Миракль

Две птички сидят на проводе. Одна пытается улететь, А другая лишь наблюдает, И говорит, что тоже не против улететь, но она врет. Я поверю всему. Я пойму все. Я поверю всему. Я не отпущу твою руку. Две птички сидят на проводе. Одна говорит: «Ну, давай!», а та отвечает: «Я устала». Небо затянуто облаками, мне жаль. Одной больше, одной меньше — это никого не волнует.

Regina Spektor — Two birds

Мортиша

Апрель, 2011       С того дня, как Мортиша впервые повстречала Сайласа, — согласно древним преданиям, кочующим по ковенам ведьм и колдунов, должного утопить мир в крови, воскресив всех магических существ, когда-либо населяющих планету, — минуло около двух недель. По рукам и ногам связанная оковами сделки, заключенной на земле мертвых, она докладывала ему о том, чему была свидетелем, что подслушала и какие карты спутала братьям и их друзьям.       Встречались они исключительно в национальной библиотеке Мистик Фоллс. Сайлас являлся ей то в образе братьев, то в облике Клауса, а порой — Кристиана, черты лица которого Мортиша со временем позабыла. Его портрет украшал коридоры дома Тайлера, где поселился Мэтт Донован с позволения друга, однако сходства она не находила, поскольку в свое время художник намудрил, оставив от истинного обличия Кристиана лишь золотые кудри, да небесно-голубые глаза, как лазурное море.       Сайласу, как он признался на их последней встрече, состоявшейся три дня назад, было не так легко воздействовать на разум Мортиши, как на других, по одной простой причине — он был разбит. Мысли ее были спутаны, образы и воспоминания померкли со временем, отчего и появился голосок — ее страх, обретший форму и отговаривающий ее от любого рода рисков, чтобы ее сердце больше не разбилось из-за предательства.       «Сломленная разумом», — говорил Сайлас, обращаясь к Мортише. Однако нужно было отдать ему должное, потому что он намного быстрее и успешнее подстроился под реалии нового для него мира. Хотя у него и было особое преимущество: проведя две тысячи лет, погруженным в сон, его астральное тело находилось между завесами тонких миров, благодаря чему он наблюдал за течением жизни смертных и бессмертных, накапливал знания, которые вскоре применил на практике. Весьма успешно.       Желая вернуть к жизни любовь всей своей жизни — Амару, Сайлас не забывал о лекарстве от бессмертия, созданном его давней подругой Кетсией, на которой он обещал жениться и чье сердце разбил. Обладание этим лекарством стало его первостепенной задачей. Любовь любовью, а магию и могущество, которые оно даровало, ничто не могло заменить.       В свои игры он втянул не только Мортишу, о чем она не подозревала, считая, что с ней единственной он заключил сделку.       — …Говори, Миди, где сейчас Кэтрин Пирс?       До слуха Мортиши, отстраненно наблюдавшей за рыбами в аквариуме, доносился приглушенный голос Ребекки Майклсон, тщетно пытавшейся добиться хоть какой-то информации от ведьмы. Та, молодая и не слишком опытная, второй час билась с поисковыми чарами, пока, наконец, не пришла к выводу, что на персону, которую она искала под напором двух вампирш, наложены скрывающие чары.       — Могу предположить, что заклинание обращено на предмет, который она держит при себе. Это может быть все что угодно и действует до тех пор, пока она с ним не расстанется. Остается ждать.       Вымотанная Миди опустилась на стул, скрипнувший под тяжестью ее веса.       Елена и Ребекка молча переглянулись, а затем обернулись к Мортише.              — Что ты думаешь? Станем дожидаться, когда Кэтрин объявится? — поинтересовалась Елена, намеревавшаяся поскорее расправиться с нежеланным лекарством, переставшим иметь для нее хоть какую-то ценность. Отстранившись от чувств и эмоций, она была ведома единственной целью — не возвращаться к тому, что сломало ее. Поэтому ее мало интересовало, в чьи руки перейдет лекарство и кто его примет.       