Азбука цветов

      Двери операционного блока затворились, оставив семью Натаниэля в зале ожидания. Волна панического страха сбила всех. Первыми сдались женщины. Виктория, крепко обняв свою дочь, безмолвно заплакала, мотая головой из стороны в сторону. Сара, прижав ладонь к глазам, пыталась не плакать, но общее настроение было сильнее. Глянув на Макса, который стоял с закрытыми глазами и кусал губы, девушка тяжело вздохнула и подошла к нему, прижав ладонь к плечу мужчины.       — Все будет хорошо, — улыбнулась она, взглянув на закрытые двери. — Это не первая операция, здесь очень хорошие хирурги.       — Конечно, — кивнул шатен, тяжело выдохнув. Все обязано было пройти хорошо, оставалось лишь дождаться конца операции. Однако минуты, словно издеваясь, просто остановились. Время вдруг так сильно растянулось, что Максвелл начинал сходить с ума. Бегая от автомата с кофе на улицу, чтобы покурить, Коулман думал, что так быстрее пролетит время, но прошел едва час. Врачи и медсестры сновали туда сюда, кто-то заходил в операционный блок, но никаких вестей не было: операция продолжалась. Максвелл просто представить себе не мог, что внутри Натаниэля будут чужие органы… Да и думать об этом он просто не мог. Через пару часов они все вместе переместились в кафе, чтобы перекусить, но Максу кусок в горло не лез. Да и никому не лез, лишь Эммануэль заставили поесть.       День был очень тяжелым. Максвелл вроде готовил себя к подобному, но на практике оказался совсем не готов. Было тяжело осознавать, что жизнь человека, который по необъяснимым причинам стал ему очень дорог, была в руках врачей. Перед глазами стали всплывать картины прошлого, заменяя часы в зале ожидания. Мерное тиканье стрелок заменилось голосом Натаниэля, и Макс прикрыл глаза, окунаясь в прошлое, где не было никакой болезни, не было недопонимания и прочего. На многие вещи Максвелл с удивлением для себя смотрел уже совсем иначе. Он вдруг ярко вспомнил первый поход в Энигму. Теперь странные вопросы Натана и его странное поведение были ему так понятны. «Какой дурак…» — думал про себя Макс, с сожалением вспоминая свою реакцию. Они могли быть вместе еще тогда. Что Максу мешало принять Валентайна сразу? Снова вздохнув, Коулман сжал переносицу и сильно зажмурился, чувствуя, как мокрые ресницы сбрасывают влагу. Какие оковы его держали, что он упустил так много времени?! Воспоминания возвращали Макса в те моменты, когда он делал Натаниэлю больно. Иногда он делал это неосознанно, но чаще он делал это умышленно. Зачем? «Какой дурак», — все ругал себя Макс, захлебываясь от раскаяния.       Тем временем клиника стала пустеть, пациенты разбрелись по своим палатам, врачи разбежались по кабинетам, лишь иногда мелькая перед глазами. Медсестры и медбратья скучковались у стойки регистрации. Зал ожидания опустел совсем к девяти вечера, а операция все еще продолжалась. Эммануэль задремала на стульях. Виктория уложила голову дочери себе на колени и тихо сидела, поглаживая светлые волосы. Максвелл смотрел на сестру Натаниэля и невольно представлял самого Валентайна таким маленьким на руках у матери. Разве мог такой чистый ребенок оказаться «распятым» на хирургическом столе?       