Hide your face so the world will never find you

Все, что Далия знала об этом задании, это слова капитана Мейфферта, когда рыжеволосую девушку бросали в темницу. — Она пыталась убить Лорда Рала. Сломай ее. — Дженнсен? Полностью забытая за все эти годы, Далия на мгновение могла только взглянуть на сестру Лорда Рала. Ее черная туника, резко контрастирующая с окровавленной бледной кожей, делала ее крошечной. Жалкой. Ее глаза полны ненависти и страха. Далия не стала ждать, чтобы сориентироваться — Морд’Сит знала свой долг и не позволила эмоциям мешать. Оставив свою бесполезную ловкость позади, она потащила Дженнсен за волосы, чтобы ее приковали. Девушка достаточно долго сдерживала крик, но когда кнут Далии пронзил ткань и кожу, ее вопли отразились эхом от каждой каменной стены. — Я не просто маленькая девочка, — сказала Дженнсен через дюжину ударов, тяжело дыша. Ее хрупкая фигура дрожала, сотрясая цепи. — Денна тренировала меня — ты не заставишь меня сдаться. Отложив слова на будущее, Далия лишь ухмыльнулась, и больше ничего. Только удар хлыста, пока кровь Дженнсен не пропитала остатки ее одежды и не капала на пол, а ее голова не склонилась вперед от усталости. Тогда, и только тогда, Далия удалилась и смыла кровь со своей кожи. Тогда, и только тогда, она поднялась из подземелья и увидела, что дворец охвачен беспорядками. — Леди Рал потеряна для мира в лихорадке, — сообщил ей Гарен, сжав губы в твердую линию. — Она встала на пути клинка лорда Рала, когда он защищался от убийцы, а ты знаешь, что его клинки никогда не бывают чистыми от яда. С тех пор она не просыпалась. С трудом сглотнув, чтобы избавиться от шока в голосе, Далия мрачно задала следующий вопрос. — А лорд Рал? — Помимо угроз целителям, он не покидал ее. Он только что послал меня узнать, как ты продвигаешься по делу убийцы. — Ее послала Денна. — Далия вздохнула и увидела, как скривился Гарен. — Я не завидую тому, кто сообщает об этом лорду Ралу, нет. — Тем более, что она не сказала, что он уже будет чувствовать себя преданным, зная, что это его сестра намеревалась убить его. Двое Морд’Сит некоторое время стояли молча. Далия не могла представить, что станет с Д’Хара, если Кэлен не выздоровеет — она боялась этого всеми фибрами своего существа. Гарену не нужно было выражать словами, насколько Даркен был переполнен эмоциями. Далия много лет следила за ним и знала его чувства к жене. Если она окажется на грани смерти из-за его неудачи, это сведет его с ума. Он никогда не справлялся со стихийными бедствиями. И он был бы не единственным, кто оплакивал смерть Кэлен. Не желая мириться с этой идеей, Далия взяла себя в руки и вернулась в подземелье. Там в течение следующих трех дней она заставила Дженнсен сожалеть о том дне, когда она вошла в Народный дворец. Ее разум был занят поиском способов причинить девочке боль без магии эйдила. Дженнсен закричала, и ее кровь пролилась на каменный пол, более малиновая, чем ее волосы. По-прежнему упряма, по-прежнему молчит сквозь слезы. Далии не удалось добиться большего, чем крики. — Он хочет знать, откуда это взялось, — сказал Гарен с измученным лицом. — Леди Рал до сих пор не пришла в себя. Прошло пять дней. Далия лучше своей сестры знала об эйдиле, которое нужно было знать Даркену. Что-то должно было произойти из этого несчастного случая, и по тому факту, что его здесь не было с ней, Далия знала, что он винит себя не меньше, чем Дженнсен. Ради него, ради Лорда Рала, которого она любила, и ради Леди Рал, чья ненадежная судьба исказила сердце Далии так, что она не знала, как описать, Далия снова, и снова, и снова обнажала Дженнсена догола и до крови. Дженсен не сломалась. Далия не сомневалась в своих силах, несмотря на бесполезность эйджила в этом вопросе. Ее острый взгляд уловил сталь в конечностях девушки. Работа Денны, жестокая и тяжелая. Далия без сомнения знала, что Дженнсен сломается , независимо от того, что сделала Денна, и она могла видеть, что Денна не сломила