Индульгенция

Бог: Ты знаешь Фауста?

Мефистофель: Он доктор?

Бог: Он мой раб.

***

      Карл Хайзенберг предпочитал использовать мертвецов "первой свежести". И, если трупное окоченение и пятна, ему не сильно мешали, то забирать тело, когда его клетки в разгаре аутолиза— уже грозило провалом будущего эксперимента. Так же, имелась неприятная особенность, свойственная ликанам: непредсказуемость конечного результата. Если стая не раздирала человека живьем, а лишь ранила, то клетки плесени, передающиеся путём укуса, вступали в симбиоз с , еще живым, организмом. И к приходу лорда, вместо обещанной жестокой судьбой, заготовки, его ждало приторное раздражение: мёртвые ликаны не входили в его планы.       Сквозняк , нарастающих осенних порывов, заносил в здание холод сырости, и ещё больше уныния.       Карл не спеша спустился по ступеням подвала. Лесничий дом был хорошо знаком ему: кто откажет в услагах одному из владык? К тому, же, потребности Хайзенберга выглядели весьма выполнимо, на фоне той же Димитреску, чья жадность возросла вместе с объемами.       Он наведывался к старику за сдатым деревней металлоломом и информации об активности ликанов. Стоило Матери покинуть деревню, и те подбирались ближе к жителям.       Глобальное упущение плесневелой идиалогии: оборотни, наделенные жаждой жестокости, а не плоти. Если бы те охотились , мучаемые голодом— можно было бы простить шавкам столь не рациональную "трату материала", как разорванные тела. Но ликаны не унаследовали всех животных инстинктов. Плотоядная плесень внутри них призывала к бессмысленной жестокости, базовому желанию "убивать". Глупые, деффектные создания; помеха во многих делах Матери , а тем более, делах Карла.       Мужчина гневно вздохнул, смотря сверху вних на труп старика. Два других тела, прикрытые простыней полу-тьмы, бездыханными клочьями грязной шерсти лежали позади.       "За зря сдох. А ведь мог и после смерти услужить мне. Не самый плохой финал, был бы, для того, кто всю жизнь ненавидел это место, а? И приспичило тебе так открыто подозревать суку Миранду; еще бы заявился к ней в храм с поличной!"       Не смотря на возраст, лесничий был весьма крепкого телосложения. В любом случае, уж Карл бы придумал, как применить его бездыханное тело. Это циничное проявление уважения: уберечь от участи сгнить в здешних землях или сгнить, будучи мутировавшим в оборотня. И, точно перспективнее, чем угодить на стол Моро или Миранды.       Редко лорд снисходил до человечности, вне меркантильных целей. Как патологоанатом с опытом, Карл прекрасно осведомлен, что сердце— лишь мышечный насос , а не прозаичное скопление духовного. Но если совсем поддаться искушению абсолютной психопатии, то чем он лучше Миранды? И лорд подвалом выволакивает тело на задний двор, скрытый от посторонних глаз порослями кустарника.       Хайзенберг мрачно дымил сигару, наблюдая, как лопата самостоятельно роет могильную яму.       "Человеком был и человеком помер. Завидная участь, не находишь? У тебя, старина был выбор. Хоть у кого-то в этом блядском месте выбор был... Ох, не поторопился бы ты с кончиной... Неплохая шутка вышла с дохлыми воронами на волчьей тропе. Думал, Миранда стерпит? Идиот старый."       Смерть старика не располагала быстротечностью, и часть изменений успели захватить его организм, вылезая клочьями шерсти. Плесень до последнего боролась за его судьбу, отбивая у лап смерти. Но высокая кровопотеря уберегла старика, не дав плотоядной дряни разрастись дальше, изменив генофонд. Да, он выбрал умереть достойно, сохранив узнаваемые людские черты.       Справедливости ради, Карл мог бы подлатать его, а частичная мутация— не помеха инженирии. Но это уже совсем не честно по отношению к тому, кто без страха или презрения оказал ему солидную помощь.       Тем временем, густые сумерки уступули ночи. Почти из каждой дымоходной трубы деревни мерно потянулся дым. Жители стремились отогреться на ночь, создать нечто, называемое людьми "уютом".       Не прощаясь, не молясь, и не желая земли пухом, мужчина размеренно побрел в обход дома, надеясь на последок поживиться чем-нибудь в доме. И какого же было удивление лорда, когда тот понял, что его опередили.       Местные еще не знали, что лесничий пал жертвою обнаглевшей стаи. Да и, были слишком праведные и трусливые для мародёрства.       Он в голос рассмеялся собственным мыслям о том, что кто-то опередил его приход и ускользнул не замеченным. Кто-то, кому здесь явно не уготованно было находиться: детей у лесничего не было, жена пала под гнетом лихорадки давно.

