Рисунки на песке

POV Веры — Лизка, собирайся быстрее! Сколько можно прихорашиваться, ты и так самая ослепительная девчонка на всём побережье, — специально отвешиваю я комплимент, чтобы более эффективно поторопить свою подругу, ту ещё копушу. Мы идём на ночную дискотеку, здесь, недалеко от гостиницы, прямо на пляже, и уже опоздали к началу, а Лиза всё не может собраться. — Лиз, сейчас всех нормальных парней разберут, достанутся тебе одни синие неудачники, — я пускаю в ход второй аргумент, потому что стоять у дверей номера без дела уже надоело. — Вера, ещё чуть-чуть, — откликается наконец из ванной моя неспешная подруженция. — Причёску доделываю. Ох уж эта Лизка, выпендрёжница, всё время вытворяет что-то со своими волосами. — Ты там вавилонскую башню, что ли, сооружаешь? — со смехом спрашиваю я, чуть-чуть завидуя её густой каштановой шевелюре, и смотрюсь в зеркало, разглядывая свои мелированные тонюсенькие пряди. Я не стала заморачиваться и просто выпрямила их, небрежно уложив и зафиксировав лаком. Получилось не очень изысканно, но вполне мило и симпатично. Главное, что мне самой нравится. Я поправляю сбившуюся с плеча укороченную чёрно-белую футболку и одёргиваю джинсовую юбку с потёртостями. На улице жарко даже ночью, поэтому такой наряд вполне оправдан и подходит к ситуации, не на светский ужин же идём, а на шумную пляжную вечеринку. Мы с Лизкой приехали в этот курортный город несколько дней назад, успели ленивыми морскими котиками поваляться на пляже и вдоволь накупаться в ласковых волнах, и теперь решили выйти в свет, людей посмотреть, себя показать. Вернее, Лиза решила, она спит и видит, как бы захомутать в свои сети самого симпатичного и обязательно успешного парня, чтоб потом красиво обломать, а мне и одной неплохо. Тьфу… Опять вру себе. Да я отчаянно нуждаюсь в любви, до сдавленного крика, до пульсирующей пустоты где-то в груди! Мне хочется, чтоб меня обнимали, прижимали, шептали на ухо влюблённый вздор… Любили, по-настоящему, от всей души, не за что-то, а просто потому, что я есть. Но в моей жизни получается всегда наоборот. Я вон из кожи лезу, сгорая от своих чувств, а на том конце провода холодное равнодушие и короткие гудки… Опять. Снова и снова… — А вот и я, — наконец, выплывает из-за двери Лизавета. Я выпутываюсь из своих невесёлых мыслей, присвистываю и поражаюсь её высокой причёской, струящимся длинным платьем и туфлями на высоких шпильках. — Да, не зря старалась, выглядишь отпадно. Только ты спаришься в этом своём наряде, и ноги натрёшь на каблучищах, — предупреждаю я, выразительно качая в воздухе своими белыми кроссовками, но Лиза только отмахивается. — Ладно, давай, бежим. Пора, светская моя львица! Лизка тормозит, еле передвигая ногами, и старается идти модной ровной походкой от бедра, а я уже добежала до лифта и жду её, добродушно посмеиваясь. Двери кабины вдруг шумно открываются, заставляя меня отскочить в сторону, и оттуда вываливаются двое молодых мужчин. Первый держится увереннее, несмотря на весёлый блеск серо-голубых глаз, и, откинув со лба светлые пряди волос, останавливается, чтоб перевести дух. Его товарищ, высокий и наверняка тяжёлый, пьян гораздо сильнее и без зазрения совести висит на дружеском плече, все равно неустойчиво пошатываясь. Свое состояние, впрочем, парня нисколько не смущает, являясь, кажется, привычным, и он заплетающимся языком азартно толкует про анархические взгляды батьки Махно. Я мельком удивляюсь теме беседы, вернее, монолога, а мутный взгляд карих глаз алкаша вдруг начинает блуждать по мне, и он, оборвав себя на полуслове, расплывается в странной улыбке. — А ты знаешь, — старательно изучает меня, видимо, пытаясь придать картинке чёткости, но пьяный мозг не справляется, поэтому взгляд незнакомца останавливается где-то в районе моей груди, а улыбка становится ещё шире, — знаешь, что Махно трижды пытался заключить союз с этими… С большевиками, слышь? А потом… Потом… догнал наконец, что они вообще… Вообще не так всё делают на самом деле. Он был за правильный коммунизм! И против государства, ё-моё, любого государства! Понимаешь, да? Я слегка теряюсь от неожиданности, но киваю и даже отвечаю, сражённая наповал мыслями и резким напором мужчины: — Понимаю. Нестор Иванович действительно был приверженцем анархо-коммунизма, но всё же, если разобраться, имел свои особые взгляды. — Во, это