Сквозь треснутый объектив

Джастин не мог не думать, как этот кабинет подходил ему. Такой же потрепанный, заполненный странными и интригующими деталями, как и он сам. Бархатные брюки со стертыми коленками, подтяжки на пуговицах, что ему так хотелось снять, усталость на лице, за которой порой можно пропустить блеск ярких синих глаз. Джастин видел, как они загорались, смотря на него, и сердце каждый раз билось безумно быстро. Такой же любопытный и притягательный. Так и тянущий проверить, что там в этих ящиках. Что там в этих файлах, от которых архивы были переполнены? Что значат его размышления о том, выдержит ли этот стол вес двух мужчин? Джастина всегда бросало в пот от этих его слов. Они звучали, словно ничего не знача, словно он не говорил о чем-то особенном. Но он знал, наверняка знал, что это делает с Джастином. Как жарко ему становилось под своей одеждой, как тесно в костюме учителя. Как сильно хотелось коснуться его, сжать, подмять под себя. Эммануэль поднялся с места, неспешно идя мимо стола. Его пальцы коснулись столешницы, бумаг на ней, обошли основание длинной черной лампы. Мимо зажигалки и стопки откровенных фото, которые нужно сжечь. Джастин не задумывался раньше о том, что впервые не хотел перевернуть эту страницу своей жизни. Не вырвать, не уничтожить эту часть себя. Но позволить ему, Эммануэлю, писать на ней. Быть на ней. Ее героем. Как сейчас он был героем его влажных жарких снов, его мыслей дневной дремы, вспышек посреди дня, когда Джастин вспоминал о нем и начинал улыбаться просто так. Он был влюблен, как же он был влюблен. Эммануэль пробежался пальцами по его плечу, проходя мимо, едва ощутимо, дразня и очень волнуя. Так можно коснуться в комнате, полной людей, чтобы никто не догадался, что между вами что-то есть. Но в этом маленьком тесном кабинете на Элизе-стрит были только они двое. Не считая его секретарши в приемной, конечно. Эммануэль остановился в двери, держась руками за наличники и раскачиваясь на подошвах, перекатываясь с носка на пятку. — Как насчет сбегать мне за обедом? — спросил он у невидимой Джастину Марин за дверью. Но он мог представить ее строгое лицо. В первый раз, когда Джастин пришел сюда, он даже немного ее испугался. Она напоминала секретаршу директора на его работе: дежурная улыбка, холодные глаза и пальцы, которые могут с легкостью оторвать яйца. Признаться, он всегда представлял секретарш детективов как миловидных дурочек, что только кофе подают. Но он ошибался. — Как насчет носить обед из дома? — отозвалась Марин, и Джастин тихо прыснул со смеху. — Да я себя из дома еле приношу, какой обед. Давай, Марин, разомнись, это полезно. — Ну и насколько я должна размяться? — «У Паоло». — Это же у черта на рогах. На соседней улице есть отличная пиццерия. — Нет, там картошка фри плохо хрустит. — Господи, идти в пиццерию за картошкой… Джастин положил локоть на спинку стула, но по правде больше смотрел на задницу Эммануэля, прямо на уровне его глаз. Приятно было думать, что он может погладить ее в любой момент. Почти любой момент. Но действительно погладить, сжать, потереться о нее. Эммануэль убедил Марин в важности хрусткости картошки, и она с тяжелым вздохом была вынуждена согласиться. «У Паоло» за пять кварталов, сколько времени у них будет? Явно больше, чем в прошлый раз. Джастин закрыл глаза и вспомнил, как они ласкали друг друга одновременно. Бедро Эммануэля, трущееся о его ухо, и такой хороший, такой замечательный рот. Джастин хотел сделать так снова. И так, и как-нибудь еще. И как угодно. Но в этом маленьком кабинете не было места для дивана, и даже если бы хозяин озадачился вопросом его покупки, пришлось бы наверняка вынести шкаф с файлами. Вообще самый крохотный бы и поместился. Как раз между дверью и шкафом. Такой небольшой, но на него можно сесть и вдвоем. Целоваться тихо-тихо, не боясь, что их будет видно из окна, или через стекло двери. Целоваться и разное другое… Эммануэль наблюдал за тем, как Марин собирается, все еще негромко бурча, и только потом закрыл дверь. — А я все думал, зачем мне здесь этот ключ, — хмыкнул