kono yubi tomare

Хёнджин не был новичком, который только поступил и не знал что именно нужно делать, и не был «питомцем» с огромным долгом, который должен был выполнять задания других, более удачливых и умных учащихся. Он сыграл уже порядка нескольких сотен игр, отчего подобное стало рутиной. Так почему же он сейчас так нервничает? В академии, где всё решается азартными играми, покер и любые другие карточные игры с реальными ставками были делом привычным. Победа – играешь снова, чтобы заработать ещё больше денег или авторитета, проигрыш – играешь снова, чтобы вернуть долг и не лезть в неприятности. Последнего, правда, лучше не допускать вовсе, но мелкие суммы всё же можно проигрывать, не сильно напрягаясь во время партии и не вызывая излишнего интереса к своей персоне. Хёнджин всегда поступал по принципу «не рискуй, играй только там, где можешь выиграть, и не недооценивай своего противника». Достижениями он никогда не хвастался, внимания лишнего не привлекал, хоть и считался довольно сильным соперником среди своей группы и был довольно привлекателен внешне, заставляя более сильных игроков знать о нём только из-за последнего фактора. Он никогда бы и не подумал, что, казалось, простая партия в покер станет для него судьбоносной. Когда дилер открывает последнюю общую карту на столе, у Хёнджина перехватывает дыхание. У него на руках пара королей и он надеялся на сет, но, видимо, не судьба – карта оказывается тузом, а из остальных общих не складывается ни одна комбинация. Шансы на то, что у Минхо будут десятка и семёрка, в добавок к открытым валету, девятке и восьмёрке, составляющие стрит, небольшие; каре и фулл-хаус исключены, для остальных же комбинаций вероятность слишком мала. Либо сейчас, либо никогда. — Олл-ин, — руки слегка трясутся, а в горле пересыхает, стоит Хёнджину произнести это. Некоторые немногочисленные башни из фишек падают, издавая въевшийся в сознание звук, когда он символично пододвигает их ближе к середине стола. Это была далеко не первая его игра в академии, но первый раз, когда его заметил такой талантливый игрок, как Минхо – он успел зарекомендовать себя профессионалом в карточных играх и был почитаем даже студсоветом, в состав которого не вошёл лишь из-за своего нежелания. Хёнджин тоже был популярен, но в большей степени среди новичков и «питомцев», с которыми можно было не рисковать и даже порою несильно жульничать, ведь те бы всё равно не заметили, а если и заметили, то ничего сделать не могли. Даже громкие самоуверенные восклицания быстро подавлялись простым «докажи», что сразу ставило оппонента на место. Он никогда не играл ни с кем из студсовета или кем-то из более профессиональных игроков: ему лишние проблемы не нужны, а те сами никогда не предлагали ему игру, поэтому Минхо, изъявивший желание уделить Хёнджину внимание, ввёл того в ступор. Не принять приглашение – означало подорвать свой авторитет среди и так небольшого количества людей, а это было недопустимо. Он любил играть, но не любил риск, отчего единственный безопасный вариант заработка денег и авторитета в этом заведении ему был жизненно необходим вплоть до выпуска. Всё или ничего. Стать «питомцем» или авторитетом в глазах большей части академии. А улыбка на лице Минхо совсем не исчезает. — Поддерживаю, — Ли даже не сдвигает всю кучу фишек, лишь слегка отодвигая ближайшие к себе башни тыльной стороной ладони. Хёнджин громко сглатывает, нервно смотря в сторону человека на противоположной от них стороне стола, которого, на правах приглашенного в игру участника, ему разрешили выбрать самостоятельно. В качестве дилера сегодня выступал его друг, что чисто в теории мог бы сделать подтасовку, как это порою бывало с наглыми первокурсниками, которые всячески кичились перед опытными студентами. Таких поставить на место было легко – достаточно заставить их проиграть довольно большую сумму, дабы не зазнавались и впредь вели себя осторожнее. С Минхо мухлёж бы не прокатил, ведь у того глаз намётан на такие детские, по его мнению, уловки, а Сынмину за раскрытую подтасовку на месте дилера, светил, как минимум, вылет из учебного заведения, отчего ему остаётся лишь наблюдать за нервничающим Хёнджином и сочувствовать тому взглядом. — Шоудаун, — Хван дрожащей рукой практически выбрасывает карты из ладоней. Это пытка: с одной стороны хочется поскорее покончить с этим, ведь вернуться в прошлое и исправить что-либо уже нельзя, поэтому остаётся лишь ждать своей участи; с другой – он боится. Боится поднять глаза и увидеть, что он ошибался. Ошибался с самого начала, как только вступил в эту академию. Минхо медленно, будто растягивая момент, наклоняет свои карты над столом, позволяя увидеть их сначала только дилеру, а после того, как убирает руку – самому Хёнджину, который не может поверить своим глазам, мозгу и словам Сынмина, оглашающего достоинство, масть и комбинацию карт. У Минхо сет. Тузов. Последний фактор будто насмехается над Хёнджином, показывая, что даже без учёта карт на общем столе, у него не было абсолютно никаких шансов. Он уверен, что игра была более, чем честной – он сам выбрал дилера, а Ли не стал бы рисковать и подрывать свой авторитет, когда его оппонентом был вполне обычный, ничем не выдающийся студент. Минхо просто повезло и в этом не было никаких сомнений. Хёнджину кажется, что он вот-вот заплачет. У него нет таких денег. Количество фишек на его половине стола совсем не соответствовало его истинным сбережениям – это была идея Минхо, который предложил сразу играть по-крупному, объясняя тем, что делать мелкие ставки совсем неинтересно. Одна фишка эквивалентна ста тысячам вон. Хёнджин только что собственноручно проиграл десять миллионов вон. Минхо даже не спрашивает насчёт оплаты – он прекрасно знает, что младший не