Не покидай

      — Проведи меня в мое прошлое.       Говоря это, Ван Дэ не знала, чего можно ожидать от подобного «путешествия». Не хотела думать, что всю жизнь думала, что жила как-то по-другому. Ее участь была нелегка, как участи и Рана, и, скорее всего, Ча Ын А. Но, чего уж греха таить, Ван Дэ чужие судьбы в данный момент мало интересовали. Девушка чувствовала, как ее мир рушился, как туман вокруг возникновения ее долгожительства рассеивался. Она боялась после этого остаться в пустоте, узнав обо всем.       — Время в нашем мире течет по-другому. Поэтому, когда вы урывками будете наблюдать свои истории, проходящие год за годом, для вас они пройдут за несколько десятков минут, — объясняла Ча Ын А, раскладывая между камней пучки трав. Ван Дэ то и дело дёргала губами, выдавая свою нервозность. — Вы перенесетесь в день вашего знакомства и пронаблюдаете за своей жизнью… Возьмитесь за руки. Вы не должны затеряться во времени.       Ван Дэ торопливо достала тонкую перчатку и вопросительно посмотрела на покачавшую головой кицунэ.       — Важен непосредственный контакт кожи ваших рук, — проговорила она, не выражая никаких эмоций. Или так казалось лишь на первый взгляд.       — Это обязательно? — выдавила девушка, игнорируя хмыкнувшего Рана. Ситуация его отчасти забавляла.       Однако, судя по беспристрастному выражению лица женщины, ответ был очевиден. Ван Дэ сердито засунула перчатку в карман и нехотя положила руку на ладонь кумихо. Глаза начала застилать черная пелена, голова потяжелела от гула голосов, гудения тьмы, полнившейся в чужой душе. Лёгкие сдавило ледяными тисками, сердце убыстрило свой темп, а на плечи будто свалились разом все грехи, которые пронес через всю свою долгую жизнь Ран.       — Быстрее… — с трудом выговорила девушка, заставляя себя держать руку. Она не чувствовала больше ничего, кроме раскаленной ладони, от которой разрядами тока по телу расползалась тьма. Ван Дэ дышала прерывисто, судорожно сжимая свободную руку в кулак. Словно сквозь толщу воды слышала речь ведьмы, чувствовала запах жженых трав и… Перестала что либо чувствовать.       Девушка свалилась на зелёную траву и стала глотать ртом воздух. Голова шла кругом, желудок неприятно скрутился, и перед глазами некоторое время стояли темные пятна. Когда же они рассеялись, и лица девушки коснулся нежный теплый ветер, она смогла осмотреться и увидеть горы, укрытые лесом, раскинувшиеся перед ней, серые скалы и лазурные ручьи. А ещё презрительно усмехающуюся физиономию Ли Рана.       — Не могла сразу предупредить, что у тебя припадки? Чуть все боком не вышло, — кумихо встал с земли и отряхнулся. Ему повезло меньше: он свалился не на траву а на песчаную тропку.       — Виновата твоя никчемная испорченная душонка, которую мне пришлось прочитать, — Ван Дэ тихо рыкнула, поднимаясь на ноги.       Они оказались у высокого дерева, раскинувшего свои ветви перед открывшимся видом. Девушка краем глаза заметила, как внутренне напрягся лис, но этому даже позлорадтсвовала.       — Что за место? — спросила она, догадываясь, что кумихо наверняка знал ответ.       — Здесь жил Горный дух.       Ван Дэ прищурилась, глядя на игравшие в ветвях солнечные лучи. Дышалось легко, свободно. Если бы не неприятное общество. Девушка услышала шелест одежды и копошение в кроне дерева, с интересом подходя ближе. Верхом на толстой ветке сидела девочка в простом ханбоке и напевала какую-то песню. Ван Дэ чуть дернула бровями, улавливая сходство с собой в детстве. Ее рука потянулась к подолу девочки, но тут же остановилась.       «Ты для всех здесь — призрак», — подумалось ей.       