Noli silere

      — Джонни!       Крик, вырвавшийся из груди, глушится гомоном чужих голосов, звуками стрельбы и проезжающих вагонов.       Саймон бежит, расталкивая мешающих ему людей. — С дороги! — нервно кричит он на тех, кто мешает ему.       Подошва обуви стучит о бетонный пол, из горла вырывается рычание.       Наконец он видит Прайса, но где Джон? Прайс стоял неподвижно, словно застыл в оцепенении, усиливая страх в сердце Саймона.       Скользя взглядом по окружающим предметам и людям, он пытается зацепиться за привычный его глазу тёмный ирокез.       Взгляд вновь возвращается к лицу Прайса. Его опустевшие глаза устремлены в одну точку. Проследовав за ним, Саймон сбивается с темпа, чуть не падая.       Бег переходит в шаг, дыхание сбивается, по телу прокатывается дрожь, скручивая внутренности.       Саймона начинает тошнить. Непослушные ноги волочатся по земле, пока он не подходит к месту, где на боку лежит Джонни.       Тяжело упав на колени, он со страхом смотрит на бездвижное тело. В голове звенит так, будто его оглушило гранатой. Руки свисают по бокам, он не в силах их поднять, не может унять дрожь, прокатывающуюся по всему телу.       Кто-то обращается к нему. Кто это? Что ему нужно? Всё, что его заботит сейчас, — почему МакТавиш просто лежит? Почему он не разговаривает? Почему нет привычного издаваемого им шума?       Руки, дрожащие и непослушные, ложатся на плечо Джона, переворачивая его тело на спину.       Несвязный хрип вырывается из горла лейтенанта. Безумные глаза скользят по лицу, пытаясь разубедить, дать понять, что всё хорошо, что ему кажется, что Джонни просто упал, что он просто без сознания.       Дрожащие ладони обхватывают голову МакТавиша: — Джонни… Джонни, вставай… — пальцы ещё чувствуют тепло, которое не успело покинуть тело. — Не смешно, МакТавиш, моргай, — не в силах совладать с голосом, хрипит Саймон, пытаясь привлечь внимание хранящего молчание человека.       Взгляд Джона устремлён вверх, он не обращает внимания на склонившегося над ним мужчину, что, казалось, прирос всем телом к бетонному полу.       — Хватит, Джонни. Эта шутка затянулась. Приди в себя, — подушечки больших пальцев оглаживают щеки и брови в попытке привлечь внимание Соупа.       Синие глаза застыли. В них исчезла привычная теплота, озорство и искры, которые всегда оживали при взгляде в карие глаза.

Когда смотрю в твои глаза 

Мне мерещится море 

И тысячи звезд, отражённые в нём, 

Падают вниз на повторе. 

      Нет приятного ощущения ласкающей душу тёплой влаги, которая мягко соприкасалась с душой Райли. Нет мыслей, нет чувств, нет жизни.       Два оледеневших океана. Это больше не лёгкий бриз, ласкающий сердце, это больше не звуки волн, ласкающие слух, это больше не запах океана для рецепторов. Теперь это лишь вой ветров и треск льда. Сжимающий лёгкие холод. Острые грани, ранящие живое.       Райли начал ощущать на ладонях влагу. Оторвавшись от глаз, он перевёл взор на свои руки.       Придерживая затылок одной рукой, вторую он поднёс к своему лицу. Бездумно пялясь на нечто красное и тёплое, покрывающее её.       Струйки стекали вниз по форме, оседая на штанах формы, пачкая Джона.       Бордового было много. Этот цвет растёкся ореолом вокруг головы МакТавиша, делая картину сюрреалистичной.       Смешок вырвался из горла Саймона, пока не перерос в хохот, который сотрясал стены подземки.

Я видел многое, что было скрыто ото всех 

Я видел, как приходит вьюга и как тает снег. 

