Химия, оказывается, имеет взрывоопасные свойства.

Весна — снег тает, образуя на улице огромные лужи слякоти, почки на деревьях уже стремятся пробиться сквозь кору, в общем — жизнь на планете продолжает свой привычный цикл. Первое апреля — день дурака, у всех вокруг белая спина, кто-то сел на окрашенную лавку и так далее по списку. Кажется, сегодня стоит ждать от друзей, любимых и родных несколько шуточек, чисто из-за того, что вспомнили о таком дне и сразу после подкола забыли, как и всегда. Интересно, Иль Дотторе, как фактор возникновения бесконечного количества даже жестоких шуток, изменит базовое первое апреля в жизни своей возлюбленной или во вторник они обойдутся без казусов? С самого утра Василиса осталась в лаборатории одна, есть чем заняться, пока начальство где-то занято и… Да. Всё изменится и даже встанет с ног на голову. Дверь в лабораторию медленно распахивается, впуская в помещение Второго Предвестника. Эта же дверь громко захлопывается под своим же весом и к ней почти сразу прислоняется спина Доктора, на которого оборачивается ассистентка. — Привет, — на слова девушки несколько секунд нет ответа. — Как дела? Решил деловые вопросы? — шутливо продолжает она, также не слыша ответа. На лице Иль Дотторе не видна базовая улыбка, ощущение будто он тупит взгляд в стену, стоя у двери. Василиса, естественно, не унывает и отворачивается обратно к колбам, в которых по поручению Доктора варганит снадобье на заказ. — Ау? Что-то случилось? — она открыла блокнот молчуна, чтобы удостовериться в правильности своих будущих действий. — Это пиздец, — Слодотко, в удивлении распахнув глаза, поворачивает голову к собеседнику — ситуация описана ясно. Предвестник быстрым шагом направляется в операционную. — Что случилось? — повторяет вопрос, уже шагая к партнеру для выяснения обстоятельств. — Да так, первое апреля на дворе, — он подходит к шкафу с образцами своих творений — шедевр на пол стены с десятью отсеками и ровно тысячью препаратов и зелий. — Розыгрыш от горячо любимого друга, — теперь мужчина роется в полке на уровне своих рук, что-то там высматривая. — Что за розыгрыш? — не может кавалер объяснить все сразу и по-человечески, нужно выбивать объяснения. — Всего-то наркота в чай, — ужасно. — Какие-то пустяковое соли. Смешно, согласна? — а Василиса в ступоре наблюдает за тем, как Доктор поочередно вытаскивает из полки колбочки, очевидно пытаясь найти что-то. — Ну-у… — протягивает ассистентка. — Не очень. Дал тебе неправильную дозу? — возлюбленный балуется всеми запрещенными веществами Тейвата, причин искать что-либо от опьянения не имеет смысла, если он не боится передозировки. — Со-ли, — по слогам повторяет, эффекту каких веществ подвержен. — Мне нельзя синтетические наркотики, — оу… — А… Стесняюсь спросить, почему? — он говорил, что презирает «современные» наркотики, но она не задавались вопросом «почему». — Знаешь, что было, когда я первый и последний раз их пробовал? — клювовидная маска направляется в вашу сторону, показывая, что теперь Доктор смотрит на вас. — Решил, что надо срочно убиваться. Как тупая солевая малолетка, — теперь взгляд устремлён обратно к полке, но напарница кладет свою руку на край отсека. Иль Дотторе говорит даже с некоторой агрессией, явно раздражен и, возможно, встревожен своим состоянием. — Ты хочешь пользоваться нейтрализаторами просто из-за этого? Это же сильно бьет по здоровью, насколько я знаю, — ее перебили. — У меня бесконечные очки здоровья, — смеется ученый. — Пока естественный срок не стукнет. Мне осталось где-то семь-восемь сотен, не переживай, — а вы переживаете, очень даже. — Дотторе, — обеспокоенно возражает Слодотко. — Пожалуйста, давай ты найдешь нейтрализатор и подождешь. Я же тут, — а девушка отлично помнит, как любимый заботился о ней, когда