Уничтожай

      Край старой металлической ванны больно отпечатался тупым ударом по черепу. В обшарпанный санузел Хезер втолкнули не лучше, чем кидают мешки с картошкой. Калейдоскоп отвалившихся от времени плиток плыл перед глазами юноши. Слёзы на его глазах выступили даже не от боли. В руках нависшей над ним фигуры блестел нож. Хезер верно заметил это. Заметил ещё до того как его грубо потащили сюда. И место, такое клишированное для суицида, место, где так легко отмыть кровавые следы, будто сжимало его лёгкие. Стены двигались вместе с приближающимся мужчиной. Дыхание Хезер было частым и рваным. Голова начала кружиться от гипервентиляции. Тошнило.       — Гарет. Прошу. Умоляю. Я… ты можешь делать со мной, что захочешь. Правда. Только не надо…       Умиление. Оно читалось в алых глазах мужчины. В жестокой полуулыбке. В лживо-нежном касании щеки Хезер, стирая слезу.       — Ох, мой нежный цветочек. Неужели ты думаешь, что я сделаю тебе что-то плохое?       Юношу затрясло. Этот вопрос был ловушкой. На него не было правильного ответа. Страшно ответить «да». В горле застряло «нет». Ответом был жалобный всхлип и попытка отдалиться от мучителя. Даже если острый край этой проклятой ванны впивается в шею почти до пореза. Даже если выхода попросту нет.       — Глупый. Я итак могу делать с тобой что хочу. Ты полностью в моей власти.       Холодное лезвие ножа угрожающе коснулось пульсирующей на шее вены. Паника Хезер почти переросла в дереализацию. Он сам её питал, пытаясь успокоиться, внушить себе, что это всё лишь плохой сон. Затянувшийся кошмар. Вот-вот он из него проснётся. Снова встретится с Лоренсо. Останется в клубе после закрытия, чтобы вновь выйти на сцену. Почувствовать себя уверенным. Нужным.       Но всё, что Хезер видел и ощущал — хищный взгляд Гарета и холод металла на шее.       — Ты думаешь, что я тебя убью, не так ли, малыш? Но что мне толку от твоего трупа? — мужчина слишком нежно следовал лезвием по шее своей жертвы. Выжигая в своей памяти каждый резкий вздох, каждый тихий всхлип, каждую дрожащую клеточку в теле Хезер. Нежный цветочек. Трогательный. Грех такой не сорвать. — Не переживай. Сегодня у нас куда более сладкое блюдо на ужин.       «Не переживай». После этих слов Хезер затрясся лишь сильнее. Что-то хуже смерти.       Но что?       — Тебе ведь известна причина того, почему меня исключили из гонок?       О нет. Тело юноши прошибло будто током. Паника сменилась тягучим холодом по спине. Он хочет сделать что-то с Лоренсо? Нет. Зачем тогда нож? Хезер полностью потерял нить извращённых мыслей своего похитителя. Он ничего не понимал. И от этого становилось лишь страшнее.       — Хм-м. Вижу, что известна. Ведь это ты сам.       Юноша уставился абсолютно пустым взглядом на Гарета. Мысли спутались в непонятный клубок. Миллионы вариантов и Хезер не знал какой из них верный. Замешательство жертвы отозвалось гортанным мурчанием охотника. Его рука нежно огладила скальп Хезер перед тем как грубо вцепиться в волосы. Запрокинуть голову добычи через край ванны. Обнажая хрупкую шею. Идеальную чтобы впиться туда клыками.       — Ты отнял нечто важное мне. Справедливо отнять нечто важное тебе.       Свобода итак уже была отнята. Но кончик ножа агрессивно впившийся в кожу под щитовидным хрящом слишком непрозрачно намекал чего желал мужчина на самом деле.       — Нет. Нет, я прошу тебя.       — Око за око, Розочка.       Тишина.       