ее полностью. Далия не могла ответить, но это не имело значения. Тем не менее прошла почти неделя, и Дженнсен вздрогнула, содрогалась и плакала, но не сдавалась. Точно так же была лихорадка Кэлен. Впервые за семь дней Далия получила сообщение от самого Лорда Рала. Ведя Дженнсен на цепи, выпрямив шею, Далия шла туда, куда было указано, нахмурив брови, приближаясь к королевским покоям. Даркен встретил ее у дверей. В чем-то он выглядел как всегда — устрашающим, величественным, гладким и сильным. Но безумие в его глазах разъедало ее, как огонь, касающийся бумаги. Оно поглотил его изнутри, и всего за секунду сделал прыжок, чтобы поглотить и ее. Она втянула воздух и склонила голову. — Лорд Рал. — Так она не сломалась и не рассказала тебе, где можно найти мятежников. — Слова Даркена плавно сорвались с его губ, натянутых от контроля. — Ты тиран, но ты слаб, — заявила Дженнсен, даже с дрожащими губами. — Я никогда не сломаюсь из-за тебя. С шипением и движением, слишком быстрым, чтобы его уловить, Даркен дернул цепь в руках Далии. Задыхаясь, Дженнсен рухнула на колени, но ее тело вырвалось, когда рука Даркена сомкнулась на ее шее. — Будь осторожна с тем, младшая сестра, кого ты назвала слабым, — выдохнул он ей в ухо. Далия почувствовала, как по ее спине пробежали мурашки. Дженнсен задохнулась, широко распахнув голубые глаза, когда Даркен потащил ее к кровати, его лицо было спокойным, но полным скрытого безумия. Кэлен лежала на подушках, едва бледнее ее лица, кожа была мокрой от пота, рана на груди все еще была красной от неестественной инфекции. На мгновение забыв обо всех остальных, Далия смотрела, и казалось, что ей трудно поймать воздух в легкие. Кэлен посмотрела на дверь смерти, и Морд’Сит не могла продолжать смотреть, чтобы не увидеть, как она проходит через нее. — Смотри внимательно, — прошипел Даркен, прижимая лицо Дженнсен к Кэлен. — Я женился на Матери Исповеднице против ее воли, и хотя она меня ненавидела, я заставил ее полюбить меня, а потом я сделал это. И если ты продолжишь угрожать моему миру, я убью ее, а затем одного за другим убью ее невинных детей и положу их тела к твоим ногам, пока ты не назовешь имена всех до единого предателей, которые у тебя есть. Я всегда могу получить еще наследников; это были просто праздные фантазии для мирных времен. Дженнсен захныкала от большего страха, чем раньше. Горло Далии сжалось, и безумие в комнате заставило ее задрожать. Она не знала, как далеко это зашло — она не знала, как далеко она зайдет, чтобы остановить это. Напряжение не было видно, поскольку Кэлен лежала беспомощной, а Дженнсен дрожала в объятиях своего брата. В то время Далия не могла полностью понять вздох ребенка позади нее и топот убегающих крошечных ножек. Ее ногти впились в ладони, пока она стояла неподвижно, ожидая. Наконец Дженнсен начала рыдать, обмякнув в объятиях Даркена. — Пожалуйста, — умоляла она сквозь болезненные вздохи, — пожалуйста, не надо, я скажу. Не убивай детей, брат. Пожалуйста. С прерывистым выдохом Даркен подтолкнул плачущую девушку к Далии. — Узнай у нее все имена и местонахождение. А потом запри ее, я не хочу ее больше видеть. Далия встретилась с ним взглядом и увидела, как безумие падает. Действие исчезло, как пучок тени. Дженнсен не видела этого, дрожа от разбитых слез, но Далия видела, как боль терзает Даркена, тяжесть горя тянет его плечи вниз. Она молча склонила голову и исполнила свой долг. Дженнсен так и не узнала, что ее обманули. Человек, которого она знала, который когда-то похитил ее, который заполнил ее голову ложью ради собственных целей, человек, который десять лет назад не был отцом и мужем, больше не жил в сердце Даркена. Там жил другой человек, даже если он имел такое же наследие. И если кто и был в этом мире в безопасности, так это его семья. Далия знала об этом, и к тому времени, когда Дженнсен закончила свое признание, она с любопытством вспомнила странные звуки в королевской спальне. Звуки ребенка.