она была в ситуациях, похожих на нынешнюю. И не важно, что она случайно напивалась или это был его эксперимент, дело в другом. — Я смогу позаботиться о тебе. Для этого же и нужны близкие люди, — скажем прямо — Доктор вкалывал ей те нейтрализаторы, которые ищет, когда она справлялась с действием живой порчи. Было плохо. Очень. Настолько, что она теряла сознание от попыток встать с кровати. Это алхимическое соединение, быстро снимающее действие наркотиков, опьянения или психических припадков, соответственно быстро нормализующие психику и психозы, которые преследовали Василису. — Ты хочешь возиться с пьяным человеком? Со мной? — акцентирует на местоимении. — Ты же прекрасно всё понимаешь, в отличии от меня, — а Предвестник, тем временем, нашел то, что искал — колбочка с темным веществом. — Это не смешно и не просто. Ты — ладно, я справляюсь, но… — любимая перебила партнёра. — Ты сомневаешься во мне? — с большей агрессией спрашивает девушка. — Я же знаю тебя… Хотя бы некоторое время. И тебе нечего скрывать от меня, — ученая берет Второго за обе руки, достаточно медленно и спокойно, вразрез словам. Он по инерции действия становится в её сторону и лицом и корпусом. — Чего ты боишься? Что будет грустно и тяжело? Так тебе и до этого бывало. Разве не будет более позитивным решением провести день вместе, как и всегда, даже если… Ну… Над тобой так нехорошо пошутили? Ты же и до этого пил и употреблял, — по движению головы в сторону, можно понять, что Иль Дотторе не очень приятно говорить обо всем этом и, скорее всего, он закатил глаза. — Мне противно, — маска направлена в бок, значит смотрит за Василису. — Я не мелкая девка со всеми признаками позднего пубертата, чтобы за мной ухаживать и следить во время опьянения. — Ты пытаешься оскорбить меня? — а вопрос сам напрашивается. — Нет, — злобный вздох и Слодотко в грудь толкают ладонью с препаратом, который она забирает. — Просто я взрослый человек, которому не нужен уход, потому что я знаю свою норму веществ, чтобы чувствовать себя нормально, — Предвестник проходит мимо напарницы, а она уже подозревает, что действие наркотиков началось. — Что ты делала без меня? — Так тебе подсыпали, ты не виноват, — хоть Василису и злит пренебрежительное отношение к ней и агрессивная подача мужчины, она понимает, что такие люди, как Иль Дотторе под веществами — это жутковато, на этот раз она проглотит его пренебрежение. Идёт за Доктором в основную часть лаборатории, задвинув ящик шкафа. — Заказ. Тот, который седьмой по системе. — Тогда доделывай, потом закрываем лабораторию, — ладно, говорит он мерзко и высокомерно, это откровенно говоря бесит. — Пожалуйста, говори со мной, не как с персоналом, — смелая фраза, но Слодотко имеет на нее право, являясь девушкой Иль Дотторе продолжительное время. — Давай доделаем вместе, если ты можешь, чтобы было быстрее. — Хорошо, — удивительно спокойно для прошлых слов. — На чем остановилась? — Предвестник первый остановился у стола, на котором происходило создание снадобья. — Не важно. — Да, ты понял, — и почему она снова чувствует себя дурой, рядом с Вторым Предвестником, даже когда он грозится вести себя как подросток? — Осталось не так уж и много. — Я сделаю, — и приступает, взяв в руки две тары. Его практически толкает Василиса. — Постой и подожди, — девушка забирает из рук возлюбленного мерные стаканы с жидкостями, пока тот выставляет руки перед собой в жесте поражения и нагловато улыбается, что продолжает раздражать. — Вдруг припадок начнется, разольешь, взорвемся тут оба, — позволяет себе иронизировать, да, есть грешок. — Припадок у меня начнется от твоих шикарных волос, — ох, Архонты, как быстро началось… — Знаешь же, что счастье в мелочах, правда? — Доктор ненавязчиво кладет ладонь на талию напарницы, совершенно