"Заблудшая душа, да? Посмотрим, на что ты годен"

ГЛАВА 2.

      Потребовалось время, чтобы размять затёкшие конечности. Прискорбно, что этот день увенчался смертью, но горевать мне не выгодно. Выгодно— воспользоваться минутами тишины и оставленными удобствами.       На спех открывая ящики кухонного гарнитура в поисках съестного, я размышляла о предстоящем будущем. Перспективы не радовали. Выхватив банку паштета, я облокачиваюсь на столешницу. Жадно налегая на первую за день еду, лишилась только-только устоявшейся способности мыслить. Ликвидировав первую банку, тут же рыскаю дальше. Приём пищи затянулся. Пережитый стресс подталкивал болезненное урчание живота, которое никак не хотело замолчать.       Жилые комнаты находятся на первом этаже. Их немного, и все они подверглись безукоризненному порядку. Дисплинированный дядька, ничего не скажешь.       Найдя более-менее подходящие вещи, и прихватив бутыль неизвестной марки вина, я поспешила в сторону ванны. Вода грелась от старенького бойлера, собранного чуть ли не из бочки, но вполне сносно работающего. За все время нахождения в деревне, меня не отпускало навязвивое чувство непонимания. Это ломались внутренние шаблоны. Несомнено, я уже бывала в деревнях и поселках, и прекрасно знаю, что это не равносильно полному отсутствию цивилизации. Но место, оградившееся от всего мира, имеющее несколько собственных ЛЭП , доступ к электрическим прибором прошлого века, и, судя по запасам консервов, внешней торговле— это интересно.       Одежда, измазанная землей, напитавшаяся потом, сходила с тела, подобно второй коже. "Иж", с родни сторожевой собаке, дожидался меня , пристроенный к раковине, в быстром доступе для манёвра. Нельзя забываться. Холодное дно ржавой ванны обожгло уставшие стопы. Прохладная вода окатила тело, вызывая болезненную истому. Я взяла кусок хозяйственного мыла, тщательно растирая тот в руках. Кто же знал, что столь базовая потребнность, как гигиена, способна вызвать такой ажиотаж чувств....       Позволив себе облегченный вздох, долго растираю кожу, проминаю мышцы плеч , лопатки, бёдра и забитые голени. Раз задержалась в опустевшем доме, я решила истратить это время максимально в удовольствие себе, исполняя все мизерные прихоти. Вода с грохотом разбивалась на сотни брызгов-осколков о дно ванны и голову, продолжая свой путь отдельными ласковыми струями по изгибам тела. Как бежит горный водопад, облизывая каменные рельефы, так поток свежести , прекрасным чувством умиротворения, стекал по бледной коже.       Я открыла вино, заливая в себя из горла, одной рукой оперевшись на стену. Не ощущаю ничего , кроме безмерной тяжести в сочленение ключиц; сердце пустует, сердце— лишь орган. Ни тоски, ни жалости к себе, ни пьянящего ужаса не осталось. Осталась лишь цельность решительности.       Обернувшись чужим полотенцем, сую ноги в берцы, и закуриваю, блаженно наблюдая, как медленно садится солнце на горизонте. Труп старика всё ещё лежит распростертый по полу подвала, с переломанными ребрами и черепом, а я нагло шляюсь по его владениям, бессовестно растягивая час спокойствия.

"Не совестно тебе?"

