нарастает желание убежать от этого ледового дворца и от Ильи, который продолжал стоять там, словно ждал, когда мы вернёмся. — А что случилось? Это вообще кто? — спросила Марина, поправляя свою шапку и сдвигая брови на переносице в недоумении, когда обратила на меня взгляд. Она пыталась остановиться, словно желая понять, почему я так резко потянула её за собой, но я не давала ей этого сделать. Мне нужно было уйти от ледового дворца и от этого Ильи хотя бы на несколько шагов, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок. — А ты разве не слышала? Это же Илья Алимов, хоккеист, который тоже играет в нашем ледовом дворце, — произнесла я, стараясь вложить в свои слова как можно больше сарказма. — Или у тебя со слухом проблемы, Мариночка? — добавила я с лёгкой иронией. Я не имела намерения обидеть её, и, думаю, она это прекрасно понимала. Когда я начинаю злиться, мой сарказм становится моим защитным механизмом. Это не всегда получается, но я стараюсь. Таким образом, я пытаюсь скрыть свою агрессию и злость, не позволяя им выплеснуться наружу. Марина, вероятно, осознавала, что я не злюсь на неё, а просто пытаюсь справиться с ситуацией. Но её недоумение только подстёгивало моё раздражение, и я продолжала тянуть её прочь от этого места, надеясь, что вскоре смогу избавиться от этого неприятного ощущения, которое оставил после себя Илья. — Эй, ты чего так завелась? Какая муха тебя сегодня укусила? — с лёгкой усмешкой спросила Касаткина, но когда мы отошли подальше от ледового дворца, она остановилась, явно желая услышать, что меня так беспокоит. — Да потому что меня достали все и вся! — воскликнула я, словно на грани срыва, как будто вся моя терпеливость иссякла в один миг. — Мне с Щукиным и Кисляком хватает с головой! — Я показала рукой выше горла, подчеркивая, как мне всё это надоело. Это было словно последнее предупреждение, когда все эмоции, накопившиеся за день, вырвались наружу. — А тут ещё это чудо-юдо нарисовалось! Да пошёл он к черту! Я почувствовала, как внутри меня нарастает буря эмоций, и, казалось, каждое слово, вырвавшееся из уст, было наполнено гневом и разочарованием. Это было не просто недовольство — это была настоящая истерика, вызванная накопившимся раздражением. Я не могла сдерживать своих чувств, и все, что я хотела, это избавиться от этого бремени, которое давило на меня. — Тише-тише, — произнесла Марина с улыбкой, поглаживая меня по левому плечу куртки, словно пытаясь успокоить разгорячённые эмоции. — Не знала, что медведи бывают такими буйными. — Марина! — процедила я сквозь сжатые зубы, замечая, как она едва сдерживает смех, наблюдая за моей злостью. Её лёгкое поддразнивание только подстёгивало моё раздражение, и я не могла понять, почему её реакция меня так злила. — Да всё, всё, — продолжала она, стараясь успокоить меня. — Пойдём быстрее в кафе, а то ты сейчас от злости убьёшь меня ещё, — произнесла она, смеясь, и, взяв меня за локоть, потянула вперёд. Её весёлое настроение и смех, казалось, были в контрасте с моим гневом, и, несмотря на то, что меня это раздражало, я не могла не улыбнуться в ответ на её беззаботность. Марина не боялась меня в таком состоянии, и это было одновременно и успокаивающим, и раздражающим. Я старалась успокоить себя, пока мы шли в кафе, осознавая, что, возможно, стоит просто отвлечься от всего этого и насладиться моментом с подругой, даже если мои эмоции ещё не утихли. *** Я всегда считала себя человеком, который не склонен делиться чужими секретами. Это была моя принципиальная позиция, основанная на уважении к личной жизни других. Но в тот момент мне срочно нужно было поговорить с Мариной. Я ощущала, как внутри меня накапливается буря эмоций, и молчать больше не было сил. Мне необходимо было выговориться, выпустить на свободу все те мысли и чувства, которые терзали меня изнутри. Собравшись с духом, я начала рассказывать о том, что услышала в раздевалке. В принципе, Марина уже знала о существовании Олега. Она была в курсе, кто он такой, и знала, что Алина тренируется именно у него. Но все детали, которые мне удалось выяснить, оставались для неё в тени. Я понимала, что именно эти нюансы могут изменить её восприятие всей ситуации, и мне было важно, чтобы она их услышала. Я говорила быстро, почти торопливо, словно боялась, что слова могут ускользнуть, если я не успею их произнести. В моём голосе слышалась напряжённость, а в глазах отражалась тревога. — Да ты что? Серьёзно? Фига себе! — Марина, не сдерживая эмоций, воскликнула так, что её голос прозвучал, как звонкий колокольчик в тишине. Я могла видеть, как шок медленно накрывает её, как волна, и в этот момент мне стало ясно: такого поворота событий она точно не ожидала. Её глаза, полные удивления, казались готовыми выскочить из орбит. — Слушай, — продолжила она, наклонившись ко мне ближе, словно это был самый сокровенный секрет, который нужно было обсудить только между нами. — Я вот так и знала, что здесь нечистая вода. Тренера так не засматриваются на своих подопечных. Хотя, знаешь, в какой-то момент я думала, что это только мне кажется… — А вот не показалось! — воскликнула я, стукнув кулаком по столу с такой силой, что звук разнесся по уютному кафе, напоминая удар молнии в ясный день. В тот момент я заметила, как маленький мальчик, сидящий на коленях у своей матери за соседним столиком, вздрогнул от неожиданности. Его глаза, полные испуга, встретились с моими, и я почувствовала, как на мгновение время остановилось. В этом мирном уголке, где царила атмосфера уюта и спокойствия, мой эмоциональный всплеск словно нарушил хрупкий баланс. Женщина с коричневыми волосами, сидевшая рядом с ним, мгновенно обернулась, её лицо исказилось от недовольства. — Девушка, вы не могли бы как-то не так громко выражать свои эмоции? — произнесла она с явным раздражением, её голос звучал как холодный поток воды, который резко прерывает горячий поток чувств. Она поправила футболку своего сына, как будто это могло как-то защитить его от нашей беседы, от той бурной волны, что накрыла нас в этот момент. — Простите, пожалуйста, — выдавила я из себя, стараясь, чтобы мои слова звучали как можно более искренне, хотя в душе меня не покидало чувство раздражения. Я произнесла это из чисто инстинктивного желания успокоить ситуацию и избавиться от того ненавистного взгляда, который, казалось, прожигал меня, как раскалённый металл. Шатенка продолжала сверлить меня своими глазами, полными презрения и осуждения, и я невольно почувствовала, как по спине пробегает холодок. Я старалась не обращать внимания на эту женщину, но её взгляд, полный неприязни, словно тянул меня вниз, заставляя чувствовать себя неловко и неуместно. — Ну, мамаша, у Алины, конечно, полная дура, — подытожила Касаткина, и я не могла не согласиться с её мнением. Она была права. Возможно, так о людях не принято говорить, но у меня есть на это полное право, ведь Виктория Олеговна — не просто женщина, а настоящая тиранша. У меня даже не хватает слов, чтобы описать её. Так ведут себя лишь самые отвратительные и мерзкие личности, и она с этим Олегом — воплощение этой мерзости. — Наверное, я поговорю с Мишей сегодня или завтра, а потом назначим встречу с Алиной, — размышляла я, ощущая, как настроение уходит прочь. Даже апельсиновый сок, который я только что заказала, перестал меня радовать. В такие моменты не до напитков. — Не переживай, всё будет хорошо. Думаю, они отреагируют более-менее спокойно и поговорят с Викторией Олеговной, — пыталась успокоить меня Марина, хотя сама, похоже, была в шоке от того, что я ей рассказала. Она попивала кофе, возможно, чтобы успокоить свои нервы. — Хотя, честно говоря, не думаю, что из этого разговора выйдет что-то конструктивное. Но, в любом случае, ты можешь хотя бы их предостеречь. — Именно это я и собираюсь сделать. У меня нет желания наблюдать, как какой-то самодовольный индюк разрушает жизнь моего лучшего друга, — произнесла я с презрением. Миша — мой самый близкий друг, он всегда поддерживает меня, выслушивает, даже когда я не хочу говорить, настаивая на том, чтобы я открылась. Мне не безразлична его личная жизнь и то, что происходит между ним и Алиной. Я готова сделать всё, чтобы помочь им восстановить отношения. Пусть потом Олег ненавидит меня за то, что я подслушиваю их разговоры, пусть мама Алины будет меня грязью поливать — мне всё равно. Главное, что я спасу их любовь. *** Сегодня моё настроение оставляло желать лучшего. Последние два дня превратились в настоящую борьбу — я плохо сплю, почти не ем и выхожу из дома лишь для тренировок. Иногда, в редкие моменты, когда мне удаётся собрать себя, я заскакиваю к Марине, но в целом желание куда-либо выходить у меня отсутствует. Я всё ещё не нашла в себе сил поговорить с Мишей. С ним всё гораздо сложнее. Я успела обсудить ситуацию с Алиной, но как донести всю эту информацию до Миши, как аккуратно подвести его к разговору, чтобы не навредить ни ему, ни её — не знаю. Эта мысль терзает меня, и я не могу найти подходящих слов, чтобы выразить всё, что на душе. Мама заметила, что я выгляжу не лучшим образом, и начала переживать за меня. Она даже заподозрила, что я снова заболела. Потрогав мой лоб и измерив температуру, к её облегчению, она поняла, что