      Он не видел никого и не слышал ничего. Только собственный хохот.       Подтянув безжизненное тело к себе и обнимая его со всей силы, Саймон начал раскачивать МакТавиша, как ребёнка, словно пытаясь вернуть его к жизни через собственное тепло.       Хохот постепенно стих, пока не перерос в всхлипы и рыдания, вырывающиеся, казалось, из глубины души Райли.       Вся тяжесть осознания свалилась на его плечи. Слепые от слёз глаза пытались зацепиться хоть за что-то.       Чувствуя, как приступ удушья захватывает его, Саймон стянул мешающую маску, откинув её куда-то в сторону. Плевать, если увидят. Уже плевать.       С зияющей дырой в душе Райли стоял на коленях, прижимая к себе тело Джона.

На чаше твоих весов бескрайняя душа морей, лесов и высот. 

А на другой всего лишь боль — пускай её унесёт. 

      Казалось, эта пустота всасывает в себя всё, что ещё теплилось в нём. Всё, что появилось с приходом Джона.       Охрипший и обессиленный, он слепо прижимался губами к виску Соупа, не смея выпустить его из рук. Не смея потерять те крохи тепла, что ещё тлели в нём.       — Саймон… — чей-то голос прорывался сквозь пелену.       — Саймон, — чья-то рука легла на плечо, тормоша его, голос не переставал звать.       — Саймон, очнись! — громко раздалось в его голове.       Резко открыв глаза, он не понимал, что происходит.       Пелена, застилающая глаза, не давала ему рассмотреть окружение. В помещении было темно, кто-то склонился над ним и звал по имени, рука с плеча переместилась на лицо. От тёплого прикосновения его прошибло током.       Всё ещё дезориентированный, он на рефлексах схватил человека за руку, перекинув его через себя и навис сверху.       — Саймон, это я! — до него пытались достучаться. — Шшш… Всё хорошо, Саймон, ты дома. Ты в безопасности.

В твоих глазах я проживаю историю 

Любви и боли, на миноре я слышу в них эту мелодию. 