Слишком больно, чтобы кричать. Слишком больно, чтобы даже двинуться. Лишь когда лихорадочное дыхание принесло в лёгкие кровь — инстинкты взяли верх над разумом. Кашляя кровью, рыдая в голос, вырываясь изо всех сил, Хезер пытался сбежать. Лезвие ножа прошло через голосовые складки, разрывая их. Одну, затем вторую. Методично. Изучая как все мышцы пытаются избавиться от чего-то постороннего в горле. Сжимаются. Выталкивают из лёгких кровь. Как нож слегка проворачивается, сжатый хрящами. Практически предсмертная агония. Завораживает. Лезвие заходит чуть дальше, прорезая рану сильнее. В обе стороны. Расширяя её, давая простор для этой извращённой мести.       — Тс-с. Не дёргайся. Ты ведь не хочешь, чтобы я случайно перерезал тебе артерию?       Хезер хотел. Лучше уж так, чем чувствовать, как кровь заливает грудь снаружи и внутри. Чувствовать как нежные голосовые складки трепещут, свистят, а их хрящи почти слышно ударяются об острие. Чувствовать как жадный поцелуй делит кровь на губах, не давая дышать.       Когда нож покинул рану, Гарет отпустил свою добычу. Великодушно давая шанс перевернуться и откашляться. Хезер тошнило. Вид собственной крови. Дикая боль. Он мог поклясться, что сейчас потеряет сознание. Но реальность его не отпускала. Выворачивала чистой кислотой. Смешавшись с кровью и кашлем — она обожгла горло и лёгкие. Но Хезер этого даже не заметил. Кровь не била фонтаном. Просто текла. Не останавливаясь. Страшно. Было так страшно, что весь мир двигался будто в замедленной съемке.       Хезер не сразу понял как Гарет вновь повернул его лицом к себе. Его язык на ране показался расплавленным свинцом. Пальцы, раздвинувшие её края были не лучше ножа. Хезер был уверен, что его снова вырвет. Но всё, что выходило наружу — кровь.       — Какой же ты красивый…       Мужчина проверял свою работу на ощупь. Насколько подвижны хрящи, больше не связанные между собой. Как судорожно сжимается горло Хезер, не в состоянии издать ни одного членораздельного звука. Юноша был в состоянии абсолютного делирия и почти не понимал смысл тяжелого дыхания над ухом. Но чувствовал облегчение, когда пальцы покинули разрез в шее. Больно. Ужасно больно.       — Чёрт возьми. Я хотел просто лишить тебя голоса. Это твоя вина, что ты такой соблазнительный. Чё-ёрт…       Когда Гарет поднялся — Хезер хотел облегчённо вздохнуть. Всё кончилось. Кровь остановится. Кашель пройдёт. Этот кошмар завершился. Но мужчина не спешил покидать мутное поле зрения жертвы. Вместо этого возился со своей ширинкой. Опять к горлу подкатил тошнотворный ком. Насколько же он был больным ублюдком, что готов изнасиловать кого-то в таком состоянии? Погано и обидно.       Стеклянным взглядом юноша наблюдал, как Гарет проводит рукой по полувставшему члену. Использует кровь вместо смазки. Мурчит, прожигая взглядом. Возбуждаясь лишь сильнее от того, что Хезер ещё не знает что его ждёт.       Лишь когда свободная рука вновь запуталась в волосах, когда голова вновь силой запрокинута, обнажив шею, раскрыв рану — страшная догадка, как пощёчина, вернула юношу в сознание. Слабая попытка вырваться бесплодна и бесполезна. Мольбы повисли в воздухе всхлипами и стонами. Гарет что-то мурлыкал, нежное, успокаивающее, так резко контрастирующее с его действиями, что лучше бы не говорил ничего вовсе.       Прикосновение горячей плоти было так знакомо. Но никогда ещё не вызывало столько паники. Рана раскрылась без сопротивления. И на судорожно вдохе Хезер — мужчина вошёл в него. Одним резким движением. На сколько хватило. До конца.       Боль от ножа была резкой. Разрывающей. Сейчас — все мышцы судорожно трепетали. Голосовые связки бесконечно пытались закрыться. Хезер не мог дышать. Не мог проглотить подкатывающий ком. Всё его горло пульсировало в бесконечных попытках избавиться от того, что там быть не должно. Не таким способом. Не так.       