с температурой у меня всё в порядке. Но её тревога не утихала, и я чувствовала, как её забота накладывает дополнительный груз на мои плечи. Даже Сергей Петрович, мой тренер, после одной из тренировок подошёл ко мне и с беспокойством спросил, что со мной происходит. Я, стараясь скрыть свои переживания, отвечала, что всё в порядке, просто в последнее время сильно устаю. Но внутри меня нарастала волна беспокойства и неуверенности, и я понимала, что мне стоит поделиться своими чувствами с кем-то, чтобы не оставаться наедине с этим грузом. В последнее время ко мне подходило множество людей, включая парней, и спрашивали, что со мной происходит. Они замечали, что я выгляжу грустной и подавленной. Я стараюсь не показывать свои истинные чувства, особенно на тренировках, где выкладываюсь на полную катушку. Я не хочу, чтобы кто-то увидел, что у меня в голове творится настоящий хаос. Пономарев тоже заметил, что что-то не так. Я видела это в его глазах, когда он заботливо провожал меня до дома, подходил ко мне после тренировок и даже до них. Несмотря на его внимание и поддержку, мне не хватает смелости, чтобы открыть ему свои переживания. В моем сознании все кажется гораздо проще, чем в реальной жизни. Я мысленно проговариваю слова, которые мне хотелось бы произнести, но, когда дело доходит до реального разговора, это оказывается просто невозможно. Я часто чувствую себя беспомощной, как будто не в силах изменить ситуацию. В такие моменты я задаю себе вопрос: зачем я записывала на диктофон слова Олега и Виктории Олеговны, если не могу поделиться своими мыслями с Алиной или Мишей? Это кажется абсурдным, но я всё равно не нахожу в себе силы сказать им то, что меня мучает. Тем не менее, я понимаю, что мне нужно собраться с мыслями и рассказать обо всем Мише. Это будет первый шаг на пути к облегчению. После того как я откроюсь ему, мы сможем вместе подумать, как лучше всего сообщить Алине о происходящем. Для неё Виктория Олеговна — это мама, и, несмотря на то, что эта новость, вероятно, не принесет ей радости, ей всё равно нужно знать правду. Пусть даже это вызовет у неё гнев и недовольство, важно, чтобы она понимала, что её мама не желает ей добра. Сегодняшняя тренировка оказалась весьма насыщенной и интенсивной. Я решила не обращать внимания на своё состояние и настроение, а просто сосредоточиться на том, чтобы выложиться по максимуму. Мне хотелось продемонстрировать все свои способности, которые я планирую показать на предстоящей игре. Плохое настроение не должно было влиять на мою производительность и уровень интенсивности во время тренировки. Я понимала, что должна быть в хорошей физической форме. Катаясь по льду, я быстро выполняла все указания Макеева. Под моими коньками рассыпался ледяной порошок, и это зрелище приносило мне удовольствие. Внутри меня возникало ощущение, что я на правильном пути. Я старалась не обращать внимания на окружающих, даже на Антона. Весь мой фокус был направлен исключительно на тренировку. Я не хотела слушать разговоры парней, мне было важно просто провести занятие на должном уровне. Я забивала шайбы в ворота, и Бакин время от времени ловил их. Иногда он пропускал, и я не могла понять, с чем это было связано. Возможно, он отвлекался на что-то постороннее или просто терял счёт шайбам. Либо же я действовала так профессионально и быстро, что он не успевал даже моргнуть. Скорее всего, оба варианта имели место одновременно. В любом случае, я чувствовала, что тренировка проходит успешно. Я была полностью погружена в процесс и наслаждалась каждым моментом на льду. Это было именно то, что мне нужно — возможность проявить себя и забыть о всех переживаниях. Когда у нас проходили предыдущие игры, я с гордостью могу сказать, что моя игра была на высоте. Я забивала шайбы так успешно, что некоторые вратари соперников даже не успевали моргнуть, как шайба уже оказывалась в воротах. Они не успевали подбить клюшкой шайбу, и голы засчитывались нам. Не хочу льстить себе, но считаю себя одной из лучших нападающих в команде «Медведи». Конечно, в нашей команде есть и другие игроки, которые тоже отлично справляются с задачей забивания шайб. Они постоянно обкатывают противников и делают всё возможное, чтобы те не смогли попасть в наши ворота. Но я могу считать себя особенной, ведь я — девушка. В нашем маленьком городке, где каждый знает про каждого, включая все их подробности, это действительно важно. Быть единственной девушкой в мужской команде — это не просто случайность или способ убить время. Я действительно играю на высоком уровне и стараюсь показать все свои способности. В нашей хоккейной среде есть и девушки-хоккеистки, и одна из них — Рита, с которой встречается наш вратарь Семён Бакин. Рита играет в женской команде и также занимает позицию вратаря. Наблюдая за её игрой, я всё больше убеждаюсь в том, что девушки способны на многое, даже на большее, чем парни. — Семён, да ты издеваешься! — восклицаю я, снимая свою маску и подкатившись ближе к нему. — Ты каких ворон считаешь? Чёрных или белых? — А почему именно ворон? — Семён, похоже, не совсем понял мой вопрос. Он быстро взглянул на меня сквозь свою маску. Когда я подъехала к нему, к нам уже присоединились другие ребята, которые с любопытством наблюдали за нашим разговором. Ситуация стала ещё более интересной, когда парни начали перешептываться, поджидая, что же произойдет дальше. — Ну, не знаю, каких там птиц или животных ты считаешь, раз пропустил два гола, которые я тебе забила, и при этом не заметил ни сном, ни духом, — произношу я, положив свою ладонь на плечо Семёна. Я замечаю его грустный взгляд и понимаю, что, похоже, у него что-то случилось, из-за чего он так рассеян на тренировке сегодня. — У тебя всё в порядке? Что-то произошло, из-за чего ты такой задумчивый? — Ага, поспать не дали, бедолаге, — с лёгкой усмешкой отвечает Андрей, и другие парни, словно подхватив его настроение, начинают смеяться. Смех раздаётся в воздухе, создавая непринужденную атмосферу, но я всё равно остаюсь обеспокоенной состоянием Семёна. — Кисляк, закрой рот, — с недовольством произнесла я, метнув на него сердитый взгляд, полный упрека. В такие моменты меня переполняло чувство несправедливости. Я совершенно не могла смириться с тем, что Семён становится объектом насмешек и шуток. Хотя он сам, вполне возможно, воспринимает это с легкостью и не обижается, мне все равно было немного обидно за него. Иногда шутки, которые ему адресуют, звучат настолько колко и язвительно, что даже я, находясь в стороне, ощущаю дискомфорт и неловкость. Эти моменты заставляют меня задуматься о том, как легко можно задеть чувства человека, даже не осознавая этого. Семён — хороший человек, и он заслуживает уважения и поддержки, а не насмешек. — Нет, Кир, ничего не случилось, — произнес Сеня с легкой улыбкой, хотя в его голосе всё же звучала нотка усталости. Он старался создать впечатление спокойствия, но я понимала, что за этой улыбкой скрывается нечто большее. Казалось, он намеренно избегает обсуждения своих проблем, осознавая, что их никто не выслушает. Это было печально, но, к сожалению, довольно распространённое явление. На занятиях, когда я ещё регулярно посещала университет, мы часто обсуждали подобные темы. Нам объясняли, что многие люди не решаются открыться окружающим и поделиться своими переживаниями, потому что боятся, что их проблемы будут высмеяны или не восприняты всерьез. Этот страх быть отвергнутым может быть настолько сильным, что заставляет человека замыкаться в себе, прятать свои чувства и эмоции. Это действительно печально, ведь иногда человеку просто необходимо высказаться, получить поддержку и понимание, но общественные стереотипы и предвзятости мешают этому. Психология человека, особенно замкнутого, представляет собой очень интересную и многогранную область. Мне всегда было любопытно, как работают внутренние механизмы эмоций и мыслей, что заставляет людей закрываться от окружающих. Поэтому по вечерам я стараюсь уделять время тому, чтобы записывать конспекты, которые делают мои одногруппники во время лекций. Я собираю все эти заметки, чтобы не отставать от учебной программы, несмотря на то, что не всегда удается посещать занятия. — Ну что ж, тогда хороше, — произнесла я, с легкой улыбкой на губах, вновь натягивая на себя маску. Это было своего рода ритуал, который помогал мне сосредоточиться и настроиться на предстоящую игру. — но больше не считай ворон. Будь внимательнее. — Ха-ха, точно! Иначе шайба может неожиданно прилететь в голову, и ты в итоге подумаешь, что ворон залетел тебе прямо в глаз! — рассмеялся Назаров, легко ударив его по плечу. — Да закройте вы свои рты уже! — воскликнула я, с легким раздражением, пихнув Назарова в бок. В ответ он издал что-то похожее на крик, удивленный моим неожиданным порывом. — Давайте сосредоточимся и продолжим тренироваться, в темпе! Мои слова прозвучали с такой энергией, что в воздухе повисло напряжение. Я могла видеть, как парни, включая Антона, замерли в шоке, не ожидая, что я проявлю такую настойчивость. — Ничего себе, ты раскричалась! Капитаном вроде бы я являюсь, — с легкой усмешкой произнес Щукин, облизнув губы и подъехав чуть ближе ко мне. Его взгляд был полон игривости, и в