Возлюбленная монстра

Они аппарировали в убежище один за другим, словно тени, уставшие и обессиленные, но всё же победившие хотя бы на этот раз. Воздух ночи был пропитан запахом крови и дыма, а от каждого из вернувшихся веяло болью. Они шли медленно, поддерживая друг друга, и не замечали, как их собственные раны кровоточат, оставляя алые следы на каменных плитах. Пленники, которых удалось спасти, выглядели наполовину живыми. Их лица – пустые, обездвиженные ужасом. Грязь вперемешку с кровью покрывала их тела, а глаза, застывшие в состоянии шока, не видели ничего, кроме пережитых кошмаров. Некоторые из них были слишком слабы, чтобы идти, и их приходилось буквально тащить. Но они были живы. Это единственное, что имело значение. Астория держала за руку девушку  лет пятнадцати, истощённую настолько, что её ноги постоянно подгибались. В глазах девочки была смесь благодарности и ужаса, но Астория молчала, лишь сжимая её руку крепче. В тот момент она не чувствовала усталости, не думала о собственной боли. Только об одном: они сделали это. Они вырвали их из лап Волдеморта. Когда отряд вошёл в дом, атмосфера сразу наполнилась тяжестью. Даже те, кто остался в убежище, не могли сдержать взгляды на измождённых пленниках. Женщина в углу закрыла рот ладонью, сдерживая рыдания. Лекари уже спешили к вернувшимся, раздавались команды, шёпот и стук шагов по полу. Но победа была горькой. Только половину из тех, кого они надеялись спасти, удалось вытащить из плена. Большая часть была уже мертва. Это знание стояло в воздухе, словно невидимый призрак, который впивался в каждого из них. Грюм, хмурый и усталый, опирался на стену и молчал, лишь бросая взгляд на каждого из бойцов. Он видел всё – каждого раненого, каждого спасённого, каждого убитого. Это была не победа, а временное облегчение. Тишина нарушилась голосом одного из пленников. Мужчина, чьё лицо было перекошено от боли, тихо прошептал: – Спасибо… Эти слова будто эхом отозвались в голове Астории. Она знала, что не сможет забыть их. Не сможет забыть пустые глаза пленников, не сможет забыть их крики в том лагере. Но это не имело значения. Ради таких слов, ради этой жизни, пусть даже одной, они продолжат сражаться. Гарри Поттера окклюменции обучал Северус Снейп по указанию Дамблдора. Уроки начались после того, как Волан-де-Морт начал использовать связь с Гарри, чтобы манипулировать его мыслями и снами. Снейп был экспертом в окклюменции, но их напряжённые отношения с Гарри и неподходящие методы преподавания привели к тому, что Гарри так и не смог полноценно овладеть этим искусством. Осознание того, что без навыков окклюменции в плену можно выдать важные секреты, стало для Астории и остальных бойцов Ордена суровой реальностью. Ведь один опытный легилимент способен раскрыть все их мысли, планы и тайны. Они понимали, что обучение этому искусству – не роскошь, а необходимость для выживания. То, что окклюменцией владел лишь Избранный, и его навыки были далеки от совершенства, являлось пугающим фактом. Каждый его визит на площадь Гриммо превращался в настоящее событие для членов Ордена, ведь это была редкая возможность научиться хоть немного этому искусству. Однако, из-за постоянных побегов Гарри, такие моменты случались редко и не могли дать бойцам полноценной защиты от возможного плена и допросов опытных легилиментов. Это только усиливало атмосферу напряжения и уязвимости, преследующую их на каждом шагу. Гринграсс знала, что однажды ей придётся столкнуться с собственным прошлым, тем, что она пыталась оставить за спиной. Это не было вопросом “если”, а лишь вопросом времени. Слизеринцы, среди которых она выросла, те, кто годами смотрел на неё как на часть их круга, теперь стали врагами. Образ Драко Малфоя преследовал её в мыслях — холодный, расчётливый, он был силён в легилименции и мог выудить её тайны. Это пугало, но не так, как мысль о Теодоре Нотте. Он был её судьбой, запечатанной с самого детства. Чистокровные традиции подарили ей жениха ещё до того, как она смогла сформировать собственное мнение. Теодор всегда был скрытным, но с годами его холод превратился в жестокость, а взгляд, которым он смотрел на неё, — в оружие. Гринграсс знала, что теперь он её личный палач. Она осознавала, что её место на передовой означает лишь одно: рано или поздно придётся смотреть в глаза тем, кого она предала. Она понимала это, когда примкнула к Ордену.  