Ад земных наслаждений

— One more time for your Papa!

Papa Emeritus lll

В покоях Папы горели свечи. Их было так много, что в их трепещущем свете ты с лёгкостью различала обстановку просторной комнаты. В воздухе плыл аромат благовоний: ладан, сандал, перец и мускат — видимо, где-то курились ароматические палочки, но прямо перед твоим приходом их потушили. Углы помещения и своды высокого потолка тонули в тенях. По правде говоря, тебя мало заботила старинная мебель, покрытая потеками тающего воска, тяжёлый балдахин кровати и даже прислоненная к письменному столу акустическая гитара. Всем, что тебя волновало, была мужская фигура в черно-белом костюме, стоящая у окна. — Вообще-то я здесь не живу, — говорил Папа, задергивая шторы. — Так что извини за некоторый бардак. Духовенство снимает мне квартиру в Стокгольме. Хочешь как-нибудь скататься со мной в столицу? — он бросил на тебя игривый взгляд, поводя бровями. — Обещаю, скучно не будет. — Если мой Папа пожелает, — улыбнулась ты. Вежливое обхождение в сочетании с лёгкой иронией было твоей спасительной стратегией с этим мужчиной — только так ты могла отвечать на него ежедневный флирт, не переходя границы приличия. Всё-таки он был верховными понтификом Церкви. Он чуть нахмурился, пытаясь понять, всерьез ли ты обращаешься к нему в таком тоне. — Ну-ну. Можно без этих церемоний, — он раскрыл ладонь в твоём направлении. — Иди сюда. Приглашение прозвучало так незамысловато, что ты не нашла причин отказать. Выполняя его просьбу, ты подошла к окну. Он коснулся руками твоих плеч, чуть отстраняясь, чтобы обвести тебя взглядом. Его губы тронула лёгкая улыбка, пока он осматривал твое длинное платье — лучшее, что нашлось у тебя в гардеробе. — Хочу, чтобы ты четко знала одну вещь: здесь нет никакого принуждения. То, что ты до сих пор воспринимаешь меня как какой-то религиозный авторитет, — он небрежно помахал рукой из стороны в сторону, — это просто недоразумение. Считай, что этого нет. Есть только одна вещь, которая имеет значение — твое желание. Ты была уверена, что он говорит уже не о Стокгольме. Словно в подтверждение этому его пальцы скользнули под бретельку твоего платья и замерли там, ожидая решения. — Ну так как? Тебя била крупная дрожь, и ты подумала, что твое состояние должно говорить само за себя. Пока ты старалась сохранить остатки самообладания, сердце отплясывало чечётку в груди, и это невозможно было не заметить. Может быть, именно эта чопорность заставила его обратить на тебя внимание, выделяя среди других женщин. Только в формальностях ты находила спасение от чувств, которые охватывали тебя каждый раз, когда ты его видела. Ты так ревностно соблюдала все церемонии и приличия, предписываемые Церковью, но он все равно замечал то, что сквозило под ними. Словно кружевное белье под монашеской одеждой. Его природное любопытство требовало приоткрыть покров. Ты оторвала взгляд от его камзола, на котором переливались блики свечей, и подняла к глазам. Тёплое мерцание тлело на дне его зрачков, и ты решилась быть смелее: — Папа всегда залезает девушкам под платье, прежде чем спросить разрешение? — Знаешь, что в тебе лучше всего? — он цокнул языком. — Ты как льдинка в руке, так и норовишь выскользнуть. — Он сдвинул пальцы, и бретелька соскочила с твоего плеча. Вместе с твоей душой, в это же мгновение сорвавшейся в пропасть. *** Папа прикусил зубами кончик перчатки и медленно стянул ее с руки, наблюдая, как твои зрачки расширяются от этого зрелища. Он устроился сбоку от тебя на присогнутом локте, изучая взглядом изгибы твоего тела. Ткань простыней холодила твою обнаженную кожу. — Как хорошо, что у нас вся ночь впереди. Мы можем никуда не спешить. Изящная речь давалась ему настолько естественно. Все его манеры, его плавные движения, взгляд из-под полуопущенных век сливались в единый образ, который гипнотизировал тебя. Он склонился над тобой, его ладонь скользнула по твоему животу, вызывая