Доказательство любви

На самом деле до утра ещё далеко и за окном ночь вывесила туманные простыни. Се Лянь не спит, всматриваясь в темноту. Сань Лан — близкий и родной; хоть расстояние между ними не изменилось, но Се Лянь всё равно чувствует его так, словно он рядом. И верит, верит, верит в то, что скоро настанет встреча. Се Лянь слушает музыку ночи, но вспоминает утренние часы. Холодный утренний свет обнажает то, что он всё ещё одинок, но так будет только пока Сань Лан наконец не придёт. Удивительное чувство — ждать с нетерпением его воскрешения как пробуждения, но при этом не иметь возможности разбудить. Сань Лан прекрасен, когда спит, Се Лянь помнит, пусть сон его редкий и кратковременный. Немного печально без него стоять в холодном утреннем свете. Но Се Ляню всё равно нравится это ощущение, нравится присутствие надежды в нём, похожее на тонкий привкус. По утрам тоже туман, и он научился любить его. Туман о многом напоминает, разные картины прошлого выступают из него и вновь теряются среди пелены. Се Лянь рассматривает их и удивляется. Узнает ли когда-нибудь Сань Лан, что каждая из этих картин говорит теперь о том, что он — всё для Се Ляня. Что теперь очевидно — всегда и был таким, всегда и будет. Се Лянь очень многое хотел бы сказать, но не раз ловил себя на мысли, что к тому моменту, когда они встретятся вновь, слова утратят значение. И он даже писал, не раз записывал их все, но свитки терялись, или казались недостойными, или... Может, это удивительно и даже не слишком разумно, так связывать всё с одним-единственным существом. Может быть, найдутся те, кто будет ждать, когда между ними всё обрушится. Досужее любопытство любит крушения, особенно если это связано с разбитыми надеждами. Ну да и пусть судачат и ждут хоть все Небеса — не дождутся. Се Лянь не допустит подобного. Как бы ни был холоден утренний свет, тепло любви Сань Лана согревает его. Даже теперь, даже пока до мига возрождения есть ещё время. И Се Лянь будет согревать его в ответ всей душой своей. *** Время прошло, и наступила встреча, и она была лучше, чем Се Лянь даже мог представить. *** И снова до утра ещё далеко, а ночь кутает землю туманом. Если поднять глаза к небу, то можно увидеть, как Пастух и Ткачиха рука об руку путешествуют по тёмному небу, получив возможность для встречи. Седьмой вечер седьмого лунного месяца, Цисицзе. Се Лянь чувствует осторожные ладони и улыбается. Сань Лан подступил к нему незамеченным, точно соткался из темноты. А может, так оно и было, сотни маленьких крыльев принесли его сюда, позволив в единый момент стать материальным, оказаться так близко. Се Лянь слушает музыку ночи, а в воспоминаниях его звучат собственные стоны, хриплое «Ваше Высочество», едва высказанные признания. Каждый раз — как в первый, всегда смущает, всегда хочется ещё и ещё. — Ваше Высочество, — шепчет вдруг Сань Лан, — холодно стоять здесь, среди тумана. Пойдёмте в дом, всё уже готово. Мы будем праздновать, ведь сегодняшний день — доказательство торжества любви. — Да… — соглашается Се Лянь, но медлит. Где-то в небесах Пастух и Ткачиха обнимают друг друга, не разделённые на одну ночь серебристой звёздной рекой. Но вовсе не это Се Лянь считает доказательством любви. Вовсе нет. И цзяоцзы, и цяого, и сутан — яства и лакомства, что ждут их внимания, вовсе не говорят о любви Се Ляню. То, как бережно обнимает его Сань Лан, — вот что единственно важно и убеждает его в том, что любовь существует и способна одержать победу над темнотой, как солнце каждый день побеждает мрак ночи. Сань Лан увлекает его из-под шатра звёздного неба в дом, и Се Лянь последний раз бросает взгляд на две яркие звезды. Он сочувствует им. Он знает, что такое ждать возлюбленного, как радостна встреча, но они близки лишь один день в году, а он… Се Лянь мягко улыбается. Богиня Чжинюй была несправедлива к влюблённым, думает он. И на миг закрывает глаза, представляя их, пришедших в мир снова, навечно соединённых красной нитью судьбы. Когда он входит в дом, то уже забывает о своём мимолётном желании. Только где-то в седьмой вечер седьмого лунного месяца одновременно оглашают ночь громким плачем два младенца с древними душами, новые воплощения Пастуха и Ткачихи, волей Императора Небес получившие возможность прожить жизнь в любви, не покидая друг друга.