lunshi

Бывает, сильные обморожения, обычно те, что ведут к летальному исходу, начинают прожигать всё тело насквозь.Начинаешь терять любого рода чувствительность, а вместе с ней и восприятие собственного тела. Однако здесь было по-другому, где-то «здесь» было тепло и приятно, почти как в родной кровати. Так не похоже на постоянный холод, преследующий их с самого начала. Это должно насторожить, должно предупредить нервную систему об опасности: резкая смена обстановки, отличающаяся от прежней в разы. Но страха не было. Быть может, они оказались там, где оказываются все после своей смерти? И если это так, то это место было совсем неплохим. Долгожданным. Принимающим такими, какие есть. И если он сейчас откроет глаза, он непременно увидит её, она улыбнётся ему, расскажет всё, что с ней произошло, пообещает, что больше никогда не оставит его одного. Что больше никто никогда не оставит его одного. Мужчина медленно раскрыл глаза, краем глаза замечая аккуратное движение сбоку. Здесь был деревянный потолок, хорошо прогреваемый дом, и… Смотрящие на него сверху любопытные и весёлые глаза, отливающие розовыми оттенками, похожими на лепестки только-только созревшей сакуры. Она что-то неразборчиво спросила у него, снова улыбнулась и отвернулась к противоположной части помещения, пропадая из виду. Кевин закрыл глаза, давая себе отчёт только в том, что это была не она, и вновь провалился в глубокий сон, из которого он изначально не имел желания возвращаться. Кто-то яростно хлопнул его по щеке, оставляя на побледневших щеках яркий красный след. Больно, снова — как от резкого мороза больно. Постепенно начали возвращаться звуки, вся комната была переполнена различной жизнью: старающиеся не помешать его покою разговоры во весь голос, работающие где-то вдалеке механизмы, чьи хлопочущие старания показались Кевину наиболее знакомыми, трескающаяся на сковороде рыба: после звука мужчина почувствовал и запах, медленно привставая на локти в кровати. Он был… дома. Если точнее — в чужом доме, всё вокруг было увешано розовым интерьером — глаза сразу же зацепились за шёлковые розовые занавески, которые прямо сейчас кем-то отодвигались в разные стороны, впуская в комнату солнечный свет. Здесь было уютно, и при этом же здесь было голо, как будто он очнулся в лаборатории, за исключением заставленных мягкими игрушками полок. На запястьях появились фантомные ощущения давящих наручников, к которым его нередко приковывали во время операций, ведь никакая анестезия на него уже давно не действовала. Кевин неторопливо оглядел руки, не замечая, впрочем, следов насильственного держания. Нахмурился, только сейчас понимая, в какой он находится ситуации: в неизвестной. Попытавшись встать, он тут же вернулся обратно, чувствуя резкую боль в ногах и с ужасом отмечая, что не может ими пошевелить. Его здесь ничего не держало, только вот он всё равно больше не чувствует ног. Растерянный взгляд метнулся на приближающуюся к нему подозрительную незнакомку в белом халате. У неё были длинные, чем-то напоминающие змей, настолько они были непослушными, зелёные волосы. Увидев по-настоящему издевательскую улыбку, Кевин скривился от боли, по резким движениями девушки понимая: ему только что сделали укол, пронзающий всё тело от нестерпимой боли. Мужчина замычал, с ненавистью смотря на не заинтересованную в его эмоциях незнакомку, которая лениво вернулась к своим делам и выкинула целый шприц в мусорку рядом с койкой. — Что ты… — сквозь зубы процедил Кевин, через последующий вдох чувствуя, как боль утихла настолько же резко, насколько по нему ударила, — что это за… — Эксперименты на тебе ставлю, как в старые добрые, — прошипела с удовольствием девушка, не поворачиваясь к растерянному «пациенту», — расслабься. Ты прошёл через несколько этапов электрической стимуляции нервов, пока ещё спал, вот чудеса, скажи? Так вот, я попробовала уже все возможные способы вернуть твоим ногам чувствительность, сейчас, по моим расчётам, одного укола будет достаточно, да-а? Называй это шоковой терапией. Кевин напрягся, ощупывая икры ног и с вынужденной робостью предпринимая попытки ими пошевелить. Воспоминания от проводимых над ним экспериментов по улучшению его физической формы в МОТН всё так же продолжали его преследовать, влезая под кожу и вырабатывая внутри сразу несколько сложных чувств. Стоящая к нему спиной незнакомка об этом откуда-то знала, и от этого внутри всё напряглось: Быть может, случившееся это лишь сон, появившийся в его неспособном перенести необъятную боль мозгу во время очередной операции? До него не сразу дошло — он практически голый. И непрекращающееся щёлканье механизмов, сейчас уже давящих на мозг, напоминало ему только одно место. Все детали, с таким старанием собираемые его подсознанием в одну картину, только что дали необходимый ему ответ — он и вправду был в лаборатории. — Мо-оби-и, я же просила тебя, постарайся быть помягче! — возникнул откуда-то мягкий и звонкий голос, после которого Кевин вспомнил о том, что видел здесь ещё одну девушку, которая с особым интересом изучала его взглядом ранее. С «играющим» интересом, как будто он является именно её лабораторной крысой. Лабораторной крысой? Кевин нахмурился, медленно перенося ноги на правую часть койки и вновь встречаясь с девушкой глазами. У неё очень запоминающиеся нежные черты лица. Она лишь хихикнула, ласково потрепав его по плечу и кивнула, в чём-то его убеждая. Без слов и лишних обещаний. Кевин поморщился, отрицательно мотая головой и находя в себе силы откинуть бесполезные иллюзии насчёт того, что никакой трагедии на самом деле не происходило. На самом деле было даже хуже — случилась ещё одна, в виде разрушительной силы лавины. — Со мной… со мной были ещё люди, где… как именно вы меня нашли? — Хуа-чан и Су-чан тоже здесь! — улыбнулась ему в который раз чрезмерно позитивная девушка, хлопнув в ладоши и беря его за руки, чтобы помочь встать. От таких прозвищ Кевин невольно вздрогнул, слишком уж они были… не для незнакомых ей людей. Кевин обессилено выпал из поддерживающих его под локоть ласковых рук девушки обратно на кровать. Ещё будучи подростком он думал, что перед смертью человек наблюдает все свои самые счастливые воспоминания. Су с самодовольной усмешкой ему объяснил, что у этого есть вполне себе научное объяснение, ведь мозг в некоторых случаях может сохранять минимальную нейронную активность после остановки сердца. Но ни одному романтичному мальчику такая наука не понравится, как не понравится и не желающему больше жить отчаянному солдату. Если он уже мёртв, то почему даже в самые последние минуты его «нейронная активность» рисует в его находящемся в агонии сознании по-настоящему мучительную ситуацию? Неужели он не имел права хотя бы на остаточные счастливые воспоминания? Или дело было в том, что у него таковых и не было? Его заключили в объятья, оставляя его взору лишь розовые мягкие волосы, спадающие вниз по спине незнакомой девушки, одетой в белое платье, сделанное из хлопка. И почему-то от этих объятий становилось спокойно, несмотря на то, что он никогда не позволял другим чего-то больше крепких рукопожатий. На один лишь миг Кевину померещилось, что незнакомка точно понимает его отсутствие воли к жизни, понимает, что именно он потерял, понимает всю бесполезность прожитых им долгих и наполненных смертью лет. Что было странно, ведь этого в полной мере не понимал до конца даже он сам. В дверном проёме показались знакомые фигуры, отчего сердце мужчины прыгнуло вниз. Розоволосая незнакомка мягко улыбнулась, прерывая объятья и вновь предпринимая попытку помочь гостю встать с кровати. И на этот раз у него получилось, правда, он не смог сделать ни шага вперёд. На него так же неподвижно смотрели спутники: у Су была перемотана голова, длинные серые волосы аккуратно убраны в обрезанный снизу самостоятельно хвост, у Хуа зафиксирована в гипс рука. Кевин не отвёл взгляда, понимая, что он в очередной раз их подвёл. Немую сцену прервало незнакомое для мужчины фырканье. Он с удивлением посмотрел в сторону звука, видя раскачивающегося из стороны в сторону около ног спутницы снежного барса. Зверёк ласкался к ногам девушки, выпрашивая то ли еду, то ли ласку, как самый настоящий домашний питомец. Хуа виновато улыбнулась, наклоняясь к белому комочку шерсти и поднимая его одной рукой, обеспечивая для него надёжное и тёплое местечко около своей груди. Стоящий рядом Су хмыкнул, беглым движением гладя барса по шёрстке и глазами предлагая Кевину присоединиться. И мужчина послушно встал, потирая место от укола и ковыляя до не знающего никаких тревог детёныша. Однако погладить его не мог. Не позволяла совесть. — Фу, как много желающих вырастить из дикого зверя неженку, — пренебрежительно прокомментировала происходящее зеленоволосая девушка, — Эли, прекращай эти сопли. — Но ведь это наш Светлячок, под присмотром такой милой девушки, как я, ни один незащищённый зверёк не вырастет в жестоких условиях!