-задал вопрос чей-то голос в голове, имитируя мой собственный.       Это вещает утрированный здравый смысл, призванный помагать избегать проблем в прошлом, но навязывающий проблемы в травматичном "сейчас".       —Нет,- вслух ответила ему, покачивая головой.       Натянув чёрные брюки и мужскую майку, накидываю на плечи потёртую дубленку, примеченную мною еще в коридоре. Вещи человека послужат добрым делом , даже после его гибели. Это ли не верх уважения к чужой отданной жизни?       Обыскав более тщательно дом, найдя в том числе патроны и немного скопленных лей, я решила добежать до Герцога, пока не наступила ночь. Спать будет тяжко, даже при всём истощении и надобности отдыха, так что логичнее закончить с делами, а после вернуться сюда на ночлег. От мысли вернуться домой , я открестилась. Логичное трактование всех обстоятельств не располагает к такой возможности. К сожалению. Но чем поможет сожаление или паника, если в моем распоряжении теперь место, где можно схорониться, обладающей информацией торгаш, и карта местности?       Привычно закинув ружье за спину, выхожу из дома. С выламанной дверью спать будет холодно и не безопасно, но это всё еще лучший вариант. Вернуться ли ликаны забрать убитых? Станут ли бродить ночью, вынюхивая меня? Или это была одноразовая акция с вторжением в частную собственность? Как быстро узнают деревенские о смерти кого-либо?       Вопросов на целое состояние. Деньги не пахнут, чужие— особенно. Легко пришли, легко уйдут, коли предоставилась возможность помучать Герцога распросами.

***

      —Дайте угадаю: вы знали, что я к вам наведаюсь.- спокойно отчеканила я, подходя к повоздке, так и не сменившей своей локации.       Вечером деревня приображалась. Дома пестрели дружелюбным теплым светом окон, топились котлы и печки, испуская наружу облока дыма, терялась в полу-мраке тоскливая загадочность, а множественные повороты, прятавшие в себе опасность, скрывались во мраке, словно он незримым барьером удерживал в себе все ужасы.       Невольно спроецировались насыщенные красками кадры, о том как ликан с кровавой пастью выходит из одного такого закутка. Потом— ещё один. И ещё. И стая медленно подходит, а ночь сгущается, обнаруживая целую толпу тварей на крышах и выступах , в кустах и в тени домов. Тряхнула головой.       —Ваша настойчивость в вопросах выживания, поражает меня до глубины души,- не поддельно улыбнулся мужчина,—А частые визиты ко мне, заставляют задуматься о небезразличности к моей персоне.       Он наигранно вскинул брови, парируя этим шуточным флиртом, как опытный фехтовальщик шпагой.       —Не желаете кофе?- внезапно сменил тему торговец, подзывая меня ближе к телеге.       —Ох, Герцог: ваши услуги и без того затратны. Я принесла долг за карту, к слову.       Мешочек лей летит прямо в руки торгаша, проворно перепрыгнув прилавок.       —Там чуть больше. Продайте мне еще сигарет, не хочу этим озадачиваться позже,- устало выговорила я.       К моему приятному удивлению, чашка кофе, предложенная Герцогом, таки была поставлена передо мной. Очаровательный выходец из сервиса , предназначенный для этично-личных встреч. Несуразность расписной крохотной чашки кофе, держа которую , волей не волей оттопыриваешь мизинец, на фоне мрачной деревни и оставленного мною трупа. Еще немного, и я проникнусь атмосферой этого сложно-сочиненного местечка.       Закурила. Прятаться в обволакивающие клубы дыма— это не просто привычка, это терапия. Какой бы сумасбродный пиздец не происходил на фоне, пока есть сиги в пачке, — он остается в пределах понимания.       —Знаю, зачем пришли. За скромную мзду, разумеется, я отвечу на ваши вопросы так честно, как смогу.-намекнул Герцог, чуть склонившись вперед.       Какое ненавязчивое принуждение. Со вздохом смирения, отдаю ему всё, что было с собой (конечно же, я догадалась оставить несколько десятков лей в доме лесничего).       —Ага!- довольно пересчитывал он монеты,—Вы купите моё сердце, такими темпами, Хель.       —Неужели согласитесь его отдать?- усмехнулась я, подыгрывая.       —Я питаю слабость к обеспеченным женщинам. Знаете, аристократия— не выходит из моды, - признался торгаш.       — Я слишком финансово не стабильна, а условия вашего края не располагают к бездумным тратам, знаете ли.       —Ум я тоже ценю, к слову,- беззаботно хохотнул мужчина, выуживая из портсигара папиросу.       Втирая в землю окурок, беспечно отхлебывая горький кофе, слабо верилось в события утра. Память старалась на славу, усердно стирая грубые линии травмирующих событий за последние сутки. Поживившись чужим добром, расплатившись с хитрюгой-торговцем, и , даже, поужинав без желания исторгнуть пищу назад, я нервно посмеивалась над адом, оставленном за плечами.       —Давайте к сути. Что вы можете мне рассказать; не юля и не обременяя лишними тайнами?       Он задумчиво почесал один из свисающих подбородков. Озарившись выражением лица Архимедовской "Эврики!", он полез открывать один из сундуков. Массивная книга в кожанной обложке с золотым арнаментом по краям, легла на стол.       —"Деревня теней"? Сказка на основании фольклора.       —Ознакомтесь, прошу,- почти умоляюще потребовал он,—Если вас и посещали мысли, что я когда-то желал обмануть столь видную особу, то я смею вас переубедить!       И ,достав еще одну сигарету, подвинув к себе одну из лампадок, освещающих лавку, я погрузилась в мир детской завораживающей сказки, кишащей монстрами и призрачной морали.