нем читалось желание поддразнить меня за проявленную настойчивость. — Ну так руководи, капитан, — ответила я, слегка хмыкнув, и, чтобы подчеркнуть свои слова, легонько ударила его клюшкой по грудной клетке. Я старалась сделать это так, чтобы не причинить ему боли, но при этом передать свою уверенность и легкую шутливость. Егор, однако, лишь засмеялся в ответ, явно не ожидая такой реакции с моей стороны. — Так, а что это у нас тут, столпотворение? — громко крикнул Макеев, свистя в свисток, его голос звучал как гром среди ясного неба. — Тренировка еще не закончилась! Как только она завершится, можете хоть пять часов там стоять, но сейчас продолжайте! — Да-да, всё-всё, — пробормотал под нос Антон, явно недовольный, но понимая, что нам стоит сосредоточиться на задании. С этими словами он вернулся к делу, и, вдохновленные его напоминанием, мы вновь начали активно кататься по льду. Скоро ледовая арена наполнилась звуками скользящих по поверхности коньков и ударов клюшек о шайбы. Мы сосредоточились на игре, забивая шайбы в ворота, стараясь не только улучшить свои навыки, но и поддерживать командный дух. *** Я уже почти не чувствовала своих ног. Тренировка затянулась настолько, что я сбилась со счета, и мне казалось, что она продолжается целую вечность. Усталость накрывала меня волной, и в какой-то момент я даже задумалась о том, чтобы просто упасть на лед и заснуть, не обращая внимания на окружающий мир. В этот миг я забила последнюю шайбу, и Семён, ловко поймав её, завершил этот эпизод. Звуки свистка Макеева, который сегодня прозвучал особенно громко и четко, дали понять, что тренировка подошла к концу. Я с облегчением выдохнула, почувствовав, как напряжение постепенно покидает моё тело. Вдруг, когда я пыталась прийти в себя после интенсивной работы, я заметила на трибуне Карину. Да, это была она! Я даже не осознавала, что она здесь всё это время, хотя, возможно, она подошла совсем недавно. Она смотрела на меня с улыбкой, весело помахивая рукой, и в этот момент я почувствовала, как сердце забилось быстрее. Но, что меня удивило больше всего, так это то, что её внимание, похоже, было приковано не ко мне, а к Егору. Я не могла не заметить, как её взгляд задерживался на нём, и, возможно, это было всего лишь моим предположением, но мне показалось, что в её глазах читалось что-то. — Закончили! Идите все сюда, — громко позвал нас Макеев, снимая перчатки и бросая их в сторону. Его голос звучал уверенно, и в нем ощущалась та авторитетность, которую он всегда привносил в тренировочный процесс. — Так, ну что, все молодцы, но тебе, Кира, я уже говорил: нагружать себя так нельзя. Я почувствовала, как в груди закипает легкое недовольство. — А где я себя нагружала? — воскликнула я, стараясь сохранить легкость в голосе. — Со мной все в порядке, я как огурец! Снимая маску, я постаралась улыбнуться так, чтобы это выглядело естественно, хотя на самом деле усталость уже начинала давать о себе знать. — А ноги у тебя тоже трясутся, как у огурца? — с легким насмешливым тоном поинтересовался Макеев, и я невольно взглянула на свои ноги. Действительно, они слегка дрожали, и я, инстинктивно положив левую руку на левую ногу, попыталась успокоить её, словно это могло помочь избавиться от нервного тремора. Я осознала, что усталость постепенно накапливается, и в такие моменты даже самые простые движения могут казаться трудными. Но, несмотря на это, я старалась держаться уверенно и не показывать, что уже чувствую себя измотанной. — Ладно, — продолжил Макеев, — все свободны! Завтра тренировка в пять, никому не опаздывать! Его голос звучал решительно, и в нем ощущалась строгость, которая не оставляла места для обсуждений. Внутри меня возникло чувство облегчения, когда я поняла, что день тренировок подошел к концу. Сергей Петрович первым покинул ледовую арену и направился в тренерскую, а мы, следуя за ним, начали собираться. Но я вдруг остановилась, почувствовав желание остаться рядом с Кариной. Она стояла на трибуне, и её теплое выражение лица и улыбка притягивали меня, словно магнит. Когда некоторые парни заметили, что я задержалась, их взгляды также обратились к Карине. Я могла видеть, как они, смеясь и переговариваясь, начали обмениваться взглядами, замечая её приветливую улыбку. Она встречала каждого с открытым сердцем. — А это Сеня — девушка, — с легкой усмешкой произнес Кисляк, наклонившись к девушке и, словно представляя её всему миру. — Понимаю, что для тебя это редкое явление, но вот посмотри, — добавил он, обнимая Семёна за плечи. Сеня, услышав это, лишь хмуро покачал головой, бросая взгляд на Андрея, который стоял рядом. Его лицо выражало легкое недовольство, и я могла видеть, как он пытается скрыть свою растерянность. — Очень смешно, — произнес он с иронией, но в его голосе всё равно звучала нотка обиды. — Я Карина, приятно познакомиться, — с доброй улыбкой произнесла она, вежливо протянув руку. Семён, быстро сняв хоккейную перчатку, тоже пожал ей руку, его лицо озарилось дружелюбной улыбкой. В этот момент в воздухе витала легкая атмосфера, и я заметила, как оба они искренне рады этому знакомству. — Мы недавно спасли Карину от одного придурка, — спокойно продолжил Пономарев, обращая свой взгляд сначала на Бакина, а затем снова на Карину. Его голос звучал уверенно, и я могла видеть, что он не собирался смягчать свои слова. — Это произошло после одной из тренировок, когда мы решили немного прогуляться. — Ну как всегда, я пропускаю все самое интересное, — произнес Сеня, и в его голосе звучала грусть, словно он сожалел о том, что не был с нами в тот момент. Я же, напротив, испытывала облегчение, что его не было рядом, ведь на самом деле ничего захватывающего там не происходило. — Поверь, Сень, там не было абсолютно ничего интересного, — хмыкнула я, стараясь развеять его сомнения. — Просто наказали одного гада, и я надеюсь, что он теперь нескоро выйдет… из тюрьмы. Слова, произнесенные мной, повисли в воздухе, и я заметила, как Бакин, стоящий рядом, немного пришел в шок от услышанного. Его глаза начали понемногу расширяться, словно он не мог поверить в то, что только что услышал. Он, наверное, был готов выслушать любую историю, но только не такую. — Ого, — выдохнул он, и в его голосе звучала смесь удивления и недоумения. Я могла видеть, как его мысли стремительно перемещались от одной идеи к другой, пытаясь осмыслить ситуацию. — Ну ладно, ребята, идите в раздевалку, переодевайтесь, — произнесла Кира, подмигнув всем парням. На её сигнал они моментально направились в сторону раздевалки, словно по волшебному приказу. Некоторые из них, судя по всему, уже давно были там, и кто-то, возможно, даже успел отправиться в душ, чтобы смыть с себя усталость после тренировки. — Кира, мне нужно с тобой поговорить, — обратилась она ко мне, дождавшись, пока пани уйдут. — Могу подождать тебя на улице? — Нет-нет, на улице будет холодно, — ответила я, направляясь к выходу. — Лучше подожди меня у входа на первом этаже, хорошо? Я постараюсь вернуться быстро, но, честно говоря, ничего не обещаю. Если что, можешь зайти в буфет и перекусить что-нибудь. — Хорошо, я буду ждать, — кивнула она с улыбкой, и исчезла из виду. Я направилась к раздевалке, но вдруг почувствовала, как кто-то схватил меня за локоть и прижал к стене. Обернувшись, я увидела знакомое лицо — это был Кисляк. — Господи, ты меня напугал! — воскликнула я, пытаясь прийти в себя после неожиданного сюрприза. — Что тебе нужно? — Я хочу поговорить с тобой, Кирюха, — произнес Андрей, смотря мне прямо в глаза. Его взгляд был таким странным и непонятным, что мне даже трудно было подобрать слова, чтобы его описать. В нем было что-то настойчивое, что-то, что заставляло меня чувствовать себя неуютно, словно он пытался проникнуть в самую суть моих мыслей. Внутри меня пронеслась мысль: «Почему сегодня все решили поговорить со мной?» Этот вопрос, как назойливый комар, не оставлял меня в покое, и я не могла избавиться от ощущения, что что-то необычное назревает. — О чем именно? — спросила я, сложив руки на груди и вздохнув с легким раздражением. Я закатила глаза, словно пытаясь показать, что мне не очень-то хочется углубляться в эту тему. Но, честно говоря, я прекрасно знала, о чем он собирается говорить. Мысль о предстоящем разговоре уже давно витала в воздухе, и я чувствовала, что этот момент неизбежен. — Как о чем? О нашем с тобой поцелуе, который произошел пару дней назад, — произнес Андрей, и в тот же миг я услышала какой-то звук, раздавшийся всего в нескольких сантиметрах от нас. Повернувшись, я увидела лишь пустоту — никого и ничего. Наверное, мне просто показалось. — Знаешь, после того поцелуя ты как-то совсем перестала со мной разговаривать, — произнес Кисляк, его голос был полон недоумения. — Я тут подумал… может, это из-за меня ты такая хмурая? Неужели я тебе что-то там перевернул? Он прислонил руку к моему животу, но я, не раздумывая, убрала её, словно она была огненной. — Кисляк, твою мать, не стоит так высоко себя ценить! — выпалила я, не сдерживая волну раздражения, которая накрыла меня с головой. — Если я хмурая, разве это значит, что причина в тебе? У меня и без тебя хватает своих проблем, и их, поверь, больше чем достаточно. Этот вопрос действительно