Вскоре послышались детские радостные возгласы и вымученные взрослые. Из-за ветвей деревьев показались двое. Высокий мужчина с длинными медными, переходящими в платиновый цвет, волосами, и маленький черноволосый мальчик. Последний скакал вокруг нового спутника, засыпая его вопросами, а тот лишь устало вздыхал и прикрывал глаза.       Ван Дэ посмотрела на стоящего поодаль Рана, наблюдавшего за всем с каменным лицом.       — Ты кто? Уходи отсюда, это мое дерево! — послышался детский голосок из зелёных ветвей, и Горный дух дернулся от возмущения, застыв с открытым ртом.       — Кто смеет так говорить? Оно мое!       С толстой ветки свесилась девочка, гордо проговорила, что пришла сюда первая. Горный дух готов был задрожать от безысходности и отчаяния. Ещё один ребенок!       — Кто ты?       — Я — хозяин этой горы, горный дух!       — Лис?.. А я Кан Йунг. Мой отец торговец, а мама кицунэ…       — На редкость назойливая, — скривился Ран, ловя на себе рассерженно-презрительный взгляд девушки.       — А ты-то в прошлом был прямо-таки цветочком, — едко проговорила она, видя, как рвался защищать Ран своего брата от нового «противника». — Что же тебя так изломало?       На это лис ничего не ответил, фыркнув, и опустил глаза на траву под ногами, сменившуюся каменистым берегом реки. Лазурные воды мерно текли, огибая камни, а у кромки воды сидела все та же девочка. Она собирала башенки из плоских камней, что-то бормотала. Услышав шаги позади, она мигом поднялась и оглянулась на звук. В поле ее зрения показался мальчик, по-детски грозно направляясь на встречу.       — Ты чего здесь делаешь? — спросил он, специально делая голос чуть ниже, чтобы казаться более угрожающим.       — Играю, — ответила Йунг, щуря глаза. — А тебе-то что?       — А чего не в деревне?       — Не с кем. Люди детям своим со мной играть не разрешают, потому что я… — девочка нахмурилась. — Потому что я дочь лисы.       Маленький Ран вздохнул и посмотрел на девочку, растеряв намерение прогнать ее с этого места. Заговорил своим голосом, задавая вопросы, и Йунг спокойно, даже приязненно ему отвечала. Уже через несколько минут они сидели на камнях и строили башенки вместе. Картинки снова смешались, замелькали перед глазами, и вот новоиспечённые друзья встречались день за днём, изучали горы, говорили обо всем подряд, спорили, смеялись… Наблюдавшие же реагировали по-разному: Ван Дэ мрачнела с каждой минутой, а Ран старался не выражать ровно никаких эмоций. Но сквозь эту маску просачивались удивление и какая-то щемящая сердце печаль.       Через некоторое время Ли Ён подарил маленькому брату щенка, которого Ран назвал Камдуном. Теперь он каждый раз брал своего питомца с собой, и оба ребенка были в восторге. Не обходилось и без ссор: шутливые происходили часто, а вот серьезные совсем нет. Они не давали покоя обоим, и примирение наступало довольно скоро. Дети понимали, что уже не смогут друг без друга, что они привязываются все больше, и что не встретят здесь кого-то, кто сможет так их понять.       Можно было подумать, что Ван Дэ и Ран из настоящего превращались в каменные статуи. Не произнося ни слова, стояли недвижно, одними глазами наблюдали за всем. Рану не верилось, что такая крепкая дружба могла ему забыться, а Ван Дэ все думала, отчего ей казалось, что родилась на четыреста лет позже.       Одна ночь поменяла все. Обозленные на Горного духа крестьяне сожгли гору, под горячую руку попалась и девочка, оставшаяся дома одна. Беззащитная, она убежала в лес до самых скал, где спас от погони ее обвал. Деревенские ошибочно подумали, что Йунг завалило, обрадовались и спешно ушли, а у Ван Дэ непроизвольно сжались кулаки.       