~ — Незащищённый, хах. Гости в некотором напряжении наблюдали за развивающимся перед ними разговором, вслушиваясь в незнакомые для них имена и пытаясь понять происходящее. Хуа отпустила барса с кличкой «Светлячок» на пол, позволяя тому унестись вглубь дома. — Эли?.. — уточнила девушка, указывая пальцем неповреждённой руки на хозяйку. — Эли — да, пожалуйста, называйте меня так! Это самая прекрасная форма такого прекрасного имени… — Элизия, — перебила с твёрдостью в голосе другая девушка, поправляя Хуа, — а кто я такая, вам должен рассказать ваш командир. Правда, Каслана? Мужчина замер, не понимая, откуда люди, которых он видит в первый раз в жизни, могут знать их имена. Если даже Хуа с Су не знают стоящих перед ними девушек, несмотря на то, что он точно слышал, с какими суффиксами названная Элизией произносила их имена, то причина была точно не в его амнезии. И это было опасно — находится там, где все знают тебя, но ты не знаешь никого. Это означало, что на них собрана информация. Это означало, что они не могут знать масштабы известных девушкам фактов, что не могут даже ориентироваться в том, что здесь говорить можно, а что нельзя. Сейчас в них преобладала подозрительность, что было странно, потому что они не могли даже мечтать о встрече с другими людьми днями ранее. Кевин вдохнул, собирая оставшиеся небольшие силы в кулак и шаг за шагом, хромая, дошёл до незнакомки в халате. Он силой повернул её к себе лицом, схватил за запястья, чтобы ограничить её от «ненужных» действий. Этот жест — следствие не более, чем характерной для всех военных паранойи. И у девушки на лице он вызвал охотничий оскал. Кевин пошатнулся, тут же делая неаккуратный шаг назад и с лёгким испугом всматриваясь в чужие черты лица. Тем временем девушка без особых усилий вырвалась из хватки, молча взяла в руки очки и надела их по-особому издевательски. И точно в таком же жесте она расправила халат, встала прямо, с азартом наблюдая за реакцией мужчины. — М-мобиус, — растерянно произнёс имя Кевин, переводя взгляд на находящееся за спиной девушки оборудование, — я думал… Она изменилась. Как бы она не пыталась изобразить «прошлую себя» перед мужчиной, используя для этого бессмысленные очки и халат, другим словом, пустые аксессуары, дабы подразнить и напомнить о принятом когда-то решении, у неё всё равно не получилось быть похожей на себя прежнюю. Она выглядела нескладно, можно было сказать даже хаотично, и в её улыбке Кевин наблюдал безумие сильнее того, что закрепилось у него в воспоминаниях где-то глубоко в подсознании. Она больше не заделывала волосы, в её движениях можно было заметить надоедливую для неё самой нервозность, такую, какая характерна для встретившего тупик на пути к новому открытию исследователя. Инструменты, лежащие чуть поодаль на её рабочем столе, говорили о том, что в них особо никто не нуждался, а засохшая на скальпеле кровь намекала на незаинтересованность доктора следить за стерильностью, как таковой. Единственное, что было в порядке в образе нынешней Мобиус — так это сложенные в алфавитном порядке стопки документов. В старой знакомой Кевин, под оболочкой циничного безумия, углядел отчаянную усталость, прячущуюся в морщинках учёной и в сложенных на её плечах ласковых руках Элизии. Но все замеченные детали Кевин скрыл за опущенным вниз взглядом, чувствуя груз нависнувшей над ним вины. — Что? — язвительно спросила девушка, снимая очки и возвращая халат в прежний, небрежный вид, — А хотя не важно. Контекст для не знающих — перед вами когда-то ведущая учёная вашего любимого МОТН. Ну, я полагаю, что вы тоже оттуда, знать точно не могу, как-то без разницы. Ах да, МЕЙ работала вместе со мной. Следите за порядком имён. МЕЙ работала вместе со Мной, не наоборот. — Доктор МЕЙ мертва, мисс Мобиус, — чётко произнесла Хуа, понимая, что следить за тем, что можно говорить, что нельзя, в их ситуации, на самом деле, больше не имело смысла, — и если Вы хотите сказать о ней что-то плохое, лучше не стоит. Во взгляде учёной можно было разглядеть секундную растерянность, после которой она снова вернула себе невозмутимый вид. Элизия с сочувствием посмотрела на подругу, произнося краткие соболезнования и кивая гостям. Мужчина мотнул головой в сторону, погружаясь в собственные мысли. Было много вещей, которые он хотел бы спросить у когда-то близкой подруги его жены. Он не надеялся на то, что известная своим цинизмом Доктор Мобиус сможет разделить с ним скорбь. Но при этом ему наверняка казалось, что реакция на тяжёлое известие должна была быть совершенно другой. Всё-таки, она ей дорожила, как бы она ни пыталась это отрицать. Он видел это в секундной нерешительности, в дрогнувших мельком пальцах рук — она всё ещё дорожит ей. — Ты знаешь. — Конечно, я знаю, — шёпотом ответила учёная, вызывая в глазах Элизии отчего-то ещё большее сочувствие, — иначе бы твою шкуру спасали не скрывшиеся от мира беглянки, а спецназ, м, солдат? Если честно, удивлена, что ты не убил себя сразу же. Вы же пара, созданная на небесах, как только уйдёт МЕЙ, за ней пойдёт и самый преданный её щенок… — Что Вы себе позволяете, — сдержанно, но с угрозой в голосе спросил Су, бросая резкий взгляд в сторону учёной. В ответ — улыбка. Он сделал аккуратный шаг вперёд, подходя ближе, — прошу, давайте будем вести разговор на других тонах. И, желательно, с самого начала. С объяснениями, по принципу приоритетов, как угодно, мне без разницы. — О… школу на отлично окончил, — усмехнулась Мобиус, плюхаясь в рабочее кресло на колёсиках и с интересом, в которое было вложено гораздо больше внимания, чем при первом знакомстве, принялась разглядывать их. — Я не успел… — мягко поправил врач, не обращая внимания на брошенную в его сторону колкость, — но мы имеем право на информацию. — Как и я, — улыбнулась загадочно Мобиус, стрельнув взглядом в Фу Хуа, тут же ей подмигивая и растягиваясь в собственном кресле, — МЕЙ не глупа, попросила-таки скопировать всю информацию, находящуюся в доступе, да передать её куда, м-м?.. А вы все здесь такие ответственные, наверное, задачки выполняете даже если их единственная цель — быть выполненными. Правда ведь? Хуа медленно повернула голову в сторону дверного проёма, кажется, пытаясь что-то решить для самой себя. Один этот жест дал знать всем находящимся в комнате — сказанное было правдой. Су в удивлении расширил глаза, пытаясь вспомнить, в какой именно момент спутница имела возможность скопировать данные, хранящиеся в Номере Семнадцать. Он не хотел это признавать, но сказанное Мобиус в этот раз, (а, быть может, и во все остальные), являлось той самой горькой правдой, которую не желаешь слышать не только чужими устами, но и собственным голосом в голове. У них больше не было смысла выполнять задания учёной, особенно, если это касалось чего-то, что принесёт благо для МОТН. Ведь МОТН уже нет. Да и работать на него… Ему в любом случае… Больше не хотелось. — Хуа?.. В комнате раздался тихий смех Мобиус, тот самый смех, который заставит любого почувствовать себя в позиции проигравшего. Не было ничего плохого в том, что у них была с собой копия базы данных МОТН. Однако они в который раз подтвердили, что, на самом деле… Су взглянул на учёную, читая собственные невысказанные слова в её глазах. Безвольны. — Тогда я начинаю свой рассказ, — вальяжно подняла руку учёная, облокачиваясь на подлокотники, — когда-то давным давно, ещё в самом начале войны, в зарождающемся только-только отделении науки и новых технологий, познакомились