он, проворачивая его. — На всякий случай. Так и… что мы будем делать? Остановившись рядом, Эммануэль спрятал руки в карманы. Предоставляя всю свободу ему, Джастину. Предоставляя всего себя. Он столько раз решал за них двоих, и теперь был не его черед. Джастин поднялся; Эммануэль не сводил с него глаз, следя за каждым движением. Его улыбка расползлась, когда Джастин встал так близко. Ему очень, очень нравилось, что Эммануэль меньше него. Может целиком поместиться в его руках. — Мне закрыть жалюзи? — спросил Джастин, наклоняясь. Между их губами расстояние было меньше дюйма. Он чувствовал на них его дыхание. — Хочешь лишить меня вида? — усмехнулся Эммануэль. — Ну же. Давай. Я весь твой. Он вел себя так уверенно, но с губ все равно сорвался выдох облегчения, когда Джастин поцеловал его. Руки легли на плечи, нащупывая тело через толстую ткань пиджака. Пальцы были такие сильные, такие решительные. Его губы, его язык. Джастин чувствовал руку на своем затылке, чувствовал, как он тянул ниже, чтобы не подниматься на цыпочках. Но ему так хотелось, чтобы Эммануэль поднялся на них. Вытянулся, потеряв точку опоры, положившись на него. Чтобы его восхитительное тело легло в руки, отдаваясь полностью. — Что там со столом? — беспорядочно целуя его, шепнул Джастин. — Стол подлежит проверке! — с готовностью воскликнул Эммануэль, увлекая его за собой. Он повернулся к Джастину спиной, скидывая лишние вещи со стола. Так стопка фото полетела вниз, рассыпаясь черно-белым конфетти по полу. Ручка, зажигалка, падающая с тихим звяканьем. Смятая синяя пачка Голуаза. Эммануэль потянулся, чтобы отодвинуть в сторону телефон, и Джастин дал себе вольность, прижимаясь к нему сзади. Потираясь о ложбинку между его ягодиц и мечтая, как от них не будет отделять ткань брюк. Эммануэль выпрямился, подался назад, делая контакт теснее, и Джастин нетерпеливо обхватил его грудь, гладил по животу, позволял одной из рук спуститься ниже. — Так сложно не думать о твоем члене постоянно, — шепотом признался Эммануэль, ерзая к удовольствию их обоих. — Я все время вспоминаю, какой он приятный внутри. Как занимает все место. М-м-м. Ты только его вытащил, а я тут же почувствовал себя пустым. Джастин не мог слушать, когда он говорит такие вещи, у него бурлила кровь, в нем просыпалось все это низменное и варварское, что может удовлетворить только их физическая близость. Трение, извлекающее огонь. Трение, огонь усмиряющее. Он небрежно скинул свой пиджак на стул, не удостоверяясь, что он не упал на пол, и дотронулся до его подтяжек. Твердые кожаные полоски скользили в пальцах. Ему нравилось, как они проходятся по плечам Эммануэля через тонкую ткань, как натягиваются, и как он подается назад, еще ближе, еще теснее. Как жарко дышит. — Я тоже думал об этом, — выдохнул Джастин и начал расстегивать его рубашку, целуя в шею, в загривок. — Представлял, что я вновь внутри тебя. Какой ты горячий и… м-м-м… — Что еще это за характеристика — «м-м-м»? — усмехнулся Эммануэль, запрокидывая голову и смотря ему в глаза. — Не можешь сказать? Это не литературное слово? — Тесный, — выдавил Джастин. — Как сжимаешь. Так сильно. Ему стало неловко озвучивать мысли, которые он прогонял в своей голове столько раз, пока был наедине с собой. Там, между своих ушей, он мог позволить многое. Но давать это слышать другим, показывать, что там… Это слишком. Такого Джастин ранее себе не разрешал. И он так боялся, что озвучит что-то еще. Что-то лишнее, а этим был полон он весь. Его собственные позывы впервые казались настолько вторичными. Он хотел быть предметом, смычком для скрипки, просто инструментом, который доведет Эммануэля до оргазма. Руками, ртом, членом. Чем угодно. — Я хочу тебя, — шепнул Эммануэль, расстегивая свои брюки. — Мне тебя не хватало. Безумно. Как можно так быстро привыкнуть? Он взял руку Джастина, направляя туда, где хотел ее ощущать, и тот с готовностью обхватил его. Почувствовал, как бедра двигаются вместе с его движениями. Изумительно. Эммануэль громко дышал, и от этого пересыхало собственное горло. Джастин не знал, не знал, как можно так быстро