сможет в ближайшее время отдать такую большую сумму, поэтому просто уходит, насладившись игрой. Всё-таки видеть открыто нервничающего соперника и по итогу выигрывать приятно. Неприятно загнать самого себя в угол, проиграть, не имея шансов выиграть изначально, и становиться «питомцем», вынужденным потакать остальным и терпеть их издёвки. Хёнджин мог бы вежливо отказаться, напрямую говоря о том, что считает Минхо сильным соперником и не уверен в своих силах и удаче. Ему бы никто ничего не сказал, а шепотки и слухи за спиной прекратились бы меньше, чем через месяц. Он посчитал себя куда более способным, чем был на самом деле, отчего и поплатился. Цепочка с небольшой табличкой, обозначающая принадлежность к «питомцам» с большим долгом, обжигала шею, а пристальные взгляды людей на его пути заставляли его чувствовать себя максимально некомфортно. Большинство из тех, кого он раньше считал своими друзьями, стали открыто смеяться над ним, а некоторые ученики и вовсе приставать. Это не было чем-то непривычным в академии, но до этого никто никогда не позволял себе такого по отношению к нему. Из-за них появился страх ходить одному по обычно пустующим коридорам. Хёнджин не был одним из таких ублюдков – никогда не играл на большую сумму, если оппонент бы такую не потянул, не издевался над «питомцами» и, по мере своих сил и возможностей, даже помогал некоторым, при этом делая безразличное выражение лица, дабы остальные думали, что ему просто не хочется наблюдать за очередным избиением, и не посчитали, что он им сочувствует. А он сочувствовал. Он находил небольшой плюс в таком положении: теперь люди своим отношением к нему открывали своё истинное обличие, позволяя понять кто всё это время лишь притворялся его другом. Он рад, что Сынмин не был одним из таких, а потому продолжил общение даже несмотря на редкие выкрики в свою сторону и предложения, состоящие из одних оскорблений, когда он отводил Хёнджина подальше от таких придурков, но дальше этого дело не заходило. В отличие от Хвана, у него не было долгов, да и выступал он чаще всего в качестве дилера, а не игрока – все были прекрасно усведомлены, что, попав на его игру, имели повышенный шанс проигрыша, если бы стали издеваться над ним так же, как и над его другом. Хотя это вовсе не означало, что он не хотел мстить и без этого, намеренно приглашая за общий карточный стол более опытных игроков и закрывая глаза на явное жульничество их соперников. — Что собираешься делать дальше? — Сынмину было любопытно. Хёнджин, по его скромному мнению, был довольно смышлённым парнем, поэтому явно уже что-то придумал и составил подробный план. — Хочу предложить игру Чану из студсовета, — Ким сначала удивился, но затем понял, что идея имеет смысл и Хёнджин знает что делает. Они с Крисом не были друзьями, но он был в курсе того, что искренне дружелюбному практически со всеми Чану не нужны деньги и он не будет намеренно загонять кого-либо в ещё большие долги. У «питомцев» была одна привилегия – они могли единожды позвать кого-либо из студсовета в игру и этот человек не имел права отказаться. Хотя Кристофер и без этого, узнав о положении Хёнджина, сам предложил бы игру, без использования привилегии. Само собой, специально он никогда не проигрывал, но давал бесплатный шанс отыграться, а в случае проигрыша оппонента просто просил о какой-либо услуге, обсуждённой заранее. Услуги простыми не были – одно из условий комитета по вопросам нейтралитета, которые следили за честностью проводимых игр. «Ставка одного игрока должна была быть равноценна ставке другого», поэтому, когда речь касалась того, что один учащийся ставит деньги, а второй – выполнение какой-либо задачи, своё личное время или даже тело, сами игроки могли зачастую назначать нечестную цену. Пусть подобные игры Чан проводил и без официального дилера, он не любил нарушать правила академии, а потому просил что-то трудновыполнимое, но возможное. По дороге к Кристоферу Хёнджин старается не думать об услуге, которую в качестве ставки, мог бы принять старший. На месте разберётся, сейчас же главное – отыграться. Да, не перед Минхо, но Хван мальчик смышлённый и после такого поразительного проигрыша даже смотреть в сторону Ли не станет. Даже, скорее, сторону кого-либо из профессиональных игроков в принципе, если это не кто-то из его друзей, конечно. Он и сам не понимал каким образом, но так вышло, что пара хороших друзей среди таких учащихся всё же была: к примеру с Чанбином, который был сыном одного из самых богатых предпринимателей Кореи и, соответствуя статусу, игроком выше среднего уровня, они некоторое время ходили в клуб традиционной культуры, где Хёнджин изучал историю корейского искусства, а Со в принципе нравилась атмосфера и соблюдение традиций, хотя позже и стал приходить крайне редко ввиду нехватки времени. Джисон же, будучи новеньким, попал в общую с Хваном группу и быстро освоился, привыкнув к правилам, отчего они и стали часто играть вместе против более слабых однокурсников, пока младший не перевёлся на другое направление, но общения с Хёнджином не прекратил, несмотря на то, что стал местной звездой и равным конкурентом чуть ли не самому Ли Минхо. Парень до сих пор не понимает как Хану это удавалось – в повседневной жизни тот был громким, читаемым, как открытая книга, и острым на язык, а во время игры даже шанса не давал обычным учащимся, хотя практически всегда играл честно. Фантастика. Хёнджин никогда не пользовался привилегиями дружбы с ними, ведь, в первую очередь, считал это неправильным, во-вторых же, он в этом попросту не нуждался. Даже в нынешней ситуации он придерживался первого принципа и на предложение Чанбина взять у него в долг под ноль процентов категорически отказался. Пусть для Со эта сумма была и не шибко