вывел меня из себя. Он явно переоценивал своё значение в моей жизни, и это начинало меня бесить. — Мы просто поцеловались, — продолжала я, стараясь говорить спокойно, хотя внутри меня всё бурлило. — Ничего сверхъестественного в этом нет. Так что давай, иди в раздевалку и не трать моё время своими глупыми вопросами. Я ощущала, как напряжение в воздухе нарастает, и мне хотелось, чтобы этот разговор поскорее закончился. Неужели он не понимает, что не всё в жизни вращается вокруг него? — Значит, тебе это понравилось, — произнес он, и в его голосе не было ни тени сомнения, только уверенность, которая заставила меня замереть. Это было не просто утверждение, а словно приговор, вынесенный без возможности обжаловать. Я даже немного удивилась, как он мог так точно уловить мои чувства, откуда у него такие выводы? Его слова пронзили меня, и я почувствовала, как на щеках появляется легкий румянец. — Можешь даже не оправдываться, у тебя на лице все написано. Я едва успела произнести хотя бы одно слово, как Андрей, словно ветреный призрак, стремительно исчез и растворился из моего поля зрения. Он, казалось, проник в самые потаенные уголки моей души, словно умел читать мои мысли, которые я сама еще не успела осознать. Откуда у него такие смелые выводы? Как он мог уловить те тонкие нити чувств, которые даже я не решалась признать перед самой собой? Этот поцелуй, который еще не успел стать частью моего сознания, вдруг стал центром бурных эмоций, словно яркая звезда, вспыхнувшая в бездонной тьме моих размышлений. Когда Кисляк произносил свои слова, в моей груди раздался тихий, но настойчивый стук — что-то живое, пульсирующее, требующее внимания и понимания. Но что это было? Я не могла понять, что именно пробудило во мне этот трепет, но он был там, в самом сердце, словно неведомая сила, заставляющая меня задуматься о том, что происходит в моем внутреннем мире. Я не знала, как объяснить это чувство, но оно было таким настоящим, что не оставляло ни капли сомнения. Чертов Кислый! Как же порой мне хотелось схватить его за плечи и с силой встряхнуть, чтобы он наконец осознал, как его выходки меня раздражают. Я же вроде говорила на русском языке прекратить все эти шашни. Но, как и следовало ожидать, мои слова, словно легкий ветерок, лишь пронеслись мимо, не оставив ни следа. Они продолжали свои бессмысленные игры, смеясь и подшучивая друг над другом, не замечая, как мои мольбы растворяются в воздухе, не достигая их ушей. Я чувствовала, как внутри меня нарастает буря, и каждый их смех, словно игла, вонзался в мою душу, подкидывая дрова в огонь моего раздражения. Как же хотелось, чтобы они наконец поняли — это не просто игра, это мои чувства, моя жизнь, и я не собираюсь оставаться в тени их легкомысленных развлечений. *** Когда я, окутанная струями воды — холодными и теплыми, словно природа сама решила обнять меня, мылась в душевой, в душе моей возникло ощущение облегчения. Я старалась завершить этот ритуал как можно быстрее, ведь знала, что Карина ждет меня с нетерпением, как звезда, жаждущая своего часа на сцене. В раздевалке, где царила атмосфера дружеского единства, я спокойно переодевалась. Мягкий свет отражался от белых стен, а воздух наполнялся запахом свежести и спортивного духа. Я аккуратно складывала хоккейную форму в свою сумку, словно укладывая в нее не только ткань, но и свои мечты о предстоящих победах. Клюшка, верная спутница на льду, нашла свое место среди других, стоящих в ожидании завтрашней тренировки, как солдаты перед битвой. Собираясь покинуть раздевалку, я вдруг заметила его — Щукина. Он стоял на входе, словно статуя, застывшая в неподвижности. Его взгляд был полон противоречий: грусть и злость переплетались в нем, создавая неясное ощущение. Я не могла понять, что именно скрывается за этой маской эмоций. — О, Егор, а что ты здесь делаешь? — произнесла я, удивленно приподняв бровь. Внутри меня возникло легкое волнение, словно тихий ветерок, пробежавший по поверхности спокойного озера. Я была уверена, что ты уже давно покинул это место, растворившись в своих делах и заботах. Закинув свою ярко-красную сумку на плечо, я собиралась выйти из раздевалки, но вдруг, словно невидимая сила остановила меня, Егор слегка приостановил мой шаг. Сердце мое забилось быстрее, и внутри меня закралась тревога. Если он сейчас скажет, что нам нужно поговорить, я не знаю, как отреагирую. В этот день уже трое людей выразили желание обсудить со мной что-то важное. Что же ими движет? Может, это магнитные бури, которые сбивают с толку даже самых стойких и уверенных в себе? — Кира, остановись, пожалуйста, — произнес он, его голос звучал настойчиво, но в то же время мягко, как нежный шепот ветра. — Мне нужно с тобой поговорить. Я не займу у тебя много времени. Когда Егор произнес эти слова, я едва сдерживала смех. Внутри меня возникло ощущение, будто я обладала даром предвидения, как ясновидящая, способная заглянуть в будущее. Всего лишь за несколько мгновений я поняла, что он хочет обсудить что-то важное. — Я тебя внимательно слушаю, Егор, — произнесла я, стараясь придать своему голосу уверенность, хотя внутри меня всё бурлило от нетерпения. — Только давай быстрее, меня там Карина ждет. Я сделала глубокий вдох, наполняя легкие свежестью, и даже не подозревала, что этот разговор может изменить ход событий. Внутри меня возникло легкое предчувствие, и, возможно, если бы я осмелилась сказать ему, что очень спешу, я могла бы избежать последствий, которые, как тени, уже начали сгущаться вокруг нас. Но вместо этого я решила не торопить время, ведь мне было невероятно интересно, о чем он собирается говорить. Каждая секунда тянулась, как пружина, готовая к разрыву, и я чувствовала, как волнение растет. — Я сегодня услышал о вашем разговоре с Кисляком, — произнес Егор, и его губы сразу же поджались, словно он старался сдержать бурю эмоций, внимательно изучая меня своим проницательным взглядом. В этот момент я поняла, что разговор, который мы начали, уже не будет легким. Он был полон вопросов, которые я не хотела бы обсуждать, особенно с ним. Внутри меня разразилась буря. Я не делилась этой тайной ни с кем, кроме Антона, и, возможно, Карина была в курсе. Миша не знал, Марина тоже, и вот теперь Егор, словно внезапный шторм, обрушившийся на спокойное море, узнал о том, что произошло между мной и Кисляком. Бинго. — А именно про ваш поцелуй, — продолжал он, его голос звучал настойчиво. — Я хотел бы спросить, это правда? Я ощутила, как сердце забилось быстрее, но старалась сохранять спокойствие. — Ты прекрасно знаешь, что врать я не люблю и не хочу, — ответила я, стараясь говорить быстро и четко, чтобы не выдать волнения. На моем лице не было улыбки, как она собиралась появиться всего несколько секунд назад. Врать было бы глупо, особенно если Егор слышал все своими собственными ушами. Внутри меня разгорелось желание отомстить Кисляку за его легкомысленность. — Да, это правда, — произнесла я, и в этих словах звучала тяжесть признания. — Это произошло, когда мы отвозили Карину в полицейский участок. Все тогда разошлись, а я осталась с Антоном, Кариной и Андреем. Антон и Карина сели в такси и ждали меня, а я решила поблагодарить Кисляка за его помощь. И вот тут-то всё и пошло наперекосяк. Я просто хотела выразить свою благодарность, а он… он поцеловал меня. В этот момент я почувствовала, как слова, вырвавшиеся из уст, словно камни, упали в бездну. — А для тебя это что-то значит? — произнес Егор, и в его голосе звучал некий скрытый интерес, который заставил меня задуматься. Я не могла понять, с какой целью он так настойчиво интересуется этой темой. Неужели его это действительно так затрагивает? Внутри меня закралось предчувствие, что сейчас произойдет нечто важное, и, как всегда, моё чутье не обманывало. — Что для меня это может значить, Щука? — ответила я, стараясь говорить уверенно, хотя на самом деле чувствовала, как внутри меня бушуют эмоции. — Это был просто поцелуй, ничего особенного. Я не ощутила ничего при этом, тем более он продлился всего мгновение, ведь Антон разъединил нас, словно магниты, отталкивающиеся друг от друга. Я усмехнулась, пытаясь внести в разговор нотку веселья, но как же я тогда ошибалась. Щукин тоже немного рассмеялся, и на мгновение мне показалось, что напряжение утихает. Но вдруг произошел тот самый момент, когда я не ожидала от него таких резких движений. Взгляд Егора стал более серьезным, и в воздухе повисло напряжение, словно натянутая струна, готовая разорваться. Он шагнул ближе, и в этом движении сквозила решимость, которая заставила меня замереть. Внутри меня раздавался тихий голос, предостерегающий от возможных последствий, но я не могла отвести взгляд от его лица. Я не могла предугадать, что именно он собирается сказать или сделать дальше, и это чувство неопределенности лишь усиливало мою тревогу. Щукин резко шагнул вперед, и в этот миг я ощутила странное дежавю, как будто время вновь вернуло меня в прошлое. Егор, словно поддавшись импульсу, взял меня за лицо и, не медля, начал целовать меня в губы. Шок охватил меня, и я не сразу осознала, что произошло. Я была совершенно не готова к такому повороту событий — это было очевидно. Мой разум, словно застывший в неподвижности, не