***

Никто не посмел сказать ему, что он быстро падает. В таком настроении он вполне мог свернуть им за это шею. Здравый смысл — временный дар, как он всегда знал — получил ту же рану, что и Кэлен. Мучительная ненависть к себе, к ущербу, который он мог причинить, даже не задумываясь, сломила его разум. Контроль полностью ускользнул от него почти на неделю, когда Кэлен исчезла, а Даркен Рал понял, что он был злодеем, которым его называли слухи. Хранитель, казалось, постучал в дверь его комнаты с холодным смехом над своим бедственным положением. С самого рождения ему была обещана смерть, и как только он смог схватиться за кинжал, он выполнил это обещание. Даркен Рал даровал смерть, боль и безумие больше раз, чем он мог сосчитать. Только то, что было необходимо, сказал он мысленно. Теперь слова отозвались глухим эхом. Он был разрушителем. Не по какой-то благой причине, а потому, что это было все, что он мог сделать. Вся жизнь, все добро в конце концов рухнут под его опекой. В течение десяти лет он играл для Кэлен роль хорошего человека, порядочного человека. С высокомерием он убедил себя, что может добиться успеха. И он это сделал, но в момент истины, когда инстинкт взял верх, этот успех исчез, и он ударил. И Кэлен упала. Теперь, без помощи ни его, ни любого целителя, она лежала во тьме и снах. Если бы вселенная была справедливой, вместо нее был бы он. Он был поврежден. Запятнанный. Сломанный. Его переполняла ярость против отца за то, что он толкнул его на этот путь, на самого себя, за то, что он не понимал, куда этот путь приведет, на всех, кто осмелился любить его за то, что дали ему ложную надежду на самого себя. Дженнсен знала, каким монстром он был. Он играл другого монстра, чтобы заставить ее признаться, но внутри него все еще был другой монстр. Если Кэлен умрет, надежда для всех будет потеряна. День за днем ​​он ходил или сидел рядом с ней, чувствуя боль беспокойства и хрупкость любви. Даркен и раньше знал горе, заботу и доверие. Никогда не любил это. Он нуждался в Кэлен. Ее присутствие было необходимой частью его жизни, светом, который годами заставлял его забыть о собственной тьме. Против его воли она сделала его лучше. Мягче. Внимательнее. Он отдался ей, и она не отвергла его. Осторожно, надежно, она заперла часть его сердца. Он насмехался над любовью, но в конце концов сдался. Пять раз больше, когда он думал о своих детях, о живых, и о той, кто никогда не видел дневного света. Он пожертвовал временем, усилиями, стратегией, всем, ради этой семьи. Но именно Кэлен была центром, Кэлен была центром его жизни, Кэлен сделала его жизнь такой, какая она есть. Без нее он больше не мог быть Даркеном. Глядя на нее, лежащую бледной и безжизненной в постели, он чувствовал себя слабым. И при всем том, что он все еще ненавидел слабость, он ненавидел мысль потерять ее еще больше. — Кэлен, любовь моя, — безразлично пробормотал он своей жене, пока она лежала без малейших признаков выздоровления. Его пальцы скользнули по венам на ее ладони, все его внимание было сосредоточено на желании вернуть ей жизнь. Для него не было никакой надежды, никакой надежды на выход из тьмы. Но все же… Но все же с ней он как-то пытался. Это того стоило, для них всех. Даркен Рал никогда не был бы хорошим человеком, но ради Кэлен он прилагал все усилия. Разум сломлен, сердце испорчено, все, что он хотел, это сбежать от тьмы и смерти. Просто ненадолго. Возможно, это было все, чего он когда-либо хотел, с того момента, как его отец впервые отверг его. Это приписывало его жизни слишком много человечности. Снова испытав отвращение, он думал только о Кэлен. Наблюдая за ее дыханием, ожидая, когда ситуация изменится и ее тело исцелится. Она должна жить. Он обещал ей жизнь и мир. — Лорд Рал? — Далия нарушила задумчивость. Суровый, но пустой, он посмотрел на нее. — Ваша дочь пропала