Родители Астории Гринграсс заплатили высокую цену за её выбор. Волан-де-Морт лично отдал приказ убить их за предательство дочери, узнав, что она примкнула к Ордену Феникса. Через месяц после того, как Астория присоединилась к сопротивлению, она получила известие об их смерти. Боль от утраты была мучительной, но даже это не поколебало её уверенности в том, что она поступила правильно. Дафну, её старшую сестру, Волдеморт оставил в живых. Она осталась верной своему положению в рядах Пожирателей смерти. Однако Дафна не принимала участия в сражениях — как и многих других девушек из чистокровных семей, её роль заключалась в другом. Они не были солдатами, их использовали иначе — как средство контроля, награды, и, в какой-то мере, символа “чистоты крови”. Астория думала о своей сестре с тяжёлым сердцем. Дафна оставалась частью того мира, от которого Астория сбежала. Её жизнь, пусть и сохранённая, казалась Астории не менее жестокой, чем смерть родителей.  В убежище воцарилась тишина, ночь окутала площадь Гриммо, но Астория и Невилл уже были наготове. Кингсли, сам того не осознавая, обронил, что Гарри вернётся этой ночью, и они решили не терять шанс. План был прост: дождаться Гарри в гостиной, перехватить его и, самое главное, опередить Джинни. — Ты же понимаешь, если она узнает, нас ждёт конец? — шепнул Невилл, пытаясь сдержать смех. — Не узнает, если ты не проколешься, — прошипела Астория, вглядываясь в тёмный камин. Щелчок аппарации разорвал ночную тишину, и Гарри Поттер появился в гостиной убежища, чуть не рухнув на пол. Он выглядел так, будто не спал несколько дней: осунувшееся лицо, тёмные круги под глазами, щетина и порванная одежда, вся в пыли и пятнах. Его взгляд моментально наткнулся на два силуэта в темноте, и, как только он понял, кто перед ним, обречённо прошептал: — О, нет… Только не вы. Ему было отчаянно не до этого. Гарри хотел увидеть Кингсли и Грюма, чтобы доложить о последнем задании, обсудить новые планы, наконец, хоть немного прийти в себя после бесконечной череды опасных беготни и поисков. Но вместо этого перед ним стояли Невилл и Астория с явно намеренным выражением на лицах. — Поттер, ты нас выслушаешь, — твёрдо сказала Астория, сжимая руки в кулаки. — И даже не пытайся сбежать! — подхватил Невилл, пытаясь выглядеть убедительно, но скорее напоминал виноватого подростка. Гарри тяжело вздохнул и, опустив плечи, упал в ближайшее кресло. — Вы хоть понимаете, через что я только что прошёл? Я устал, я… Мне нужно поговорить с Грюмом. — У тебя всегда есть отговорки, — фыркнула Астория. — Всегда есть что-то важнее. Но знаешь что, Поттер? Если ты не научишь нас хотя бы основам окклюменции, мы все окажемся в руках Пожирателей. А они умеют проникать в наши мысли. Невилл с энтузиазмом закивал: — А если они узнают, где мы? Мы должны уметь защищаться! Гарри схватился за переносицу, явно сдерживая раздражение. — Окклюменция — это не просто заклинание, которое можно выучить за ночь, — выдохнул он. — Это искусство блокировать свою память и разум от чужого проникновения. Если вы не сосредоточитесь, если будете колебаться — легилимент прочтёт вас за секунду. — Ты нам хотя бы покажи, с чего начать, — с нажимом произнесла Астория, не сводя с него решительного взгляда. — Мы знаем, что у нас мало времени, но у нас его никогда не будет. Гарри посмотрел на них, устало выдохнув: — Хорошо. Но если Джинни узнает, что я предпочел тренировать вас, вместо проведения времени с ней… — Джинни не узнает, — перебил Невилл. — Она вообще не узнает, что ты вернулся. — Отлично, — буркнул Гарри и, поднявшись с кресла, жестом пригласил их сесть. — Тогда слушайте. Окклюменция работает так: чтобы защититься от легилимента, вы должны научиться контролировать свои эмоции. Он проникает в разум через чувства: страх, гнев, боль. Если вы научитесь сохранять спокойствие, даже когда кто-то пытается атаковать, вы закроетесь. Но это только часть. Астория слушала, затаив дыхание. Гарри продолжил: — Второе — вы должны научиться фокусироваться на чём-то одном, чтобы не дать ему забраться в ваши воспоминания. Это сложно. Всё, что вам нужно, — представить стену, щит, любую непробиваемую преграду между собой и атакующим. Можно выдвинуть менее важное воспоминание на передний план, чтобы запутать легилимента.  — И это всё? — с сомнением спросила Астория. — Этого хватит, чтобы не выдать ключевую информацию. Но чтобы овладеть этим полностью, нужно много времени, — Гарри посмотрел на них. — Которого у нас нет. — Тогда начнём прямо сейчас, — решительно сказала Астория. — Мы не уйдём, пока ты не покажешь нам хотя бы немного. Гарри закатил глаза, но сдался: — Ладно. Но если завтра вы разбудите меня хотя бы на минуту раньше, чем я сам встану, вы пожалеете. Невилл улыбнулся: — Мы знали, что ты нас не бросишь. Они проснулись уставшие, с тяжёлой головой и налитыми свинцом веками. Но внутри теплилось ощущение удовлетворения. Невилл потянулся, его взгляд был сосредоточен, будто он только что получил ключ к защите собственного разума. Астория, вцепившись в одеяло, обдумывала пройденный урок, повторяя слова Гарри в голове. Теперь они знали, как хотя бы начать закрывать свой разум от чужих вторжений. Это была всего лишь маленькая победа, но она придала им сил. Каждый шаг на пути к защите Ордена стоил любых бессонных ночей. Засыпать и просыпаться в одной комнате с парнями стало обычным для Астории. В условиях войны, когда каждый уголок был ценен, и места для сна практически не было, вопросы о правилах чистокровных семей отошли на второй план. В её прошлой жизни, как девушка, она не могла бы позволить себе такую близость без обязательств. Но теперь, когда все жили в условиях войны, эти ограничения стали частью выживания, и она привыкла к новой реальности, где каждый день мог стать последним. Астория сидела на низком диване в общем зале укрытия, задумчиво вертя в руках чашку с остывшим чаем. Её взгляд был сосредоточен на дальнем углу комнаты, где Джинни и Невилл обсуждали очередную вылазку. Внезапно что-то тяжёлое рухнуло рядом с ней, заставив её вздрогнуть. — Ты опять перегружаешь свой мозг, Гринграсс, — раздался знакомый голос. Она повернула голову и встретилась с лукавым взглядом Фреда Уизли. Он сел рядом так близко, что его плечо слегка толкнуло её. — Просто думаю, — ответила она с лёгкой улыбкой. — Опасное занятие. Особенно для таких, как ты, — с улыбкой отозвался он, делая вид, что озабоченно нахмурился. — Таких, как я? — её бровь изогнулась, а в голосе прозвучал вызов. — Ты слишком серьёзная. Война превращает нас в мрачных типов, а это… — он махнул рукой в воздухе. — …не твоё. Она усмехнулась, пытаясь скрыть тепло, которое разлилось внутри. — Спасибо за анализ, Уизли. Учту. — Вот так-то лучше, — сказал он, а затем, не давая ей времени возразить, неожиданно обнял её. Астория замерла, но лишь на мгновение. Его объятия были тёплыми, искренними, и она почувствовала, как напряжение покидает её плечи. — За что это? — тихо спросила она, прижавшись к его широкой груди. — За то, что ты вообще ещё терпишь меня, — отозвался он, слегка встряхнув её, будто пытаясь развеселить. — И за то, что ты — это ты. Астория коротко рассмеялась, скрывая лицо у него на плече. — Ты неисправим, Фред. — Абсолютно, — согласился он, отстраняясь, но оставляя ладонь на её плече. — Но если я заставил тебя хотя бы немного улыбнуться, значит, день прошёл не зря. Она кивнула, не в силах удержать улыбку. Фред всегда умел превратить даже самый мрачный момент в нечто светлое, и Астория была благодарна ему за это больше, чем могла выразить словами. Тёплые отношения были единственным, что помогало не сломаться под тяжестью войны. Каждый знал: любое прощание могло стать последним. Но никто об этом не говорил. Они молчали, цепляясь за моменты, которые давали им ощущение жизни, хоть на короткое мгновение. Этот жест не был о любви или дружбе — он был о выживании. О том, что в их мире, полном боли и утрат, они всё ещё могли быть рядом. Всё ещё могли чувствовать.