две оставшиеся без дома гениальные, так их все называли, девочки… И дураку понятно, это был их шанс повлиять на происходящие вокруг события, создать мощную оборону, придумать что-то, что могло бы прекратить вот этот вот… ну, никому ненужный кровавый цикл. Ха-а, я ещё тогда понимала, что полученное мной тогда приглашение работать на самих МОТН стоит дороже всех грантов, на которые выделяли надеющимся на что-то детишкам хоть миллионов триста йен, мне без разницы. Пример. — Бла-бла-бла, и девочки так были напуганы появляющимся с каждым днём всё новым и новым новостям, что в такой же, прямо пропорциональной зависимости, в них разгоралась страсть, ну-у, для обычных людей — любопытство. А что можно сделать на самом деле? С теми средствами, которые им дали? С теми идеями, которыми они постоянно кидались друг в друга, словно светскими сплетнями в кабинетах вышестоящих фигур-р? Изменить мир! Такая фраза будет нравиться абсолютно всем, нет? Каждый хоть чуточку да мечтает о том, чтобы и-з-м-е-н-и-т-ь м-и-р. — Дело к ночи, у девочки постарше появилась не только идея, но и целый проект! Да, со всеми задачами, необходимой для прописания в бумагах актуальностью, точным перечислением средств и запросами на разрешение к реализации, в общем… В их команде стало появляться всё больше человек, и стоило только девочкам озвучить появившийся, м-м, так называемый, м-м, проект… Все были довольны! Это самая большая щедрость для гениальных умов, делиться возможностью поменять мир с менее одарёнными исследователями. Пфе, ненавидела этих сопляков. — А потом ведущую учёную уволили. — Мобиус, пожалуйста… — А, точно, тут тоже нужно пояснить, её уволили за излишнюю жестокость и повышенный процент экспериментальности в используемых ею методиках. Она придумывала их сама, поэтому и назвали их экспериментальными. Спойлер: на самом деле новаторов, настоящих новаторов, в правительстве терпеть не могут. Меня невзлюбили, якобы я пыталась вмешаться в человеческий геном, а ещё вела себя не так, как должны вести себя должные учёные. Как должны вести себя… Мобиус задумалась, наблюдая за выражением на лице Кевина, отдавая себе отчёт в том, что эту историю она рассказывает для него одного, и встала со стула, щёлкнув двумя пальцами, чтобы вернуть к себе никуда не уходившее от её фигуры внимание. — Но проект продолжил существовать. Без её участия в нём, поскольку она отказалась работать над ним даже раньше, чем её успели уволить. Перед ведущей учёной, как это обычно бывает, поставили условие: либо увольнение, либо… либо, что-то такое похуже делали вышепоставленные люди МОТН за несогласие с их идеями, Каслана, ты не помнишь? Что-то про угрозу смертью, нет? — девушка произнесла последний вопрос, никак не акцентируя на нём внимания, не сбавляя даже темпа своей речи и задумчиво обвивая локоны зелёных волос вокруг пальца, — забыла упомянуть, увольнение, по-хорошему, по установленным МОТН правилам, должно было проходить под обязательной сменой личности и, кажется, сменой гражданства. Честно, не помню, я им, м-м, так и не последовала. — Мы… пытались смягчить последствия, — твёрдо произнёс мужчина, — ты же знаешь, если бы только у МЕЙ была возможность… —Ах, стоп-стоп-стоп, вы, кажется, требовали последовательности? — изумлённо перебила Мобиус пытающегося вставить свои слова Кевина, — тогда вернёмся на пару событий назад: влюблённая в космос девочка помладше так сильно горела идеей поменять привычный уклад вещей, что превратила безобидный, но эффективный проект, в самые настоящие радикальные планы. Которые привносили за собой результаты, угодные правительству и один из таких был… —Н-нет, — Кевин дёрнулся, оборачиваясь на спутников, — откуда ты можешь… — Забавно, — фыркнула учёная, отворачиваясь на кресле обратно к столу и махнув на слушателей рукой, — но не только тебе она писала письма. Ну, по крайней мере то, предсмертное. Спорим, ты даже не догадывался… — Моби, — с усталостью в голосе выдохнула Элизия, — ты обещала не так сильно пугать их… — Прости, — извинилась учёная, — но я даже как-то не старалась. Прости, Эли, — снова повторила Мобиус, вставая с кресла и медленно подходя к беловолосому мужчине вплотную, — но всё же… спорим, ты даже не догадывался о том, как на самом деле много вещей твоя любимая МЕЙ от тебя скрывала?.. А, Каслана? Кевин сжал челюсти, с вызовом заглядывая в глаза дерзкой Мобиус, чьи пальцы, играясь с его нервами, медленно постукивали по чужому плечу, имитируя скуку. Пугающе костлявая рука девушки вновь была перехвачена сильным движением командира. Улыбка пропала с лица Мобиус, которая в ответ на недружелюбный жест вернула себе серьёзный взгляд. Со стороны казалось — они вот-вот растерзают друг друга, подобно барсу и встречающимся изредка местным хитрым млекопитающим, которые хвастаются всеми возможными способами от белоснежного хищника скрыться. Однако каждый понимал, что на самом деле ни для одной из сторон эта погоня игрой не являлась: это была простая вражда между голодным и желающим оставаться в живых. И либо им удастся заключить сотрудничество, что не свойственно законам естественного отбора, либо кто-то из них скроется, скорее всего, навсегда. —Я доверяю… доверял тогда, доверяю сейчас, я буду продолжать доверять ей, не смотря ни на что, Мобиус, — чётко произнёс Кевин, замечая в глазах девушки еле заметную печаль, тут же перерастающую в разочарование, — несмотря на масштабы её секретов. Значит, так нужно было. — Она скрыла от тебя собственную смерть, пощади меня, — учёная толкнула командира в грудь, отходя от него с ярко выраженным цоканьем, однако скучающий вид к себе не возвращала, переставая играть с Кевином в игры, — о каком доверии идёт речь? Я помню, ты не выделяешься интеллектом, но не настолько же? — Дело…вовсе не в интеллекте, — подала голос Хуа, вмешиваясь в личный разговор, — всем, кто способен на любовь, свойственно доверять вслепую, зная, что это может привести к катастрофе. Разве не это является прямым определением доверия?.. Доктор… Мобиус, если позволите. — Я не разбираюсь в определениях, но я точно знаю, что я ей доверял. А ты? — При чём здесь… — растерянно произнесла учёная, переводя взгляд с командира на обратившуюся к ней внезапно девушку, — какие к чёрту определения, при чём здесь я? Вас что, выбрали для этой миссии, чтобы вы ходили под флагом «магия-это дружба» и несли в мир любовь? Из-за вашей МЕЙ люди с жизнью попрощались. Не стройте из себя хороших людей. Одно лицемерие. Если… если ты доверял ей, почему тогда попытался уйти вслед за ней? Мне не нужно об этом рассказывать, я увидела всё во взгляде этого напущенного врача. Вы все в МОТН такие — пытаетесь строить из себя что-то значимое, уверены, что должность в элитной компании может обеспечить вам гордость. Как для вас вообще выглядит всё… это? Мне никто даже не сказал спасибо, хотя я использовала лучшие препараты для того, чтобы вылечить этого слепого павлина, — Мобиус раздражённо указала на Су, — эту полную жертвенности дуру, — следом — на Фу Хуа, — и чтобы не оставить тебя на всю жизнь инвалидом, «ледяной солдат», вы хоть имеете представление, сколько стоят собранные мной медикаментозные экземпляры? Нет, вы об этом даже не задумывались, поскольку для вас ваше нахождение здесь выглядит следующим образом… — Мобиус, — с грустью в голосе произнесла подошедшая сзади Элизия, внимательно наблюдавшая за происходящим со стороны всё это время, — я, кажется, догадалась, что именно происходит… На лице мягкой девушки в белом платье — грустная улыбка, Эли с собой лаской обхватила копну зелёных волос ладонями, принимаясь расчёсывать их руками: от этого создавалось ощущение, что так и намеревающиеся ужалить врага ядовитые «змеи»-локоны учёной постепенно забывались во сне, принимая на голове хозяйки менее лохматый вид. — Главные герои были спасены взятыми из ниоткуда магическим образом второстепенными героями, только чтобы закончить свою цель, — прошипела учёная, никак не реагируя на успокаивающие её слова Элизии, — но мне смешно за этим наблюдать, поскольку у вас нет даже своей цели, вы же как послушные псы, на её поводке, который она всё тянет и тянет, даже когда ушла отсюда прочь. — Не мучай себя, — шёпотом продолжила Элизия, приобнимая