на весь день. Весь дворец обыскали безрезультатно. Позвоночник напрягся, он поднялся на ноги. — Арианна? — Его Морд’Сит покачала головой. — Ирэн. А мой Лорд? Она была здесь… Она была здесь, когда вы угрожали своей сестре. Даркен почувствовал, как жизнь покидает его. Его неудача еще не закончила его уничтожение. — Она слышала… И боится меня. — Картина голубых глаз его дочери, полных ужаса, пронзила его сердце ледяными кинжалами. — Мы можем только надеяться, что это не что-то похуже, — пробормотала другая женщина. — Гарен ждет, чтобы помочь вам с поисками. Я буду сидеть рядом с Леди Рал и оберегать ее. Кэлен на время отвлеклась. Уставший, взволнованный, истощенный, Даркен покинул королевские покои и быстро направился в детскую. Его желудок скрутило при мысли о дочери без еды и компании, напуганной гневом отца. Ирэн — еще одна, которую он обещал никогда не обидеть. Снова неудача была всем, что ему было положено, и это было все, что он получил. Что-то похожее на панику мелькнуло в глазах госпожи Гарен, когда он нашел ее, расхаживающую взад-вперед, крепко держащую в руках эйджил. — Это моя вина, что она сбежала от своей няни. Я сделаю все, что от меня требуется, пока она снова не будет в безопасности, Лорд Рал. — Скажи мне, куда она обычно убегает, — вместо этого потребовал Даркен. — Вам и Леди Рал, — ответил Гарен, встретившись с ним взглядом. — Каждый раз, когда возникают проблемы, она бежит к вам. Как вы думаете, почему она оказалась там, где ей быть не положено? — Это не поможет мне найти ее сейчас, — отрезал Даркен. Гнев, которого он едва мог избежать после целой жизни использования этого оружия, превратил его руки в кулаки. — Мы искали везде! — Гарен не отступила, и в этот момент он это ценил. Он отвернулся, тяжело вздохнув, потребность найти свою дочь превыше всех остальных эмоций. — Обыщите каждый коридор, каждый угол, каждый шкаф, снова и снова. Вечернее солнце блестело в окне прямо ему в глаза, и он, не говоря ни слова, ушел. Он будет искать ее сам. Пока Ирэн снова не будет в безопасности и спокойствии, Даркен знал, что не сможет отдохнуть. Но наступила ночь, и он велел им всем не спать. Дворец и его территория, сады, конюшни и все немыслимые тайники были обысканы сверху донизу. Охранники у каждого выхода клялись, что от них не ускользнула ни одна крыса; ребенок все еще должен быть во дворце. Страх начал овладевать сердцем Даркена, когда прошла ночь и снова наступил день, а его дочь так никто и не нашел. Ты не можешь быть мертва. Не ты, не моя Ирэн, не из-за меня. Ты не можешь. Затем, в одно мгновение, вернулось давно забытое воспоминание. Когда-то он был молодым, спасаясь от страха, было место, о котором никто не знал. В течение нескольких дней, упорно отказывая себе в еде, и в воде, чтобы спрятаться от отца, Даркен прятался в щели под лестницей у королевских покоев. Он ушел один и никогда не раскрывал местонахождение. — Гарен, быстро, — сказал он, как только воспоминание встали на свои места, взмахнув рукой, не теряя времени. В спешке развевающиеся за ним мантии, он снова нашел место, недалеко от того, где они с Кэлен устроили свои покои. Встав на колени за лестницей, он заглянул под нее, молча умоляя найти то, что искал. — Уходи, или я исповедую тебя! — Пронзительный девичий голос был всем, что он хотел услышать, но он был как иголки. — Рини, — пробормотал он. — Дитя мое, тебе не нужно бояться. — Он не мог толком разглядеть щель между лестницей и полом, где Ирэн укрылась надежно, вне досягаемости. — Почему? — ее голос дрожал. — Ты уже всех убил? Хотя он никогда не имел в виду слова, которыми плюнул в Дженнсен, теперь они причиняли боль. Он всегда ставил слишком высокую цену в игре жизни. — Я никогда не убью тебя, — поклялся он, надеясь, что она сможет увидеть его глаза. Надеясь, что она не взяла на себя вину за то, чего не