большой, Хёнджину же пришлось отдавать её минимум несколько месяцев с учётом того, что он на постоянной основе будет выигрывать у первокурсников и новеньких. Кабинет Чана, в отличие от кабинетов других членов студсовета, в которых Хёнджину довелось побывать, притягал своими простотой и практичностью. Вероятнее всего, все года ранее это помещение использовалось как небольшой класс для дополнительных занятий или просторный кабинет кого-либо из учителей, и, зная, что Чан не будет менять изначальный вид комнаты, ему вручили ключ от неё, не беспокоясь за сохранность исторической ценности помещения и его выделяемости на фоне остальной академии. Сам Кристофер сидел напротив него за низким столиком на отапливаемом чистом полу, как и сам Хван. В клубе традиционной культуры все занятия проходят абсолютно также, поэтому это не вызывает дискомфорта, и даже наоборот – ему явно симпатизирует тот факт, что Чан был ценителем традиций, несмотря на то, что сознательную часть детства прожил на другом континенте. — Для начала, — Крис обдумывал слова младшего, сразу же, как и предполагал Хёнджин, предложив ему отыграться, — мне интересно, что в качестве ставки предложил бы именно ты. Ставить выполнение услуги не хотелось – он наслышан о трудности поручений и их продолжительности, из-за которой у него попросту не будет времени, чтобы собрать деньги с мелких игр. Нужно что-то, что можно было бы выполнить в течении, желательно, одного дня, а лучше – вечера после учёбы. Не долго подумав над остальными вариантами, он ляпнул: — Может, моё тело? — терять нечего, а так у него хоть будет ещё больший стимул выиграть. Думать о том, что ему придется делать в случае проигрыша, совсем не хочется, но на секунду мелькает успокаивающая мысль в том, что Чан не был тем, кто причинит какую-либо боль партнёру, поэтому, если бы Хёнджину пришлось выбирать, он, скорее всего, выбрал бы именно Криса. — Ты уверен? — старший смотрел на него с явным удивлением. Не то, чтобы никто не предлагал этого в качестве ставки ранее – он вежливо отказывался не с желанием оскорбить, а по чистой ненадобности таких услуг – но слышать такое от Хёнджина для него было неожиданностью. — В качестве равноценной твоему долгу ставки... Это, наверное, подойдёт, но ты вообще понимаешь что я могу в теории с тобой сделать, если ты проиграешь? С таким не шутят, Джинни. — Ты не выглядишь как жуткий извращенец, которых навалом в академии, к тому же я знаю, что ты не причинишь боль, — он на секунду задумался от милого прозвища, но Чан часто использовал их по отношению к младшим, поэтому в этом не было ничего удивительного. — На это уйдёт немного времени и в случае чего я смогу быстро приступить к играм с небольшим выигрышем и сконцентрироваться на них, дабы отдать долг в ближайшие полгода. Так что да, меня всё устраивает. — Ясно, — Крис протягивает ему бумагу, где в трёх кратких предложениях описано кто играет и какие ставки сделаны – личная заморочка самого члена студсовета, который хотел, чтобы оппонент убедился в честности даже без участия дилера. Спутать почерк Чана с чьим-либо ещё было трудно, печать же служила показателем официальности происходящего. Просто и быстро. — Тогда подпиши здесь, под наименованием своей ставки. Он указал на нужное место, слегка задев пальцами тыльную сторону ладоней парня. Исходящее от них тепло было даже более приятным, чем от пола с подогревом, что так спасал в дождливые прохладные дни, наполненные тоской и сыростью. Хёнджин не любил такую погоду. Почему он вообще об этом сейчас подумал? — Во что играем? — несмотря на то, что привилегия выбора игры почти всегда была за приглашенным, Чан оставлял это право пришедшим отыграться. Если бы не его профессиональное умение играть, с такими поблажками он бы точно стал банкротом ещё до вступления в студсовет, куда его одного из немногих позвали из-за чувства ответственности и прекрасного выполнения поручений, а не огромного денежного взноса. — Всё что угодно, но только не покер, — Хёнджин во всех традициях своего излишнего драматизма мог бы тяжко вздохнуть, но не стал, ибо осознал, что в ближайшее время действительно вряд ли сможет спокойно играть в него. Чан тихо засмеялся. — Что насчёт карточного «камень-ножницы-бумага»? Мне принесли коробку с чьей-то недавней игры, поэтому мы могли бы перебрать карты для более равного распределения всех вариантов и снова перемешать. Отличие этой игры от классической было весьма существенным, хоть в основе и стояли те же три варианта выбора. Такая версия полюбилась первокурсникам и тем, кто предпочитает играть с кем-то из группы сразу после окончания занятий: доставалась пустая коробка, в которую остальные учащиеся, выполняющие роль наблюдателей, закидывали карточки с нарисованными ими же символами камня, ножниц или бумаги; после, содержимое коробки перемешивали, а игроки доставали по три случайных карты. В большинстве случаев, на руках бывало два одинаковых выбора, поэтому, пусть эта версия и имела меньше свободы, при этом она была более интересной. Как покер, но с намного меньшим количеством комбинаций и с большей возможностью жульничества, в особенности по отношению к новичкам – игрок, предлагающий сыграть, практически всегда был в сговоре с какой-то частью наблюдателей, оттого те и слушались человека, находящегося за спиной противника и показывающего какие карты класть в ящик. — Хорошо, — игра с Чаном не просто гарантировала честность происходящего, а и позволяла ему самому схитрить: можно было сделать насечки на задней части перебираемых карт или самому положить преимущественно карты одного варианта, но делать этого совсем не хотелось. Было сразу понятно, что Кристофер дал ему возможность выиграть, но делать это таким путём совершенно не хотелось. Во-первых, Хёнджин