разозлившуюся девушку за плечи, — скажи правду: ты никогда не верила в то, что милая девочка МЕЙ и вправду умрёт во время этого проекта… — Мобиус. — Мне всё равно, — озлобленно выдохнула учёная, вырываясь из объятий Элизии и сажаясь обратно за компьютер, — каждый из них знал, что у проекта не было и шанса. Все мы платим жизнью за особенно большие риски. Проваливайте, — не поворачиваясь к стоящим всё так же неподвижно исследователям, указала на дверной проём Мобиус, — куда вы там хотите. Ненавижу осознавать, что потратила дорогие ресурсы на ничто не представляющих из себя щенков. — Ты никак не изменилась, — подметил Кевин, не тратя больше слов и твёрдым шагом выходя из комнаты, забывая про хромоту, спускаясь по лестнице вниз. За ним снова никто не последовал. От произносимых предложение за предложением слов Мобиус во рту всё больше и больше распространялся до рвоты неприятный привкус, а боль в ногах давала о себе знать усиливающейся с каждой проведённой на том месте секундой. Она говорила правду. Проблема изгнанной за отказ от выполнения центрального на тот момент секретного проекта МОТН учёной всегда состояла именно в этом — она всегда говорила правду. Она делала это с особым азартом, который проявлялся в безжалостности и циничности произносимых ей умозаключений. Она делала больно, даже когда создавала из своих лабораторных крыс улучшенные версии самих себя, и только в этой боли её мишени познавали нежеланную, но существующую, как факт, правду. Она видела вещи только в их объективном обличии, и, быть может, именно это и делало её по-настоящему гениальным человеком. В голове белым шумом прозвучал заданный когда-то девушкой настолько же ядовитый до отвращения прямой вопрос: «А знаешь, в чём МЕЙ по-настоящему хуже меня?» «Помяни мои слова, Каслана, её непоколебимая рациональность в один день даже тебя оставит у дырявого корыта». Кевин ускорил шаг, пытаясь обогнать приходящее к нему чувство холода. Снаружи чужого для него уютного помещения, как и прежде, стоял мороз. Он не знал, сколько дней прошло с момента, как он успел смириться с собственной смертью. Он не знал, как далеко они находились от базы, насколько дальше от них стала нежеланная снежная вершина, не знал точного времени суток и как долго сможет продержаться в свитере и штанах, накинутых быстро перед выходом, которые с такой заботой для него подобрала, конечно же, Элизия. Разве могло одно исключать другое? Его тело успело отвыкнуть от холода за тот промежуток времени, который он провёл в своей собственной «загробной жизни», которая подарила ему шанс не осознавать, не помнить, не чувствовать. Кевин остановился посредине заснеженного ничего, которое всё также окружало его, быть может даже всю его жизнь, и речь идёт не про принадлежащие к материальному миру горы. Разве не могли любовь и жестокая рациональность сосуществовать в одном человеке? Упав на колени, солдат с горечью осознал — он пуст. У него есть своя правда, которую он держал внутри как можно глубже и недоступнее все эти годы, он без лишних усилий никогда о ней не вспоминал, поскольку не хотел об этом даже думать, но направленный на него иногда с особой тревогой взгляд МЕЙ шептал в самые глубины его существа, эта правда всегда будет здесь. «Но пока я развиваюсь и двигаюсь дальше… Кевин, ты… Я не могу быть твоей конечной и единственной целью, милый мой Кевин…» И даже сейчас в его голове возникает лишь один вопрос, который он проматывал в своей голове раз за разом, когда снова встречал полный жалости взгляд любимого человека: «Это и вправду так важно?» Он доверял ей, потому что она была единственной для него причиной бороться, Доктор МЕЙ была единственной причиной для Кевина Касланы стать героем. Разве собственная пустота — большая цена за защиту единственного, имеющего по-настоящему великое значение и смысл в его жизни человека? У них никогда не было возможности это обсудить, за нехваткой времени или же, скорее, за неоспоримой необходимостью друг в друге. Ведь только в глазах Кевина гениальная учёная была, на самом деле, нуждающейся в поддержке испуганной девочкой, которая в самую страшную секунду в их жизнях посмотрела на мальчика с непередаваемым ужасом в глазах, оборачиваясь к его парте и закрывая уши от гремящей на весь город тревоги. И только в глазах МЕЙ непоколебимый солдат остался всё таким же чувственным мальчиком, который в ту же секунду поклялся им обоим, что они будут в безопасности любой ценой, и что бояться было нечего. И их правда заключалась в том, что боялись они каждый день своей жизни, находя успокоение только в понимающих улыбках друг друга. Конечно, любовь и жестокая рациональность могли сосуществовать в одном человеке. Он видел это каждый день своей жизни в развивающихся в лёгком танце за лабораторным столом тёмных волосах и в играющей с ним улыбке. Данный факт жил внутри него, как данное, как и тот факт, что… Нуждающиеся в нём спутники никогда не станут для него таким же стимулом к борьбе, как бы ему не было тяжело это признавать, как бы он ни пытался скрыть это от пытающихся изо всех сил ради него Су и Хуа — он слишком пуст для того, чтобы найти внутри себя новую «причину». Быть может, они это прекрасно осознавали, и это было очередной их нежеланной правдой, правдой людей, запертых под клеткой «чужой воли», именно поэтому за ним никто не пошёл. Мобиус была права — нечего тратить столько сил на людей, в которых безвозвратно погасла жажда жизни. Он хотел умереть под заставшим их врасплох завалом, как только убедился в том, что предпринял все уходящие из него силы, чтобы обеспечить его команде менее болезненную смерть. Он пытался закрыть собой двух людей, которые ещё верили в него, но, кажется, для желающих уйти из этого мира судьба вырисовывала только один вариант. В этом состояло отчаянье командира, который не был способен больше брать на себя ответственность за чужие жизни. Он подвёл их, в который раз. Конечно — подвёл. Как не посуди, однако в том, что твоя команда находится на волоске от смерти всегда будет вина командира, у которого не вышло этого предотвратить. Но как он должен брать на себя ответственность за жизни единственных оставшихся у него людей, когда он не имеет воли поддерживать даже свою? Возможно, рациональность и любовь никак не совмещались в нём. «Продолжай жить ради нас. Потому что у меня это не получилось». Его развевающиеся на лёгком ветерке схожие с самим снегом волосы, потрепала чья-то ласковая ладонь. Кевин вяло повернулся, с болью разглядывая мягкие черты пришедшей к нему спасительницы. Она снова улыбалась, подавая солдату руку, чтобы помочь встать. Была одета перед ним также легко, как и он сам, накинув на своё хлопковое безупречное белое платье один только свитер, выйдя к нему практически босиком. Рядом с ней холод показался Кевину лишь мнимыми осязательными галлюцинациями, и он подал руку в ответ, находя в чужом образе стремление утешить. Кого и зачем? Девушка сцепила их руки в замок, перенося свободную руку солдата на свою талию и кладя левую руку на его плечо. Кевин не сопротивлялся, спокойно рассматривая улыбающуюся, полную любви, загадочную незнакомку. — Потанцуй со мной, Кевин~ — Кто ты такая, Элизия? — Я обычная, милая девушка, обожающая всех-всех милых людей, — мурчащим голосом ответила Эли, легонько покачиваясь в хватке мужчины, — ничего серьёзного! — Почему ты здесь?.. — Ох-х, это очень сложный вопрос, Кеви, — с лёгкой грустью в голосе ответила девушка, — скажем так, обожание не всегда бывает взаимным, как бы этого не хотелось большей части отвергнутых людей. Но от этого оно не становится слабее, вот, во что я верю! Мне кажется, Мобиус тоже это понимает, не смотря на то, что никогда в этом не признается. Она много рассказывала мне про крошку МЕЙ, про ставшего в какой-то момент невероятно скучным мальчика Кевина… Знаешь, я считаю, что любовь — это самое красивое чувство во всём мире! Кевин жалобно посмотрел на напарницу в танце, от произносимых ей вещей внутри всё сжималось от жгучего тепла накатывающей внезапно вины, исток которой нельзя было найти с первого раза. — Мы продолжаем любить, даже если больше не любят нас, — с сочувствием продолжала Эли, — Мобиус точно так же до сих пор скучает по