мог адекватно воспринять происходящее, и я не могла оттолкнуть его, по крайней мере, в первые секунды. Но когда мой мозг наконец осознал реальность, я мгновенно оттолкнула его, как будто этот поцелуй был чем-то ядовитым. Я не ответила на его настойчивые губы, ведь находилась в состоянии шока, не в силах понять, что же происходит вокруг. Он продолжал целовать меня, а я смотрела на Щукина широко раскрытыми глазами, полными недоумения и гнева. Внутри меня бушевали эмоции, словно бурное море, и я хотела высказать ему всё, что накопилось в груди. Слова рвались на свободу, но я не могла сдержаться, не могла найти нужные фразы. Я чувствовала злость на Кисляка, злость на Щукина. Эти два человека, казалось, не понимали, что мои слова имеют значение, что они не просто пустые звуки. Даже если они обещали, что такого больше не будет, их действия говорили об обратном. Они словно решили по очереди целовать меня, как будто я была бездушной куклой, с которой можно играть по своему усмотрению. Я, черт возьми, тоже человек! У меня есть свои чувства, свои эмоции, и я не позволю, чтобы со мной так обращались. Я не игрушка, не предмет для развлечений, и в этот момент я почувствовала, как внутри меня загорается искра решимости. Я не могу и не буду молчать, когда мои границы нарушаются, когда меня используют как марионетку в их игре. Я заслуживаю уважения, и настало время это заявить. — Да я с вами на китайском, что ли, объясняюсь? — воскликнула я, и в моем голосе звучала ярость, переплетенная с глубокой обидой. — Я же, по-моему, русским языком сказала, чтобы вы прекратили все свои замашки! Они мне не нужны! В груди моей разгорался огонь злости, и обида сжимала сердце в тисках. Я не выделяла кого-то одного, моя ярость охватывала как Егора, так и Андрея. Я человек, я вам не игрушка, не кукла, с которой можно играть, с которой можно делать всё, что вам вздумается. — Я вам по-хорошему уже сказала: отстаньте от меня! — продолжала я, стараясь вложить в свои слова всю ту решимость, что кипела внутри. — Давайте будем общаться как раньше, как друзья. Что непонятного в моих словах? Я чувствовала, как слезы начинают пробираться к краю моих глаз, и мой голос дрожал, выдавая мою уязвимость. Егор заметил это, и в его взгляде мелькнуло что-то, что заставило меня замереть. Я старалась сдерживать себя, изо всех сил пытаясь не разреветься здесь, в этой раздевалке, не выбежать, вся в слезах, вся в соплях. Мне было обидно, что мои слова, мои просьбы словно не доходят до них, как будто я говорила на языке, который они не понимают. Я чувствовала себя невидимой, как призрак, который никто не замечает. Внутри меня разгоралась печаль, смешанная с гневом, и я не могла понять, почему они не видят, что я — это не просто тело, это человек с чувствами, с переживаниями, с правом на уважение. — Кира, прости, это случайно произошло, — произнес Щукин, его голос дрожал от волнения, и он начал оправдываться, словно искал выход из ловушки, которую сам же и устроил. Он попытался сделать шаг ко мне, но я оттолкнула его, как будто он был огнём, способным обжечь. Если бы я была какой-нибудь мимолетной дурочкой, возможно, я бы поверила в его слова. Но я знала о той борьбе, что развернулась вокруг меня, о том, как они, словно два соперника на ринге, сражались за моё внимание. Я не могла поверить, что Егор просто не сдержался; его действия были тщательно продуманы. — Случайно можно споткнуться, идя по лестнице, вот это действительно случайность! Но не случайно притянуть к себе и поцеловать человека! Ты, Щукин, сделал это намеренно, ты хотел этого и осуществил свой замысел! — я старалась говорить громко, но не слишком, понимая, что некоторые тренеры все еще могут быть рядом, и если я закричу на всю раздевалку, то это будет слышно даже за пределами города, где каждый таракан узнает о наших разборках. — Значит так, запомни раз и навсегда, и Кисляку тоже передай, чтобы ни ты, ни он больше ко мне не подходили! Если мои слова для вас — пустое место, пустой звук, то вы для меня тоже пустое место! Не волнуйтесь, я не вынесу это на лёд. Я просила вас, как нормальных людей, давайте общаться, как раньше, но нет, надо включать тупых ослов, да, Щукин? Внутри меня бушевали эмоции, и я чувствовала, как гнев переполняет меня, заставляя каждое слово звучать с особой силой. Я не собиралась позволять им играть со мной, как с игрушкой, и в этот момент я решила, что пришло время поставить точки над «и». Я резко оттолкнула Егора, выплескивая всю свою злость, и, не оглядываясь, выбежала из раздевалки, как будто стремилась вырваться из тёмного туннеля, который сжимал меня в своих объятиях. Он последовал за мной, его голос звучал в спину, он что-то кричал, но я не слышала его слов, словно они растворялись в воздухе, не доходя до моего уха. Я старалась игнорировать его, как будто он был призраком, который не имел права на моё внимание. Его извинения и попытки объясниться не имели для меня значения — если им плевать на меня, на мои чувства, на мои слова и просьбы, то и мне не стоит заботиться о них. С каждым шагом я чувствовала, как ноги подкашиваются, словно они теряли свою силу, как будто сами отказывались нести меня дальше. Мои руки дрожали, и я с трудом сдерживала слёзы, которые готовы были хлынуть из глаз, как дождь, обрушивающийся на землю. Внутри меня бушевали противоречивые эмоции, смешиваясь в хаос, с которым я не знала, как справиться. Обида, боль и неприятие переплетались в один клубок, и от этого мне становилось только хуже. Я чувствовала, как эти чувства давят на меня, как тяжёлый камень, лежащий на сердце, и не дают покоя. Я не знала, как с этим всем справиться, и в этот момент мне казалось, что мир вокруг меня распадается на части, как старое стекло, разбивающееся о землю. Я шла, стараясь не думать о том, что произошло, но мысли всё равно возвращались, как назойливые мухи, не давая покоя. Мне было просто плохо, и эта тяжесть, что давила на меня, не отпускала, словно тень, следовавшая за мной на каждом шагу. В груди у меня смешивались обида и злость, страх и неопределённость, и я понимала, что должна потерпеть хотя бы до дома. Впереди меня ждала встреча с Кариной, и я не могла позволить себе показать слабость. Я надеялась, что, добравшись до дома, смогу найти утешение и покой, который я искала. *** Когда я заметила Карину у входа, в моем сердце вспыхнуло тепло, и я мгновенно сменила свои эмоции на яркую улыбку, словно это было единственное, что могло скрыть бурю, бушующую внутри. Я не хотела, чтобы она увидела, как я на грани слёз, готовая разрыдаться прямо в этом ледовом дворце, где царила атмосфера радости и веселья, а моё внутреннее состояние не вписывалось в этот светлый мир. Собравшись с силами, я поправила свою сумку на плече, словно подчеркивая свою решимость и готовность встретить её с позитивом. С искренней улыбкой, которая, надеюсь, скрывала мои тревоги, я направилась к Карине, которая радостно махала мне рукой, её лицо светилось, как солнечный луч, пробивающийся сквозь плотные облака, освещая тёмные уголки моей души. — Не долго меня ждала? — спрашиваю я, обращаясь к Карине, стараясь вложить в свой голос лёгкость, чтобы не выдать те бурные эмоции, что терзали мою душу, как неугомонные волны, разбивающиеся о скалы. — Нет, не особо, — отвечает она, и в её голосе звучит радость, словно мелодия, наполняющая пространство вокруг. — Я была в буфете, съела там булочку и выпила сок. Там, кстати, очень вкусно кормят. Слова Карины, простые и искренние, словно солнечные лучи, пробивающиеся сквозь плотные облака, наполнили меня теплом и светом. Её широкая улыбка, искренне сияющая, словно звезда на ночном небе, заставила и меня улыбнуться в ответ. В этот момент она стала для меня настоящим лучом света, проникающим в самые тёмные уголки моей души, которая сейчас разрывалась от противоречивых чувств и переживаний. Мы вышли из Ледового дворца, и на улице уже начинало сгущаться вечернее темнота, как будто мир готовился к спокойной ночи. Я взглянула на циферблат своего телефона и заметила, что стрелки показывают четыре часа. Через час здесь станет совсем темно, словно настанет ночь, укрывая всё вокруг своим мягким покрывалом. Карина была одета в серую тёплую куртку, её ноги обули уютные сапоги, а на голове красовалась черная шапка, из которой торчали яркие блондинистые волосы. Я заметила, как её глаза искали подходящие слова, как будто она прокручивала в своей голове фразы, которые хотела мне сказать. В её взгляде читалось желание поделиться чем-то важным, и мне стало любопытно, о чем же она так настойчиво размышляет. — Карин, ты, кажется, хотела поговорить со мной, — произнесла я, стараясь не торопить её, но в то же время желая, чтобы она скорее выдавила из себя эти слова. Внутри меня зреет ожидание, ведь сегодняшний день не баловал нас приятными разговорами, и я просто хотела поскорее вернуться домой, в уютное и спокойное место, где можно было бы забыть о суете и переживаниях. Да, Кира, — произнесла Карина, её голос звучал мягко и задумчиво, словно она искала нужные слова в бескрайних просторах своих мыслей. Она остановилась, нежно взяла меня за плечо, и, посмотрев мне в глаза, поставила напротив себя, чтобы наш разговор стал более