Могло показаться странным, что на очередные поиски лекарства от бессмертия вызвались Ребекка и Мортиша, в равной степени желающие стать людьми, хотя Клаус был убежден, что это импульсивное желание. Ведь между собой они так и не решили, кто примет лекарство. Да и думать об этом было рано, так как поиски Кэтрин Пирс продолжались.       — Выколите ей глаза вилкой, и дело с концом. Не может найти — значит, бесполезна. — рассудила Мортиша, зыркнув на ведьму, от страха поперхнувшуюся воздухом.       Ребекка усмехнулась. Для нее не составило труда понять, откуда в речи Мортиши столько жестокости. Все просто — она многое переняла от Клауса. И он не промах, не зря ведь давал наставления о том, как следует вести переговоры с нежелательными лицами.       Ведьма Миди затряслась от страха, поклявшись, что убивать ее вовсе необязательно, да и муторно ведь она по-прежнему может быть им полезной. Обещая не отходить от карты, она намеревалась отыскать неуловимую Кэтрин Пирс, дабы обезопасить свою жизнь.       — Ладно, так и быть! Оставайся на связи, ведьма. Уясни: подведешь нас — голову с плеч, — проделав соответствующий жест, Мортиша направилась к выходу из дома, пропахшего травами и старьем. — Чего застыли?       Елена и Ребекка направились за ней следом, обронив по пути пару замечаний о том, кто сделал Мортишу движущей силой операции по поимке Кэтрин Пирс и откуда в ней столько дерзости, не способной уместиться в одном человеке. На угнанной машине Деймона они покинули Хэмптон, отправившись в Висконсин, как велела ведьма Миди, по ее же словам, не отлучалась от карты дальше, чем на три шага. Она не подвела, не солгала — верно побоявшись расплаты — и ближе к ночи доложила, что Кэтрин Пирс остановилась в городке Минокуа.       Чары с нее не спали, и совсем скоро троица вампирш отыскала воровку, на этот раз не дав ей скрыться.       — О, Сальваторе, давно не виделись. Как поживаешь, справляешься? — с язвительной усмешкой заговорила Кэтрин, которую Ребекка силой усадила за стол в неприметном кафе. — Вампиризм тебе к лицу.       Стойко выдержав насмешливый взгляд карих глаз, Мортиша виду не подала, насколько слова Кэтрин, надоумившей ее братьев обратиться в вампиров, задели ее.       В 1864 году, когда сиротка Кэтрин Пирс прибыла в Мистик Фоллс, поселившись в родовом поместье Сальваторе, она сошлась в добрых отношениях со всеми членами семьи, за исключением молоденькой миссис Локвуд, которая периодически наведывалась в дом отца вместе с сыном. Надо сказать, что их первая встреча произвела на обеих приятное впечатление. Сплетничая и танцуя вместе, они хорошо сдружились, покамест из поездки не вернулся Кристиан Локвуд, запретивший супруге водить дружбу с девицей, чьи секреты он знал, и кого остерегался.       Мортиша возразить супругу не осмелилась, потому что была обучена иному поведению — покорности и молчаливости. Кэтрин подкупала ее вниманием, сладкими и обходительными речами, однако так и не пробила ледяную стену, выстроенную Кристианом, не побоявшимся открыто угрожать вампирше, когда та не оставила попыток сблизиться с его женой и сыном. Затаив обиду за нанесенное унижение, Кэтрин не осталась в долгу: в одну из проведенных ночей с Деймоном она нашептала ему, как славно было бы провести вечность в кругу семьи без лишних лиц, под которыми подразумевались Кристиан и Николас.       Деймон послушался ее, вот только при попытке подарить сестре вечную жизнь с ним и со Стефаном он совершил уйму ошибок, расплата за которые ждала его в недалеком будущем.       — Твоими молитвами, Кэти, — ответила Мортиша, повеселев, когда Кэтрин наморщила нос, словно ей предложили протухшие яйца. — Рассказывай, куда ты дела лекарство?       