МОТН, по девочке МЕЙ, чьё письмо она с такой ненавистью выкинула в мусоросжигатель… Но в любви нет ненависти, правда, Кеви-чан? Я думаю, ей просто стало очень-очень больно, как тебе сейчас… хм-м~ Когда она рассказывала про тебя, как про идеального солдата, я уже тогда представляла тебя себе именно так, в тебе тоже так много любви и скорби, ты тоже хочешь быть защищённым, как и все милые люди! Ты знал, первым делом, когда очнулись Су-чан и Хуа-чан, они первым делом спросили о тебе~… Хотя мы нашли вас в таком ужасном виде… Кевин напрягся, невольно продолжая медленный танец и не успевая даже подумать о том, чтобы остановиться. Он внимал словам Элизии, словно сказкам матери перед сном, когда очень хочется верить в произносимые заботливыми устами вещи, когда мозг ещё способен воспринимать каждую выдумку за правду. Кевин удивлённо выдохнул, видя перед собой морозный пар и осознавая, что с ним делятся чем-то гораздо большим, чем просто выдумками. — Я так испугалась, когда наш Светлячок прибежал к нам, поджав хвостик… Мы думали, у нас ни за что не получится вас спасти, и, признаться честно, я ещё никогда не видела столько тревоги на лице Моби… Она так волновалась, так хотела вас спасти, не разрешала мне даже помогать… Видишь, почему любовь и вправду самое красивое, что может быть у людей? Она способна спасать… Кеви-чан, не злись на крошку МЕЙ за то, что она хочет, чтобы ты продолжать жить… По рассказам Мобиус я поняла, что было кое-что ещё, что увлечённая космосом девочка любила больше звёзд на небе… — Я бы поступил точно так же, — дрожащим голосом признался Кевин, не отводя глаз от девушки. — И сильно бы расстроился, если бы она точно так же, как и ты, мечтала о смерти? Мужчина бессильно обмяк, даже не задаваясь вопросом о том, откуда Элизия может знать так много. — Ведь это именно то, на что люди идут ради любви, верно? Продолжать жить, даже когда уход из этого мира является для тебя самым настоящим помилованием… Я не совсем понимаю, на что был направлен этот проект, Мобиус мне совсем ничего не рассказывает… Но, я полагаю, как и моя Моби, крошка МЕЙ лишь хотела подарить другим лучшую жизнь. Как жаль, что у неё этого не получилось… — Получилось… — М-м~… И преследующая его день за днём тишина впервые показалась ему подобной колыбели. Он был околдован. — Она такая спокойная с тобой… — задумчиво произнёс Кевин, слабо улыбнувшись Элизии, — я всегда помнил её внимательной к другим и вечно сосредоточенной, она так часто не выходила из собственной лаборатории, у неё даже был запас еды на случай, если придётся работать днями напролёт… она рассказывала тебе? — Она рассказала мне то, чего можете не знать даже вы с крошкой МЕЙ, — по-девичьи хихикнула Эли, вызывая на лице мужчины безобидную растерянность. Он лишь кивнул, беря девушку левой рукой за спину, всё так же не прерывая медленного танца. — Я рад… что ты присматриваешь за ней. — Со мной спокойно абсолютно всем, Кеви-чан, — подмигнула солдату Элизия. Спокойно? Он только заметил — тот холод и та тишина, которые вызывали у любого альпиниста лишь чувство тревоги, сейчас для Кевина казались самыми спокойными явлениями. В этой тишине не было ни ощущающейся тяжёлым грузом на плечах правды, которую так старательно хочется скрыть, чтобы просто не сойти с ума, не было ни бесконечно бьющей паранойи — в любой момент он может встретить здесь свою смерть, как только эта тишина нарушится хоть одним неестественным звуком. В этой тишине не было ни ловушки, ни смерти, ни скорби. И в этой тишине ему не хотелось думать абсолютно ни о чём. Солдат улыбнулся, видя в девушке напротив саму любовь, в которую она так преданно верила. Произносимые ею вещи и вправду были гораздо большим, чем просто выдумки, прислушиваясь к успокаивающей его тишине сейчас он это понимал — это было верой. Верой в каждого человека по отдельности, верой в него, в принявшую когда-то неверное решение Мобиус, в совершившую страшную ошибку МЕЙ, в жалеющего постоянно о прошлом Су и в старающуюся изо всех сил найти новый смысл робкую Хуа. Верой в неимеющего в себе достаточно сил продолжать жить Кевина. — Прости. — Я тебя прощаю, — кивнула девушка, прерывая замочек из рук и снова возвращая ладонь в растрёпанные волосы солдата. Кевин закрыл глаза, чувствуя, как к нему снова возвращаются накатившие в одну секунду колющие на морозе слёзы. Лишь на одно мгновение Элизия разрешила мужчине увидеть перед собой МЕЙ, и единственное, что он осмелился сказать представшему образу, как оказалось, было для него самым важным. Самым важным из всех тех вещей, который он не успел произнести и в чём не успел признаться. Девушка потупила взгляд, прижимая Кевина к себе и безмолвно разрешая ему в который раз выпустить всю горечь. Она вытекала из него без контроля, оставляя крошечные следы на снегу и постепенно превращаясь в маленькие хрустальные корочки, похожие на следы запутавшегося на месте зверька. И с этой болью ему придётся жить. Потому что он переполнен любовью. — Я не умею без неё… — Всё, что есть во мне — было только для неё… — А теперь её нет… Девушка остановила свою ладонь на волосах Кевина, прислушиваясь к тому, что он пытался сказать, с затаённым дыханием. Но слов дальше не последовало, на что Элизия лишь улыбнулась, закрывая глаза и ожидая конца льющихся из Кевина откровений через начинающие приносить боль слёзы и через наносящие с каждым мгновением всё больше боли внутри слова. Открывающийся ей сильнейший солдат был не более чем растворившийся в любви одинокий мальчик. Она не видела необходимости в том, чтобы что-то говорить, а Кевин не знал потребности в диалоге. Он лишь робко вжался в успокаивающую его Элизию, пытаясь пережить захватывающую его скорбь. Ему казалось, она может дать ему ответы на все оставленные в виде загадки вопросы, не используя при этом слова. И в своей же голове он находил каждый из них, робко цепляясь в девушку всё сильнее и сильнее. И как только у исповедующегося закончились слёзы, он снова стал сдержанным, благодарно кивнул Элизии и молча опустил взгляд в заснеженные просторы под ногами. Затихшая из-за утешений девушки боль в ногах стрельнула вновь, отчего Кевин пошатнулся и тут же был пойман Элизией, которая без всяких вопросов помогла дойти ему обратно, до ставшего для девушек родным деревянного дома. На втором этаже перед Кевином открылась следующая картина: никто иной как их врач, стоял над рабочим местом Мобиус, с интересом внимая объяснениям учёной, передающей тому параллельно какие-то из бумаг. Вступив в комнату, он тут же поймал на себе резкий взгляд девушки, вспоминая, что, скорее всего, весь в снегу, как и идущая чуть позади него Элизия. Начала пробивать мелкая дрожь: нигде не вспоминаешь о холоде так, как в тепле. В глазах Кевина начало темнеть, всё пространство и исчезающие постепенно мелькающие фигуры в комнате начали плыть, оставляя мужчину в лёгком испуге, ещё секунда, и он точно останется инвалидом. Последнее, что он видит — возмущённое лицо учёной и очередной крошечный шприц в чужих руках. И он снова просыпается, и на этот раз находя в себе ожидание смерти с некоторой робостью. Оно уже пустило в него свои корни, выходя наружу через опустевший взгляд и отсутствующий интерес к мигающим, как светлячки, жёлтыми огонькам — гирляндам под потолком. Элизия старалась над тем, чтобы построить уют в брошенном на отшибе пустых гор месте. Чтобы воссоздать надежду для людей, от которых отвернулись там, внизу? Ноги больше никак не гудели, Кевин не сразу про них вспомнил, по инерции поднимаясь в кровати и вглядываясь в стоящую в дверном проёме фигуру. Длинные волосы, белый халат, никак не реагирующий на него образ: — Спасибо, что снова спасла меня, Мобиус. — Хм… — донёсся в ответ мужской голос, вгоняя Кевина в растерянность, — при МОТН меня бы точно не спутали с такой выдающейся учёной, польщён, Кевин. — Су… Рядом послышалось шуршание бумажных страниц. Кевин не сразу заметил сидящую на стуле рядом Хуа. Настоящий профессионализм разведчицы. Он точно потерял хватку, учитывая, что совсем перестал следить за окружающим. За людьми, находящимся так близко, за местами, в которых был всего лишь гостем… В чём-то брошенные колкие слова Су были верны, он и вправду привык не