интимным и искренним. — Я просто подбираю слова, чтобы выразить то, что у меня на сердце. Она сделала паузу, и в этот момент мир вокруг нас словно замер, оставляя только нас двоих в этом пространстве, наполненном ожиданием. — В общем, мне очень понравился Егор Щукин, — продолжила она, и в её голосе зазвучала мелодия восхищения. — Помнишь тот момент, когда вы меня спасли? В тот миг я увидела в нём нечто большее, чем просто знакомого. Я заметила, как он проявил свою доброту. Он так яростно отстаивал мою позицию в полицейском участке. Её голос звучал всё более уверенно, и я видела, как внутри неё разгорается искра надежды. — Кир, мне очень хочется, чтобы ты познакомил меня с ним поближе. Мы, конечно, знакомы, но этого недостаточно. Я хочу больше — хочу общаться с ним, узнать его лучше, стать друзьями, а потом, возможно, и нечто большее. Карина, как будто сама весна, смотрела на меня своими искренними, многогранными глазами, в которых переливались все оттенки радуги. В этот волшебный миг моё сердце забилось так сильно, что казалось, будто оно вот-вот вырвется из груди, как птица, стремящаяся к свободе. Я была искренне рада за неё, за то, что в её душе расцветают новые чувства, что её сердце начинает трепетать от нежности к Щукину. Но, увы, в этот момент, когда она делилась со мной своими переживаниями, мысли мои были полны тревоги и сомнений. Если бы только она знала, что на самом деле скрывается за улыбкой Щукина, что он сделал в тот роковой день, когда Егор поцеловал меня против моей воли. Этот поступок оставил глубокий след в моём сердце, и теперь, когда я думаю о том, как могла бы устроить встречу между Кариной и Щукиным, меня охватывает горечь. Я бы с радостью организовала для них свидание в уютном кафе, где бы светились огоньки, а за окном кружились снежинки, но после того, что произошло, я не могу даже взглянуть на Егора. Моё желание говорить с ним исчезло, как утренний туман, развеянный первым солнечным лучом. Но вот, к сожалению, Карина выбрала не самый удачный момент для откровений. Если бы она поделилась своими чувствами хотя бы вчера, возможно, всё пошло бы иначе, и, возможно, наши жизни не были бы переплетены такими сложными узами. Теперь же, в этом переплетении судеб, я не могу избавиться от мысли, что всё могло бы быть иначе, если бы не тот случайный поцелуй, который оставил в моей душе шрамы. — Ну что, расскажешь Егору о своих чувствах? Но, пожалуйста, не вдавайся в детали, просто скажи, что хочешь с ним погулять, а дальше я сама разберусь, — произнесла Карина, и в её глазах зажглись искры надежды. Я видела, как сильно она стремится к этому, как жаждет, чтобы в её жизни всё наладилось, чтобы рядом с ней оказался Егор. Она мечтала о том, чтобы стать ближе к нему, возможно, сначала просто хорошими друзьями, а потом, кто знает, может, и больше. — Он единственный, кто запал мне в душу, кто остался в моём сердце, и я не могу избавиться от мыслей о нём. Я улыбнулась ей, стараясь поддержать её светлые помыслы, но в то же время в душе моё сердце сжималось от нежелания открывать ей правду. — Карин, мне очень приятно видеть, как ты испытываешь такие искренние чувства к нему, — произнесла я, стараясь вложить в свои слова всю теплоту и понимание, которые могла. — Но, может быть, ты сама сможешь всё это организовать? Дело в том, что между Егором и мной произошли некоторые, скажем так, неприятные моменты, и сейчас я не общаюсь с ним так, как хотелось бы. Я пыталась объяснить ситуацию, подбирая слова с осторожностью, словно они были хрупкими, как стекло. Я не хотела углубляться в подробности, не собиралась делиться с ней своим горьким опытом, но и не могла оставить её без помощи. — Карин, я бы с удовольствием поддержала тебя, если бы не наши разногласия с Егором. Давай я дам тебе его номер телефона, а ты сама сможешь действовать, как подскажет тебе сердце. — А что же у вас произошло? — спросила она, и её улыбка вдруг сменилась на приподнятые брови, а в глазах появилось непонимание. — Это что-то серьёзное? Я почувствовала, как в груди у меня застряло что-то тяжелое, как будто тень, нависшая над нашими разговорами. — Это неважно, — ответила я, стараясь сохранить лёгкость в голосе, хотя на самом деле внутри меня бушевали штормы. Я мягко положила руки на плечи её куртки, ощущая тепло, исходящее от неё, и сжала левое плечо своей рукой, как бы подбадривая её. — Так что, дам тебе номер Щуки? — произнесла я, стараясь вернуть разговор в русло, где её мечты могли бы получить шанс на осуществление. Внутренний конфликт продолжал терзать меня, но я понимала, что этот момент — не о моих переживаниях, а о её надеждах и желаниях. Я хотела, чтобы она сделала шаг к своему счастью, даже если это означало, что мне придётся оставить свои собственные чувства в тени. — Ну что ж, давай, — произнесла Карина, вновь расправляя губы в улыбке и несколько раз кидая головой, словно подтверждая свои намерения. В её глазах снова зажегся огонёк надежды, яркий и живой, как солнце, пробивающееся сквозь облака. Она достала свой телефон, и, пока я диктовала ей номер Щукина, я чувствовала, как внутри меня растёт облегчение. Возможно, этот новый интерес Карины к Щукину поможет ему забыть о соперничестве с Кисляком и переключиться на Чернову. Мне очень хотелось в это верить. — Кира, спасибо тебе большое! — воскликнула она, и в её голосе звучала искренность, которая согревала мою душу. — Я просто никогда не знакомилась с парнями первой, вот и не знаю, как быть. — Всё бывает когда-то в первый раз, — произношу я, натягивая на себя маску улыбки, столь фальшивой, что даже сама себе не верю. Мои глаза, словно опустившиеся занавески, скрывают бурю эмоций, бушующую внутри. Тяжёлый вздох, вырвавшийся из груди, чуть не выдал меня, и я почувствовала, как Карина внимательно изучает моё лицо, мои эмоции. Возможно, она хотела сказать что-то важное, что-то, что могло бы изменить ход нашего разговора, но я опередила её. — Давай я тебя провожу до дома? — предложила я, стараясь вернуть разговор в привычное русло, где забота о ней могла бы затмить мои собственные переживания. — Пойдем, — произнесла она, легким кивком головы указывая путь. Мы начали двигаться в сторону ее дома, и в этот момент в моей голове царила полная неразбериха. Мысли путались, словно осенние листья, закруженные в вихре ветра, и я ощущала, как мир вокруг расплывался в неясности. Желание забыть все, что окружало меня, становилось все более настойчивым, как бурное море, жаждущее спокойствия. *** Шагая по замерзшим улицам, я ощущала, как под ногами хрустел снег, словно шептали мне свои тайны белые кристаллы, рассыпанные по земле. Каждый шаг, каждый звук был как напоминание о том, что зима окутала мир своим холодным дыханием, а вместе с ней и мои мысли, полные тревог и воспоминаний. Я уже предвкушала тот долгожданный момент, когда, наконец, переступлю порог своего дома, где меня будет ждать уют и тепло. В голове рисовались картины того, как я войду, сниму с себя все оковы внешнего мира — тугие одежды, что обвивали меня, как лианы, и, переодевшись в мягкие, приятные ткани, погружусь в атмосферу покоя. Я мечтала о том, как уложу свою голову на подушку, закрою глаза и позволю себе забыться, как будто день, полный волнений и переживаний, никогда не существовал. Я стремилась к забвению, к тому, чтобы стереть из своей памяти все, что происходило со мной в последнее время. Воспоминания о Кисляке и Щукине, словно тени, следовали за мной, не давая покоя. Их имена звучали в моей голове, как эхо, напоминающее о том, что было между нами: о поцелуях, что накрывали мои губы, оставляя после себя сладкий привкус, но и горечь, которая не давала мне покоя. Я хотела забыть о том, как их взгляды пронизывали меня, как их присутствие заполняло каждый уголок моего сердца. Я мечтала о том, чтобы все это растворилось, как снег под солнечными лучами, чтобы память о них стала лишь легким облаком, которое не сможет затмить свет моей жизни. Я искала способ вырваться из этого замкнутого круга эмоций, чтобы больше никогда не возвращаться к тем моментам, что причиняли мне боль. До дома оставалось всего лишь семь минут неспешного шага, и в этот миг я была готова растянуть этот путь, как сладкое наслаждение, чтобы унять стремление времени, которое, казалось, бежит слишком быстро. Я шла, погруженная в свои мысли, позволяя себе насладиться каждым звуком зимней ночи — хрустом снега под ногами, который напоминал мне о том, как прекрасен этот холодный мир. Мои руки уютно прятались в карманах теплой куртки, а морозный воздух наполнял легкие свежестью, словно сам зимний вечер обнимал меня своим холодным дыханием. Но вдруг, в тишине, нарушаемой лишь шорохом снега, я ощутила, как за моей спиной кто-то приближается. Шаги, звучащие в ритме зимнего леса, казались четкими и ясными, словно отголоски чего-то важного. Я затаила дыхание, и в тот момент сердце мое забилось быстрее, наполняясь легким волнением и даже страхом. Быстро обернувшись, я увидела, как под мягким светом фонарей, что нежно освещали улицы, стоит Миша. — Тьфу, Миша, блин! — вырвалось у меня, словно легкий ветерок, что пронёсся сквозь вечернюю тишину. Я глубоко вздохнула, стараясь успокоить сердце, ведь за мной не таился зловещий