Она испытывала самую настоящую ярость, видя такое отношение к одинокому, неумеющему дать отпор ребенку. Зарычала, ступила на пожухлую листву, даже не пытаясь унять поднявшуюся внутри бурю. О Ране она совсем забыла. Ей хотелось подбежать к девочке, согреть ее, утешить, подарить ей кусочек спокойствия и тепла, лишь бы она не вспоминала об этих событиях.       А в это время по разоренной огнем черной земле бежал мальчик. Чёрное от сажи и пепла лицо исчерчивали влажные дорожки слез, испуганные глаза метались: он искал кого-то. Ван Дэ слышала нарочно мерное дыхание Рана позади. Оно вот-вот норовило перерасти в рваное, судорожное. Ее сердце стучало быстро, взгляд метался, и в голове гудели мысли. Как же она хотела, чтобы они не оказывались правдой…       Маленький Ран увидел впереди себя шевеление будто ожившей маленькой кучки пепла и стремглав побежал к ней. Его нога подвернулась, и он свалился на полпути, ударившись коленками, но не обратил на это внимание. Взгляд был прикован к шевелящемуся предмету внутри. «Хоть бы не правда, хоть бы ошибся», — молила Ван Дэ. Она словно чувствовала, как в воздух становился плотным, горячим. А Рану дышать было ещё тяжелее. Он замер, неотрывно глядя на картину перед собой.       На себя самого, упавшего на колени над полуживым песиком. Его самым дорогим, нежным другом. Камдун тихо поскуливал, шерсть на нем обгорела до самой кожи, свалялась, перемешалась с землёй. Руки маленького Рана потянулись к шее щенка и тут же вздрогнули. От собственных мыслей он плакал, дрожал, но ещё больнее было видеть, как страдал умирающий щенок.       Ван Дэ зажмурилась, когда услышала хруст, а когда открыла глаза, обнаружила свои ресницы мокрыми. Слеза не сорвалась, не покатилась по щеке, но на душе стало так тоскливо, так тяжело и темно… На Рана девушка не смотрела. И тот не выдерживал — плотину его надменной отстраненности вскоре могло прорвать. Натиск чувств и эмоций был слишком силен.       — Мне жаль, — смогла выдавить Ван Дэ. Как бы она ни относилась к Рану в настоящем, ребенком он точно такого не заслуживал.       — Оставь себе свои сожаления, — огрызнулся кумихо. Не хотелось ему признавать, что кто-то мог испытывать жалость к нему, так как сам ни к кому ее не испытывал. Или не хотел испытывать потому, что его никто не жалел?       Ван Дэ ничего не ответила, глядя на сменившийся пейзаж. По земле стелился утренний туман, тянулись едкие ленты серебристого дыма. Лес сгорел не полностью, огонь потух, но запах гари ещё будет витать в этих местах. На склоне, на холодной земле лежала без сознания девочка. Бледная, испуганная. Послышался шорох листьев, и Ван Дэ уже хотела было броситься на защиту, несмотря на то, что ничего не смогла бы поменять.       Из-за деревьев показалась… Ча Ын А. Она увидела лежащую в листве Йунг и, оставив небольшую корзинку на земле, подошла к ней, дотрагиваясь до горячего лба. Ее ладонь слабо засветилась, глаза замерцали серебристым, и губы на миг тронула улыбка.       — Лисичка…       Кицунэ привязала корзину к поясу поверх ханбока, подняла на руки девочку и пропала из виду. Ча Ын А принесла Йунг в свой ханок на окраине соседней деревни и принялась ее выхаживать. Шли дни недели, и ее просто нельзя было узнать: девочка стала резкой, грубой, злой… Но в этом, к сожалению, ничего удивительного не было. Тем временем Ран вовсе пропал из деревни, затерялся в лесу, где все напоминало о брате. Он был зол на него, обижен, чувствовал, будто нож в спину воткнули. И самому Ёну будто дело до его страданий не было!       Ран понимал, что надежда его умерла. Он был вне себя от ужаса, когда нашел сгоревшим и ее ханок, а крестьян — радостно твердивших о смерти последней кицунэ в их деревне. Некоторые хвастались, что видели обвал в пещере, где скрылась девочка, и маленький кумихо хотел завыть от отчаяния, отомстить людям за смерть своих друзей, выплеснуть всю свою злость, разрушив их дома… Но вместо этого вновь и вновь скрывался в зелёной чаще, не видя ничего из-за застилавших глаза слез.       