замечать вокруг себя что-либо, кроме МЕЙ. В голову закралась мысль — им больше не для чего бороться, больше нет надобности всегда быть настороже, миру больше не нужен… Солдат Каслана. В глазах мужчины проскользнул страх, в ответ на который Фу Хуа лишь положила книгу на вышедшую из наволочки подушку. Убедилась в чём-то, кивнула уставшему врачу и обеспокоенно наклонила голову. — Тебе бы по-хорошему операцию провести, а не полагаться на изобретения Мобиус. Признаться честно, я ещё никогда не видел чего-то настолько… она настоящий гений, — Су подошёл к кровати друга, присаживаясь на место рядом со спутницей, — жаль, её лекарства невозможно оптимизировать на более больший срок действия. То, чем она спасла наши шкуры, по сути, имеет такую же формулу, как, скажем, противовирусные, но её создания затрагивают поразительно огромный спектр действия. Ты… не должен быть способен ходить, так же, как и я… не должен быть способен видеть, но она… Врач запустил пятёрню в серые волосы, пытаясь не сбиться с собственного рассказа и постараться понять, как именно он хочет донести ту информацию, которую понял за несколько часов обсуждений с местной учёной. Он делал выбор между жалостью человека и неописуемым восторгом врача, который увидел перед собой настоящую панацею, которая, к сожалению, на самом деле, не способна была излечить человека полностью. — Я понимаю, Су. В комнате повисло молчание — как будто между ними могло быть что-то, помимо раскалённого от напряжения воздуха. В них таится бомба замедленного действия? От этого их из раза в раз спасают экспериментальные подходы Мобиус? Почему никто ни слова не говорит про травмы Хуа? Почему компания, в которую они вложили всю свою жизнь, как оказалось, способна так жестоко обращаться со своими даже самыми преданными сотрудниками, как Мобиус? Почему МЕЙ не упоминала о том, что над ними всё то время, отведённое существованию проекта, всё же стоял кто-то из администрации? Знала ли об этом сама МЕЙ?.. И так между давшей трещину команде не осталось ничего, кроме не озвученных вопросов и страха нарушить прозрачные границы «дозволенного». Хуа тяжело вдохнула, скрывая за очередной мелочью очередное расстройство — пожалуй, каждый из них надеялся, что они имеют право быть ближе, поскольку больше у них не было никого, кто смог бы понять проживаемый внутри ураган изо дня в день, не утихающий ни на секунду после злосчастных слов, открывающих содержание самого ужасного в их жизнях письма. И даже после успешной попытки вытащить командира из глубоких вод, в реальности положения вещей всё происходило по-другому: Ничто не отдаляло людей сильнее, чем общая боль. Страх разбить ещё больше, ужас перед самой мыслью о том, что ты можешь лишиться последнего, что знаешь в своей жизни, сказав пару неверных слов и совершив любого рода ошибку: и каждая ошибка для них может стать роковой. — Я понял, почему вы ничего не рассказывали мне про МОТН, Кевин, — шёпотом произнёс Су, склонив голову в сожалении, — я всегда это понимал. Наверное, теперь ты можешь понять и меня, — голос вздрогнул, — она спасла тебя от этого точно таким же способом, как когда-то «спасли» меня вы. Я долго над этим думал. Над альтернативными вселенными. Честно признаться, я часто о них думал, сам по себе. Я пришёл к выводу, который может вам не понравится. В первую очередь он не понравился мне. — Н-но ведь можно и помечтать, так? — выискивая поддержки, спросила Хуа, дожидаясь, пока Су выскажет свою мысль до конца, — я знаю, что Вы хотите сказать, мы все здесь знаем — как не пытайся предотвратить случившееся, оно всё равно придёт к своему логическому концу. Я… после смерти генерала Химеко я тоже мечтала, как доктор МЕЙ. О всех тех «если бы», и из всех таких вариантов я нашла лишь один устраивающий — где генерал остаётся жива, где я не прихожу каждое утро к её могиле, надеясь услышать в ветрах хотя бы ещё один такой вариант, где она просто остаётся жива… — У меня бы не получилось спасти их ни при каких… — Кевин осёкся, замолкая. — Из тех миллионов вариаций, где я всё-таки кладу букет белых лилий на холодный камень, нашёлся лишь один, где этого не происходило, — отстранённо закончила девушка. — МЕЙ знала об этом, ведь правда? — перешёл на голос Су, — про то, как ничтожно малы её вероятности? Гениальность в безумии… Но она боролась за них. Быть может, только в этом я её на самом деле понимаю, как врач, который пытался спасти по-настоящему безнадёжных детей. О таком не говорят вслух, но всегда знают… — Мы просто смирились, — грустно улыбнулась девушка, кладя руку на плечо командира, — но мы всё ещё умеем мечтать. Мечтать… Разве можно мечтать о прошлом? Кевин с переполняющей всё его тело виной посмотрел на спутников, прокручивая в голове раз за разом одну лишь фразу, которую никогда не позволял себе осознавать, скорее всего, гораздо больше, чем сидящие перед ним по-настоящему сильные люди: «У меня бы не получилось спасти тех, кого я не смог» «У меня бы не получилось спасти вас» «Я не смог бы спасти вас» «Кевин, ты солдат… и ты должен помнить о том, что ты имеешь дело с чем-то гораздо большим, чем ты сам…» «…но будь ты даже стократно человеком, приближенным к идеалу, у тебя всё равно не получится обмануть решения судьбы…» «Даже у меня этого не получится, милый Кевин» Су достал из широких карманов медицинского халата крошечную заводную шкатулку, неспешно пытаясь её завести. Он нашёл её в нижнем ящике стола Мобиус, сразу же узнавая в ней давно потерянную вещицу, купленную ещё подростком. Он не интересовался тем, как та оказалась у учёной, но единственная имеющаяся у него догадка вызывала внутри приятное тепло. Быть может, её у себя все эти годы хранил Кевин? Не было ни единого сомнения — это музыкальная шкатулка с песнями их любимой певицы, Эден, вся украшенная в золотых образах с изящно выведенным именем певицы на крышке. На краске виднелись трещинки, где-то буквы были поцарапаны, но, к удивлению Су, она выглядела гораздо лучше, чем могла бы спустя двадцать лет исчезновения. За ней заботились. По комнате разнеслись слабо слышимые звуки, напоминающие пластинки, записываемые людьми прошлого века. Кевин и Хуа заинтересованно поглядели на ящичек в руках врача, кажется, они оба узнавали звучащий романтичный голос, который дарил его фанатам надежду и забвение от происходящих в их мире ужасов. Кевин сдавленно выдохнул, в следующую секунду узнавая не только саму музыку, но и родную шкатулку. — Мечтать… — повторил за девушкой Су, грустно улыбаясь, говоря на тон ниже звучащей музыки, — я часто мечтаю о том, чтобы всё вернулось во времена старшей школы. Больше всего я мечтал об этом, когда только начал получать медицинское образование, тогда его давали всем желающим, по понятным причинам… Я часто поворачивал вовсе не в сторону клиники, в которой мне давали практику, а в сторону школы, забываясь полностью. Я мечтал о том, что снова приду на историю первым уроком и увижу поглощённого уроком тебя, кажется, это единственный предмет, который тебе правда нравился, Кевин, и отвлечённую на учебники по физике МЕЙ, которая в противовес тебе не слушала, но была способна пересказать урок лучше твоего. Это всегда казалось мне забавным. Почему-то в этих мечтах я всегда опаздывал, а может просто забывал минуты, проведённые в пустом классе среди незнакомых мне ребят без вас. — Я мечтал поступить с вами в один университет, кажется, я даже рассматривал один такой, там были стипендии для спортсменов, было своё научное общество, да и в целом первоклассные государственные дипломы… Я всё продумал, а сейчас не могу вспомнить даже названия — главный корпус, который я так любил представлять, был разрушен через год после начала войны. Но мы бы встречались с вами в местной большой столовой, как по привычке, наблюдали бы с МЕЙ за твоими играми с трибун спортзала… кажется, на самом деле мои мечты были очень даже скудные, ничем не отличающиеся от наших прошедших дней. Я мечтал даже стать вашим личным врачом, куда бы вас обоих не занесла судьба. Может, к этому у меня всё же да получилось прийти… Мы могли бы даже… снимать вместе квартиру, посещать рестораны, не ограничивая себя ни в чём, мы бы защищали с МЕЙ научные работы после получения диплома, быть