сам не любил жульничать в отношении к игрокам, которых он уважал, во-вторых – честность и открытость Чана заставляла его быть таким же. Даже если бы тот прямо предложил сыграть с явными привилегиями на стороне Хвана, он бы отказался, не желая упасть в своих собственных глазах. Пускай он проиграет, но зато честно и не будет терзать себя этим всю жизнь. Карты Хёнджин перебирал максимально осторожно и все до единой показывал Чану. Оба сошлись на том, чтобы скинуть в коробку по семь карт каждого варианта, чтобы вероятность вытянуть три одинаковых была не велика и нельзя было даже предположить какие именно карты будут у соперника. Чистая удача, как и в обычной игре, но без возможности полного выбора – как её и планировали изначально. Первый кон для Хёнджина начинается довольно хорошо – у него на руках два «камня» и «ножницы» и, если следовать теории вероятностей классической игры, у него были бы большие шансы, выкинь он «камень». Но это было бы слишком просто и, к тому же, не факт, что у Чана есть «ножницы», которые чаще всего выкидывают первыми. Также, судя по тому, что ему досталось целых два «камня», можно предложить, что вероятность того, что его оппоненту выпадет хотя бы один «камень», чуть меньше, поэтому стоит разыграть их. Или всё-таки нет? Пока он думает, Кристофер, скорее всего, уже выбрал карту наугад, а потому делать теории бессмысленно. Пальцы сами собой останавливаются на «ножницах», из-за чего Хёнджин делает выбор в их пользу, надеясь на удачу. Ему бы стоило напомнить себе о том, к чему это привело в прошлый раз. — Готов? — в глазах Чана нет и намёка на хитрость, поэтому предположение о том, что он действительно выбрал карту случайным образом, только подтверждается. — Тогда камень... — Ножницы... — Бумага! — оба произносят это чуть громче, чем следовало бы, но винить в этом можно лишь нетерпение и нарастающее чувство азарта. Хёнджин выдыхает и с нескрываемой нервозностью смотрит на карту «камня» перед собой. Пусть Хван пока и не проиграл, но шансов на это становится больше. С другой стороны он наконец-то понял, что опираться на вероятность выпадения того или иного выбора не стоит, ведь с его двумя такими же картами Чану всё равно выпала одна такая. Крис демонстрирует оставшуюся в его руке пару «ножниц», показывая, что ситуация буквально была принципом «три к одному», в которой всё свелось к меньшему значению. Они не обязаны показывать остальные карты, но любопытство съедает обоих, поэтому в ответ Хёнджин смущённо протягивает свою пару «камней». — Расклад получился забавным, — Чан разбавляет атмосферу своим тихим смехом, что в корне отличается от того, которыми в академии любят одаривать проигравших. Кристофер смеётся не над Хёнджином и его неудачей, а над абсолютно противоположными в их руках картами и возникшей из этого ситуацией. Игра обещает быть очень интересной. — Надеюсь, тебе повезёт в следующий раз! Слова искренны и Хван приступает ко второму кону со вторым дыханием и намерением честно победить. Предварительно они даже не стали менять разыгрываемые в первом раунде карты, полностью доверяя друг другу и не считая необходимостью тратить время на тщательное рассмотрение старых и поиск среди груды отложенных карт новых. Две «бумаги» и одни «ножницы» чем-то напоминают ему прошлый кон, но он пытается не зацикливаться на этом. Лишь решает действовать по другой тактике и разыграть сначала повторяющиеся карты. Не факт, что это поможет, поэтому он просто хочет попытать удачу, которая и так от него отвернулась. На сегодня, на эту неделю и, кажется, на всё его оставшееся в академии время в принципе. — Камень... — видя, что Чан тоже готов, Хёнджин демонстративно тянет руку к одной из карт, начиная отсчёт. — Ножницы... — Бумага! — дышать отчего-то становится сложнее, хотя Хвану совсем не страшно, как в игре с Минхо. Крис каким-то образом делал впечатление от игры не такими серьёзными, отчего волнение практически сходит на нет, даже когда результатом игры на низком столике является одна и та же «бумага». На случай ничьи они заранее договорились не начинать новый кон, а тянуть оставшееся и в следствии этого у Хёнджина сейчас всё ещё есть выбор. Думать о том, что вытяни он «ножницы», победа была бы гарантирована, он не хочет. Пальцы автоматически тянутся к «ножницам», как и на первом кону, но сейчас он отчего-то не хочет слушать свою чуйку. Вероятностей слишком много, чтобы можно было бы продумать хоть что-то, а потому Хёнджин просто откладывает «ножницы» на край стола рубашкой вниз, отрезая себе пути отступления. Чан в который раз за вечер смотрит на него с удивлением, но поняв, что младший не собирается разыгрывать лежащую на столе карту, ничего не спрашивает, молча делая свой окончательный выбор. — Камень... — Ножницы... — Бумага! — Хёнджин не нервничает, но почему-то всё-таки сжимает собственное бедро свободной рукой, когда резко опускает карту вниз так, чтобы та была видна оппоненту. Слёзы почти текут из его глаз, когда он видит чужой «камень», знаменующий победу Хвана на этом кону. Теперь шансы «пятьдесят на пятьдесят» и всё действительно решит удача. У Чана, в отличие от него, как оказалось выбора не было – он показывает второй «камень» в ответ на отложенные ранее хёнджиновы «ножницы» и, вроде, искренне рад этому. На практике Хвана это единственная игра, где его соперник действительно будет счастлив при его победе и поэтому понимает, что очереди из «питомцев» к Кристоферу стоят не только из-за равных условий и услуг в виде ставки. На душе спокойно, а быстро стучащее сердце и потеющие ладони ощущаются как что-то привычное. Пусть симптомы и выдавали явное волнение, как такового его Хёнджин почему-то не чувствовал. Хван был бы рад, выпади ему три одинаковых карты, чтобы не мучаться