Смирись

Отталкивай, но внутри так и будет пылать Даже в пепле пламя расцветёт Как в лихорадке Хочу страдать от тебя Хочу страдать FEVER — ENHYPEN

      — Ты хотела меня видеть?       Прошли почти сутки с момента её заключения, и Жан надеялся, что Фифи наконец собралась с мыслями. Если она позвала его, значит, ей есть что сказать. Возможно, она смирилась и готова принять его сторону, сторону Йегеристов, их новую жизнь.       Ру сидела на кровати, закинув ногу на ногу и покачивая ею, опираясь руками о матрас позади себя. Она насвистывала какую-то песенку, больно похожую на ту, что Николо включал на пластинке, привезённой из Марли, в своём ресторане. А когда Кирштайн спустился, свистеть перестала, перевела на него взгляд с прищуром и как-то небрежно отозвалась:       — Ага. Добровольцев же вы тоже арестовали. Где они?       — На гауптвахте, очевидно, — спокойно ответил парень, подходя ближе к решётке, чтобы получше разглядеть собеседницу. Всё-таки тут было очень темно, хотя он выбрал для неё самую удобную, самую просторную камеру.       Комфорт в заключении? Звучит смешно. Даже издевательски.       — Я тоже на гауптвахте, — Фифи спустила ноги с кровати и наклонилась вперёд, чтобы исподлобья посмотреть на Жана своими карими глазами. — Хочу сидеть со всеми. Имею право.       — Право имеешь, но ты не преступница, а значит, не под арест...       — Под арестом! — перебила его Ру и деловым тоном договорила: — За неподчинение и угрозу диверсии. А иначе какой тебе ещё резон держать меня здесь?       Жан поджал губы.       — Так или иначе, скоро ты отсюда выйдешь, — напомнил он ей и, чуть понизив голос, добавил: — Я надеюсь…       — Что, всё ещё думаешь, я соглашусь стать палачом вместе с тобой? — она покривила губы в улыбке, выпрямившись, и перекинула одну чёрную косу за спину. — Можешь дать мне револьвер, я тогда с радостью пущу пулю в лоб Флоку. Он же всё это начал! — и демонстративно отвернулась, презрительно фыркнув.       — Зачем ты так? — в голосе Кирштайна слышались нотки печали. — Я же пошёл на это не столько ради себя, сколько ради дорогих мне людей.       — Меня и мамы, да-да, — пробурчала собеседница и снова скосила на него недобрый взгляд. — А я у тебя, Жан, защиты не просила, — на девичьем лице расцвела ухмылочка. — Видишь, какая я неблагодарная? Тебе такая жёнушка совсем не нужна, Жан. Ты к Микасе, вон, иди лучше клинья подбей, пока она тоже куда-нибудь не умчала. Её-то вы хоть в клетку не посадили за какую-нибудь угрозу диверсии, или она теперь одна из вас?       — Нет, Микаса к нам не присоединилась, — парень покачал головой. — И хотя мы ей доверяем, Флок держит с ней ухо востро.       — А я доверия, значит, не заслужила. Вот так да! — Ру всплеснула руками, наигранно оскорбившись. — Ну вы там реально приглядывайте за ней, а то ведь она как пить дать уже думает, как бы Эрена своего догнать… Так что, переведёшь меня к Добровольцам?       Так резко сменила тему разговора. Надеялась, что сработает отвлечение внимания? Жаль, Жан был слишком серьёзен и непреклонен.       — Не переведу.       — Чёрт тебя дери, Жан! Так ведь недолго и с ума сойти от одиночества. А какой толк от свихнувшейся подруги?       — Ты выйдешь из камеры, как только перестанешь паясничать. С ума сойти не успеешь, — Кирштайн снисходительно улыбнулся.       — Ты такого высокого мнения обо мне всегда был, до сих пор диву даюсь, откуда ты во мне столько хорошего разглядел. Да вот беда, паясничать я точно не перестану, — Фифи поднялась на ноги и преодолела небольшое расстояние от кровати до решётки. Обхватила холодные железные прутья ладошками и уставилась на Жана недовольно. — Не хочу просто. Но хочу выйти отсюда! Я же тебе нравлюсь, Жан, прояви снисхождение к даме своего сердца!       — Может, лучше ты пожалеешь своего валета?       Что за карточные сравнения?       — Ты перестал быть моим валетом с той самой секунды, как я узнала, что ты отказался останавливать Эрена, — пробурчала Ру.       — Это ты так намекаешь, что перестала мне симпатизировать? — Жан наклонился, чтобы заглянуть ей в лицо.       — Не намекаю, а говорю прямым текстом, Жан. Неужели не ясно? — она похлопала глазками, вроде игриво, а вроде и глупо. Как-то неестественно. Всегда так делала, когда раздражалась и хотела позлить. Ох, сколько раз Шадис в кадетке её за это на наряды вне очереди отправлял. А сколько раз капитан грозился глаз ей выколоть, чтобы дуру из себя больше строить не могла? Уже не сосчитать!       — А что ж зрачки тогда у тебя такие большие, когда ты на меня смотришь? — поинтересовался Кирштайн. — Глаза прямо-таки чёрные, не карие.       — Это от освещения, Жан, — Фифи потянулась рукой к его лицу, куда-то пальцем указывая, и он тут же перехватил её, инстинктивно, но сжал не сильно. — У самого-то, вон, какие омуты. Тоже от освещения?       — Если я назову тебя своим светом, ты мне поверишь, Фифи?       Ру устало вздохнула, выдернула руку из его хватки и отпрянула, отходя от решётки.       — Дурак ты, Жан, — пробурчала она. — Нравится тебе, что ли, когда тебя мучают?       — Нет, — парень покачал головой. — Но ради тебя я и твою грубость готов стерпеть.       Не дождавшись быстрого ответа, Кирштайн развернулся и пошёл прочь из темницы. И лишь когда звуки шагов затихли, Ру упала на кровать и, зажмурившись, простонала:       — Чёрт, лучше бы ты ради меня Эрена останавливать отправился.