Попытавшись отшутиться, Кэтрин стиснула зубы, когда Ребекка потянула ее за волосы.       Елена самодовольно усмехнулась, но ответить злобному врагу физически не решилась. Она знала: Кэтрин, злопамятная и мстительная, дождется подходящего момента и отомстит за косой взгляд или злобную усмешку.       — Говори, не то связки вырву, — предупредила Ребекка, вывернув запястье Кэтрин, не издавшей ни писка.       Взглядом поочередно коснувшись лиц Елены, Мортиши и Ребекки, Кэтрин задержала в легких воздух, судорожно размышляя, как обвести недругов вокруг пальца и сбежать, не попавшись. Как и всегда, удача была на ее стороне. Пришедшее сообщение от Элайджи, с которым она договорилась о встрече до того, как попалась в ловушку, сыграло ей на руку.       На встречу с неизвестным «МЭ» отправилась Елена, прикинувшаяся Кэтрин, не подозревая, кто ждет ее в беседке парка. Каково же было ее удивление, когда она встретила первородного вампира.       — Оно в моей квартире, я отведу вас.       Не упустив возможности, Кэтрин обманом заманила Ребекку и Мортишу в одну из своих съемных квартир, где были припрятаны темные артефакты. Для того чтобы воспользоваться ими, всего-то требовалось пролить пару капель крови.       Так Кэтрин и поступила, взяв фору в несколько часов.       — Эй, девочки-подружки, не скучайте! — Продемонстрировав шкатулку с лекарством, Кэтрин открыто насмехалась над бившейся о невидимые стены Ребеккой, проклинающей ее на чем свет стоит. — Мортиша, у нас впереди вечность, не так ли?       Не глядя на собеседницу, Мортиша без видимого интереса рассматривала кольца на своих бледных пальцах. Прокручивая золотые перстни, она мысленно гадала, как скоро оковы магии спадут, и они с Ребеккой сумеют покинуть ловушку, ставшую их пристанищем на несколько часов.       Ребекка помалкивала, поражаясь собственной глупости и слепой погоне за лекарством, которое не спешило попасть в ее руки. В ее памяти изредка воскресали слова Клауса, пытавшегося образумить ее до отъезда на остров. В то время она насмехалась, когда он говорил, что ее желание попытать счастье в человеческой жизни обусловлено кризисом вечности, дающим о себе знать пару раз за столетие.       Ветреная и переменчивая Ребекка жила чувствами. Она влюблялась преданно и без оглядки, но случалось это слишком часто, отчего ее братья не видели подлинности в ее нежных чувствах, хотя и сами не могли похвастаться безупречной репутацией. Так же как и она, они совершали ошибки, влюбляясь и разбивая свои сердца. Однако осуждали одну лишь Ребекку за влюбчивость и наивность.       — А что, если я ошибаюсь? — задумчиво начала Ребекка, устроившись на пыльном соломенном диванчике. — Вдруг мне совсем не нужно лекарство?       Отчего-то она подумала о Лазаре, мысли о котором не покидали ее с того дня, как она встретила его в Мистик Фоллс. В прошлом у них был роман, еще до тех времен, когда Клаус встретил Мортишу, — и с ним она ощутила важность вечности, начав воспринимать ее как дар, а не проклятье. Лазарь был лучшим из всех ее мужчин, и он же покинул ее первым. Не из-за страха перед Клаусом, как многие до и после него, а из-за собственных убеждений.       Он был единственным, кто предложил ей то, о чем она мечтала, — семью. Вот только Ребекка, слепо преданная своим братьям, выбрала их вместо Лазаря. Она надеялась, что из любви к ней он останется рядом, но он ушел, не простившись. Годы спустя она узнала, что он обосновался в Италии и воплотил свою мечту в жизнь — создал семью, не связанную с ним кровью.       Его клан, состоявший из пяти вампиров, стал для него настоящей семьей. У него были братья и сестры, к коим он относился как к собственным детям. С виду грозный лев, он в душе оставался котенком с острыми коготками. Лазарь Дампир был одним из немногих вампиров, которые уважали и ценили семейные ценности и человеческие жизни.       