было. — А мать? — спросила Ирэн неубедительно, чуть не плача. — Никогда, — снова поклялся он. — Ни Ари, ни Николас. Ирэн, я твой отец, и я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя. — Внезапно он обрадовался, что Гарен ушла, когда слишком правдивые слова вырвались из его горла. — Ты лжешь, — закричала она, и он услышал в ее голосе мокрые слезы. — Уходи! Я исповедаю тебя, если ты прикоснешься ко мне. Я не хочу умирать. Его силы рухнули при звуке ее плача. Закрыв глаза, каждый вдох был столь же болезненным, как прикосновение эйджила, он ждал в тишине. В любви и в агонии, и то, и другое по его собственной вине. — Я люблю тебя, дитя мое, — снова пробормотал он, как только стихли звуки плача. — Нет, не надо, — сказала Ирэн, ее тоненький голосок был полон отчаяния. — Ты никого не любишь, поэтому люди пытаются тебя убить. Ты просто лжешь… — Это не правда. — Все еще стоя на коленях, он заставил свой голос звучать твердо. — Ирэн, я люблю тебя и всех своих детей так же, как люблю твою мать. Для меня нет ничего дороже моей семьи. — Даркен отложил в сторону ненависть к себе, чтобы игнорировать все, кроме сердца отца. — Я бы отдал за тебя жизнь. За любого из вас. И ни за что больше. — Его слова превратились в шепот, но, тем не менее, они были правдой. Она не ответила. Его собственная дочь все еще пряталась в страхе. Даркен не был Лордом Ралом. Он не мог справиться с этим титулом сейчас. Он был просто отцом и снова пробормотал: — Я люблю тебя, дитя мое. Ирэн снова расплакалась и зарыдала со страхом и непониманием ребенка, не осознающий своего мира. Даркен сидел и ждал, пока наконец она не выползла из-под лестницы в его объятия. Он заключил ее в объятия, которые долго не отпускал. Склонив голову, он прижимал дочь к груди, слезы текли из его глаз, когда Ирэн плакала в его одежду. — Я люблю тебя, я всегда буду любить тебя, — пообещал он ей. Безумие наконец сломило его, и он знал, кто он такой. Муж, отец и быть Лордом Ралом заняло третье место. Он прогнал тьму ради своих детей, и это все, что имело значение. Если Кэлен снова проснется, он прольет ее и для нее тоже. Для себя. Ради семьи, которая у него наконец появилась.

***

Когда лихорадка наконец рассеялись, Кэлен почувствовала, что проспала много лет. Больная и бессильная, она не могла даже открыть глаза. «Почему я здесь?» — проскользнуло в ее мысли, скучные и медленные. Воспоминания о рубящем ноже, о страхе, крови и боли дали ей достаточно ответа. Несмотря ни на что, Кэлен вздрогнула и задрожала. — Она шевелится! — сказал неизвестный голос где-то над ней, и на ее груди были руки, перевязывавшие повязку. Кэлен сглотнула, а затем ахнула, когда пальцы исследовали ее рану. Силы ускользнули от нее, и она лежала с закрытыми глазами. «Он положил меня сюда», сказала она себе.» Мой муж. Это был несчастный случай, но это был его гнев. Его тьма.» В течение многих лет она смирилась с тем, что у Даркена Рала всегда будет черное сердце. Кэлен могла бы с этим смириться, даже простить. Но это… Это заставило ее заколебаться, усомниться в своих суждениях. Слишком усталая, чтобы открыть глаза, она подумала, не ослепла ли она. И все же, что было делать в этот момент? «Если правда худшее, мне просто ждать, пока Ричард вернется и научит Арианну помогать ему?» Прежде чем она успела ответить на свой вопрос, ее снова настиг сон, а затем еще одно пробуждение. На этот раз она могла открывать глаза, сжимать и разжимать пальцы. Ее комната головокружительно закружилась над ней, нечеткая, но, моргнув, она увидела их всех. Арианна сидит на краю кровати, а Николас послушно сидит у нее на коленях. Даркен спит в кресле сбоку, Ирэн прижимается к его груди. Кэлен не могла справиться с болью в сердце, тоской по ним всем. — Мама? — Николас уловил в ней движение. — Она проснулась? — Арианна быстро повернулась, распахнув глаза, мокрые