приятную дрожь, пока его губы находили твои и прижимались к ним. Ты ответила на требовательный поцелуй, одновременно пуская пальцы по его камзолу, исследуя все изгибы его тела, так несправедливо скрытого от твоих глаз. — Не против, если я буду чуть настойчивей? — прошептал он над твоим ухом, и ты почувствовала, как он заводит твои руки тебе за голову, вжимая запястья в матрас. Тебя захлестнуло острое чувство беспомощности, когда его цепкие пальцы обездвижили тебя, заставляя прогнуться в спине. Его загримированное лицо было настолько близко, что ты могла отчётливо видеть смазавшуюся краску на губах (должно быть, она отпечаталась на твоих). Ты напряглась, отворачивая лицо. — Что-то не так? Ты не была уверена, что хочешь говорить об этом, нарушая интимность момента, но его глаза настойчиво вопрошали, и ты все же решилась признаться: — У меня был плохой опыт. — Кто посмел обидеть тебя, ragazza mia? — спросил он, сразу же отпуская твои руки. Его взгляд говорил о том, что случись это сейчас, он бы из-под земли достал обидчика и заставил ответить за свои поступки. — Не стоит вспоминать. Это уже в прошлом. — И правда, не стоит, — его веки чуть дрогнули. — Не волнуйся. Папа позаботится о тебе, — прошептал он тебе на ухо. — Считай, что до меня у тебя никого не было. Чем легче были его прикосновения, тем больше ты задыхалась, наслаждаясь мягкостью его ладоней. Его касания были такими невесомыми, будто шелковая ткань скользила по твоей коже. Он исследовал тебя медленно, с прилежностью ученого, отмечая и запоминая все твои реакции. Когда его губы отправились в путешествие по твоему телу, он уже знал, где находятся твои самые сокровенные струны. Он проложил дорожку поцелуев между твоих грудей и с упоением впился губами в кожу над пупком, отправляя отряды мурашек по телу. Ты запустила руки в его волосы, вздыхая от нежных прикосновений. Наигравшись, он спустился ниже, щекоча кончиком носа твой живот и оказался прямо между твоих бедер, осторожно раздвигая их. — Ты же не откажешь Папе в удовольствии попробовать тебя на вкус? У тебя перехватило дыхание. Ты инстинктивно сдвинула ноги, но он настойчиво развел руками твои колени. Он не отрывал взгляда от твоих глаз, пока склонялся к твоему лону. — Еще никто не отказывался, — промурлыкал он, погружаясь лицом в ложбинку между твоих ног. Он провел языком вдоль складок и чуть ущипнул губами кончик клитора, вызывая у тебя чувственный вздох. — Вот такие звуки я хочу слышать каждый раз, mia cara, — прошептал он, щекоча кожу горячим дыханием. Твои вздохи стали громче, когда он принялся ласкать тебя губами. Касания были настолько мягкими и обволакивающими, а его внимание таким бережным, что твои страхи начали отступать, и ты позволила себе расслабить бедра. Когда его язык скользнул глубже, находя самое чувствительное место, ты уже не могла сдерживать стоны. Откинув голову на подушку, ты мяла пальцами простыни, чувствуя, как он дразнит тебя, сводя с ума остротой ощущений, затем снова отходит, давая тебе передышку, но поддерживая огонь возбуждения. Он будто подводил тебя к краю пропасти, а затем удерживал от падения, позволяя любоваться прекрасным пейзажем. — Боже, я не знала, что так бывает, — простонала ты, корчась на простынях. Он остановился, на мгновенье прекращая работать над тобой, чтобы посмотреть тебе в глаза. — Ti prego, не упоминай его в такой момент. — Его… Ох, хорошо. — Ты почувствовала, как твои бедра помимо воли подаются к нему, умоляя о продолжении. Он снисходительно улыбнулся и слегка подул на твое влажное лоно, так нуждающееся в нем. — Я даже на расстоянии чувствую, какая ты горячая. От прохладного бриза, прокатившегося по коже, тебя охватила дрожь. Она переросла в содрогания, когда он снова взялся за тебя, посасывая клитор от основания к кончику, заставляя тебя вскрикивать на каждом пике этих ласк. Через несколько секунд ты уже стонала в голос, пока он вырисовывал на твоем лоне каждую