Ребекка тосковала по нему, ведь огонь в ее душе не угас. Она все так же была влюблена, хотя и обижена на него за его уход, равноценный ее молчанию.       — И почему я не удивлена? Ты всегда стремилась заполучить то, что тебе не по силам, — хрипло протянула Мортиша, тщетно пытавшаяся унять разрывающее ее изнутри чувство голода. — Так было с твоей мнимой свободой, со Стефаном, а теперь и с лекарством.       Нахмурившись, Ребекка склонила голову вбок. Возразить ей было нечего, потому что Мортиша была права. Она отчаянно желала того, что ей не принадлежало, а, получив, быстро теряла к этому интерес. И так было со всем, даже с мужчинами из ее прошлого.       — Ты уверена, что готова принять лекарство, отказавшись от всего?       Мортиша, спиной прислонившаяся к стеклянным дверцам буфета, устало поглядела на Ребекку. Решив отвлечься от съедающей ее жажды, она ответила:       — Уверена. По правде сказать, я люблю вампиризм, когда не приходится рыскать по лесам и избавляться от тел. Но я бы все отдала, чтобы снова стать человеком, матерью. Выносить свое дитя, прижать к груди. Увидеть, как растет сын или дочь, их ошибки, взлеты и падения. А затем, состарившись, прожив жизнь и ни о чем не пожалев, я бы спокойно обрела покой или последовала бы в Преисподнюю за все те грехи, которые совершила. — Откровенничая, Мортиша не услышала тихую поступь мужчины, внимательно вслушивавшегося в ее голос — тихий, уставший, немного хриплый. — Думаю, в глубине души я надеюсь, что душа моего сына переродится и он вновь вернется ко мне. Снова назовет меня «мамой» и обнимет так сильно своими крохотными руками, что я позабуду обо всех ужасных вещах, которые совершила. Может, я хочу стать человеком, чтобы узнать, нашел ли он покой, мой крошка Ники.       Смахнув выступившие на глазах слезы, Ребекка отвернулась. Зная о трагичной жизни Мортиши, о ее потерях, она искренне сочувствовала ее горю. Пусть Клаус десятки раз вонзал в ее сердце клинок, пусть жестоко расправлялся с ее любовниками, но даже он, как бы ни был жесток, не опустился бы до убийства невинного ребенка. И не важно, чужого или родного.       — Почему ты думаешь, что он мог не обрести покой?       Мортиша дышала с длительными перерывами, задерживая дыхание. Ее лицо покрыла испарина. Взгляд потускнел, а под глазами залегли темные тени. Незадолго до отъезда из Мистик Фоллс Мортиша встретилась с Сайласом в недрах пещер, раскинувшихся по всему городку. По воле Кетсии, отрезанный от источника магии, он не мог коснуться артефактов, наделенных магией, не мог дотянуться до книг и древних свитков.       Сайлас велел Мортише стать проводником в магию через их родство. Она лишь усмехнулась, напомнив, что является вампиром. Оскорбившись, Сайлас заставил дерзкую вампиршу поверить, будто в ее сердце застряла деревянная щепка. Знатно перепугавшись, она больше не осмеливалась наглеть, опасаясь расплаты.       «— Я был величайшим магом, возглавившим ковен Странников. В тебе моя кровь, и чтобы прикоснуться к магии, тебе не нужно обращаться к практикующим ведьмам. Расслабься и позволь мне управлять твоим разумом», — набатом звучали его слова в ее мыслях.       Мортиша в тот вечер отключилась, напрочь забыв, каким образом Сайлас добился желаемого — воспользовался магией. С того дня она стала слабеть быстрее, а чувство голода ощущала острее. Запоздало до нее дошло, что Сайлас использует их родство, чтобы колдовать, пусть и нетрадиционным методом. Его заклинания были слабыми и недолговечными, и все же силы у нее отнимали.       «— Nechť se tvá mysl otevře přede mnou a krev v žilách začne proudit rychleji». — Порой, находясь вдали одна или с кем-то, Мортиша слышала шепот Сайласа. Он колдовал, проливая свою кровь и она слабела.       — С геном оборотня по отцовской линии и с генами Странников по материнской — он сверхъестественное существо.       Примостившийся у порога Элайджа нарушил тишину, когда девушки затихли. Он разрушил равновесие магических артефактов, созданных Кэтрин, и оковы клетки спали.       — Твой сын не стал оборотнем, не коснулся магии. Он остался человеком и обрел покой. Будь спокойна, Мортиша.       Вскинув голову, она медленно растянула дрожащие губы в благодарной улыбке.       Ребекка молчала, наблюдая за нерушимым зрительным контактом старшего брата и подруги, которую с большой натяжкой можно было таковой назвать. Они скорее были товарищами по несчастью, но никак не друзьями. Не близкими душами, делившимися сокровенными мыслями и тайнами под куполом доверия.       Незаметно выскользнув, Ребекка оставила брата и его неразделенную любовь наедине. В ту же минуту на ее мобильный телефон пришло короткое сообщение от Елены, заверившей, что знает, где скрывается Кэтрин Пирс. Вот так огненный дуэт первородной блондинки и бесчеловечной шатенки поспешил за беглянкой.       — Насытилась? — осторожно поинтересовался Элайджа, выудив из нагрудного кармана пиджака носовой платок с эмблемой «ЭМ».       Отпустив бездыханное тело неизвестной женщины, Мортиша кивнула. По вкусу крови она поняла, что жертва баловалась запрещенными веществами, из-за чего ее шатало, и поэтому на помощь поспешил Элайджа, придержавший ее за локоть.       — Нет, но мне лучше.       Утерев платком перепачканные в крови губы, Мортиша переступила через труп. Она исподлобья вглядывалась в лицо Элайдже. Статный, высокий и крепкий, он виделся ей могучей горой, за которой можно было скрыться от бед и собственных демонов.       В темноте безлюдного квартала они остались незамеченными.       — Почему ты здесь, а не со своей подружкой? Я слышала о вашем романе. Не осуждаю.       — Разве? Как по мне, очень похоже, что осуждаешь. — Элайджа по-доброму усмехнулся, держа руки в карманах. — Мы оба знаем, как плохо ты скрываешь эмоции.       — Я без человечности, так что ты заблуждаешься.       Жестом руки предложив прогуляться, Элайджа повел Мортишу вглубь парка, который утопал в разноцветных огнях ночи. Людей поблизости не было, хотя при желании можно было уловить тихие шепотки и лай собак, гуляющих на поводке с хозяевами.       — Будучи без человечности, во что я не верю, ты человечнее многих.       Мортиша рассмеялась, склонив голову на плечо Элайдже, который наблюдал за ней с улыбкой на тонких губах. Словно из утраченного прошлого, она возвращалась, становилась собой — веселой, игривой, теплой, как весенняя пора.       — И когда ты это осознал? Когда подал мне платок после кровавой трапезы?       Элайджа остановился у пруда вместе с Мортишей. Лунный свет ласкал спокойную гладь воды, в которой нежились белые лебеди. Редко когда можно было их встретить в ночи бодрствующими.       — Нет. Когда, оставив попытки заполучить лекарство, ты попыталась спасти мальчишку Гилберта.       Мортиша печально опустила голову, позволив Элайдже коснуться своего лица. Он двумя пальцами провел по ее щеке, и, подхватив темный локон, поднес его к носу, вдохнув пряный аромат. Она лишь усмехнулась, не увидев в его жесте ничего, что могло бы ее смутить.       — Мой милый друг Элайджа продолжает верить в свет моей души. Какая обреченная история.       — Ты себя недооцениваешь, Мортиша. Я помню твою доброту, нежность и уверен, что со временем они никуда не исчезли, что бы ты ни пережила. — Опустив ладонь на шею девушки, Элайджа приблизился к ее лицу. — Я до последнего буду верить и видеть в тебе ту девушку, которую повстречал в Риме.       Мортиша сомкнула веки, закусив нижнюю губу.       — Хотелось бы и мне верить в ту девушку.       — Ты можешь. Просто позволь ей вернуться. Она ведь здесь, в тебе, — Элайджа обнял Мортишу, опустив подбородок на ее голову. Она прижалась к нему, крепко обхватив его за торс. — Дремлет под толщиной льда, твоей мнимой бесчувственностью. Я ведь знаю, какая ты.       — Даже я не знаю…       Смешок сорвался с уст Элайджи, после того как он губами прислонился ко лбу Мортиши. Разорвав объятия и отстранившись, они играли в гляделки, покуда он снова не взял слово и не начал говорить:       — Конечно, знаешь. И Клаус знает, хотя злится, как обиженный мальчишка. Его можно понять. Он провел век без тебя, вынужденно считая, что ты оставила его, сбежав. У него были худшие периоды, чему я был неоднократно свидетелем, и потеряв тебя, он ушел в кровавый запой. Грозился отключить человечность. Его гнев со временем стих, но боль не угасала.       — Он почти всегда на меня злится.       — Не бери на свой счет. Это он себе простить не может, через что ты прошла. — Элайджа с тоской смотрел на Мортишу, не заметившую боли в его взгляде. Похороненное сердце, разбившееся из-за нераздельной любви. — Знаешь, а выбрала бы ты другого брата, многое могло бы случиться иначе.       Он был серьезен, пусть и знал, что его слова она воспримет за шутку. Глупую и не совсем уместную, но все же шутку.       — Ты такой смешной, Элайджа! Зря говорят, что у тебя нет чувства юмора.       — Возможно…       Они продолжили путь пешком, а на перекрестке попрощались. Элайджа с грустью проводил взглядом Мортишу, ладонью коснувшись внутреннего кармана, где под толщиной ткани таилась кованая шкатулка с лекарством, способным излечить вампиризм.       Вот только внутрь он не заглядывал, на слово поверив той, кого ласково называл «Катерина».       В одиночку вернувшись в Мистик Фоллс, Мортиша первым делом встретилась с Сайласом, поинтересовавшись, чем он таким занимается, и почему силы покидают ее раньше, чем она успевает насытиться.              — Это экспрессия — магия выражения. Хотя ее магией считать неприятно. — В облике Стефана Сайлас свысока воззрился на Мортишу, успевшую ему наскучить. — Она не идет из земли, не переплетается с природой. Истоки ее мощны, да скупым умам неизвестны и неподвластны.       Мортиша нахмурилась, красноречиво выгнув левую бровь.       — Темная энергия питает экспрессию.       — Муженек твой рассказал? — Сайлас злобно рассмеялся, и тут же стушевался, обозвав Мортишу скучной и тоскливой, как серая осень. — Держу пари, это у вас семейное, потомки мои заурядные.       Вновь поинтересовавшись, на чем строится план Сайласа, Мортиша с сомнением отнеслась к его ответу. Он заверил, что как только лекарство окажется у них, он отдаст его ей. Она примет его, и лекарство, созданное древней ведьмой Кетсией, станет частью ее организма на какое-то время. Тогда он сможет испить ее кровь и стать смертным, чтобы использовать магию.       На вопрос: «Каким таким образом одна доза сможет сделать из обоих бессмертных смертных?» — Сайлас с деланным спокойствием ответил, мол, если правильно воспользоваться лекарством, результат поразит.       Как выяснится позже, Сайлас умолчал о многом.       — Нет причины для волнения. Ты не будешь вечным источником от вампиризма, вскоре действие его прекратится, но человеком ты останешься. А затем я, став собой, при помощи магии верну твоего сына к жизни, как и договаривались.       — Как щедро. — Сложив под грудью руки, Мортиша ходила взад-вперед, ища подвох. В туннелях пещеры она чувствовала себя неуютно. — Почему-то мне кажется, что ты намерен не только моего сына вернуть к жизни.       — Не стану юлить, и у меня есть свои причины, чтобы снова стать человеком. За две тысячи лет бессмертие мне наскучило.       Это была их последняя встреча перед тем, как Сайлас, узнав, где находится Кэтрин Пирс, предал Мортишу Сальваторе.