А время продолжало натягивать нервы. Максвелл вышел из клиники к месту для курения и вытащил из пачки последнюю сигарету. Он не курил столько за все эти месяцы, сколько выкурил сегодня. Макс даже не знал, что способен так переживать. Душа была не на месте. И если все закончится плохо, а Макс почему-то уже думал именно об этом (иначе почему они так долго его оперируют?!), то единственное, о чем он просил Бога — это способность пережить такую потерю. Утерев слезы, которые сорвались с глаз крупными каплями, Макс тяжело выдохнул, облокотившись локтями о перила и опустив голову. Сигарета продолжала тлеть, и витиеватая струя дыма поднималась вверх, а после, подхватываемая легким ветром, рассеивалась в воздухе. «Пожалуйста, пусть все будет хорошо. Ты не можешь меня оставить, Натаниэль. Я никогда не прощу тебе этого. Прошу, постарайся там тоже, я же жду тебя, а ты так опаздываешь!» — в висках с болью стучало, горло сдавило. Выпрямившись, Макс огляделся по сторонам, глубоко дыша. Из клиники вышел медбрат, прикуривая сигарету. Макс посмотрел на него и неожиданно спросил:       — Извините… здесь же есть молитвенная или как там ее?       Молодой мужчина с пониманием кивнул и указал дорогу, сказав, что по улице дойти до нее получится быстрее. Поблагодарив мужчину, Макс отбросил окурок в урну, засунул пачку от сигарет в карман и пошел по указанному маршруту. Никогда по своей воле он не был в церквях и храмах, мучаясь от головной боли в подобных местах. Но в такие критические моменты жизни даже самый неверующий на мгновение поверит во все, что угодно, если это хоть немного ему поможет. В небольшой церковной комнате не оказалось никого. Темный алтарь, пустые скамейки, огромный крест. Макс осмотрелся вокруг и, кое-как найдя свечи, зажег одну, встав перед иконой Девы Марии на колени. Руки сложились перед лицом, и мужчина прикрыл глаза.       — Я же не за себя прошу, черт возьми. Пожалуйста…       Макс потерял счет времени, забывшись в бесконечных молитвах. Впервые в жизни он пожалел о том, что не знает ни одной правильной молитвы из библии или молитвенника. Искать подобное в интернете и читать с телефона показалось ему неправильным, потому он просил и молился с импровизацией. В конце концов, разве он не мог просто просить всех Богов оставить Натаниэля на Земле живым? И он просил, пока вибрация телефона не отвлекла его. Сара потеряла Макса и написала ему сообщение. Ответив, что сейчас подойдет, Макс поднялся с колен и посмотрел на свою свечу. Покинул эту церковную комнату он с очень двойственными чувствами: просить за Натаниэля было уже не у кого.       — Я тебя потеряла, где ты был? — поинтересовалась Сара. Макс лишь помотал головой и слабо улыбнулся. — Что это у тебя в волосах? — удивилась девушка, протянув ладонь к коричневым волосам друга. В них зацепилось что-то, но когда она коснулась этого «мусора», то поняла, что волосы Коулмана просто поседели одной прядью. — Макс…       — Что там? — не понял мужчина, рефлекторно потянувшись своей рукой к голове.       — Ты поседел…       — В смысле? — не понял шатен. Нахмурившись, он подошел к кофейному автомату и увидел в отражении седую прядь справа от виска. Усмехнувшись, он встряхнул волосы и глубоко вздохнул. — Видишь это? Ты все еще считаешь, что я Натану нервы треплю? — весело спросил Макс, но веселье было совсем недолгим. Полак лишь дружелюбно улыбнулась и потерла красные глаза. Все были вымотаны. Операция длилась уже больше семи часов.       — Чарльз! — вдруг послышался голос Виктории. Макс и Сара тут же обернулись, с изумлением обнаружив в зале ожидания отца Натаниэля. Тот быстро подошел к своей супруге и обнял ее. — Чарльз!       Женщина вновь заплакала, и седовласый мужчина с волнением стал утешать свою супругу. Пока та говорила о Натаниэле, он молча слушал. Макс переглянулся с подругой и слегка пожал плечами. Приехал… интересно, а опоздал ли он? Если бы операция была только завтра, как она и должна была быть по примерным датам, Натан успел бы поговорить с отцом! Какой сейчас толк от его присутствия?       — Приехал все-таки, — тихо шепнула Сара, закусив нижнюю губу.       — Знаешь, пойду, покурю, — нахмурился шатен и, потерев между пальцами светлую прядь своих волос, мысленно сравнив их с седыми волосами Чарльза, направился на выход. Вдохнув холодный воздух ночи, мужчина поднял взгляд на темное небо, где блекло виднелись звезды. Макс почему-то вспомнил одну-единственную поездку за город с друзьями. Там небо было чистым, и звезды были такими яркими. Жаль, конечно, что он не успел оценить этого с Натаниэлем. Следом Макс вспомнил заброшенные дома и терновую изгородь с маленькими синими плодами, похожими на сливу. Улыбнувшись краем рта, Коулман вытащил пачку из кармана и, открыв ее, вспомнил, что сигареты у него закончились. Тяжело вздохнув, Макс смял пачку в ладони и облокотился локтями о перила. Сильное упущение руководства клиники не продавать табачную продукцию в ней.       — Сигарету? — раздался серьезный и такой знакомый теперь голос. Макс обернулся через плечо и увидел Чарльза совсем близко, протягивающего ему пачку сигарет. Тут же выпрямившись (на долю секунды почувствовав себя мальчишкой), Макс растеряно улыбнулся.       — Спасибо, — кивнул он и угостился сигаретой. Мужчина даже дал ему огонька. Затянувшись крепкими сигаретами, Макс посмотрел на фирму сигареты, отметив, что даже не знает такой.       — Чарльз Валентайн, — представился седовласый, протянув руку. Макс удивленно выгнул брови, но со слабой улыбкой представился еще раз, скрепив их второе знакомство рукопожатием.       — Жаль, что вы не прилетели немного раньше, — вздохнул Макс. — Не знаю, какие у вас отношения, но догадываюсь, что натянутые… Но все равно он был бы очень рад.       — Да, — только и вздохнул мужчина в ответ. Чарльз был очень немногословен, но в одном его слове можно было прочесть так много! Конечно, он сожалел о своем глупом упрямстве. В таких тяжелых ситуациях нет места злости. И как бы он ни злился на сына, где-то в глубине души Чарльз всегда хотел, чтобы Натан вернулся домой. Быть может, сам Чарльз и не давал этому случиться, не в состоянии принять выбор сына, но ему всегда хотелось, чтобы Натаниэль сильно обжегся и все-таки вернулся домой… Прошло столько лет, а он совсем не знал, что происходило в жизни Натаниэля. Этот паршивец даже не просил помощи, и Чарльз терялся в омерзительных догадках, как его сын может зарабатывать. А ведь Натаниэль вел такую жизнь, которой мог гордиться. И так странно осознавать, что сейчас при смерти лежит он, а не Макс, к примеру. Уж было бы куда справедливее, окажись на хирургическом столе тот, кто меньше всего задумывался о своем здоровье и будущем в целом. Натаниэль должен оказаться сильным, у них ведь еще так много всего впереди! Как же их планы? Как же стремления? Или хотя бы чертов салон цветов? Будет очень плохо, если первым заказом в магазине Натаниэля окажется похоронный венок на его же похороны… В Беркоте, который вдруг стал для Макса столицей цветов, не могло не быть Натаниэля. Он просто не мог оставить этот мир, не сделав хотя бы его маленькую часть прекрасным садом. Осенью холодной или теплой; зимой, даже самой суровой; весной дождливой или солнечной и знойным летом всегда растут цветы, распускаются лепестки и ввысь стремятся зеленые листья. Эти растения окутывали, маня своими ароматами, нежностью своих лепестков или же наоборот привлекали своей враждебностью и шипами. То, чего никогда не сможет передать человек словами, передавали эти растения. И только цветы знали, как Макс не хотел отпускать Натаниэля из своей жизни, как он любил его.       Спустя 15 часов из операционной, наконец, вышли оперирующие Валентайна врачи. Все тут же подорвались со своих мест. Мужчины, стянув с лиц маски, начали что-то говорить, но никто их не слышал из-за слез. Макс, закрыв ладонями лицо, заревел в голос.