***

      —Получается, вы — единственный, кто может покидать деревню?- а ночь всё не кончалась.       Герцог задучиво натирал чистым платком безделушки на продажу.       —Это ошибочное мнение. Но, да, делами торговыми занимаюсь исключительно я. И Матерь Миранда, но у нее сугубо личные..поставщики.       —Вы привозите товар в деревню?       Нужно знать о всей возможной выгоде, что меня ждет , удержи я наше с Герцогом сотрудничество. Ну и, плоское человеческое любопытсво— никто не отменял.       —Я сотрудничаю с несколькими привелигированными клиентами; местная элита— весьма выгодное вложение. Кто-то оранизует поставки, а кто-то, наоборот, просит увезти что-либо.       —Людей? Например. Никто не пытался сбежать?       Герцог будто вне социума деревни. Из того не большого объема информации, что мне предоставили, я четко выявила, что, как и церковь, торгаш держится особняком.       Крутится ли вокруг него узко-направленный мир, как вокруг упомянутой церкви,- другой вопрос.       —Сожалею, но моя повозка не выдержит двоих. Если кто-то и пытался покинуть Матерь , у них выходило скверно.       —Миранда- главная. Она как.. ведьма из сказки. Значит, есть четыре именитых дома или четыре приспешника, или...       —Или четверо названных детей, за неимением своего? -Герцог приподнял брови, словно и не расскрывал мне никаких тайн.       —Оу. У вас тут всё настолько сложно.       Торговец выглядел весьма заскучавшим за моими распросами. Он преследует исключительно собственную выгоду, за что не могу его судить. Порой, такие люди даже надежнее исключительных добродетелей. Потому что разочароваться в собственной великой цели— просто. Разочароваться, ведомый меркантильностью, труднее. Герцог может славно заработать с моего нахождения в их неблагоприятной среде, и слегка развлечься. В то время, как мне самой нужен некий островок "условной безопасности", куда можно вернуться в случае чего.       —Вы принебрегаете моими советами, Хель, но я обязан сказать: коли надумали задержаться в наших краях, возвращайтесь в более укромное место. Вам нужно отдохнуть. Завтра будет весьма насыщенным, не сомневаюсь.       Усмешка превратила обветренные губы в саркастичную рану; не могу не согласиться с надобностью отдыха.       —Видите что-то?- в лоб спросила я,—Вроде, предсказания или предчувствия. Бросьте, Герцог: обычный человек здесь не удержался бы на должности простого торговца. Ликаны, замки, тайны, сказки... Неужели нет рассказчика всей этой вульгарной истории?       —Ох, не хочется вас разочаровывать, но ведь это исключительная правда(!): я простой торговец. Не врач, не герой, не злодей, надеюсь... просто люблю интересные штучки и затейливые рассказы. Путешествую... Румыния полна древностей и тех, кому есть, что о них рассказать.       Я кивнула, оставляя это на его совести. Впрочем, не будь дурой, продолжила бы допытывать. Но я оставляю недосказанность, насытившаяся и иллюзией доверия. Выгода. Всё строится на выгоде. Раз ему не нужно открывать своего происхождения мне, значит, мне и самой это знание ни к чему.       —Доброй ночи.       —Надеюсь, увидеть вас завтра в здравие,- ответно расплылся он в улыбке.       