привыкнуть, но именно это ощущал и он. Нехватку, желание постоянно касаться, быть близко, сливаться в единое целое. Джастин зарылся носом в его волосы на затылке. Они пахли мылом и табаком, такие мягкие и пушистые. Его скулу щекотала серебристая прядка над ухом. Он терся о теперь обнаженные ягодицы Эммануэля, прислушивался к ускорившемуся дыханию. Его вело от ощущений. Твердого члена в ладони, упругой задницы напротив, кожи под пальцами. Все самое лучшее. Эммануэль положил руки на стол, упираясь в него, и от этого сопротивления тела в паху Джастина происходил какой-то фейерверк. У него едва хватало сил, чтобы отстраниться. Скользнуть рукой вдоль позвоночника вниз. Там, где все такое горячее, и ему не дают покоя мысли, образы. Он помнил, как Эммануэль готовил себя для него, и это будоражило каждый нерв. — Маню, я могу? — Джастин прикусил губу взволнованно. Казалось, будто ему вновь двадцать, и он ни черта не умеет. — Как ты тогда… Пальцами? Можно? Ощупать, как там. Сравнить их подушечками чувство его. Отличалось ли оно от того, какой он на члене. Как привыкнут его мышцы. Все это. — Если ты хочешь что-то делать, то не спрашивай, — усмехнулся Эммануэль, — просто делай. Если мне что-то не понравится, я просто тебя скину. — Он оглянулся на приостановившегося Джастина. — Эй. Я же шучу. Продолжай. Я подскажу, что дальше. Он раздвинул ноги чуть шире, позволяя идти вперед. Джастин облизнул пальцы свободной руки, прежде чем продолжить. Эммануэль дышал все чаще. Опустив голову, то ли смотрел на стол, то ли жмурился. Он был потрясающий для одного пальца, потрясающий для двух. Напряжение внизу спало, и он расслабился, позволяя идти дальше, растягивать, двигаться быстрее. — Согни их немного, — попросил он хрипло. — Вперед. И чуть глубже. Еще. Ох, блядь. Да, вот там, вот там, вот там! Джастин чувствовал, как он пылает внутри, чувствовал дрожь в его бедрах, чувствовал, как из члена сбегает теплая влага, стекая по костяшкам держащей его руки. — Ладно, хватит, хватит, — остановил Эммануэль, подаваясь вперед, чтобы сняться с его пальцев. — А то тебе ничего не останется. Он развернулся, оперся руками о стол, залезая на него. Его лицо алело, глаза были прикрыты, а губы блестели алым. Он стряхнул рубашку, отбрасывая ее за себя на стул, и лег на спину. Как же он был горяч. Джастин не отрывал взгляда от возбужденного члена перед собой. Его посетила шаловливая мысль просто наклониться, обнять за бедра, взять в рот и ласкать быстро-быстро, пока он не кончит, извиваясь в его руках. — Даже не думай, шкода, — предупредил его Эммануэль со смешком, вытягиваясь назад. Он отодвинул ящик стола, шарясь в нем. — Откуда ты знаешь, о чем я думаю? — ответил Джастин, расстегивая штаны. Руки дрожали, как будто он с перепоя. — Во-первых, — серьезно сказал Эммануэль и показал пальцем на один из дипломов о его квалификации сыщика. — Во-вторых, ты смотришь на мой хуй, как на хот-дог. Джастин опустил глаза. Возможно, он был слишком очевиден. Но он не знал, как и зачем сейчас скрывать это желание. Оно переполняло, оно все было посвящено ему… его Маню, и он так хотел показать, как сильно жаждет. — Если ты хочешь где-то применить свой язык… — начал Эммануэль, поигрывая левым коленом, — ты что-нибудь слышал о римминге? — Нет, — не понимая, куда он клонит, спросил Джастин и положил руки на стол по обе стороны от него. Он слышал о скриминге, но это было как-то связано с музыкой. Эммануэль хотел, чтобы он ему спел? — Что это такое? — М-м-м, ладно. В другой раз. Придется преподать тебе пару уроков. Мне слишком не терпится. Но к этому вопросу мы еще вернемся. Джастин ахнул оттого, как резко тот сел, целуя его и хватая за член, чтобы подтянуть к себе ближе. Он тонул в чудном поцелуе, почти не отвлекаясь на скользкое хлюпанье смазки, но все-таки оторвался и опустил взгляд, когда Эммануэль закончил с собой и занялся им. Поглаживал, размазывал, ласкал. — Будь осторожен, — попросил он. — Я люблю спать на спине и пусть это так и остается. И помни: я все еще могу тебя скинуть. Джастин зачарованно кивнул, но как же, как же это было