Он нашел по запаху путь к пещерам, о которых слышал в деревне. На месте прохода, ведущего в маленькую пещерку, в которой они с Йунг бывали лишь единожды, теперь высилась груда камней. Ран подбежал к ней, взабрался на самый верх и стал пытаться откинуть вниз хотя бы малую часть. Царапая ладони, неистово толкал тяжёлые камни, в исступлении звал девочку, будто это как-то могло помочь… А после, когда силы кончились, а ладони были в крови, сидел и плакал до самой темноты.       А спустя несколько дней он пропал из этих мест.       Йунг же росла у травницы, училась ее науке, людей не любила, потому подружилась с пещерным жителем по имени Кано. Квисин помог ей спастись тогда, и девочка ему была неимоверно благодарна. Она только в обществе ее нового друга и кицунэ становилась похожей на ту Йунг, что была до пожара.       Она хотела уйти дальше от людей, в леса, несколько раз ночью приходила в соседнюю деревню и наблюдала за жизнью ненавистных ею людей из-за деревьев. Слушала, могли ли что-то сказать о Ране, родителях или брате, но не узнала ровным счётом ничего. В двенадцать лет она открыла свои способности и стала тренироваться. В тринадцать ее успехи в травничестве были лучше, а вот магия все никак не давалась. Зато девочка выходила на контакт с людьми. Пусть неумело и с явной неприязнью, но взаимодействовала. Сблизилась сильно с Ча Ын А и Кано, которому решила однажды отнести подарок — розовый большой цветок, ранее получив от квисина амулет, зачарованный ведьмой в пещерах.       Каковы были обида и разочарование, когда Йунг узнала, что наскучила, надоела Кано, и тот даже не смог ей об этом сказать! Ван Дэ с узкой улыбкой смотрела на себя из прошлого, качая головой. Сейчас она бы обязательно постаралась поговорить с другом лично, так как была уверена, что квисин с зелёными глазами наговорила все из зависти, со зла.       И Йунг по совету наставницы приходила в пещеру и дожидалась друга, но тот не показался ни в первый день, ни во второй и третий… И девочка начинала волноваться — а не случилось ли с ним что? Ей хотелось вновь позвать зеленоглазую жительницу, чтобы разузнать обо всем, но девочка понимала, что дождется снова гневного шипения или чего похуже. А потому оставалось ей только гадать и переживать.       На пятый день она, собираясь покинуть пещеру перед закатом, услышала знакомый голос. Квисин шептал из своего темного угла, и по голосу нельзя было определить, что он испытывал. Но как Йунг была рада видеть лазурные глаза, слышать тихий и вкрадчивый, словно шелест листвы, голос.       — Где ты был, Кано? — спросила она, но тут же стушевалась: вспомнились слова его сожительницы.       — Моему клану потребовалась помощь. Пришлось отлучиться в глубь гор.       Йунг закивала головой, опуская взгляд. А Ван Дэ поняла: квисин лукавил.       — Скажи, Кано, ты правда меня назойливой считаешь?       — С чего взяла? — прищурив один глаз, спросил он.       — Я сама… Поняла, — тихо выдала девочка, посмотрев на свои руки.       — Вэй, значит… — сердито проговорил Кано. — Сколько раз ей говорено…       — Кано, я ведь не человек, я не разорю пещеры, мне драгоценности не нужны! — горячо заверила Йунг, подавшись вперёд. — Мне только бы с тобой видеться… Ты мой лучший друг.       Послышался вздох, и девочка опустила голову, стараясь скрыть собирающиеся слезы. Она думала, что этот вздох означал подтверждение слов зеленоглазой Вэй. Однако квисин вдруг дотронулся до подола ее ханбока тонкими белыми пальцами, заставив ее изумлённо поднять глаза.       — Ты мой друг тоже, лис-сичка… Верю тебе.       