правильно! Свои взгляды! Это… Это ты хорошо сказала. Слушай, а… — Мих, пошли давай. Чё я тебя тяну как осла… Извините, — обращается ко мне его спутник, наигранно вздыхает и тащит Миху дальше, но тот упирается, оборачивается и просит громким шёпотом: — Андрюх, Андрюх, классная девчонка, ты смотри, разбирается… Давай зови её к нам, ё-моё, мы с ней потолкуем. Да? Он прибавляет громкости, но тут наконец возле меня появляется Лизка, берёт под руку и решительно заводит в лифт, не давая продолжить увлекательный разговор, и я слышу, как пьяный Миха говорит с разочарованием: — Ушла… Да и похеру. Андрюха! Давай ещё бухнем, а? Лизка нажимает на кнопку первого этажа и качает головой: — Беда с этими парнями. Он вот сейчас придёт в номер и в лучшем случае завалится спать, а в худшем будет полночи обниматься с белым другом. А всё туда же, девчонку ему подавай. Эй, Вер, не глупи, ладно? — Да, я понимаю, о чём ты. Но я давно уже не наивная дурочка, чтоб поверить в то, что этот Миха зовёт меня к себе только лишь для разговоров о легендарном Несторе, — пожимаю плечами и продолжаю, спускаясь по широкой лестнице из ракушечника. — Но согласись, Лиз, тема интересная, необычная даже. Мало кто в наше время интересуется историей. — Так мало, — недоверчиво хмыкает Лиза, — что набралось вас, любителей истории, на целый факультет с кучей кафедр. Я порываюсь объяснить разницу между пьяным парнем, с упоением толкующем о Махно, и студентом-историком, коих я повидала немало, но мы уже подходим к пляжу, где вовсю надрывается световое и звуковое оборудование, и мой голос тонет в этом грохоте. Сотни человек трясут здесь своими потными тушками, трутся друг о друга, пьют и развлекаются. Лиза бессовестно бросает меня и упархивает на танцпол. Я осматриваюсь, нахожу местечко у бара, покупаю лёгкий коктейль и медленно потягиваю его через трубочку. Представляю себя героиней бразильского сериала, что пьёт кокосовое молоко на побережье, и в голос смеюсь. Каких только картинок не всплывёт перед глазами от безделья. Честно сказать, я не очень-то жалую многолюдные увеселительные сборища, всё время строю из себя этакую серьёзную неприступную личность, у которой и времени-то нет на баловство, но изредка ловлю волну и веселюсь как никогда. Правда, такое бывает редко. Сейчас, например, мне бесконечно скучно здесь, среди искусственных блеска и суеты. Я заставляю себя пойти на танцпол хоть чуть-чуть потанцевать, толкаюсь среди безумных отдыхающих и почти презрительно не обращаю внимания на смазливого юнца, что начинает крутиться вокруг меня, пуская слюни. Вздыхаю и всё же решаю уйти отсюда, не в силах смотреть на всю эту фальшь. Не найдя Лизку, которая, конечно, завтра будет меня расспрашивать, куда, а главное, с кем, я пропала, выхожу на набережную и просто бреду по ночному городу, наслаждаясь относительной тишиной и отсутствием толп. В небольшом сквере возле гостиницы сажусь на скамейку в тени деревьев и с южной ночью напополам закуриваю сигарету, лёгкую, с едва заметными нотками ментола. Всё время собираюсь бросить окончательно, но воли не хватает. На другой конец лавочки вдруг садится мужчина, я инстинктивно отодвигаюсь, стремясь сохранить своё личное пространство, и порываюсь уйти, а он осторожно и вежливо просит зажигалку. В свете фонаря мне удаётся рассмотреть его лицо, и я понимаю, что это тот парень, Андрей, вроде бы, который вынужден был слушать эмоциональные монологи об анархисте Махно гораздо дольше меня. — У вашего друга весьма своеобразные темы для пьяной болтовни, — неожиданно говорю я, чтоб хоть как-то разбить висящее в воздухе осязаемое молчание, прерванное лишь щелчком зажигалки. — Что? — отвлекается он от сигареты и улыбается. — А, да. Это же Миха. Он любит часами толковать о своей анархии. В такие дебри заходит, что без бутылки не разберёшься. Он порой вообще будто сам с собой разговаривает… Да… Куда-то его не туда несёт… Андрей задумывается, но быстро встряхивается, улыбается шире и легко предлагает, обвивая меня мягким взглядом серо-голубых глаз: — Прогуляемся по набережной? У нас один номер на двоих, а этот кабан там обе кровати занял, завалился, понимаешь, поперёк, и хоть ты тресни. — Идём, — соглашаюсь я. Мы спускаемся по широким пролётам каменной лестницы, и я любуюсь потрясающей красоты балюстрадой, провожу по резным столбикам рукой и