маньяк, а всего лишь мой друг, — Чего ты так пугаешь? — Прости, я не хотел тебя испугать, — ответил он, и его губы изогнулись в лёгкой улыбке, которая, казалось, могла растопить даже самый крепкий лёд. Он начал приближаться ко мне, словно искал способ уменьшить расстояние, что разделяло нас. — Просто я переживаю за тебя. В последние два дня ты выглядишь не как обычно, словно потерялась в своих мыслях. На тебе лица нет. Что-то случилось? И в этот миг, словно в тишине зимнего вечера, я осознала, что настал тот самый момент, который мне выпал, как редкий шанс, словно звезда, упавшая с небес. Я знала, что должна открыться Мише, рассказать ему о том, что задумала мама Алины в союзе с тренером Олегом. Два долгих дня молчания тянулись, как бесконечная река, и в каждом мгновении я чувствовала, как слова, что рвались на свободу, запирались в клетке страха и неуверенности. Но теперь, когда вечерний свет мягко освещал наши лица, я понимала, что должна преодолеть этот барьер. Собравшись с мыслями, я ощутила, как в моём сердце разгорается пламя смелости, словно звезда, что ярко сверкает на ночном небосклоне. Я знала, что, если не поделюсь этой важной новостью с Мишей, упущу возможность изменить ход событий. Я глубоко вдохнула, готовясь к тому, чтобы произнести слова, которые давно ждали своего часа. — Миш, — начала я, собираясь с мыслями, — уже два дня я хочу тебе кое-что сказать, но всё это время не могла найти нужные слова. Теперь я понимаю, что больше не могу молчать. Я считаю, что ты должен это знать, и Алина тоже. Я сглотнула ком в горле, который, казалось, мешал мне говорить, словно он был наполнен всеми теми невыразимыми чувствами, что накапливались внутри меня. Волнение накрыло меня волной, и я почувствовала, как сердце забилось быстрее, осознавая, что то, что я собиралась сказать, могло изменить многое. — Что такое? — спросил Миша, его голос стал настороженным, когда я произнесла эти слова. В его глазах читалось недоумение, и, возможно, он не совсем понимал, о чём идёт речь. Но я знала, что стоит лишь немного времени, и когда я изолью всё, что у меня на душе, он поймёт, что именно я хочу донести до него. — В общем, ты же помнишь тот случай, когда Назаров, не знаю уж по какой причине, вдруг решил проявить свою силу и толкнул меня прямо о бортик бассейна? Я тогда, конечно же, сразу направилась в медицинский пункт, чтобы проверить, все ли со мной в порядке, — я обращаюсь к Мише, и он, понимая, о чем речь, лишь кивает в ответ. — я не стала задерживаться в медпункте и решила, что мне лучше и ушла в раздевалку. Мне хотелось освежиться под холодной водой, чтобы немного привести себя в порядок. Но это, по сути, не так уж и важно для того, о чем я хочу тебе рассказать. Когда я была в раздевалке, я стала свидетелем разговора между Олегом и Викторией Олеговной. — Так, — Миша уже явно начал проявлять повышенное внимание, и было заметно, что он начинает догадываться о том, что я собираюсь рассказать ему нечто важное, что может иметь определенное значение для нас обоих. — В общем, Олег специально даёт Алине большую нагрузку и делает тренировки такими длительными, чтобы больше времени проводить с ней. Она ему нравится, Миша. И мама Алины ему в этом помогает. Я слышала, как он благодарил её за советы, которые она ему давала. Я записала разговор Олега и Виктории Олеговны. Конечно, в записи нет начала, но что-то есть. Я знала, что Миша непременно мне поверит. Но всё же, в глубине души, я понимала, что мне необходимо предоставить ему ту самую запись, чтобы он мог убедиться в правоте моих слов, чтобы его уверенность укрепилась ещё больше. В кармане своей куртки я нащупала телефон, и, разблокировав экран, начала искать ту самую аудиозапись, которую хранила в своём сердце и памяти два долгих дня. Я протянула Мише свой телефон, и он, с замиранием сердца, начал слушать. В этот миг его лицо изменилось, словно он оказался в другом измерении. Шок, который охватил его, был настолько сильным, что словами его не передать. Он погрузился в разговор, в котором звучали голоса Олега и мамы Алины, и казалось, что время остановилось. Миша словно потерял дар речи, его мысли запутались, как листья, кружась в осеннем ветре. Он не мог найти слов, чтобы выразить всю бурю эмоций, разразившуюся в его душе. Я понимала его состояние, ведь услышать такое — это, безусловно, тяжёлое испытание для любого. С каждым словом, произнесённым в записи, его лицо становилось всё более сосредоточенным, а глаза — полными недоумения и боли. Я чувствовала, как его мир, который казался таким стабильным и ясным, начал трещать по швам, и это было трудно наблюдать. — Ах, я всегда это чувствовал! Всегда знал, что здесь что-то не так! — раздался громкий крик Миши, который эхом разнесся по тихой улице, словно восклицание, отразившееся от стен домов. Я, стараясь унять его бурю эмоций, осторожно положила свои руки на его плечи, сжимая их в нежном порыве, словно пытаясь передать ему частичку своего спокойствия. — Я его прибью! — воскликнул он, и в его голосе звучала ярость, как грозы, готовящейся разразиться. Олег стал для него символом всего плохого, и его гнев был настолько силен, что он, не сдержавшись, уронил мой телефон в снежный покров, который с легкостью поглотил его. В тот же миг Миша, словно подгоняемый внутренним ураганом, бросился к земле, чтобы поднять его. — Извини, пожалуйста, я случайно… — произнес он, и в его голосе звучала искренность, смешанная с раскаянием. — Да ничего, — ответила я, вытирая телефон о рукав своей кофты, который выглядывал из-под куртки, и, несмотря на то, что устройство было влажным, я вновь положила его в карман. В тот момент меня волновало лишь одно — успокоить Мишу, который, казалось, был на грани взрыва. Я подошла к нему ближе, стараясь вложить в свои слова ту теплоту и поддержку, которые могли бы смягчить его гнев. Он бил ногами по снегу, и белоснежные хлопья разлетались в стороны, словно маленькие снежные облака, оставляя за собой лишь следы его ярости. Каждый удар о землю звучал, как призыв к действию, как крик души, и я понимала, что сейчас важнее всего — быть рядом, поддержать его в этот бурный момент, когда эмоции накрывали его, как снежная буря. — Итак, Миша, давай успокоимся, — произнесла я, стараясь вложить в свои слова всю нежность и заботу, которые могла собрать в этот тревожный момент. — Не стоит делать резких движений, тем более не стоит поднимать руку на Олега, хоть он и заслуживает этого, — добавила я, понимая, что физическая сила сейчас не станет решением, хоть в душе Миши бушевал ураган справедливого гнева, готовый разнести все на своем пути. — Давай лучше расскажем об этом Алине? — предложила я, стараясь направить его мысли в конструктивное русло. — Я все ей подробно изложу, дам послушать эту запись, а затем мы все вместе решим, как поступить дальше. Кулаками, поверь, сейчас ничего не решишь. Если ты его ударишь, он еще и по судам тебя затаскает, и это нам точно не нужно. Миша, борясь с бурей эмоций, продолжал: — Больше всего меня удивляет Виктория Олеговна. Она несколько дней назад так мило улыбалась мне в лицо, когда Алина пригласила меня к ним домой, общалась с добротой и теплотой. А теперь выясняется, что она помогает Олегу и пытается разлучить нас с Алиной! — Его голос дрожал от негодования, и я видела, как он изо всех сил пытался успокоить свой нервный пыл. Он понимал, что если будет кричать еще громче, то бабушки из всех подъездов выбегут, словно стражи порядка, недовольные тем, что кто-то нарушает их спокойствие. А это, в свою очередь, могло привести к тому, что они вызовут полицию, и такое счастье нам точно не нужно. Я чувствовала, как напряжение в воздухе нарастает, и старалась быть тем тихим островком спокойствия, на который он мог бы опереться в этот бурный час. — Я понимаю, как тебе сейчас тяжело и неприятно, — произнесла я, стараясь вложить в свои слова всю теплоту и поддержку, которую могла дать. — Когда я сама услышала все это, мне едва удавалось переварить информацию в голове. Но давай не будем торопиться с действиями, хорошо? Миша, ты меня услышал? — спросила я, бережно взяв его за рукав куртки, словно пыталась передать ему свою уверенность и спокойствие. Мы направились к ближайшему подъезду, и я усадила его на лавочку, надеясь, что в этом тихом уголке он сможет немного успокоиться, вместо того чтобы пинать снег и поддаваться нарастающему гневу. — Я услышал тебя, — произнес Миша, глядя на меня с искренностью и пониманием, его глаза, полные эмоций, встретились с моими. Он кивнул головой, словно подтверждая, что мои слова достигли его сердца. — Теперь мне стало ясно, почему ты последние два дня была не в себе. Я вот сейчас тоже чувствую, как мне уже плохо, — добавил он, и в его голосе звучала не только печаль, но и благодарность. — Кира, — продолжал он, — спасибо тебе за то, что ты рядом, за твою поддержку. Серьезно, я очень рад, что у меня есть такая подруга, как ты. Даже сейчас ты помогаешь мне и Алине, и это действительно много значит для меня. Словно теплый свет в холодной зимней ночи, его слова согревали мою душу. — Иначе я просто не могу поступить, — произнесла я, усаживаясь рядом с Мишей, словно искала в его компании утешение и понимание. Я мягко