и поскорее закончить это. Будь что будет. Третий кон начинается как обычно и он ожидает вновь увидеть на руках два одинаковых выбора, раздумывая уже сейчас над тем, что именно разыграет. Хёнджин старается не показывать эмоций в каждом раунде, но удивление при взгляде на полученные карты скрыть сложно. «Ножницы», «камень» и «бумага». Все три варианта, дающие полную свободу выбора. Иронично, что они выпали именно тогда, когда ему нужно было буквально решать судьбу своего тела. Проблема. Раньше он считал счастливчиками тех, кому выпадали все три карты, но сейчас он осознал, что легче игра от этого не становится. Наоборот – винить себя, в случае проигрыша при таком раскладе, хочется намного больше, чем при другом. Если права выбора не будет вовсе, то это будет волей удачи. Если выбор будет наиболее свободным, то это будет вина игрока. Он будет разбит не ставкой, а самим способом поражения, что намного хуже. В попытках отогнать мрачные мысли, Хёнджин пытается сосредоточиться на выборе. Снова решает взять «бумагу» – совсем не из-за того, что та принесла ему победу на прошлом кону и не из-за чутья, которое сейчас указывало на «камень». Просто... Он сам не знает почему. Раз не знает – значит точно не думает о вероятностях победы и картах оппонента. Всё решает удача. — Камень... — Чан подозрительно быстро сделал свой выбор, но Хёнджин за размышлениями даже не замечает этого. Это ему ничего не даст, так неинтересно, да и вообще руки трясутся, когда он сжимает пальцами нужную карту. — Ножницы... — мысли «а что, если...» так и захватывают его голову, но он старается как можно быстрее отметать их, пока ещё не решился в критический момент поменять выбор. — Бумага! — и снова это чувство. Боязнь посмотреть на карту противника, будто от этого он сможет избежать судьбы или что-то изменится. Хотелось бы как в детстве спрятаться от всех проблем под большим тёплым одеялом, только вот Хёнджин понимает, что это больше не сработает. Он заставляет себя приоткрыть один глаз, дабы наконец-то спокойно вздохнуть, но не получается: он забывает о дыхании в принципе, почти падая в обморок на месте. «Ножницы». Хёнджин опускает взгляд на остальные карты парня и замирает. Ещё две пары чёртовых «ножниц». Чан был без права даже малейшего выбора и не надеялся на успех, но Хёнджин и такой шанс смог упустить. — Ох, — Кристофер удивлён не меньше, увидев выпавшие из чужих рук не повторяющиеся карты. Будь они на публичной игре, та бы вошла в историю, но сейчас он беспокоится лишь о состоянии Хвана. Слишком ли он будет разбит после такого? Хёнджину в который раз за последние два дня кажется, будто он вот-вот заплачет, но этого не происходит. Очень жаль, ведь так он хоть ненадолго мог бы забыться и не иметь сил на выражение других эмоций. Чувствует чужую тёплую ладонь на своей и поднимает голову в сторону Криса – тот сидит уже сбоку от него и в его глазах читаются лишь поддержка и забота. — Я не знаю утешит ли это тебя, но это одна из самых интересных игр, в которые мне довелось сыграть когда-либо, — Хёнджин не очень любил прикосновения, но объятья Чана ощущаются как тёплое одеяло в холодную погоду, а искренность его слов заставляет чувствовать себя не так подавлено. — Я давно не чувствовал таких ярких эмоций и не хочу, чтобы после такого ты отчаивался. Давай сыграем как-нибудь снова? Последнюю фразу он прокручивает в голове почти ежеминутно, пока не оказывается у дверей квартиры старшего, где они договорились встретиться. Дальше его голова вмиг пустеет и одновременно с этим полна мыслей. Они просто переспят и разойдутся, прекратив какое-либо общение? Будет ли Чан таким же аккуратным и нежным, как и в предположениях Хвана? Стоит ему постучать прямо сейчас или лучше написать сообщение о том, что он пришёл? Если бы Хёнджин стоял чуть ближе к двери, та бы ударила его по носу, когда Кристофер открыл ту перед ним. Старший сразу же вежливо кланяется в извинении, считая, что это он виноват в том, что чуть не задел юношу, на что тот в панике сам извиняется за свою непредусмотрительность. Между ними ненадолго возникает неловкая тишина, которую только спустя бесконечные полминуты нарушает Чан, наконец здороваясь: — Привет, я увидел на камерах в подъезде, что ты пришёл, но пока не решаешься зайти... — в дальнейших объяснениях нет необходимости, но парень почему-то делает паузу, будто и сам не знает чем закончить предложение. Он волнуется? Хёнджина немного успокаивает эта мысль, только совсем уверенности не придаёт, что немного грустно. Хван тихо приветствует Чана в ответ и заходит в квартиру, когда тот отходит в сторону, приглашая. Квартира Кристофера была чем-то похожа на его кабинет – никакого ремонта после въезда, хотя здание было относительно новым, без вычурного золотого декора, который так полюбился практически всем богатым наследникам из академии, у которых Хёнджину довелось побывать, и всё лишь самое необходимое. Если бы это был дом любого другого человека, от него веяло бы неприятным холодом и одиночеством, но вместе с Чаном квартира отчего-то таковой не кажется. Сам Чан будто создавал тепло своим присутствием здесь, а пустые чашки из-под кофе повсюду, снимки с друзьями на стене и комоде в коридоре и несколько плюшевых игрушек милейших хаски только добавляли уюта во время отсутствия хозяина. Хёнджин очень надеется, что последнее это результат того факта, что Чану нравятся собаки, но за неимением времени в ухаживании за животным, ему приходится обходиться лишь игрушками. Если они продолжат общаться, юноша мог бы познакомить его со своей собакой, с которой игрался «двадцать четыре на семь», не считая времени, проведённого в академии. — Ты точно не против? — Чан на всякий случай в сотый раз спрашивает это и при входе в просторную спальню, дёргая