      Руки обвили его, и тело прижалось ближе. Знакомый голос пытался пробиться сквозь пелену, руки сжимали напряжённую спину.       — Что? — хриплый голос вырывался из горла. — Что происходит?       — Всё хорошо, Саймон, ты дома. Всё хорошо, это просто кошмар. — Голос звучал мягко, укрощая неспокойный разум. Такой знакомый голос.       — Джонни? … — неверяще выдохнул Саймон, отнимая от себя руки и нависая над лежащим под ним телом.       — Конечно, я, Сай. А кого ты ожидал увидеть в нашей постели, Кайла? — насмешливый голос ласкал слух. Потянувшись в сторону, он включил светильник, стоящий на прикроватной тумбе.       Разглядывая такое знакомое и родное лицо, которое в настоящий момент выражало весь спектр эмоций, Саймон казался сбросившим со своих плеч ношу весом в пару тонн.       Тяжело выдохнув, он заключил МакТавиша в крепкие объятия, наваливаясь сверху.       "Сон. Просто сон. Просто блядский сон", — радостно думал он.       Руки Саймона оглаживали и сжимали торс Джона, пробравшись под футболку, пока голова покоилась в месте между плечом и шеей, жадно вдыхая такой родной запах.       — Что тебе снилось, Саймон? — тихо спросил Джон спустя время, поглаживая его голову и целуя в висок, пытаясь успокоить и вернуть из мыслей обратно. — Ты плакал. Я еле тебя разбудил.       Хранивший до этого молчание Райли крепче прижался к Соупу, вырывая у того громкий вздох. Губы прижались к горлу, скользя вниз. Зубы прижались к коже у ключицы, оттягивая и кусая.       — Саймон… — МакТавиш не терял надежды достучаться до партнёра, сжимая его волосы и отрывая от своего тела.       Райли не хотел вываливать на Джона те ощущения и картины, что ему пришлось увидеть. Но, зная Джона, тот не успокоится, пока не получит ответ на свой вопрос. Поэтому, взглянув напоследок в взволнованное лицо, он вздохнул и перевернулся на бок рядом с МакТавишем, который тут же притянул его ближе, переплетая конечности.       — Я… — начал он неуверенно. — Мы были в тоннеле. Ты, я, Прайс и Газ. Какие-то солдаты, которых я ранее не видел. Вы с Прайсом должны были обезвредить бомбу, установленную Макаровым.       Джон раскрыл глаза и прошептал: — Но он… — не дав себе закончить, он вновь продолжил внимательно слушать.       — Я был рядом с Газом, — начал он, прочистив горло и стараясь отогнать наваждение сна. — Мы услышали стрельбу у вас, пытались разобраться и добраться до вас, но… я не успел, Джонни. Он выстрелил тебе в голову. — Саймон зажмурился. — Твоя кровь… она… Я думал, что потерял тебя.       — Шшш… — губы Джона прижались в утешительном поцелуе ко лбу Райли. — Сай, Макаров мёртв, помнишь? Вертолёт, его поганый рот, мой любимый Глок, один быстрый выстрел под крики Прайса — и его больше с нами нет. — Ладони начали поглаживать измученное лицо.       — Всё было таким реальным, Джонни. Ты, я, люди вокруг, мои эмоции. В какой-то момент я подумал, что больше не смогу пошевелиться. Твоя кровь на моих руках, она… — тихо говорил Райли, ощущая на себе пальцы МакТавиша.       — Всё прошло, Саймон. Я жив, ты жив, мы вдвоём. — Внезапно он тихо засмеялся. — И вообще, ты серьёзно решил затащить в нашу постель Макарова? Меня уже недостаточно?       От таких слов Саймон не смог сдержать удивления, впившись округлёнными глазами в Джона: — Да как ты…       Уже не скрывая смеха, Джон просто смотрел на растерянное лицо собеседника: — Вот видишь, сон пугает тебя уже не так сильно, а?       — Засранец, Джонни, — пробурчал в ответ Гоуст, однако не мог не заметить, как ему стало легче.       Вглядываясь в столь знакомые синие глаза, которые сейчас были наполнены жизнью, он ощущал, как узел внутри ослабевает, как живительные капли голубого цвета вновь наполняют его почву влагой. Как на просторах безжизненной до этого земли вновь потихоньку образовываются пока ещё неуверенные ростки.       — Саймон? …       — Что, Джонни?       Рука Джона любовно оглаживала брови и веки Райли, пытаясь согнать с них оставшиеся следы грусти.       — Почему у призраков такие трудности с умыванием? — вдруг спросил Джон с едва заметной улыбкой.       — Почему?       — Мыло не идёт в руки, — прыснул МакТавиш, который привык получать на свои шутки либо хмыки от Райли, либо покачивание головы. Но к тому, что произошло, он не был готов: мягкий, низкий звук прокатился по комнате, забираясь внутрь Джона и оседая на сердце, укрывая его тёплым ощущением уюта.       Саймон Райли смеялся. Открыто. Искренне. И так прекрасно.       Не в силах оторвать от него взгляд или как-то помешать, Джон просто застыл. Мягкий свет лампы освещал их, создавая ощущение теплоты и заботы. Они были дома. Они были вместе.       Когда смех стих, и осталась лишь лёгкая улыбка, Джон прошептал: — Ты безумно красивый, любовь моя.       — Джонни.       — Да, Саймон?       — Не переставай говорить. Лучше озвучивай эти шутки, но не молчи.       — Тебе же не нравилось?       — Я этого не говорил. Не молчи, хорошо? Продолжай говорить, даже если тебе будет казаться, что я тебя не слушаю. Говори. — Утыкаясь носом в его макушку, уже шептал Райли.       — Как скажешь, лейтенант, — проговорил МакТавиш, улыбаясь. — Как скажешь.       Проваливаясь в спокойный сон, Райли ощущал, как его обнимают горячие и заботливые руки, как мерно бьётся напротив его груди чужое сердце.

Мягкой рекой слеза идёт над щекой 

Через мосты из боли переход за новой судьбой. 

      "Только не останавливайся", — подумал он про себя. "Не смей переставать стучать". Это были его последние мысли, а потом он окунулся в спокойный сон.