навязчиво и ощутимо прислонившись лицом к её виску. — Мне так нравится, когда ты активно реагируешь на что-то и волосы выбиваются тебе на лицо этими смешными прядками, — Слодотко чувствует, как тепло выдоха греет голову, пока нужно достаточно аккуратно залить одну жидкость в другую. — И как ты расчесываешься с утра или вечером после душа. Это так красиво — как будто блеск ламп это звезды, а волосы это бескрайний космос, в котором они тонут и пульсары колеблются природным образом, а гребешок это искажение реальности в виде магии, времени и истинной природы. Никогда не думала, что гео в теории самая сильная стихия, так как из земли и камня состоит вся наша планета? — Василиса не совсем поняла, когда именно накрыло Предвестника, а потому слушает его интересные бредни и смешав вещества мешает их, покачивая стакан. — Анемо вторая, дендро третья и так далее. Наверное, поэтому Барбатос и Моракс пережили войну Архонтов? Хотя… Эту теорию стоит доработать, — он просто нюхает её волосы. Ничего страшного. — Ты только что ее придумал? — Слодотко оборачивается назад, так, чтобы посмотреть на жидкость через свет ламп и понять, есть ли осадок. Допустим, она потерпит домогательства. Говорят, синтетика вызывает всякие животные желания в людях. — Нет, но она пришла в голову. Все равно оды о твоих шикарных волосах бред, поскольку наше небо иллюзия, а звёзды и луна мертвые боги, — и говорит все это бодро, но проникновенно, создается определенная атмосфера. Скорее всего по собственному адекватному желанию, а не из-за какой-либо усталости или смуты в сознании, Доктор обнимает любимицу, немного обойдя, со спины, а голову кладет на ее плечо. — Получается? — о зелье. — Вроде да. Да? — переспрашивает, хоть и неловко, поднимая мерный стакан так, чтобы показать его Иль Дотторе. — Не знаю, — игриво и глумливо отвечает возлюбленный, смеясь в плечо ассистентке. — А как ты сама думаешь? — а та на несколько секунд задумывается. — Нормально, — её перебивают, выхватив из-за спины колбу. — «Нормально» — это средне, — начальство достаточно резво перемешивает жидкости, да так, что мелкий осадок активно плавает по всему стакану и прилипает к стенкам сосуда. — Будь смелее, Василёк, — далее он своим телом слегка двигает Василису вперёд, прижимая ее к столу низом живота и берет со стола теперь уже колбу. Ставит все предметы на стол и берет руки любимой в свои. — Почувствуй это, — её пальцами обратно берет стакан и колбу, та подыгрывает, даже улыбаясь процессу. — Это же элементарное чувство меры, тяжести и консистенции, — слова сопровождаются смешанием ещё одних субстанций. — А далее происходит интенсивное воздействие, — и Доктор достаточно грубо вращает мерный стакан между своих пальцев и пальцев Слодотко, чтобы размешать жидкость. — Которое может привести к восторгу, а может, — он, вместе со своим движением, разворачивает и Василису, так, чтобы он видел просвет в жидкости. — Быть провалом. В нашем случае, всё идёт по плану, но переделать не будет грехом, — Василиса с Иль Дотторе встают в исходное положение. — Понимаешь, о чем я говорю? — Да, — смеясь отвечает девушка. — Как ты вообще понимаешь, когда все идет по плану? Со временем запомнил? — Да, это опыт, — далее стакан еще немного трясут для перемешивания жидкости, а после ставят его на стол. — Но, зная инструкцию, всегда можно понять, что делать, — Иль Дотторе кладет ладонь на свой блокнот, лежащий открытым на столе и переворачивает страницу, далее, цитируя. — «Обильные осадки означают неправильное пропорции, средние норму, а минимальные недобор одного из веществ, желательно отмерять жидкости на весах», вот и все, — написанное предельно понятно, на самом деле. За время работы с Доктором, Слодотко вообще поняла, что его записи всегда ужасно и дотошно