тёмные занавески, дабы осветлить комнату. Хёнджин не может не опустить взгляд на огромных размеров кровать с кучей подушек и наверняка очень мягким матрацом. — Если бы я был против изначально, я бы не сделал такую ставку в принципе, — получается немного резко, отчего младший мысленно бьёт себя по лбу за такую нервозность. Он садится на самый край постели, будто боится занять больше пространства, и внимательно слушает стоящего напротив него Чана, что, похоже, хотел что-то предложить. — Ох, ну, — Кристофер не был девственником, но когда дело касалось слов об этом вне самого процесса, его чересчур правильный мозг постоянно пытался сформулировать как можно более непринуждённые фразы, что, чаще всего, превращалось в бессвязную мешанину мыслей, — тебе стоит подготовиться? — В душ я сходил перед выходом, — Хёнджин не совсем понимает, имеет ввиду он эмоциональный или физический план, поэтому отвечает как есть, игнорируя вероятность вопроса об его эмоциональном состоянии. — Смазку и презервативы я на всякий случай взял с собой, но мне кажется, что ты тоже их приобрёл. И, само собой разумеющееся, мне требуется растяжка. — Да... Это да, — Хван впервые видел неуверенного и сомневающегося в себе Чана, который, видимо, стесняется что-либо сказать или просто не уверен в том, сформулировал ли он предложение достаточно корректно, чтобы младший не обиделся. — Я ещё про то, стоит ли нам... Задать соответствующую атмосферу? — По типу романтической музыки и ужина при свечах? — Хёнджин воспринимает кивок как ответ, поэтому продолжает. — Если ты не против, я бы хотел сразу приступить к делу, но не для того, чтобы поскорее закончить с этим и разойтись, а, скорее, чтобы создать меньше неловких моментов, если ты понимаешь о чём я, — он ни в коем случае не хочет обидеть Кристофера, но его наигранная уверенность была уже на пределе и он чувствует, что совсем скоро даже слова без румянца на щеках сказать не сможет. — Я тоже с этим согласен, но, думаю, нам стоит ещё немного времени потратить на обсуждение... Того, что могло бы тебе не понравиться? В плане... — Ты имеешь ввиду то, какие у меня кинки, и что, наоборот, вызывает у меня отвращение во время секса? — Чан молча кивнул, не зная, что и добавить. — Мне нравятся похвала, пет-плей с использованием ошейников, лёгкое удушье от них, порка, сверхстимуляция, а ещё грязные разговоры, но не тогда, когда они подразумевают под собой оскорбления, хоть у меня и не было нормального опыта с этим, я не хочу пробовать это именно сейчас, — старший смотрит с таким внимательным видом, что, если бы у него были листок и ручка, он бы обязательно всё записывал, — Но, если ты не хочешь, можешь ничего из этого не делать. Единственное, что попрошу: не оставлять меток на шее, — он не упоминает то, что форма академии совсем не скрывает эту часть тела, а светить засосами не хочет в силу имения статуса «питомца» – некоторые индивидуумы смогут расценить это как легкодоступность парня, а потому от приставаний ему не отделаться. — Что насчёт тебя? — Меня? — Ну, во время секса оба партнёра должны получать удовольствие, тем более учитывая то, что ты меня выиграл, поэтому мне бы хотелось знать, что нравится тебе. — О, — Чан на несколько секунд завис. Он никогда не задумывался над этим и, хоть все его предыдущие партнёры не были эгоистами, никто из них не спрашивал такого, действуя наугад. — Может, мольбы? — спрашивает он так, будто Хван должен знать ответ. — Не в том плане, когда партнёру больно, а в том, что, чтобы получить награду, он должен попросить и сказать чего именно он хочет, — Крис пытается объяснить это так, чтобы это не касалось Хёнджина напрямую и тот мог не делать этого в случае чего. — Ещё мне нравится самостоятельно подготавливать партнёра и ласкать его при этом. И ты же не против меток там, где их не видно? — юноша отрицательно кивает. — Хорошо. Мне не очень нравятся игры с сосками, потому что это больше щекотно для меня, нежели возбуждающе, а так, в принципе, ещё ничего из того, что я пробовал. Всё-таки Чан казался гораздо безобиднее Хёнджина, у которого было не намного больше половых партнёров. Если бы Хван назвал полный список своих фетишей, то они бы и к утру следующего дня не закончили, но он не хотел, чтобы старший считал его чересчур развратным, поэтому остановился на том, что они могли бы сделать сейчас и это не выглядело слишком слишком. Ладони у Чана тёплые – юноша уже во второй раз убеждается в этом факте, когда они наконец обговаривают все остальные мелочи и приступают к делу. Он откидывается на мягкую постель прямо поперёк кровати, позволяя чужим рукам исследовать его тело и раздевать. Под самый конец разговора Крис упомянул, что любит брать инициативу на себя, а потому прямо спросил, не будет ли тот против этого. На самом деле, у Хёнджина такое впервые – никто из его любовников никогда не проводил таких разъясняющих разговоров, сразу приступая к практике. Это не закончилось каким-то плохим опытом, но метод «проб и ошибок» занимал слишком много времени, которое можно было потратить на гарантированный способ получения удовольствия. Он немного ошеломлён, ведь, по факту, Чан его выиграл, почему он ведёт себя намного заботливее всех его предыдущих партнёров? Да, это в его характере, но не настолько же? Прохладные простыни слегка отрезвляют и не позволяют слишком глубоко упасть в мысли, когда Крис снимает с него форменный красный пиджак и расстёгивает рубашку – Хёнджин пришёл к нему сразу после собственных занятий, которые в этот день заканчивались на несколько часов позже бановых. Тот, в отличие от него, был в домашней футболке и спортивных штанах, что всё равно выглядело сексуально. Он признал это. Чан действительно был сексуальным и возможно именно по этой причине Хван в первую