из 21 букв енохианского алфавита. — Пожалуйста… Он тихо урчал, вторя твоим звукам, заставляя тебя балансировать на грани, так что ты перестала что-либо соображать. В твоем сознании не осталось ничего, кроме его рук, массирующих твои бедра и живот, его губ и языка, ласкающих и дразнящих твои нервные окончания. Если и было на свете что-то слаще этих прикосновений, он похитил у тебя воспоминания об этом, заполнив собой весь твой мир. Ты была уже на пределе, когда он сосредоточился на твоей самой чувствительной точке, быстрыми движениями поднимая тебя на пик блаженства. Ты успела услышать его довольное мычание, пробивающееся через твои собственные стоны, когда подступившая волна экстаза накрыла тебя с головой. Ты откинулась назад, содрогаясь в его руках, пока пульсация наслаждения изливалась из тебя стонами и криками. Разгоряченный твоей бурной реакцией, он продолжал пожирать тебя, заставляя выгибаться и цепляться за его волосы. Это было так хорошо, что ты не могла поверить, и это все длилось и длилось. Лишь когда ты затихла, шумно дыша, он остановился, вызывая остаточный спазм последним поцелуем. Он подобрался на локтях к твоему лицу, и ты увидела искры в его глазах. Его волосы были взъерошены, на губах играла довольная улыбка. — Папа… — Повтори это еще раз, — выдохнул он. Ты выполнила просьбу, и он, урча, запечатал твой рот поцелуем. Ты замычала, чувствуя терпкость его слюны вперемешку со своей сладостью. Его рука проскользнула под твою талию, приподнимая тебя и прижимая к себе, позволяя почувствовать его близость. — Тебе было хорошо? — Господи, еще как. Папа только цокнул языком, покачав головой с ласковой укоризной. Ты вспомнила, что он просил тебя не упоминать Бога. — Я отучу тебя от этой привычки, — улыбнулся он. Его рука снова скользнула вниз, вдоль твоего тела, находя твой истекающий влагой вход. Он несколько раз провел по сверхчувствительной коже и затем погрузил два пальца внутрь. Ты замычала, поджимая губы. Ощущение его внутри тебя было ни с чем не сравнимо. Тебя охватило какое-то инстинктивное желание впустить его глубже, дать ему полностью тобой завладеть. Была ли это одержимость? Был ли он демоном, который незаметно вползал в твою душу, околдовывая и подчиняя? Словно по негласной договоренности, вы продолжали смотреть друг другу в глаза, пока его пальцы двигались внутри в настойчивом ритме. Ты притянула его за затылок, находя его губы. Он ответил на поцелуй, подбираясь пальцами к твоему центру удовольствия, заставляя тебя стонать ему в рот. — Тебе так хорошо, tesoro… В порыве нежности ты сжала ткань камзола у него на груди, а затем начала быстро расстегивать пуговицы на белом жилете. Ты потеряла им счет. Он обхватил коленями твои бедра и начал помогать тебе, расстегивая свободной рукой застежку на животе. Когда наконец все преграды были устранены, ваши руки встретились где-то в районе его пупка. Под разошедшаяся тканью мелькнули черные рисунки, похожие на татуировки. Он взял твою ладонь и прижал к своей груди, так что ты могла почувствовать ритм его пульса. — Ты заставляешь мое сердце трепетать, tesoro. Sei così passionale… Ты скользнула руками под его камзол, ощущая под пальцами упругость кожи, заставляя его покрыться мурашками. У него на груди висел маленький серебряный крестик, перевернутый, без кружка посередине. Заметив твой интерес, он зажал его кончик между зубами и снова склонился к тебе, чтобы поцеловать. Ты почувствовала, как теплый металл проскальзывает между твоими резцами, и прикусила его, принимая от Папы символ его веры. Он разжал зубы, и украшение осталось у тебя, болтаясь на цепочке. Отвлекшись было от основного занятия, Папа восстановил ритм своих движений, наверстывая упущенное. Он больше не отстранялся от тебя, пока его пальцы массировали тебя изнутри. — Направляй меня. Он погрузил пальцы чуть глубже, и вырвавшийся из твоей груди стон дал ему понять, что он на правильном пути. Ты выронила