Йунг просияла и вновь уселась на камень, начиная свои расспросы и речи. Где-то Кано все так же привычно молчал, задумавшись, где-то тихо посмеивался, наблюдая за девочкой. А она была рада тому, что вновь могла видеть два сверкающих в полутьме глаза. Она подарила Кано цветок, и квисин принял его со своим, особенным тихим восторгом и сказал, что оставил его в родной пещере среди самых любимых самоцветов. И Йунг была счастлива, и занятия у нее шли лучше, и жизнь наладилась…       Ран скитался долго, желая оказаться подальше от гор, которые напоминали ему об одном-единственном событии. Он с каждым днём, месяцем, с каждым годом менялся, рос, как росла его ненависть к людям. Забредая в деревню и редко получая помощь от крестьян, он все чаще задумывался о расправе над ними. Не сдерживал свои порывы, растил в себе это колючее, злое нечто, которое мешало видеть ему мир таким, каким видела Йунг. Ран был одинок, ужасно одинок, и никто ему в этом не мог помочь.       Он нашел старый ханок в чаще и жил там некоторое время, едва ли не умирая с голоду. Воровал в деревнях, когда выдавалась возможность, а после, когда удалось освоить навык превращений, с нескрываемым удовольствием обворовывал курятники, тащил запасы, доставляя людям немало проблем. Он радовался, но ему казалось, что этого мало. Поэтому тренировался каждую свободную минуту, чтобы когда-нибудь совершить то, о чем начинал думать каждый день.       Прошло три года, но этого времени было достаточно для того, чтобы мальчик сильно поменялся, окреп и вытянулся. В свои шестнадцать лет он уже обладал острым умом и хорошими навыками боя, но, кажется, направить их в верное русло мешало лишь одно — всепоглощающее чувство ненависти. Он был неуравновешен, не умел сдерживать порывы гнева, и часто они оканчивались сбитыми в кровь костяшками о лицо пьянчуги в опустевшей деревне, либо разрушением всего, что находилось вокруг.       Ран был на порядок сильнее людей и пользовался этим. Он мог прославиться в городе на кулачных боях, с лёгкостью завоёвывать первенство, но предпочитал находиться в тени, выслеживать, наблюдать, а после срывать свою ярость. Он пробовал убивать по заказу, но едва не проваливал дела из-за собственной вспыльчивости. Нужно было тренировать не только тело, но и разум. Но как это было сделать, если кроме себя самого у него никого не было? Он сходил с ума из-за собственных мыслей, чувств, эмоций, которые душили его, лишая способности мыслить трезво.       Тогда Ран и пошел по кривой дорожке. Стоило лишь в первый раз убить ни в чем не повинного человека, ощутить власть над чужой жизнью, видеть в глазах животный страх, слышать мольбы о помощи, как это затянуло его сразу, с головой. Плевать было на чужие жизни, плевать на предателя-брата. Он отомстит за себя, Камдуна и Йунг. Отомстит всему человеческому роду.       А Йунг спокойно жила в деревне. Ей исполнилось пятнадцать, она стала ещё чуть выше, замечала перемены в своем организме и обо всём говорила с наставницей. Девочка потихоньку становилась девушкой. Пусть не зная правил этикета, не нося дорогие ханбоки и не выглядя словно нежный цветок, она притягивала взгляд чем-то своим. Чем-то непохожим.       Ча Ын А весной подарила Йунг зелёный дорогой платок с вышитой ветвью сакуры. Он был так похож на тот, что дарила девочке мать, вызвал бурю эмоций, и юная девушка невольно пообещала себе, что сохранит его в память о пропавшей Кан Минори. Ван Дэ же изумлённо выстраивала в голове образ своего старого зонта с точно такой же вышивкой, купленного уже много лет назад. Казалось, что сакура во дворе Ча Ын А, и подаренные платки, и зонт — были какими-то особыми знаками, сопровождавшими ее в течение всей жизни.       