может, ты бы даже сдался окружающему тебя быту, который мы так усердно создавали огромным количеством умных книг, и попробовал бы себя в этом тоже… — Проводили бы всё свободное время в центральном парке, на достройку которого у администрации города так и не хватило времени, кто может знать, сколько бы новых интересных вещей могло появиться в нашем городе, если бы… — Су замолк, прислушиваясь к начавшемуся в то же время припеву одной из самых популярных песен Эден. Он всегда звучал так красиво, в то же время так трагично и торжественно, казалось, под это можно было встречать конец мира. Но на самом деле ничто не может подарить храбрости в такой день. Хуа полушёпотом принялась подпевать, проглатывая некоторые слова и всё боясь не нащупать границу, в которой кончается её голос и начинается голос Эден: пространство по привычному замерло вокруг троих исследователей, к робкой подпевке больше присоединиться не мог никто. Шкатулка тихонько щёлкала, напоминая о том, что даже эта песня не сможет длиться вечно. На этот раз голос подала девушка, не тратя ни секунды на нерешительность, делясь своими мечтами: — А что, если бы мы первоначально жили в таких вот снежных горах? И Вы, доктор Су, и Вы, командир, и доктор МЕЙ… В подобных домиках, который есть у Эли и Мобиус, у меня всегда были самые скучные мечты, признаться честно… Я могла бы стать главной помощницей генерала Химеко, которая бы в моих мечтах была вовсе не генералом, а той, кем она всегда мечтала стать… вы знали, она увлекалась инженерией?.. А ещё она всегда мечтала исследовать этот мир, даже больше — она хотела исследовать космос… Мне всегда казалось, что они с доктором МЕЙ очень похожи, только генералу не удалось даже начать, наверное, это всё же не всем дано, Вы были правы, доктор Су… — Хуа разочарованно вздохнула, — но в горах, куда не доходит клич войны, у неё точно был бы шанс… И у вас тоже был бы шанс исполнить ваши мечты, уверена, МЕЙ всё равно бы имела допуск к обсерватории, не имея даже связей с МОТН, не знаю, — робкий смешок, — такой мне кажется её страсть… И вы всё равно бы появлялись здесь, заходя к нам время от времени… И Эли с Мобиус, тоже, всё так же установили бы здесь свой скромный рай… здесь так красиво… Все троя подняли взгляд на обвешанную гирляндами комнату, в которой было полно ковров и мягких игрушек, по середине комнаты находилась лежанка для Светлячка, рядом были разбросаны разные резиновые самодельные игрушки, чтобы развлечь питомца, которыми, снежный барс, кажется, совершенно не пользовался. На полках стояли книги в приятных для глазу обложках, было трудно понять, про что они были, но они выглядели очень мило. Рядом с Кевином лежало немалое количество подушек, что заставило на долю секунды задуматься мужчину о том, на чьей именно кровати ему освободили место. Здесь было много цветов: некоторые из них стояли в хрустальных вазах, некоторые свисали с дверей и шкафов, напоминая собой лозу. Скромный рай? Кевин грустно посмотрел на дверной проём, отмечая про себя, что всё, происходящее в этом доме, не было похоже на Мобиус. Однако именно здесь он видел её гораздо свободнее, и, быть может, это зависело вовсе не от по-чудному уютного декора в находящемся на отшибе домика, а от человека, который смог сделать из одиночества дом. Элизия. Кажется, их мечты никак не были привязаны к местам, о которые говорили Су с Хуа, они были привязаны к людям, рядом с которыми, они помнили это и без своих фантазий, было легче перетерпеть даже разрушенные до осколков неузнаваемые ни одним жителем города. Кевин закрыл глаза, прислушиваясь к музыке Эден с большим упоением, видя перед собой лишь один образ и признаваясь в собственном одиночестве: — Я уже давно потерял способность мечтать… Су лишь улыбнулся, встречаясь с сочувствующей Хуа взглядом и вновь заводя музыкальную шкатулку, прислушиваясь к новой мелодии. Конечно, никто не был удивлён. МЕЙ мечтала так ярко, что, не для кого не было секретом в МОТН, мечтала сразу за двоих, по крайней мере все замечали то, что легендарный солдат живёт вовсе не своими мечтами, и продолжает бороться вовсе не за свои цели. Руки мужчины медленно достигли рук спутников, вызывая на лице тех мягкое удивление, Кевин сжал ладони Су и Хуа в своих, с еле различимой просьбой смотря им в глаза и признаваясь в чём-то совершенно новом для него самого, в чём-то, что он никогда не испытывал в облике отличным от преданного служения одной лишь цели: — Но мне так нравится то, о чём мечтаете вы… Хуа застыла, ощущая лёгкий тремор в руках Су и тут же наклоняясь для того, чтобы легонько обнять Кевина, пытаясь потянуть в объятья за собой и Су. И именно Су вцепился в когда-то лучшего друга, на этот раз, под музыку его любимой Эден, и вправду боясь его потерять, и вправду видя перед собой глаза до боли знакомого мальчика, который так ни разу за всю свою жизнь и не смог признаться вслух в том, что ему тоже страшно. И после этих объятий боль, о которой было невозможно признаться, стала гораздо меньше и безобиднее. Она скрепляла оставленных друг другу исследователей образовавшимся нитями пути из совершенно другой ткани, которая была гораздо прочнее воли случая и убивающих рассудок и душу обстоятельств. И эта ткань называлась доверием, которое способно не только лечить последующий после травм болевой синдром, но и менять саму симптоматику боли, которая комбинировала в себе как одиночество, так и отчаянье. Эта ткань называлась прощением, в котором друг другу признаться хватало духу только через крепкие объятья. Быть может, в мире, в котором больше нет войны, стоит научиться мягкости? Музыка перестала играть, оставляя держащихся друг за друга неудавшихся героев в ласкающей их переживания тишине. Как оказалось, у тишины есть гораздо больше обличий, чем кто-либо из них мог себе представить, и только одно из них могло по-настоящему пугать. Но этот её образ присутствовал где угодно, но больше не с ними. Музыкальная коробочка соскользнула с колен Су, падая на пушистый розовый ковёр и издавая неприятный механический звук. Хуа отвлеклась от объятий, краем глаза замечая стоящих в дверях хозяек дома. Девушку это лишь ненамного смутило, придавая щекам лёгкий румянец — она аккуратно похлопала по спине Су и плавно отдалилась от трогательного момента. — Мы… помешали? — раздался звонкий голос Элизии, в котором без особых усилий можно было подметить игривую радость. — Какой… — Мобиус споткнулась на полуслове, по всей видимости желая добавить дальше категоричное «ужас», но по какой-то причине этого себе не позволяя. На этом моменте отреагировал уже и Су, понимая, что он сильно затянул внезапную физическую близость. Он легонько погладил друга по плечу, вставая со стула и обращая всё своё внимание на вошедших девушек. Хуа повторила за ним. На лице Кевина же читалась отдалённость, ему точно будет трудно прийти в себя, казалось, он снова застрял в собственных мыслях, которым точно не было конца. Впрочем, как и мыслям всех находящихся здесь потерянных по-своему людей. — Что такое? — Ничего серьёзного, — выдохнула учёная, всё ещё чувствуя себя пойманной на чужом личном моменте, и от этого раздражённой, — мы бы хотели поинтересоваться, какие вообще у вас планы? Не будет же ваш командир всю ночь валяться на не принадлежащей ему же кровати? Наглый, настырный мальчишка. Таким и помню. — В этом нет ничего страшного, Мобиус!