от непролитых слез. — Отец, она проснулась! Кэлен сглотнула, облизнула пересохшие губы и на секунду закрыла глаза, позволяя внезапному хаосу закружиться вокруг нее. — Я проснулся… — Николас сполз с колен Арианны на нее сверху, но Даркен быстро подхватил его. — Твоя мать ранена, — увещевал он мальчика. — Нет… — Кэлен подняла руку. — Даркен, он не причинит мне вреда. Он будет нежным. — Слова сорвались с ее губ без раздумий, но когда она подняла голову, их взгляды встретились. Чувство вины и горе заставило его отвести взгляд от нее, а горло Кэлен сжалось так, что слова были невозможны. Небрежности, которой она боялась, нигде не было видно; гордый лорд Рал, которого она ожидала, покинул их. «Я изменилась, потому что он изменился. Потому что наша жизнь изменилась.» Было больно, но успокоительно, и Кэлен сглотнула ком в горле. Тихо она протянула руки к Николасу, пока Даркен не передал его, а затем откинулась на спинку кровати. Следующей подошла Арианна, срывающаяся на губах, когда она вцепилась в руку Кэлен и не отпускала. — Я так рада, что ты проснулся… — прошептала Арианна, все еще сидя на краю кровати, слезы грозили пролиться. Даркен положил руку на плечо девушки, и она немного наклонилась к отеческому прикосновению. — Я тоже, — прошептала Кэлен и, несмотря на боль, улыбнулась. — Я тебя люблю… Как всегда, ее дети утопили ее в любви. Кэлен закрыла глаза и вскоре почувствовала их тяжесть на себе. Когда у нее снова появились силы для зрения, она увидела, как они спят в ее постели и рядом с ней, только ее муж еще не спал. — Они почти не спали всю неделю, когда ты спала, — пробормотал он в качестве объяснения, положив одну руку рядом с ее, не совсем касаясь. — Детские миры легко перевернуть. — Кэлен подняла руку, чтобы провести рукой по волосам Арианны. — Но немного сна, и они снова будут в порядке. Затем Даркен встретился с ней взглядом, и в нем отчетливо прозвучали невысказанные слова, что он хотел бы сказать то же самое об их родителях. Кэлен не могла вынести тишины. — Дар… Он покачал головой, неожиданно твердо и решительно. — В этом нет необходимости. Гарен ждет снаружи, она отнесет детей в их кровати, когда ты слишком устанешь от них. Я оставлю тебя в покое. — Останься, — приказала Кэлен чуть громче шепота. — Твое отсутствие не сделает меня здоровой. — Это убережет тебя от боязни новой раны, — ответил он, спрятав профиль во тьме. Несмотря на то, что большая часть его тела была скрыта, глаза Кэлен исследовали все, что она могла видеть. — Я Мать Исповедница. Меня нелегко напугать, Даркен Рал. Особенно человеком, которого я вижу перед собой. — Изо всех сил она потянулась к его руке, не сводя глаз с его лица. Медленно, скептически он повернулся, встретил ее взгляд и сжал ее руку. Усталая, но не настолько уставшая, чтобы не могла читать свое сердце, Кэлен сжала его пальцы. — У тебя сильная воля. Заставь ее работать на тебя и сохраняй самообладание. — Когда он бросил на нее растерянный взгляд, она притянула его ближе. — Если ты все еще любишь меня, тогда я доверюсь тебе в последний раз. — Всегда, — пробормотал он, опускаясь на кровать рядом с ней и взяв другой рукой ее руку. Даже если бы она была слепой, Кэлен увидела бы в этих глазах потребность в прощении. Эти глаза, которые могли быть полны ярости и высокомерия или тверды как камень, но могли сиять яростной любовью к своим детям и страстью к ней, которую она не могла забыть. Теперь, смягчившись от горя, вины и чего-то большего, Кэлен отпустила страх и тревогу, и держалась за своего мужа. Она тихо прошептала: — Я снова прощаю тебя, Даркен. А теперь прости себя и позволь нам обоим исцелиться. С молчаливым кивком сделка была заключена. Молча, без единого движения, пока длилась ночь, они сидели в окружении следующего поколения Ралов. Кэлен все еще верила, что любовь протянет их до утра и вечно.