сложно — быть осторожным, когда вот он под его руками, горячий, согласный, с раздвинутыми ногами, открытый для него. Эммануэль смеялся, когда Джастин осыпал его лицо беспорядочными поцелуями, неряшливыми и мокрыми. Смеялся, пока не замер. Поморщился. Запрокинул голову, зашипел, демонстрируя ряд верхних зубов и такую сексуальную щелку. Джастин держался за край стола так крепко, словно это последнее, что сохраняло его в сознании. Какой Эммануэль был… Прекрасный. И еще прекраснее с каждым движением. Как он принимал в себя, как поддавался. Бедра Эммануэля были раздвинуты широко, и сам он весь расхристан перед ним совсем обнаженный — он даже носки снял, когда избавился от брюк, — а в его лице и теле было столько желания. Джастин закрыл глаза, чтобы не отвлекаться на вид, от которого терял всякую связь с реальностью. Обнял его за ноги и двигался, слыша отголоски стонов после каждого толчка. Все громче, и столько сил у него уже не было. Не удержался и посмотрел, и картина обожгла. Как торчали его соски, заалела верхняя часть груди и шея. Головка его члена вновь была влажная, прозрачная ленточка рисовала на животе, когда он двигался от толчков из стороны в сторону. Он пробуждал в Джастине такую страсть, что ее было слишком много для его тела. Головы. Его руки скользили по потному животу, чувствуя сокращения в глубине. — Твою, твою, твою мать, — ругался Эммануэль сквозь сжатые зубы. — Большой. — Слишком? — запыхавшись, Джастин приостановился, но получил удар лодыжкой. — В самый раз. Быстрее, быстрее, быстрее! Он подтолкнул Джастина пятками, потянул его за воротник так и не снятой рубашки. Стол сдвинулся с места, но не скрипел; ни звука, сохраняя их тайну. Уперся в стул, и только тот кряхтел надрывно, зажатый между ним и стеной. Эммануэль обхватил Джастина, пропуская руки под мышками. Обнял за спину, и его короткие ноготки ощущались через рубашку так отчетливо, побуждая двигаться. Быстрее. Сильнее. Жестче. Джастин навалился на стол локтями, целуя шею и ключицы Эммануэля, утыкаясь лицом в его грудь и прислушиваясь к жаркому запаху мужского пота. Он туманил его разум, как наркотик, как алкоголь. Опьянял и лишал воли. Самый сладкий соблазн. Ему он никогда не мог противостоять. Видя перед собой лицо, Джастин был лишен удовольствия видеть его член. Такой образ терять не хотелось. Он отпустил стол, скользя пальцами по животу. Влажному, липкому, горячему. Перед ним хотелось встать на колени и прижаться. К центру тела, прячущему под мягкой кожей все жизненноважные органы. Самому уязвимому. Он сжал головку члена Эммануэля, истекающую вязким соком, пощекотал большим пальцем складочку внизу, от чего тот заскулил и дернул бедрами. Восхитительно. Видеть его уверенного насмешливого детектива таким. Поверженным, слабым, физически порабощенным. Джастин не дышал воздухом, лишь его запахом, слышал только его усиливающиеся стоны; он остался почти без сил. — О, господи, Джастин, о, господи, — на выдохе пробормотал Эммануэль и замер, отпуская его. Джастин быстро глянул вниз, чтобы не пропустить толчки его семени, вытекающие ему в руку, сползающие в пупок, дрожащие капельками и цепляющиеся за волоски на животе. Это удовольствие оказалось заразно. Теперь Джастину было нужно совсем немного, он двигался, смотря на мягкого-мягкого Эммануэля, растекшегося под ним. Тот поморщился и закусил губы. Нежный, податливый. Прямо, как в тех фантазиях. Такой реальный. Джастин обнял его за бедра, входя так глубоко, как только мог, и наконец остановился, наслаждаясь прокатывающим по телу удовольствием. Внутри пениса, в животе, отдающим в колени. Он остался где-то в пространстве, пропущенный через соковыжималку. Только оболочка. И Джастин вспомнил, что надо дышать. Когда он открыл глаза, то наконец увидел, как спокойно и довольно смотрит на него Эммануэль, подложив руку под голову. Улыбается и подмигивает, маня к себе, чтобы поцеловать. — Ебаться ты умеешь, — шепнул он, и Джастин неловко засмеялся. — Спасибо. — Он потерся своим носом о его. — Это ты… это все ты. — О, я? Наверное, это заслуживает «отлично», мистер Трюдо? — выдохнул