Распрощавшись, я перекинула ружье со спины в руки, заранее. Свет в окнах давно погас, и встретить местных — малая вероятность. Но опушенное к земле дуло— это не для забитых по углам бедняков. Для тех, кто бродит по лесу. Кто меня сюда привёл. Кто убил Лесничего.       Из-за ворот вышла знакомая мне старуха. Посох , с некоторых пор, венчали уже два черепа. Второй- с отлечительной дырой, тянущейся аж до височной кости. Такая не простительно пугающая своим спокойствием: вышагивает ночью по проклятой земле, будто по своим владениям.       Мы встретились взглядами, разделяемые двадцатью метрами. Тихий смех, рокотавший в ее складчатом морщинами горле, заставил запоздалый холодок озноба пробежаться по спине.       Старуха молчала. Лишь не одобрительно покачав головой, продолжила черепаший путь до ближайшего поворота в глубь тесно-связанных строений.       Голова гудела от раздумий и предположений. Бутылка вина , мною осушенная , истощила свои чары на измотаное тело. Спала вседозволенность и волевая стойкость. Практически бегом я вернулась в опустевший холодный дом, вздыхая от утомительной необходимости удерживать концентрацию. Обойдя участок, уже думала пойти проверять дом, как на глаза попалась лопата с остатками свежей земли.       На три метра заходя в заросли лесо-полосы, виднелась объемная насыпь. На не гнущихся ногах, спотыкаясь о собственную подошву, я подошла к могиле.       Неровные борозды вокруг, будто нечто сверх-сильное рыло яму. Если там лежат братия стаи ликанов, то зачем им понадобилась лопата? А если там лесничий, то кто успел его захоронить? Отсутствие креста и имён. Только страшное приветсвие в виде горки земли.       "Ликаны могли попытаться разрыть могилу старика, быть может, захотели дожрать его. С другой стороны, не стали же людо-звери по-собачьи прикапывать его после попытки осквернения могилы? Что вообще тут происходило?..."       Дома стояла звенящая тишина. От долгого пребывания на улице закоченели пальцы рук и кончик носа. Я видела дрова, спрятанные под лестницу на улице, но стоит ли обозночать свое нахождение дымом печи? Учитывая, что кто-то успел сюда наведаться...       Дважды проверив дом, я параноидально вернулась на кухню, всё ещё оглядываясь.       —Если вы здесь, ублюдки, то давайте решим всё сразу! -щелкнул взвод курка под пальцами. Тяжело дыша, сквозь пелену усталости и ломку коленей, я продолжала слушать.       Вот-вот хлынет полчище ликанов из каждого черного угла, каждой не освещенной комнаты. Я скину дубленку с плеч, стреляя. Чтобы не медлить с перезарядкой, схвачу со столешницы пустую бутыль. Удар по голове и несколько колото-режущих дадут мне фору. Успею вложить еще по патрону в оба ствола. Если запрыгнуть на стол, получу короткое преймущество по осмотру, но подставлю под удар голени. Если ликан додумается схватить меня за щиколотки и повалить....       Мёртвая тишина издевательски легла на плечи. Никто не вышел. Никто не поджидает меня по углам.       Сдув с лица несколько налипших прядей, опускаю плечи. Нужно поспать... Досада от собственной нервозности забрала последние силы. Хотелось взвыть по-волчьи, каясь в трусливости и не терпении, которые пуще расшатывали убереженные нервы. Злость, что эти сутки довели меня до подобного состояния, не давая всецело отдаться детективной составляющей, скребла изнутри по костям.