крестик, и он дернул головой, не давая ему упасть тебе в рот. — Папа… Почти сразу же ты почувствовала, как очередная, почти болезненная волна накрывает тебя, сводя мышцы судорогой удовольствия. Это напоминало электрический разряд, пробивший тебя изнутри и разошедшийся по всему телу, до самых кончиков пальцев. Ты стиснула его бока, впиваясь ногтями в кожу, заставляя тихо выругаться. Ты была ошеломлена. Что этот человек с тобой делал? Как это вообще возможно? — Due, — сказал он. Ты почувствовала, как его пальцы покидают твое влагалище, и дернулась к нему навстречу. Папа поднес их к твоим губам и мягко провел по ним, проскальзывая внутрь между зубами. Чувствуя на языке свой вкус, ты охватила его пальцы, слегка посасывая, зная, что это то, чего он ждет от тебя. Видя это, он тихо замычал и склонился над твоим ухом. Голос, который он использовал на этот раз, был низким и полным обертонов, настолько возбуждающим, что у тебя по коже побежали мурашки. — Mmm, è delizioso, tesoro mio. Ты такая вкусная… Все происходящее было настолько развратно, что тебе просто не верилось, что это происходит с тобой. Ты выгнула спину, пока он спускался по тебе, скользя горячим телом по твоей груди, чтобы обласкать губами каждый сантиметр твоего живота. Его рука скользнула по твоей покрытой мурашками груди. Словно желая усилить эффект, он издал рокочущее «yeeeessss» и подтянулся на локтях, чтобы припасть к твоему соску. Звук исходил откуда-то из глубин его груди и обрастал вибрациями, проходя через горло. Пока он неспешно терзал твой сосок, ты запустила руку в его волосы, от мягкости его губ и остроты зубов снова забывая, как дышать. — Ты такая умница, моя девочка, — промурлыкал он, поднимая на тебя глаза. — Но ты знаешь, мое любимое число — три. Похоже, он получал особое удовольствие от того, как расширялись твои зрачки при каждом его слове. Выпрямившись, он оседлал твои бедра и дернул плечами, стягивая камзол. Одежда с шорохом упала где-то у него за спиной. Он замер, позволяя тебе некоторое время любоваться им. Черная пентаграмма у него на груди дрожала в мягком свете свечей, из ее глубины на тебя смотрело лицо Бафомета. — Нравится? — усмехнулся Папа. Не дожидаясь ответа, он наклонился, позволяя тебе ощупать каждый сантиметр ритуальных татуировок. Ты могла чувствовать дрожь, которую вызывали твои прикосновения. — Что это такое? — прошептала ты, пока твои пальцы скользили по богохульным символам. Ты поразилась, как тихо и взволнованно прозвучал твой собственный голос. — Это колдовство, ragazza, — сказал он глядя тебе в глаза. — Так выглядит черная магия. Его дыхание сбилось, пока ты ощупывала его живот, где переплетались нити заклинаний. Ты провела ладонью вверх от пупка к груди, и он глубоко вдохнул, наслаждаясь твоими ласками. Было заметно, как он возбужден, но до сих пор он не делал ничего для своего физического удовлетворения. Казалось, все происходящее было для него сродни искусству. Твои звуки и реакции были для него уже достаточной наградой. Папа выставил перед собой ладонь, демонстрируя тебе два пальца, словно святой на старинной иконе. Какое богохульство! Он медленно погрузил их себе в рот, не отрывая от тебя взгляда из-под полуприкрытых век. Это выглядело настолько развратно, что ты почувствовала пульсацию между ног, просто наблюдая за ним. Свечи разгорелись в полную силу, заставляя блики и тени плясать на его теле, вычерчивая и оживляя каждую татуировку. Он склонялся над тобой медленно, словно у вас была целая вечность в этом аду наслаждений, и его рука в третий раз проскользнула между твоих ног. Ты раскрылась под ним, словно цветок, а он уже охотился за твоей шеей, терзая зубами кожу, где билась ниточка пульса. Звуки, которые ты едва могла принять за свои, но несомненно вырывавшиеся из твоей груди, были словно молитва его рукам, делавшим с тобой то, что ты не могла себе даже вообразить. То, что происходило между вами, уже не было просто интимными