***

      В вишневом саду снова пышно зацвели деревья. Весна была в самом разгаре. Погода в Беркоте была прекрасной: солнечно, ясно и без осадков. Максвелл с легкой ностальгией наблюдал за пышными белыми деревьями. В его сознании вдруг стали всплывать красивые витиеватые строчки из цветочного дневника Натаниэля. Наверное, только сейчас мужчина начинал понимать смысл в тех коротких строчках, посвященных цветам вишни. Как много он упустил в своей жизни? Задумываясь об этом, Коулман вспомнил, как был молод, как ярко и шумно пролетали дни перед глазами. Воспоминания отрывками возвращали его в те далекие дни, когда он только познакомился со странным флористом из маленького магазинчика по пути на работу. Кто бы мог подумать, что этот самый флорист так изменит его жизнь? Слабо улыбнувшись, мужчина глубоко вдохнул весенний воздух, пытаясь уловить тонкий аромат белых цветов. «Натаниэль…» — имя это вызывало улыбку. В жизни Максвелла был всего один человек с таким необычным именем, с таким необычным характером. Единственное, о чем сожалел мужчина, это об упущенном времени. Жаль, что он не смог в прошлом принять Натаниэля сразу, не смог понять своих чувств. Они потеряли так много времени, а ведь могли бы быть счастливы вместе намного дольше, если бы не конченный характер Максвелла. Усмехнувшись, Макс облизнул губы и обернулся на детский визг.       — Папа!!! — визжала маленькая темноволосая девочка в зеленом комбинезончике и новых коричневых ботинках. Быстро перебирая ножками в неуверенном беге, маленькая Ребекка мчалась к отцу. Маленькой ладошкой она сжимала веточку с белыми цветами. На щеке у маленького натуралиста было коричнево-зеленое пятно от травы и земли, коленки тоже были испачканы, а новые ботинки уже имели на себе царапины от камней. Неуклюжая, но очень любознательная Ребекка успевала падать везде, где представится возможность, сменяя веселый смех на громкий плач и обратно.       Улыбнувшись дочери, Максвелл присел на корточки, протянув девочке руки, но та, споткнувшись о небольшой бугор, свалилась на мягкую траву прямо перед отцом, тут же начав громко плакать скорее от испуга, нежели от боли.       — Эй, ну-ну, — рассмеялся Коулман, подхватив непоседу на руки и прижав маленькую плаксу к груди, — смотри, а что это у тебя? Цветочки?       Отвлекшись от своей главной задачи, Бекка перевела взгляд на веточку вишни и всхлипнула. Макс вытащил из кармана бумажные платочки и вытер лицо дочери от слез и соплей, перемешанных с землей и песком с детской площадки.       — Ситощки, — важно проговорила девочка, ткнув веткой отцу под глаз. — Ситощки!       — Красивые, да? — поддерживал разговор мужчина, попутно приводя Ребекку в божеский вид. Тяжело вздохнув, кареглазый выудил из прически девочки несколько травинок и даже репейник. Присев на траву, мужчина усадил дочь к себе на ноги и принялся поправлять ей хвостики, которые были у нее еще пару часов назад. Сейчас же тоненькие и вьющиеся волосы спутались, а одна из резинок куда-то вообще пропала. — Мама тебя увидит, опять ругаться на меня будет, — отчитывал свою дочь Макс, хотя та продолжала вертеть головой в разные стороны, порываясь снова убежать исследовать мир вокруг. — Да сядь же ты, Боже! — вздохнул он, пытаясь сделать пятна на коленках менее заметными. Он-то совсем не против был, что Бекка везде бегает и тащит все в рот, просто Офелия потом затрахает его лекциями о том, что ему ребенка доверить нельзя и все приходится делать самой.       Поправив волосы дочери, Макс поднялся на ноги, все так же держа ее на руках. Девочка с интересом рассматривала цветущие деревья, которые вызывали у нее неописуемый восторг. Максвелл, конечно, не знал, что она хочет сделать со всеми этими цветами (разве что обдербанить она их могла за милую душу), но Бекка постоянно тыкала пальцем к дереву и просила отца подойти ближе. Когда ее розовощекое личико равнялось с пышными ветками вишневого дерева, та делала глубокий вдох и трогала белые цветы. Макс с улыбкой наблюдал за дочерью, иногда наклоняя ветку ближе к ней.       В мерцающем свете солнца среди тени деревьев на руке мужчины блеснуло обручальное кольцо, и девочка, отвлекшись от цветов, схватилась за палец отца. У мамы что-то блестящее тоже недавно появилось, но вряд ли девочка отдавала себе отчет в том, что все это значит.       — Пойдем? — предложил Макс, опустив дочурку на мягкую траву. Бекка была такой крохотной, или Макс был слишком высокий, но дотянуться до руки дочери, не согнувшись, он просто не мог. Сообразительный ребенок нашел, как обыграть эту проблему. Часто она давала папе палку и держалась за другой ее конец, но больше всего ей нравилось виснуть на папиной ноге, которая сразу превращалась в занимательный аттракцион. Визжа и смеясь от простой детской радости, Бекка вновь повисла на ноге отца, крепко схватившись за штанину. Подняв карие глаза на мужчину, она широко улыбнулась, и Макс сделал широкий шаг. Следом послышался довольный голос дочери.       ― Запись от 19.05.       Я никогда раньше не задумывался о том, что ждет меня дальше. Так сказать, плыл по течению, даже не представляя себе, что должно произойти, чтобы я поплыл против него. Меня все устраивало в своей жизни, и я радовался таким пустякам. Только сейчас я могу понять, как пусто было внутри меня до знакомства с тобой. Мне понадобилось так много времени, чтобы осознать это. Я всегда был уверен, что знаю больше всех, использую свой цинизм как алгоритм решения для всех задач. И как же меня бесило, что ты вечно суешь свой нос в мои проблемы, пытаясь их решить за меня. И решал ты их так неправильно, мне так казалось. Но сейчас, спустя годы, я понимаю, каким я был дебилом…       Все самое важное в моей жизни произошло благодаря тебе. Не всегда я был этому рад, можно сказать, что каждый раз, когда с твоей подачи моя жизнь резко меняла курс, я был очень зол на тебя. Ты, Натаниэль, заставлял меня плыть против течения, что давалось мне так тяжело. Ты всегда делал первый шаг ко мне, если мне было трудно. Для тебя было пустяком переступать свою гордость, а я вряд ли когда-то делал то же для тебя. Но ты все равно был рядом со мной.       Благодаря тебе у меня есть прекрасная дочь. Меня немного подбешивало имя Ребекка, которое выбрала Офелия, но сейчас это мое любимое имя. Мне сложно представить, что случилось бы, если бы ты не вмешался тогда. Я до сих пор помню твои слова, что однажды я скажу тебе спасибо. Спасибо. Я побежден тобой, но я так счастлив. Все, чего я хочу сейчас, это не забывать никогда ту любовь, которую ты подарил мне. Я хочу видеть сны о тебе, чтобы память моя была отравлена воспоминаниями о тебе, и я хочу творить эти воспоминания дальше. Ты был со мной до конца, теперь моя очередь.       Подхватив дочь на руки, Макс подбросил ее и сразу поймал, подкидывая ее несколько раз. Все, что сделал Натаниэль для него, было бесценным, и Максвеллу жизни не хватит расплатиться. Но теперь никто не мешал ему смотреть на мир так, как смотрел на него Валентайн. И пускай придется постоянно пить таблетки от аллергии, чтобы видеть красоту мира, разве это большая плата? . Прижав Бекку к груди, Макс с улыбкой обернулся на голос.       — Как обычно чумазая… — послышался снисходительный голос. Максвелл улыбнулся, проследив, как ладонь мужчины закрывает глаза ребенку, и в этот момент Натаниэль мягко поцеловал Макса в уголок губ. Убрав ладонь, Натан улыбнулся и щелкнул Бекку по носу. — Опять дербанишь деревья?       Ребекка широко улыбнулась, сразу потянув руки к светловолосому мужчине. Полное имя этого дяди она никак не могла выговорить, называя его Нать, но почему-то он всегда был вместе с папой. Бекка не могла не любить его тоже, потому что он всегда покупал ей что-то вкусное или интересное и мог долго носить ее на руках. Если на папе Бекка любила висеть, то с Натаниэлем все было иначе. Девочка обожала сидеть у него на шее в прямом смысле этого слова.       — На ручки хочешь? — улыбнулся Валентайн.       — Где твое кольцо? — нахмурился Макс, разглядывая ладонь флориста.       — А, — опомнился блондин. — Прости, я был на обследовании, нужно было снять все металлическое. Забыл надеть, — вытащив кольцо из кармана, мужчина надел его на безымянный палец и развернул ладонь Максу, — видишь? На месте. Вообще не понимаю, что ты прицепился к этим кольцам.       — Я уважаю твое решение и принял твой отказ, но ты будешь носить это кольцо. Как оберег, знаешь ли…       — Оберег от чего?       — Ко мне бабы не липнут, — улыбнулся Макс. — А ты привыкай… вдруг изменишь решение.       — Ага, — улыбнулся Натан, приняв девочку на руки, а потом лихо усадил ее себе на плечи. Ребекка довольно заверещала.       — Как обследование? .       — Все хорошо, правда, — улыбнулся Натаниэль и поднял голову. — Бекка, пойдем смотреть на сад цветов?       — Да! — бездумно согласилась та, задорно дернув ножками и испачкав белую кофту мужчины своими ботиночками. Натаниэль лишь улыбнулся, уверенно направляясь к западной части Центрального парка. Макс с улыбкой шел рядом, поглядывая то на дочь, то на Натаниэля. «И только цветы знают…»