Мужчина шумно выдохнул, его хватка в волосах ощутимо стала сильнее. Его гортанный стон, кажется был хуже всего, что происходило.       — Бля-я-ять. Почему я не сделал этого раньше?       Хезер молился потерять сознание. Но не слышать. Не чувствовать. Просто отключиться. Но первый пробный толчок опять вырывал из больного делирия. Насильно заставлял присутствовать при этом богомерзком акте насилия над природой вещей. Ритм Гарета был рваный. Резкий. Силой раскрывающий любое сопротивление горла жертвы. Все спазмы сладострастно ласкали его. Хрящи голосовых связок томно сжимались вокруг члена. Тонкая стенка, разделяющая трахею и пищевод, целовала уздечку. Бархатная поверхность мягкого неба пошло вибрировала вокруг головки. К бесконечному танцу сопротивляющихся мышц было сложно подстроиться. Мужчина почти не останавливался и не давал Хезер вдохнуть. Он наслаждался ощущениями. Наслаждался заплаканным выражением лица юноши. Как кислородное голодание медленно застилает его глаза. А потом резкий вдох и кровавый кашель возвращают не землю. В персональный ад, в то время как сам Гарет чувствовал себя в раю. Хотелось продлить этот момент до бесконечности. Но всё чаще его движения становились менее размашистыми. Короче. Ища больше стимуляции, чтобы наконец кончить в это прекрасное горло. Оставить клеймо. Выжечь этот момент в памяти Хезер как можно сильнее.       В бесконечной агонии боли он даже не сразу заметил как Гарет почти остановился. Как его член будто стремился проделать ещё одно отверстие в горле. Мучительно медленные и короткие толчки смешивались с попавшей на язык кровью и спермой. Вызывали очередной приступ пустой тошноты. Для каждого была своя оверстимуляция. Своими эмоциями и ощущениями. Болью и наслаждением. Непрекращающиеся попытки гортани избавиться от инородного тела будто сами просили ещё один раунд. Продолжали молебно обхватывать член Гарета продолжать. Но это ставило под опасность жизнь Хезер. Кто знает на сколько его ещё хватит в таком состоянии? В самом деле убивать его мужчина не хотел. А разобраться с эйфорией можно и после. Более традиционными методами.       Плоть покидающая плоть мерзко хлюпнула, срывая с раны свернувшиеся сгустки крови. Хезер почти не чувствовал тёплого потока на своей шее. Сложно чувствовать что-то столько нежное, когда вся твоя носоглотка горит огнём. Даже рефлексов уже не хватает, чтобы привести хоть что-то в движение, кроме судорожных спазмов горла, пляшущих будто по инерции. Лишившись опоры в виде своего насильника — тело Хезер безвольно упало на пол.       Истощение. Опустошение. Боль. Агония, никак не желающая уходить. Сил двигаться не было. Кашель изредка ещё прорывающийся — ослаб. На слёзы будто уже не хватало жидкости в организме. Разум через пелену слабо регистрировал тяжелые шаги. Шум воды. Всё казалось таким тихим и незначительным после того, что произошло. Хезер даже боялся что это онемение — его последнее предсмертное ощущение. Но, нет. Его жизнь всё ещё, предательски, не хотела покидать свою тюрьму.       После изнасилования Хезер ощущал себя грязным. Мерзким. Злился и отчаянно рыдал из-за того, что у него так грубо и безжалостно отняли первый возможный опыт, который он не избегал, но не хотел. Считал маловажным. Но та ночь окрасила его в те оттенки чувств, что никому не пожелаешь испытать.       Сейчас. Хезер не знал что чувствовать. Не хотел ничего чувствовать. Раньше у него отняли уверенность. Безопасность. Теперь будто вырвали часть души. С мясом. Оставив раскрытую рану в груди трепетать и гноиться. Юноша снова заплакал. Не механически, чувствуя лишь боль. От всего сердца. От отчаяния. Тихо.