Эммануэль, гладя его по груди кончиками пальцев. Джастин засмеялся и кивнул, прикрывая глаза. Вышел осторожно, все так же опираясь о стол. Мысли о том, что перерыв заканчивался, что ему нужно возвращаться, могли бы беспокоить. Но, черт, ему было так хорошо, что он не помнил ни о чем. Эммануэль скривился, садясь. Размял ноги и шею. Поковырялся на столе. Джастин поймал носовой платок, вытер им грудь и руку. Да, это мероприятие не такое чистое. Но оно того стоило. Он успел одеться почти полностью — рубашку осталось застегнуть, — когда Эммануэль только-только слез со стола, ища упавшие на пол брюки. — Я просто тело, — прокомментировал он, заправляя в рот сигарету из поднятой с пола пачки. — А еще работать. И я теперь реально хочу есть… Эммануэль резко поднял голову, смотря в сторону двери, и Джастин понял, на что он обратил внимание. Пахло пиццей. И картошкой. Они переглянулись. Только этого не хватало. Не могла же Марин так быстро вернуться? Они справились с одной проблемой, чтобы получить другую?.. Джастина вновь бросило в жар. — Что она может сделать? — шепотом спросил он, поворачиваясь к Эммануэлю. Эммануэль нервно одевался. И пока застегивал рубашку, где-то потерял сигарету, а потом достал ее откуда-то снизу и отложил на стол. Покачал головой. Нужно было делать вид, что все в порядке. Ничего не происходило. Если она только пришла, она могла ничего не слышать и не видеть. У нее в приемной своих дел полно, верно же? Поправив подтяжки, Эммануэль встал перед ним, раскидывая руки в стороны, как бы спрашивая: «Все в порядке?». Джастин кивнул. — Так, это срочно, — внезапно сказал Эммануэль, толкая его к шкафу, вне поля видимости окна двери. Джастин не выдержал и улыбнулся, пока он целовал его. Руки Эммануэля проскользнули под его пиджаком, ложась на ягодицы, помяли и подтянули к себе. — Снимают стресс, как я и говорил, — со смешком шепнул он Джастину в губы. Джастин улыбнулся, поправляя волосы, пока Эммануэль последний раз глубоко вдохнул, отпирая дверь. — О, мой обед, прекрасно, — послышался его бодрый голос. — Прекрасно, — повторила Марин. — Ты должен мне десять долларов. — Да, я… — его спина появилась в дверном проеме, — запиши на мой счет. — Какой еще счет? Нет у тебя никакого счета. — Ну, тогда выпиши себе премию на десятку в следующем месяце. Запах горячей пиццы будоражил ноздри, и живот Джастина сжался. Яблоком он точно не насытился. — И да, — сказала Марин в спину Эммануэлю, когда он почти закрыл за собой дверь, возвращаясь в кабинет, — когда в следующий раз будете обжиматься, меня можно просто отпустить домой пораньше. — Э-э-э… Джастин должен был быть обеспокоен, но над ужасно комичным лицом Эммануэля невозможно было не веселиться. — Я буду иметь в виду, — ответил Эммануэль, не оборачиваясь, и закрыл дверь. Белая коробка с надписью «У Паоло» стукнулась о стол. Как раз о то место, где они… Джастин мог бы подумать об этом еще, но ему очень хотелось есть. — Картошка тут великолепная, — заявил Эммануэль, высыпая ее поверх мясной пиццы. — Но теперь точно придется мыть руки. Хотя вроде бы у меня тут были спиртовые салфетки… Сейчас посмотрю. А, вот, на. Джастин неловко сел рядом, отирая руки. Его озадачивало, как спокойно Эммануэль реагирует на то, что сказала Марин. Неужели его совсем не волновало, что о нем подумают знакомые? Может быть, она бы и не заявила на него, ведь от него зависела ее работа, но… Должно быть, это все отразилось на лице, потому что Эммануэль, откусывая большущий кусок, поспешил его успокоить. — Она секретарь детектива, ты ждал чего-то другого? Думаю, она давно вычислила. По взглядам, языку тела, деталям, всякому такому. Джастин моргнул, улыбаясь ему. Ну что ж, не ему работать с Марин, и если Эммануэль ей доверял… — А еще вы слишком громко трахались, — ответили им из приемной. Джастин чуть не подавился картошкой. — Пожалуй, надо завести звукоизоляцию, — пожал плечами Эммануэль, сдерживая смех. — Или трахаться потише. Какой из вариантов тебе нравится больше? Джастин не ответил. Он был за любой вариант, лишь бы там был его детектив Маню. За любой.