очередь и предложил себя в качестве ставки. Осознание приходит только сейчас и находит своё подтверждение, стоит старшему стянуть с себя верх, оголяя накачанную грудь и кубики пресса. Сейчас Хёнджин очень жалеет, что в их академии нет пар по физкультуре или каких-либо спортивных клубов, во время которых он мог бы наблюдать за таким Кристофером. Разочарование приходит, когда его переворачивают на живот. Он не успевает насладиться видом чужого тела и уже хочет попросить перевернуть его обратно, но вдруг понимает, что смотреть без стыда на парня во время растяжки вовсе не сможет. Это его слабость, о которой он забыл упомянуть при разговоре, и теперь Хёнджин очень благодарен тому, что старший решил сделать так. Чан практически срывает чужие штаны вместе с бельём, оставляя Хвана практически полностью беззащитным. Тот млеет от доминирования, хоть, честно признаться, никогда бы и не подумал, что Кристофер способен быть таким. Он вовсе не жесток или двуличен; он возбуждающе горяч и сексуален. Максимум, что Чан сможет сделать беспощадно – это до звёзд перед глазами трахнуть его задницу. Хёнджин этого хочет. Хёнджин готов скулить, когда Чан проникает в него сразу двумя пальцами, предварительно вылив на них огромное количество смазки. Юноша соврёт, если скажет, что он не ожидает в любой момент получить шлепок по ягодице из-за постоянного ёрзанья – не потому что ему дискомфортно. Потому что он хочет большего. Но у Бана, кажется, другие методы. — Малыш, — обращение отчего-то заставляет младшего застонать, — ты же хочешь, чтобы я тебя сегодня похвалил? — затуманенный взгляд в стену напротив и три быстрых кивка в качестве ответа. — Тогда будь хорошим мальчиком и не двигайся. Он хочет узнать, что будет, если он не послушается, но его тело так открыто реагирует на эти милые прозвища, что проверять не хочется. По крайней мере не сегодня – он всё ещё надеется на вторую такую встречу, поэтому полностью расслабляется, позволяя спокойно подготавливать себя. Может, если он будет таким послушным, Чан захочет провести с ним ещё пару ночей? Последние слова парня Хёнджин, кажется, воспринимает слишком буквально, а потому старается даже не дышать. У Криса это вызывает улыбку, из-за чего он придумывает себе увлекательное задание: заставить Хвана ослушаться своих же слов. Старший опускается ниже, не переставая разрабатывать чужую дырочку, и на пробу оставляет засос на пояснице, внимательно вслушиваясь в слегка участившееся дыхание. Чан опускается ниже и оставляет метку прямо на ягодице – видимо, он воспринял «место, где никто не увидит» слишком буквально, но это было обговорено ранее, поэтому не запрещено. Слышит быстро прервавшийся высокий скулеж, который он бы и не заметил, если бы не был его причиной. Значит, Хёнджин может быть тихим, если это требуется. Что ж, похвально, но Бан хотел не совсем этого, а потому решает указать младшему на это. Удар по заднице ощущается точно так же, как он себе представлял. — Разве я говорил тебе быть тихим, малыш? — Хёнджин плывёт от этого. От всего этого. — Я задал вопрос. Отросшие шелковые волосы приятно оттягивать, но Чан этим не злоупотребляет, лишь на секунду приводя таким образом юношу в чувства. Он решает перевернуть того на спину, чтобы при зрительном контакте упасть в такое состояние было сложнее, отчего Хёнджин протяжно скулит, когда до него с опозданием доходят слова старшего. — Нет, я... — голос дрожит, тыльная сторона ладони прикрывает красные щёки, волосы растрёпаны, член давно встал и истекает смазкой на подтянутом животе и Крису это нравится. Его можно довести до такого ещё на стадии растяжки? Хван сам не был в курсе, а потому закатывает глаза и громко стонет, стоит пальцам внутри него коснуться простаты. У него нет сил даже на то, чтобы посмотреть на Чана между своих ног, поэтому даже не заканчивает предложение, надеясь, что тот сам всё поймёт. Парень решает снять галстук с чужой шеи – изначально он оставил его ради лёгкого удушья, которое он планировал провести, когда младший будет на грани, но тот, видимо, всё время будет на грани. Как-нибудь в следующий раз. То же самое думает и про собственный кинк на мольбы, наблюдая за состоянием Хвана, но слышит следующее: — Ещё один, пожалуйста, — вероятнее всего, он имеет ввиду добавить ещё один палец к тем двум, что сейчас были внутри него, и кто такой Кристофер, чтобы отказать ему. Похоже, Хёнджин был ещё в состоянии думать и просить о чем-либо кратко, но полноценное предложение сформировать уже не мог. Чан не уверен, сможет ли он воспринимать всё, что он говорит, поэтому решает проверить. — Малыш, я рад, что ты так вежливо об этом попросил, — он специально шепчет это в самое ухо, чтобы добиться большего эффекта. Судя по вырвавшемуся из мягких губ всхлипу это действительно работает. — Ты такой молодец. В качестве награды он целует Хвана, что послушно открывает рот, даже не пытаясь взять инициативу в свои руки. Его руки сейчас в состоянии лишь сжимать простынь время от времени, когда подушечки пальцев надавливают на простату, вынуждая его вскидывать бёдра. Голова идёт кругом от нехватки воздуха и он может сравнить это с лёгким удушьем, которое почти заставляет его кончить. — Как думаешь, сможешь принять меня после трёх пальцев? — несмотря на очевидное отсутствие сил, Хёнджин кивает так часто, как только может. — Ты же говоришь мне это не ради того, чтобы угодить? Если это навредит тебе, я не смогу больше верить тебе и ты не получишь в себе мой член, — младший тут же начинает вертеть головой из стороны в сторону в отрицательном жесте, попутно пытаясь сформулировать хоть что-то внятное. — Пожалуйста! — что ж, это не совсем то, что он хотел, но Чану, кажется, хватает. Он аккуратно вынимает пальцы, вытирая их о лежащие на прикроватной