ласками. Выгибаясь в спине, прижимаясь к его горячей коже, ты чувствовала, что растворяешься в нем, как сахар в воде. Он застонал, когда ты дернула бедрами, задевая его выпуклость в штанах. Не глядя, ты начала расстегивать его ширинку, высвобождая напрягшийся член, давно ожидавший своего часа. Ты окольцевала его пальцами, заставив Папу издать какой-то сдавленный звук. Он перешел в чувственные вздохи, когда ты начала двигать рукой вдоль его длины. — Так хорошо, tesoro… Он приник губами к твоей шее, одобряюще покусывая кожу. Его пальцы на твоем клиторе задвигались быстрее, повторяя ритм его учащенного дыхания. Ты чувствовала жар, исходящий от его тела, и думала, что, наверное, тоже горишь. Все потерялось в чаду взаимных ласк и наслаждения. Время стыдливо спрятало глаза и перестало существовать. Он чередовал быстрые движения с медленными и кружащими, танцуя пальцами на твоём клиторе. В какой-то момент ты открыла глаза и поймала его взгляд из-под тяжелых век, и в ту же секунду третий оргазм сотряс твое тело, заставляя откинуть голову на подушке. Ты задохнулась, жадно хватая ртом воздух. Твоя рука сжалась на его члене, и он застонал сквозь зубы: — Не останавливайся… Сквозь распространяющуюся по телу пьянящую волну, сквозь собственные стоны ты продолжала ласкать его, пока Папа прижимался лбом к твоей шее. Ты дразнила его еще некоторое время, делая для него то же, что он делал для тебя, давая ему насладиться сладкими муками предоргазменного состояния. — Mia cara… Che brava ragazza… Что же ты делаешь… Ты перешла на головку, и он со стоном вцепился зубами твою шею. Гордый понтифик сатанинского ордена, он мычал и кусался, пока ты подводила его к последней черте. Ты сама не знала, что способна разжечь в ком-то такую страсть. Ты услышала его сдавленное «мммф!», когда член в твоей руке дернулся, и он кончил, зарывшись лицом в твое плечо. Ты вцепилась в его волосы, крепко прижимая к себе, давая ему пережить освобождение, шепча на ухо бессмысленные слова… *** Ты закрыла глаза, отключившись от всех ощущений, кроме тепла его груди под щекой и биения его сердца, которое ты слышала кожей. «Мы живем в аду, — сказал он тебе сразу после того, как откинуться на спину. — Но мы саламандры и научились выживать в огне. Так что мы горим с наслаждением. Гори со мной». Папины пальцы блуждали по твоей шее за ухом, ворожа на тонкой коже. Ты ждала, когда он снова заговорит, не ища другой радости, кроме как слышать его голос, резонирующий в грудной клетке. — В Стокгольме будет интересно. Поехали со мной? — снова предложил он. — Думаю, я даже мог бы взять тебя в тур. А там — дальше, по всей Европе. — Он поднял ладонь к потолку, словно обводя жестом раскинувшуюся перед вами картину. — Будешь моей Cirice весь этот месяц. — Всего лишь месяц? Думала: никуда теперь от него не денешься. Прикована цепями, пришита нитками, оторвать можно только с мясом. — После этого месяца тебе захочется отдохнуть. Ты едва удержалась, чтобы не фыркнуть в ответ на его самоуверенность. — От тура или от тебя? — А сама как думаешь? Ты скользнула ладонью с его груди на плечо и приподнялась на локте, заглядывая ему в лицо. Сейчас его взгляд излучал спокойствие и уют, хотя совсем недавно был острым и пронзительным, как булавка. Ты наклонилась, чтобы запечатлеть короткий горячий поцелуй на его губах. — Если мой Папа желает, разве могу я отказать? — Ты опять за свое? Che birbante… — Он тоже приподнялся на локте, и в его глазах сверкнул дьявольский огонек. — Я отучу тебя от этих дурацких манер, — он решительно перевернулся на живот, увлекая тебя за собой. Его темпераментные движения уже не вызывали у тебя оторопь. Ты доверилась его рукам, глазам, телу, не боясь впустить его в самые сокровенные уголки своей души. Его вкрадчивая нежность сокрушила все твои внутренние преграды, и ты готова была танцевать на острие его иглы, если только он попросит. И гореть. Гореть с ним, пока хватит сил.