задумываюсь. Андрей производит довольно приятное впечатление, хмель из него почти выветрился, да и на маньяка он не похож. Хотя, о чем это я. Прекрасно ведь знаю, что любой настоящий маньяк в жизни выглядит не как киношный серийный убийца, а как скромный законопослушный человек. И всё-таки Андрей точно не Чикатило, это видно по его взгляду, открытому и честному, пусть и немного нагловатому. Он первым заводит беседу, ненавязчиво переходя на ты, потихоньку расспрашивает о моей жизни, практически ничего не говоря о себе, а я и рада неожиданному внимательному собеседнику и зачем-то рассказываю ему всё подряд, на полном серьёзе, не привирая и не приукрашивая, — Последний год в аспирантуре остался, — вздыхаю я, медленно передвигая уставшие ноги и глядя куда-то в сторону, поверх макушек пальм, — вроде и радостно, но беспокойно. Как буду диссер защищать, не знаю. — А в какой сфере-то? — интересуется Андрей, по лицу которого видно, что он от этой темы бесконечно далёк. — По истории, — смеюсь я, — а основной мой научный интерес — это Гражданская война в России. — Как всё серьёзно. Понятно теперь, откуда ты знаешь, кто такой Махно и какие у него были взгляды, — Андрей спускается к морю и ведёт меня на тихий дикий пляж, удивительно пустой. Под ногами шуршит песок, а вдалеке шумит говорливое море. — Ну, а ты чем занимаешься? — спрашиваю с неподдельным интересом, украдкой рассматривая его. — Я? — кажется, слегка удивляется Андрей, садится на корточки вблизи воды и тонкой веточкой рисует что-то на песке. — А слышала про такую группу, «Король и Шут»? — Да, что-то на слуху… Ну и что? — не понимаю я и внимательно смотрю, как ещё не дорисованный рисунок смывает набежавшая шаловливая волна. — Я в ней пою. Ну и тексты пишу, музыку сочиняю тоже иногда. Серьёзно, ты не узнала ни меня, ни Горшка? — его хохот разносится по всему побережью. — Видимо, не настолько вы знамениты, — ёрничаю я и тоже смеюсь. — Не переживай, я просто вообще музыкой мало интересуюсь. Иногда классику могу послушать с филармоническим оркестром, и всё. Подруги мои, кажется, что-то говорили о вас. Звёзды панк-рока, а? — Ну… — Андрей пытается соединить в своём тоне скромность и гордость, а мне опять смешно. Весёлый он человек. Забавный и разный. Необычный и, видимо, талантливый. А ещё симпатичный, чего уж тут отрицать. Волевые скулы, хитрый лисий прищур, ямочки на щеках при улыбке, игривая серёжка в оттопыренном ухе. Я чувствую вдруг, что мне начинает сносить крышу, и это не к добру, но Андрей мне определённо нравится. И не только сам Андрей, а вся окружающая нас обстановка. Лёгкое действие спиртного, атмосфера отдыха, моря и полной свободы толкают на безумства, которых я, признаться, боюсь. Мы садимся прямо на прохладный песок, касаясь друг друга плечами, и молча смотрим на вздымающиеся волны. На горизонте разгорается полоса рассвета, а мне до странного хорошо. Эх… Как бы опять не обжечься. А впрочем, плевать. — Я пойду, — встаёт Андрей, руша романтичную дымку, что начала было нежданно-негаданно дофаминами опутывать мой разум, и подаёт мне руку. — Организм требует здорового сна. — Мой тоже, — киваю я, с наслаждением касаясь его тёплых сильных пальцев, и спрашиваю. — Увидимся завтра? Вы надолго здесь? — Не знаю. У нас был фестиваль, — Андрей уверенно берёт меня под руку, как хорошую знакомую, или даже подругу, и ведёт к гостинице. — Музыканты уже разъехались, а я остался с Мишкой. У него… У него тяжёлый период, понимаешь? Развод, реабилитация… В общем, ему нужен друг. Человек, который подставит плечо. Думаешь, зачем ему эти исторические разговоры, только для интереса? Нет, он ищет… Всё время ищет, чем бы себя занять, куда направить свою неуёмную энергию… Андрей опять впадает в задумчивое молчание, но быстро спохватывается: — Извини, я сам не знаю, зачем тебе это говорю. — Ничего, — отзываюсь я с неким трепетом, — говори. Я рада, что ты можешь поделиться тем, что тебя беспокоит. Это важно. Ведь правда? Знать, что ты не один. — Конечно, — соглашается Андрей, мы поднимаемся на этаж и расходимся по своим комнатам. Лизки ещё нет, и я, наслаждаясь свободой и временным одиночеством, неспеша принимаю душ и ложусь в свою кровать. Внутри, где-то ближе к сердцу, крошечным котёнком копошится и мурлычет нечаянная радость, а перед глазами, стоит их закрыть, легкомысленно оживает улыбка Князя.