~ — воскликнула Эли, маша перед собой в знак отрицания руками, — если ему понравилась моя прелестнейшая кровать… —А?.. — в ступоре спросил Кевин, оглядываясь вокруг, — н-н-нет, нет, вы не так поняли… — Хахаха, — зловеще ненатурально рассмеялась Мобиус, указывая пальцем на мужчину, — вот дурак! Конечно, мы не так поняли, потому что вы либо уходите, либо… — Моби-и-иус, — промычала недовольно Элизия, по-мультяшному надувая щёки от обиды, — нельзя так быстро прогонять странников, потерявшихся в горах, и уж тем более почтённых гостей! — Какие они там, — фыркнула, — не важно, — Мобиус подняла руки вверх, намекая на то, что сдаётся и участвовать в этом отказывается. Три пары глаз уставились на Элизию, ожидая дальнейших объяснений. — Поскольку вы уже пришли в себя, некрасиво будет держать вас на сломанных койках кабинета Мобиус, — девушка приложила палец к виску, о чём-то задумываясь, — вам нужны солидные спальные места, но их мы предоставить не можем, но я долго над этим думала и уже даже нашла одну свободную для вас комнатку… — Это хранилище, Элизия. —…я уже всё там украсила, вы могли бы воспользоваться вашими спальными мешками! Там тепло, мягко, и очень приятно, вам понравится! На вас абсолютно точно не упадёт ни одна из километровых стопок неопубликованных статей несколько отчаянной Мобиус!.. — Раздавит похлеще любой лавины. Спутники переглянулись, понимая, что последнее слово всё равно будет за их командиром, даже если тот сейчас был в том состоянии, в каком был готов ночевать даже в помойном ведре, не имея абсолютно никаких предпочтений. Он лишь кивнул, соглашаясь с чем-то, что самостоятельно увидел в молчаливых лицах своих товарищей и произнёс: — Спасибо, Элизия… Но у нас есть ещё одна просьба… — Какая просьба. Кеви-чан?~ — Показать нам маршрут до вершины. Су поёжился, замечая на лице учёной нескрываемый смешок. Она была восхитительна, но услышать критику к его пока ещё даже бытовым идеям от неё он был не готов, и даже догадывался, какую оценку от неё он получит. — Там нечего искать, — не заинтересовано отмахнулась Мобиус, взглядом стрельнув в ответ внимающему каждому её слову врачу, — мы гуляем там периодически, Эли… Элизия меня заставляет, когда становлюсь бледнее бледного, ха-а… Ненавижу вершину. Ну, вы же у нас главные герои, вы МОТН, — подняла вверх боевой кулак, — подобно любым романтическим героям романов или отпетым альпинистам хочется увидеть мир с высоты, сколько?.. Даже забыла… — Семь тысяч метров над уровнем океана. — О-ой, ну правда эпос, — смешок, — ожидаете там новый смысл найти? Его нет, герои. — Мы об этом знаем, — отстранённо ответил Кевин, пропуская мимо ушей издевательские речи учёной, — мы также знаем, что без твоей помощи стали бы частью каменистых склонов, поэтому… Спасибо, Мобиус. За то, что всё же потратилась на таких «безвольных щенков». Мобиус моргнула, слегка хмурясь и позволяя Кевину договорить. — Су рассказал мне о твоих лекарствах… по правде говоря, у МЕЙ это исследование зашло в тупик. Всё, над чем вы работали вместе, она решила доверить тебе и никогда не решалась заканчивать это в одиночку. Наверное… от этого тебе станет легче. Я так понимаю, если мы собираемся спускаться вниз… Хуа и Су обменялись вопросительными взглядами, легонько дотрагиваясь до предплечья своего командира. — Нам нужно будет немало созданной тобой панацеи. Ты не любишь заключать сделки, которые пошли бы тебе в убыток… — Каслана, ты всегда был плох в дипломатии, — Мобиус покачала головой, — меня не возьмёт блеф. — Мы не блефуем, — Хуа включилась в разговор, сразу понимая, что именно хочет сделать Кевин. Она достала крошечную флешку из внутреннего кармана походной сумки, выходя к стоявшим у входа в комнату девушкам и становясь прямо напротив Мобиус, — Вы правильно поняли, у нас правда есть информация, которая вам нужна. Сохранённая база данных МОТН с обсерватории. Я полагаю… не хочу звучать грубо, но я полагаю, что для вас, как для учёного, снова иметь давно закрывшиеся для вас возможности будет своего рода триумфом. — Смышлённая, — Мобиус растерянно посмотрела на флешку, понимая, что профессионально ведущая переговоры девушка перед ней не собирается её отнимать, держа переносчик на полностью открытой ладони, — Вы должны понимать, я не тот человек, который придерживается принципа ответственности за свои изобретения. Вдруг, создам вторую ядерную бомбу, м-м?.. Учёная с некоторой дикостью посмотрела в глаза Хуа, вставая к ней практически вплотную и медленно протягивая руки к щедро отдаваемой ей флешке. Хуа не пошатнулась, всё так же прямо держа ладонь раскрытой. На долю секунды на лице Мобиус проскользнула скука и нечто, похожее на испуг. — Боюсь это признавать из уважения к Доктору МЕЙ, но вы, кажется, этого принципа придерживаетесь как раз-таки сильнее её… Мобиус широко распахнула глаза, отодвигаясь от девушки и в поиске поддержки поворачиваясь к Элизии. Та лишь улыбнулась, зная точно, что в этом диалоге в её вмешательстве нет необходимости. — Но… — Я уверена, — Хуа прикусила губу, — Вы просто желаете найти ответ на решающий всё для Ваших исследований вопрос. Вы продолжаете заниматься наукой даже после того, как наше руководство Вас изгнало. Вы спасли нам жизнь, и… что-то мне подсказывает, что чтобы вы не старались создать, это точно не… несущее за собой разрушение изобретение. — Х-хах, — пролепетала одними губами Мобиус, медленно забирая себе флешку и прокручивая её перед глазами. Она лишь грустно улыбнулась, задумчиво оглядела стоящую всё так же чуть ли не в стойке солдата Хуа и благодарно кивнула, — одевайтесь, герои. Возможно, это и вправду будет вашим последним впечатлением за всю вашу жизнь. Лекарства передам вашему врачу, он явно заслуживает своих титулов. Су со скромной гордостью улыбнулся, одобряюще кивнул Хуа и принялся помогать всё такому же пропадающему в собственных мыслях Кевину встать на ноги. Они оделись достаточно быстро, не собирая вещей и не приводя собственный измотанный вид в порядок. Снаружи уже начинало темнеть, но фонарик на этот раз не понадобился, поскольку Элизия и Мобиус хорошо здесь ориентировались, ведя за собой гостей и шёпотом о чём-то переговариваясь. Сзади за ними плёлся Светлячок, иногда сильно обгоняя поднимающихся на снежную вершину людей. Как оказалось, отсюда было подниматься чуть больше сотни метров, отчего Хуа внезапно взяла хрупкая гордость — получается, им не хватило так мало для того, чтобы своими силами достичь первой поставленной в их новой жизни цели?.. К моменту, когда они уже стояли наверху, стемнело, но помешать с робким интересом вглядываться в крошечный оставленный у подножья горы мир это не помешало. Только здесь могло показаться, что это именно каждый из них бросил всю ту жизнь, но никак не наоборот. Хуа достала любимый фотоаппарат с расколотым объективом, и прицелилась на удаляющиеся далеко вниз снежные просторы. Смазанный снимок. Самый плохой из всех, сделанных до начала «шторма», после которого никто и никогда больше не становится прежним. Однако вызвал на лице сломленную улыбку, что-то было по-отчаянному приятное в том осознании, что она и в самом деле до сих пор могла сделать такой вот снимок. Любой снимок. Кевин, так ни с кем и не заговоривший за весь путь на вершину, молча положил на снег большой розовый бант, вызывая на лицах присутствующих недоразумение. Им понадобилось некоторое время, чтобы узнать в странной вещичке неизменный когда-то для МЕЙ любимый аксессуар, который сотрудники МОТН перестали видеть на ней после окончания войны. Каждый из них застыл, наблюдая за тем, с какой старательностью голыми руками Кевин обматывает верёвками девчачью вещичку, пытаясь зафиксировать так же и табличку, на которой неряшливым почерком были написаны годы жизни учёной. Мужчина, убеждаясь в том, что ничего не падает, завис над импровизированной могилой, будто бы намереваясь упасть рядом с ней. — Я буду стараться… Су и Хуа молчаливо присели рядом, приобнимая Кевина и замечая за собой собственные тихие слёзы. Нового смысла найти здесь и вправду не получится. Быть может, на самом деле, у них никогда такого и не было. Но если была хоть малейшая возможность, что там, внизу, за семь тысяч метров под ними, кому-то всё ещё нужна помощь, они обязаны её предоставить. Мир, оставленный без учёных МОТН, мог представлять собой нечто совершенное иное. Они готовы увидеть перед собой руины, сколько бы за этой готовностью не скрывалось страха. И даже если они всё-таки не смогут найти хотя бы отдалённо напоминающие о прежнем мире вещи, они найдут в себе силы строить совершенно новый «смысл». Выстраивая новый дом посреди разрушенного «ничего». Потому что они… Любят. Быть может, у них всё же да получилось найти систему из трёх звёзд, не направляя оптику телескопа далеко за пределы Земли. Она запечатлена на механизме гораздо проще стоящей в обсерватории массивной машины. На снимках чудом уцелевшей с разбитым объективом камеры, где были запечатлены мальчики Кевин и Су, и улыбающаяся скромно девочка Хуа. Кажется, для доктора МЕЙ этого было более, чем достаточно.