"Ничего страшного. Я отлично держусь

Я справлюсь."       Только сейчас я заметила, что под примеченной пустой бутылкой, всё это время лежала какая-то бумажка. Фотография. На черно-белом снимке— церковь, приближенная до небольшой башенки, где располагался единственный колокол. С задней стороны надпись:

"Загляни до полудня"

      Тошнота поднялась вместе с моментально возросшей тревогой. Подобно тягучей слизи, мерзко обволакивала глаза, лицо, тело . Непроглядная склизкая пелена, через которую силишься вдохнуть, пока она не спровоцировала рвотный порыв от попадания в горло. Медленно так стекает, щекоча слизистую и нёбо, запрещая вдохнуть, не давая сглотнуть. Я бессознательно с силой сжала собственный бок живота, зарывая пальцы в ткане майки и мягкости тела.       Яркой вспышкой воображение нарисовала, как акульи зубы ликанов впиваются в плоть, такую поддатливую; искушенные уязвимостью нежного тела, они разберут меня на лоскуты.       Я представила, как бью прикладом по челюстям, что есть мочи, и нижняя с хрустом уходит в сторону, повисая на оттянутой серой коже. Представила, как вгоняют ружье в глотку ликана, разрешая ему предсмертно поцарать его, оставить зазубрины от зубов. Выстрел. Ласкающий ухо звук, сменяемый болезненным воем, таким жалобным и леденящим сердце.       Скупая улыбка тронула губы. Отпустило.       Один раз меня уже подставили. Герцог— не в счет. Смущает его не желание расскрывать мне личность тайного медика. Но это не столь важно: бедро могло загноиться, и это ускорило бы моё стремление к летальному исходу раз в десять. Пусть имя лекаря останется врачебной тайной: личные опасения на счет чужачки— вполне естественная осторожность. А вот карга, что направила меня к Лесничему... Знала, откуда-то знала же, что к нему придут эти твари. Вероятно, на мою смерть понадеялась. Или ей просто плевать, и это действительно была циничная помощь: вдруг бы успела?...       Все эти "вдруг" и "если бы", значения уже не имеют. Подумаю завтра над запиской. Сама суть, что кто-то узнал о моем пребывании тут, и даже, предположил возвращение в дом мертвеца,- пугает. Сильнее, чем знание, что стая оборотней может ворваться в любой момент. ....       Растелиться я решила в ванной. Перенеся внутрь два пуховых одеяла, найденных до этого в шкафу, запираю за собой дверь, укладываясь внутрь, как в чугунный гроб. Практично, однако.       Сняла лишь дубленку. "Иж" вернула на предохранитель, укладывая рядом с собой. Колени неприятно подогнулись, чтобы уместиться спокойно. Берцы неподъемным грузом тянули ноги, более не позволяя шевелиться. Вместе с тяжестью одеяла, пришла тяжесть усталости, прокатывающаяся по всему телу волнами наслаждения. Вместе с ней по щеке пробежала одна единственная слеза, освобождая ноющую грудину от стенаний по прошлому. Раньше, чем я хоть немного согрелась, меня забрало тревожным прерывистым сном...

***

      Никогда не любила долго спать. Шести часов вполне хватает для восстановления. Это лишь условная подзарядка. Телефон же способен функционировать, будучи всегда заряженным на 50-60%. Мне хватит и 20.       Хочется задать себе вопрос, чем же я руководствовалась, решив посетить деревню при свете солнца. Жители наверняка узнают на мне вещи старика с окраины, начнут подозревать неладное, задавать вопросы. Но я искушена получением адреналина и ответов. Всё сводится к простому человеческому бессилию: разум —слишком не стабильная штука, чтобы пренебрегать его сломленностью. Жить дальше, будто ничего не случилось, я не смогу. Значит, нужно жить дальше по новым правилам. И узнать, кто их диктует.       Спустившись с одного из холмов, на которых строилась вся деревня (излишне ухабистая местность завораживает, но крайне не удобна стратегически. Для меня). Каменные ступени привели к внутреннему дворику. Несколько внушительных могильных плит располагались и на территории церкви. Имена на них ничем не помогли, разве что, предположить, что это кто-то крайне значимый.

"1909-1919. Моя Ева"

      Церковь пустовала. Видимо, служения уже закончились. Ухоженное деревянное помещение с резными лавками, уютное свечение, запах различных полевых трав. Гул, разносимый акустикой, выдавал во мне самозванца. Это как подглянуть за кем-то в душе: вторжение в сугубо интимное.       Над аркой входа , минуя небольшой тамбур, висело впечатляющее количество икон и картин с изображением крылатой дамы в золотой маске. Рассматривать сюжеты, задрав голову, оказалось не удобным, и я "на слово" (а точнее, на "первый взгляд") поверила их маслянистой поверхности, не вдаваясь в потробности.       Лик этой же женщины укоризненно смотрел на меня с алтаря. Вокруг разложены цветы и травы, стоят свечи и лампадки. На подставке каменное лицо молодой девушки, или что-то вроде, грубо вырезанное. Будто , откололся кусок от собора , и его, как трофей, присвоили иконе. По бокам от главной "святыни", еще четыри фотографии: статная женщина, не приятной внешности горбун, мужчина в шляпе , и дама, завешанная черной вуалью со стремной куклой на коленях. Набор в духе "я его слепила, из того, что было". Все они, как будто выходцы из совершенно разных миров, но объедененные общей...аутентичностью, если можно так выразиться. Как-то локонично смотрелись эти лица в захудалой деревушке, пусть я и ожидала увидеть здесь древних идолов, руны , или сатанинские символы...может, портрет Дракулы (замок как раз имеется). Но все клише востоно-европейской культуры уступили место непредсказуемости.       Внимательно рассматривая изображения, я силилась понять, что же такого мне стоит найти здесь. Кто-то целенаправленно отправил меня сюда.       Под центральной иконой лежал обрывок бумаги с молитвой:

"..В жизни и в смерти,

Мы вас славим, Матерь Миранда"

      Вот дерьмо.       Посмотрев на женщину , чьи глаза спрятались в разводах краски, по-новому, я будто ощутила ее недовольство. На подсознательном уровне, я догадывалась. Но убедиться стоило. Так значит, Миранда— не просто главная; святая.

"Четыре приспешника...четверо названных детей.."

             В меру насладившись религиозной составляющей, я вышла из церкви, быстро оседая на каменных ступенях, ведущих к калитке в деревню. Закурила. Недостаток информации всё ещё нещадно жрал изнутри пронырливую натуру: ни о происхождении ликанов, ни о влияние той же Миранды, ни о том, как деревня спряталась в глуши Румынии,- известно не было.       Мне наглядно показали, какой статус занимает здесь названная Матерью. И , кто стоит по левую-правую руку от неё. Стоит ли это связывать с разговорами Герцога?...       Четверо монстров из детской сказки. Четверы фотографии в церкви. Четыре герба над ними: цветок, конь, русалка, солнце с луною. Только один замок, но всё ещё четыре каменных гиганта у входа. Закрытая община. Оборотни. "Элитные" клиеты Герцога, и не возможность уйти от сюда живым.       Тихая поступь сзади заставила вскочить на ноги так быстро, что одна нога соскульзнула на пару ступеней вниз, чуть не утянув меня в падение. Щеку уже целовало дерево "ложи".       Молодая девушка вскрикнула, замерев. Она выставила вперед руки, толи защищаясь, толи успокаивая меня, подобно дикому зверю. Я опустила дуло. Наверое, моя извечная перестраховка , плохо повлияет на отношения с местными.       —Я не хотела тебя пугать, я не желаю тебе зла,-заропотала девушка.       —Не извиняйся. Я, так же, не собиралась пугать тебя в ответ,- я выдавила улыбку. Вроде, сносную.       —Ты же... ты часто ходишь к Герцогу. Ты пришла к нам из-за него?       Мы синхронно сели на ступенях, карикатурно сложив руки на коленях.       —Можно сказать, из-за него я осталась... Мне казалось, вы не очень жаждите общения с чужаками.       Вести разговор в нужное русло нужно сразу. Такая отличная возможность : поговорить с кем-то из деревни, выведать всё.       —Чужаки представляют нам угрозу. А Матерь Миранда защищает нас от них и темных сил. А чужие....они не молятся, гневают оборотней, и опасны для Матери.       Она говорила спокойно, словно это— всем известная истина.              — Я бежала от стаи оборотней, прежде, чем оказаться здесь.       —Значит, Матерь благословила тебя!- глаза девушки распахнулись в подобие счастья. Она схватила мои руки своими, нежно сжимая. Вся её серость, её простота, заиграла лучами просветления, как унылое солнце играла освещением на каменных воротах, возвышениях, и горных породах.       —Меня зовут Елена. И, не бойся наших привычек...редко кто заходит сюда и проживает дольше суток.       —Меня зовут Хель,- улыбка стала шире, но не менее наигранной. "Благославение Матери"- звучит не очень жизне-утвердительно. Или же я предвхята к вере. Особенно, узко-направленной, что больше походит на сектанство.       Внезапно Елена нахмурилась, нагло отводя воротник, заглчдывая под него. Её руки- покрыты мазолями и трещинами из-за работ по хозяйству с юного возраста. Совсем холодные.       —Откуда у тебя эта дубленка?       —Одолжил Лесничий.       Ком в горле сковал лицо, запечатлев серьезность слов. Елена не выглядела как человек, поверженный недоверием. Скорее, как простая сельская девочка, не знающая этики и воспитания, кроме того, что дали мать с отцом. Таким свойственна прямолинейность, почти детская эмоциональность и беспечность.       —Ты знакома с Михайло?       —Он умер за меня. Спас жизнь.