***

Май, 2011       Под личиной Стефана Сальваторе он вошел в родовое поместье своих потомков, не нуждаясь в приглашении, — и повстречал Елену, в глотку которой Кэтрин запихнула лекарство, когда между ними завязалась драка.       Елена, ведомая гневом, отголосками тех чувств, к которым Стефан и Деймон сумели пробиться, — напала на Кэтрин, погубившую ее младшего брата. Схватка не продлилась долго. Как и всегда, победа осталась за Кэтрин, не желавшей вечность биться с Еленой за сердце Стефана — мужчины, завладевшего ее сердцем.       — Надеюсь, ты проживешь счастливую человеческую жизнь с милашкой Мэттом или Деймоном. Забирай обоих, мне не жалко! Мои страдания закончатся, когда ты умрешь, Елена, ведь людям свойственно умирать. Не правда ли? — Кэтрин провела пальцами по лицу девушки, смахнув с ее глаз темные пряди волос. — Считай, что это мой тебе подарок. Видишь, я не так ужасна, как ты думала.       Кэтрин не жалела об утраченной возможности вымолить свободу у Клауса. Она знала: Элайджа не станет брать на себя ответственность за нее, да и злопамятный Клаус не простит ее за предательство. Он никого не прощает.       С другой стороны — Елена. Милая, добрая Елена, успевшая перебить десяток людей, угрожавшая и покушавшаяся на жизни друзей, потерявшая семью и саму себя, — она сломается, как только человечность к ней вернется. И как знать, что с ней станет, как она свою жизнь проведет. Человеческую жизнь, которую рано или поздно оборвет смерть.       — Стефан? — удивленно воскликнула Кэтрин, растерявшись. — Я скучала.       Она умолкла, потому что так Сайлас пожелал. Ему не потребовалось особых усилий, чтобы убедить Кэтрин в том, что кровь в ее организме замирает, становится похожей на железо, и каждое движение приносит ей несусветную боль, не позволяя двигаться, шевелить языком.       Очнувшись, Елена увидела склонившегося над ней Стефана. План удался — лекарство подействовало, и она стала человеком. Тогда Сайлас впился в ее хрупкую шею, испив ее кровь, впитавшую лекарство. Когда он покончил, вкусив сладость человеческой жизни и, таки сумев вернуть себе магию, — Деймон вместе с Бонни ворвались в дом.       Елена прежде успела отправить сообщение, повстречав Кэтрин.       Деймон бросился к Елене и выдохнул с небывалым облегчением, убедившись, что она здорова.       — Деймон! Деймон, я человек! Я снова стала человеком!       Бонни, впавшая в транс из-за Сайласа, решившего опробовать вернувшиеся к нему магические силы, нашептал ей на ухо:       — Я не подвел тебя, как и обещал, привел к твоим ногам ту, что погубила твоего дорогого Джереми. Сделай с ней то, о чем я тебе рассказал, чему учил на досуге. Покарай ее.       Бонни не нужно было просить дважды. Вскинув руки, она призвала темную магию, отправив Кэтрин Пирс так далеко, откуда ни мертвые, ни живые не возвращаются. И тогда Сайлас исчез вместе с Бонни, в полнолуние вернувшей к жизни Джереми Гилберта — первого восставшего из мертвых, являвшегося сверхъестественным существом.       — Клаус! Клаус, Деймон, кто-нибудь, помогите мне! — голос Мортиши Сальваторе гулким эхом прокатился по туннелям пещеры.              Цепями прикованная к клетке, точно оборотень, она раз за разом, не жалея сил, выкрикивала имена близких и знакомых, лишь бы пытка кончилась, перестала давить на ее плечи и разум неподъемным грузом.              Второй раз встав на те же грабли, она винила себя за глупость. За то, что доверилась Сайласу, предавшему ее так же, как предавали члены семьи.       — Я здесь!.. Я здесь, помогите мне! — По щекам ее побежали слезы. — Прошу, только не снова! Только не снова!..