приобняла его за плечи, положив руки на теплую ткань его куртки, чтобы передать ему частичку своего тепла и поддержки. — Я всегда была за справедливость, и это чувство глубоко укоренилось в моем сердце. Я посмотрела на него, и в моем взгляде отражалась искренность и забота. — Вы с Алиной очень хорошая пара, — продолжала я, стараясь вложить в свои слова всю ту нежность, которую могла найти в душе. — Вы так прекрасно дополняете друг друга, и никто не смеет разрушать ваше счастье. Я хотела, чтобы он почувствовал, что его счастье — это не просто мечта, а реальность, которую никто не имеет права отнимать. *** Сегодняшняя тренировка оставила в моем сердце яркий след, словно солнечный луч, пробивающийся сквозь облака. Я ощущала, как энергия наполняет меня, как будто каждая клеточка моего тела пробуждается к жизни, и я становлюсь более взбодренной, чем когда-либо. В тот момент, когда я поделилась своими переживаниями с Мишей, словно тяжелый груз, состоящий из множества кирпичей, свалился с моих плеч. Моя душа очистилась, и я вдруг поняла, что больше не чувствую той тягости, которая так долго меня сковывала. Но если говорить точнее, то не целый груз, а лишь его часть покинула меня, освободив от бремени, которое так долго тяготило мою душу. Я старалась не обращать внимания на взгляды Андрея и Егора, которые, казалось, искали во мне отклик, но я была полна решимости не позволить их присутствию затмить мой внутренний свет. Даже когда их глаза пронзали меня, я оставалась невозмутимой, словно крепость, окруженная стенами, защищающими от ненужного влияния. Кисляк, подбежав ко мне возле ледового дворца, словно искал возможности для разговора, но я, как будто обладая невидимой силой, отталкивала его от себя. То же самое происходило и с Егором, когда он, подходя ко мне в раздевалке, пытался установить контакт. Я поздоровалась со всеми, но его игнорировала, словно он был лишь призраком, не способным затмить мой свет. Внутри меня бушевали эмоции, но я держала их при себе, словно драгоценный секрет, который не предназначен для посторонних. Я в полном сознании произнесла слова, что для меня они стали лишь тенями, пустыми местами в моей жизни. Если они не желают слышать мой голос, если не готовы исполнить даже одну, единственную просьбу, то о чем можно говорить дальше? Я обратилась к ним, как к людям, как к взрослым, уравновешенным парням, с надеждой, что мы сможем общаться так, как раньше, как настоящие друзья, без всяких притязаний и лишних замашек. Но, увы, они не услышали меня. Я не выносила наши разногласия на лед. Я бросала им шайбы, и они ловили их, забивали голы, словно все было как прежде. Как всегда говорил Макеев: «Личное оставляем за пределами ледового дворца». На льду мы должны сосредоточиться на тренировках, на игре, на том, что действительно имеет значение. Когда я вышла из ледового дворца, в сердце моем уже не было места для ожиданий. Марину ждать не имело смысла, ведь она заранее предупредила меня, что задержится, и я смирилась с этой мыслью. На улице, чуть поодаль от входа, стояли Антон, Миша, Егор и Андрей, погруженные в уверенную беседу, словно мир вокруг них перестал существовать. Я, покидая уютный ледяной мир, улыбнулась только Антону и Мише, а на Егора и Андрея даже не взглянула, словно они были для меня невидимыми. Я не хотела тратить свои эмоции на их присутствие, и это решение придавало мне уверенности. Собираясь направиться к своему привычному маршруту домой, я вдруг заметила Илью Алимова. Он стоял у своей машины, сидя на капоте, и его взгляд был прикован ко мне, как будто я была центром его вселенной. От одной проблемы я избавилась, но вот она, новая, снова присосалась ко мне, как будто я магнит для неприятностей. Проблемы текут одна за другой, словно река, и я не знаю, как остановить этот поток. Я решила просто пройти мимо него, делая вид, что не замечаю ни его, ни его машину, стараясь сохранить внутреннее спокойствие. Но, похоже, он не собирался оставлять меня в покое. Илья, проявив решительность, быстро подбежал ко мне, и в этот момент я почувствовала, как мои мысли устремились в бегство. — Кира, ну что ты от меня убегаешь? — произнес Илья Алимов, подбегая ко мне с настойчивостью, которая напоминала упрямый ветер, не желающий отпускать свои порывы. Он легонько схватил меня за локоть, поворачивая к себе, и в его глазах читалась неподдельная заинтересованность. — Я от тебя убегаю? — с легкой иронией ответила я, вырывая свой локоть из его ладони, словно стремясь освободиться от невидимых пут. — По-моему, это ты за мной гоняешься, — добавила я, ощущая, как внутри меня загорается искра уверенности. — Но чтобы ответить на твой вопрос: я скажу, что просто не хочу общаться с тобой, понятно? У меня скоро игра, и я не намерена отвлекаться на что-то, кроме самой игры. Мои слова звучали твердо, и я надеялась, что они достигнут его сердца, как холодный ветер, проникающий в каждый уголок. — Так у меня тоже скоро игра, и, между прочим, с командой, которая называется «Медведи». Как тебе такое название? — произнес Илья, его улыбка была искренней и беззаботной, и в этот момент я не смогла сдержать свою собственную улыбку. Это было довольно забавно, словно он умело играл на струнах моего настроения, заставляя меня забыть о своих намерениях. — Ну, я ни на что не претендую, Кира Антипова, — продолжал он, и в его голосе звучала игривость. — Просто ты такая горячая штучка, и я подумал: может быть, ты дашь мне пару советов, как обыграть соперников? Ты же одна из лучших нападающих в команде «Медведей», тем более ты девушка. — А кто-нибудь тебе говорил, что льстить — это не твое? — ответила я, пытаясь сохранить серьезность, но в глубине души мне было приятно слышать такие слова. — Ладно, впрочем, мне приятно, что меня считают одной из лучших нападающих. Скажу тебе по секрету, я тоже себя такой считаю, — добавила я, удивляясь, как между нами завязался такой разговор, хотя изначально я просто хотела пройти мимо, игнорируя его вопросы. — Но вот советы я тебе не дам, — заключила я с легкой улыбкой, — а то еще обыграешь меня, а мне это совсем не нужно. В этот момент я поняла, что, несмотря на все мои намерения, разговор с Ильей оказался не таким уж неприятным. — Окей-окей, значит справлюсь сам, — с легкой усмешкой произнес Илья, скрестив руки на груди и внимательно разглядывая меня, словно я была загадкой, которую он стремился разгадать. Его взгляд, полон игривой дерзости, пробегал по моему силуэту, словно искал ответ на вопрос, который не требовал слов. — Окей-окей, значит, я справлюсь сам, — произнес Илья, усмехаясь и складывая руки на груди, его взгляд скользил по мне, словно он осматривал не просто человека, а загадку, которую хотел разгадать. — Слушай, Кира, а я не получу в глаз за то, что хочу подвезти тебя до дома? Я сейчас говорю не о твоем брате, а о тебе. Ты не будешь против, если я просто подвезу тебя? Сразу предупреждаю: я ничего лишнего делать не собираюсь, просто подвезу. — Хм, знаешь, — я слегка прищурила глаза, задумчиво поворачивая голову в сторону, где стояли Антон, Миша, Егор и Андрей. Мой взгляд задержался на них, и я не удержалась от ухмылки, наблюдая за их реакцией. Антон, казалось, сжимал челюсти от гнева, его скулы выдавали напряжение, словно он был готов к буре. Миша, напротив, наблюдал за всем происходящим с настороженной сосредоточенностью, пытаясь собрать в своем сознании все детали этой сцены. А вот Егор и Андрей явно не были в восторге от того, что я общаюсь с Алимовым, их недовольные взгляды выражали недоумение и даже легкую зависть. — а подвези — продолжила я, не отрывая взгляда от их лиц, — Уверяю, я тебе глаз точно не разобью, но вот что касается моего брата Антона… здесь стоит задуматься. Готов ли ты взять на себя такой риск, зная, что за твоей спиной может разразиться буря? — Ничего страшного, я как-нибудь переживу этот риск, — произнес Илья, его улыбка была широкой и искренней, словно он не знал, что такое страх. Подойдя к своей машине, он открыл дверь и с легким жестом пригласил меня занять место на переднем сиденье. — Ну, тогда хорошо, — ответила я, слегка хмыкнув, и, собравшись с мыслями, уселась на мягкое сиденье, аккуратно положив свою сумку на колени. Дверь за мной закрылась с тихим щелчком, а Илья, устроившись за рулем, начал медленно набирать скорость. Я обратила взгляд на остальных — на Щукина и Кисляка. Внутри меня разгорелось любопытство, как пламя, жадно пожирающее всё на своём пути. Я знала, что Антон, вероятно, будет в ярости, его гнев, как буря, готовый разразиться в любой момент. Миша не утерпит и начнёт задавать вопросы, словно детектив, пытающийся раскрыть сложное дело. А вот Андрей и Егор… их реакции были мне интересны. Мне казалось, что они смогут лишь молчать, но, возможно, в их глазах тоже мелькнут вопросы, на которые я не собиралась отвечать. Машина медленно тронулась с места, и я, собравшись с мыслями, произнесла адрес своего дома. В этот момент, казалось, что время остановилось, и мы, словно герои старинной баллады, отправились в путь. Да, ещё совсем недавно я жаловалась на то, что жизнь подкинула мне новую проблему, а теперь, как будто в игре судьбы, я удваивала свои заботы, погружаясь всё глубже в водоворот событий.