тумбочке салфетки, чтобы не запачкать Хвана, и выливает оставшуюся в небольшом флаконе смазку на колечко мышц. Хёнджин только сейчас замечает, что старший снял низ и теперь стоит перед ним полностью голый, со стояком. С внушительным стояком. Теперь он не настолько уверен, что Чан сможет войти в него без проблем, но тот, видимо, заранее об этом догадался, из-за чего использовал так много смазки. Юноша видит, как Крис открывает презерватив, на что протестующие мычит, смотря туманным взглядом прямо на старшего. — Без, пожалуйста, — он уверен, что Чан чист, а у самого Хёнджина партнёров не было несколько месяцев, хоть это не особо на что-то влияет, ведь после каждого нового любовника он проверяется. Он поймет, если сам Чан не послушает его, но тот в который раз за вечер доверяет, откладывая контрацептив обратно на тумбочку и открывая новую упаковку смазки, чтобы размазать ту по своему члену. Перед тем, как наконец-то войти, Крис всё же перемещает их на кровати так, как подобает, любуясь тем, как красиво лежат длинные волосы младшего на мягкой подушке. Ноги Хёнджина тоже красивые, а ещё очень лёгкие, что позволяет Чану держать их всё то время, когда он постепенно входит в чужое тело. Хван стонет, глаза закатывает и не знает куда руки деть, но смиренно ждёт, привыкая к заполненности и непривычным ощущениям. Хорошо. Приятно. До предела. У Хёнджина настолько больших игрушек даже никогда не было, отчего ему кажется, что те перестанут как-либо удовлетворять его после Чана. Он надеется, что с Чаном ему никакие игрушки и не понадобятся – не считая тех, что они чисто в теории могли бы использовать для разнообразия в сексе. — Ты так хорошо сжимаешь меня, милый, — Хван снова чуть не кончает от похвалы. Размеренные толчки и засос на груди добивают его, вынуждая просто откинуть голову на подушку и послушно принимать Кристофера. Он не хочет испытывать судьбу и смотреть на то, как охуенные увитые сеткой вен руки с лёгкостью придерживают его ноги на широких плечах. Он не выдержит. Каждый толчок отдается приятным чувством внутри и Хёнджин не удивится, если он сейчас опустит взгляд и увидит характерный бугорок внизу живота – он скорее, удивится, если не кончит сразу же от такого вида, хотя и без этого его хватает не на долго. Юноша чувствует, что уже близко, поэтому решает подтолкнуть к этому Чана. — Можно мне... Пожалуйста... — Крис видит, что младший уже на пределе, но ни на секунду не замедляется, оставляя ещё один засос на чужой груди в придачу к куче других, расцветших за эту ночь на нежной коже. — Ты был хорошим мальчиком, малыш, — он мягко перебивает Хёнджина и в искренней похвале гладит того по волосам, опуская руку ниже и слабо надавливая на шею, больше нажимая на кадык большим пальцем. У Хвана крышу сносит, когда в самые губы шепчут, заставляя закатить глаза. — Можешь кончить, я не остановлюсь. Хёнджин плывёт. Но не по течению, как раньше, а с обрыва падает, водопадом летя вниз и изливаясь на собственный живот и рубашку. Уши закладывает, спина выгибается до хруста и придя в себя Хван сможет с уверенностью заявить, что это самый быстрый и прекрасный оргазм в его жизни. Чан, как и сказал, не останавливается, чему младший несказанно рад. Он смотрит пустым взглядом в потолок и ему сейчас очень хорошо: если бы они не обговорили сверхстимуляцию заранее, Крис бы испугался за состояние юноши, не ожидая, что это будет выглядеть так, но это не отменяет того факта, что Чану нравится смотреть до чего он довёл Хёнджина, не способного сейчас даже собственное имя произнести и рукой пошевелить. Хван действительно доводит старшего до оргазма, хоть и не так, как планировал, но от этого ощущение горячей спермы внутри себя не становится менее прекрасным. Когда Хёнджин приходит в себя, на нём уже не его форменная белая рубашка, а чистая футболка Чана, что на несколько размеров больше него самого. Он чувствует себя немного влажно, хотя неприятной липкости от пота нет – видимо он настолько вырубился, что не заметил как Крис отнёс его в ванную, помыв и почистив. Это заставляет его чувствовать себя немного неловко. На улице ночь, а старшего рядом нет, значит он отошёл ненадолго, скорее всего приводя себя в порядок в ванной. Так и оказывается, но не совсем: помимо полотенца на бёдрах, Хван видит в чужой руке стакан воды, что напоминает ему об ужасной сухости в горле. Чан смеётся тому, как юноша мимолётно опустошает стакан, и ложится рядом. Им нужно немного поговорить. — Я поспорил с Минхо на то, что ты переспишь со мной, — он бы попросту не уснул, если бы не сказал об этом сейчас, поэтому радуется спокойной реакции младшего, который внимательно слушал его, — но даже не предполагал, что ты сам предложишь это в качестве ставки. — А что бы ты делал, если бы я не предложил этого? — он заинтересован. — Для начала пригласил бы на свидание, как все нормальные люди? — Это имеет смысл, — Хёнджин устраивается на чужой груди, но ещё не засыпает, вникая в разговор. — В любом случае... Я бы хотел отдать эти деньги тебе, чтобы ты покрыл долг. — С чего бы это? — Как минимум потому, что я чувствую вину за то, что в качестве спора с Минхо за основу взял тебя, — Чан до этого размышлял над худшими вариантами развития событий, но на удивление всё оказалось довольно просто, быстро и без скандала в три часа ночи. — Я долго не решался и мне нужна была мотивация, а деньги я бы тебе и так отдал. — Чисто технически, ты взял меня не только в качестве основы спора, — смеётся Хёнджин, закашливаясь, когда слышит сумму, на которую они спорили. Будь у него силы, он бы ударил Чана подушкой, а сейчас он может лишь повысить голос. — Кто вообще ставит на такой спор десять миллионов вон?! Чан безумен. Именно поэтому Хёнджин окончательно в него влюбляется. Взаимно.