Йунг летом впервые поехала в столицу вместе с наставницей. Совершенно новое, незнакомое место, пестрящее обилием красок, звуков, которые смешались в одну кашу, приводящую к головной боли. Не сказать, что среди людей девочке понравилось, но вот несколько уроков, которые преподносила ей Ча Ын А в общении с людьми, точно пригождались. Она однажды применяла свое лисье влияние на чужой разум, но попытка успехом не увенчалась. Оставалось только работать над своими навыками.       Йунг долго рассказывала Кано о своем путешествии, греясь в солнечных лучах. Думала, о чем бы спросить его самого, но обнаруживала, что квисин из года в год не выходит из пещеры, не показывается на свет, и ничего нового в его жизни особо не происходит. Она знала, что дорожит им, и что он дорожит ею. Йунг даже довелось ещё раз испытать на себе гнев Вэй, которая при повторном спуске в пещеру с озером в одиночестве едва не набросилась на девочку, если бы не возникший из ниоткуда друг. Он отогнал ее, но девочке долго объяснять не стал. Сказал лишь, что тяжёлое положение их клана так сильно повлияло на нее.       — Вэй не такая. Мы доверяем друг другу. Она заботливая, не хочет, чтобы меня предали ещё раз.       Йунг на это кивала и пообещала себе больше ни за что с Вэй не пересекаться.       У Ван Дэ складывалось ощущение, что она наблюдает за чужой жизнью — не своей. Да, она переживала за Йунг, за Кано, даже за Рана, который начинал погружаться во тьму, но… Не могла никак понять, каким образом они могли быть связаны, и почему они исчезли из памяти друг друга. Ведь Ран долгое время снился Йунг, хоть она понемногу смирилась с произошедшим, а кумихо видел сны о солнце и своих погибших друзьях.       Время текло быстро, но в деревне жизнь оставалась неизменно спокойной. Она могла такой и оставаться, если бы не вести, приходившие вместе со странствующими торговцами. Вести о том, что кто-то вырезает целые деревни, проходит смертоносной бурей, не оставляя после себя ни единой живой души. Йунг чувствовала тревогу, но до последнего надеялась, что ее деревни это не коснется. Она не беспокоилась особо за людей, нет. Волновалась лишь за Ча Ын А и себя.       Кицунэ была могущественной, сильной, владела искусством магии, оттачивая его на протяжение многих лет. А Йунг еле могла держать себя и свои силы в узде, а о контролируемом превращении в лисицу и речи быть не могло. Только в шестнадцать лет впервые смогла она обратиться, да и то — от злости и не полностью. Покрылась шерстью вся, показались уши и хвост, а тело осталось человечьим. Ей это ощущение не понравилось, но девушка пробовала ещё раз, и ещё, и ещё… Только ничего не выходило.       В этот осенний день было прохладно. По небу метались с криками птицы, размахивая черными крыльями на фоне серых тяжёлых туч. Ветер был холодным, порывистым, трепал ветви деревьев. Солнце показывалось лишь на пару минут, после чего снова скрывалось за облаками. Йунг чувствовала себя неспокойно, отправляясь за травами рано утром в лес, слушала привычные уточнения Ча Ын А вполуха, оглядывалась то и дело, когда поднималась в горы.       Собирая травы, она потеряла счёт времени. И только когда корзина стала полной, девушка возвратилась в деревню. Светило солнце, но уже издали почувствовался неприятный металлический запах. Острое зрение не подвело: Йунг ясно видела разоренные дома, беспорядок на дороге и окровавленные тела, лежавшие повсюду.       Девушка тихо ахнула и побежала к ханоку, что стоял на окраине. Внутри было пусто. Ни следов крови, ни хоть какого-то признака происшествия. Дом не выглядел покинутым — горел огонь, над ним кипел чайник, на столе были разложены пучки трав, словно хозяйка вот-вот должна вернуться. Йунг бросилась к небольшому сундуку, в котором лежал самый ценный для наставницы предмет — рукописная книга рецептов всевозможных снадобий. Там было пусто. Не было и сумки, в которой кицунэ ее переносила.       «Спаслась», — промелькнуло в голове Йунг. Резкое шипение заставило ее взгдрогнуть и обернуться. Из чайника прямиком на угли полилась кипящая вода. — «А что, если убийца все ещё здесь? Нужно бежать…»       И Йунг, уложив в сумку нужные травы и зелья, вылетела из ханока и застыла на месте. Она увидела уходящего в горы высокого рыжеволосого мужчину и перестала дышать. Значит, Горный дух решил мстить людям, обрушивая на них свой гнев? Нет, она бы этому ни за что не поверила. Но меч за спиной говорил именно об этом.       Боясь наткнуться на опасность в лесах, девушка рванула в другую сторону и снова остановилась, глядя на лежащие вокруг тела. В лужах крови, неестественно изогнувшись, они окружили ее. Въедливый запах крови заставлял голову кружиться, и Йунг, отводя взгляд от ужасающей картины, почувствовала тошноту. Она закрыла глаза и пошла вперёд, стараясь огибать препятствия по интуиции. Вот она наступила на чью-то руку, вот послышался стук капель, и на подоле ханбока остались кровавые брызги.       Споткнувшись об опрокинутые корзины, Йунг невольно посмотрела вниз. Впереди, совсем недалеко, лежал ещё живой человек. Девушка увидела, как слабо поднималась его грудь, по середине которой алела рана. Вне себя от испуга и борясь с приступами тошноты, Йунг подбежала к человеку и опустилась перед ним на колени, пачкая ханбок в свежей крови. Ее руки начали дрожать, а с глаз закапали ручьем слезы.       — Р-ран… — слетело с онемевших руб.       Лишь бы она спала, лишь бы это оказалось неправдой! Почему судьба была к ней так несправедлива? Почему их встреча спустя столько лет произошла тогда, когда один из них лежал при смерти, а вторая не могла вымолвить и слова? Ее душу разъедало отчаяние, страх сковывал движение, а перед глазами все плыло от хлынувших ручьем слез и запаха крови.       — Ран, пожалуйста… — прошептала девушка. Она не верила, что тот стал жертвой собственного брата, что на его побелевшем, изменившемся лице, почти не видно было жизни. Он не шевелил глазами, не отвечал — лишь тяжело и медленно дышал.       А Йунг не могла просто так бросить того, кто приходил к ней во снах. Того, о ком она почти забыла, но кто занимал особое место в ее сердце. Девушка всем сердцем желала, чтобы они продолжили жить как раньше. Она могла бы приходить к нему в горы, они проводили бы вместе время, забывая обо всем, пока находились в обществе друг друга… Но сейчас, сейчас он был для нее совершенно чужим. И несмотря на это она желала для него жизни больше всего.       В голове зародилась мысль. Йунг, практически ничего не слыша из-за гула в ушах, опустила ладони на грудь Рана и закрыла глаза.       — Пожалуйста, живи… — проговорила она, и из-под ее пальцев заструился слабый золотистый свет. — Живи, Ран…       Йунг нахмурила брови, не желая отвлекаться на зудение в ладонях и тяжелеющую голову. Она даже с закрытыми глазами видела перед собой изможденное белое лицо, и с ее щек вновь и вновь срывались слезы. Одна из них вдруг засветилась, озаренная солнечным лучом, и капнула с кончика ресницы на щеку Рана. Капля вмиг впиталась в кожу, расползлась в стороны золотистыми линиями и погасла.       Цвет лица кумихо стал меняться, дыхание слегка участилось, и рана начала искриться светом. Но Йунг заставил открыть глаза шорох ветвей впереди. Она увидела среди деревьев тень, вздрогнула и поднялась на ноги, пригнувшись. Некто вдали не двигался, но страх твердил девушке: «Беги, беги!». И она, в последний раз взглянув на закрывшего глаза давнего друга, спешно нырнула между домов и вскоре скрылась в лесу.