подробные, проработанные, а в дневниках вообще описываются все его чувства, как в словах писателя. — Все гениальное просто. А простое гениально в своей простоте, — мужчина поднимает руку девушки к своему лицу и вдыхает воздух, окружающий женскую ладонь, прижимая костяшки ко рту и носу. — Например, ты пила кофе с утра, возилась с бумагами, и только потом приступила к готовке зелья, — на секунду вы задумались о том, как он понял по запаху вашей руки, что вы могли делать, но… — И все это я знаю из нашей жизни. Ты каждый день пьешь кофе, утром дописываешь или дочитаешь документы и только после этого начинаешь исполнять то, что поручено как основное действие. Это настолько очевидно, что даже смешно удивляться, — сказано на самом деле проникновенно, романтично. — Я просто вижу, как ты сладко просыпаешься, нежишься в постели, пытаешься обнимать меня или наблюдать, разбудить, — какой он придурок, вот умеет ведь болтать без умолку. — Идёшь в душ, там обмываешься вкусными средствами и приходится зайти мне, с другим набором сладких запахов. Ты выходишь идеальной — чистой, сладкой, божественно буквально бездушной, раз позволяешь себе быть настолько простой, как человек, но бесподобной, — Иль Дотторе точно накрыло наркотическим опьянением. — Идеальной женщиной, — он буквально зарывается носом в волосы любимой, чувствуя запах ее кондиционера для волос и капельку, совсем небольшую ее естественного запаха, клюв маски не особенно удобно тычется в лицо. — Тебе же было обидно, когда я решил доделать вещество сам? Тебе было неприятно от того, что я не хочу, чтобы ты видела меня в состоянии открытого, распущенного и грешного человека? — Задник ужасно сложный и дурной, но Василиса знает, что ответить. — Да, — Второй Предвестник заставляет немного задуматься. — Наша огромная проблема это доверие, даже сейчас, так что естественно мне не очень весело, когда ты не доверяешь мне что-либо. — Чистая правда, — Доктор наконец-то отлипает от напарницы и обходит стол, чтобы оказаться в противоположной части помещения. — Занимайся делами, я молчу, — с чего он взял, что ей не нравилось? А вот черт его знает. Об этом Василиса и спрашивает. — Почему ты решил, что мне это мешает? — смешок, поскольку раскрытие всех прелестей сознания Иль Дотторе происходит регулярно и в трезвом виде. — Все же было нормально. — У меня ощущение, как будто мозг в трубочку сворачивается, — девушка перебивает быстрой фразой: «у меня тоже». — Ты меня провоцируешь. — Чем? — нужно перелить полученное зелье в правильный сосуд и поставить его отдыхать, чтобы потом и самой заняться этим. Еще помыть используемые стаканы и прочее. — Слушаешь меня и не затыкаешь. Мне кажется, если я начну рассуждать, как мило будет рыться у тебя в кишках ты также не будешь против, — почему так сильно ощущается будто бы пренебрежение или наезд? — Типа я бесхарактерная? — с подозрением Слодотко оборачивается на Доктора, который решил что-то написать и достал с полки над столом листок для этого. — Да, — и улыбается во все тридцать два, подняв голову на девушку. Глаза той округляются от наглости заявления, она полностью поворачивается к Дотторе и, вопросительно смотря на него, складывает руки на груди. — И что? Это удобно в повседневной жизни и практично, — с иронией. — Да я же вижу, что ты не настолько под эффектом, чтобы тебя тут же прощать за оскорбления! — с раздражением проговаривает ассистентка, разворачиваясь обратно к столу, пока партнёр негромко смеётся. — Мне вообще-то неприятно. — Так сделай что-нибудь, чтобы тебя не оскорбляли, — он совсем страх потерял? — Провести курс молодого бойца? — все ещё смеясь Предвестник также пишет, или что он там делает. — Ты мне его уже провел, спасибо, — испачканные тары переносятся на центральный стол, поставлены в раковину. Далее Василиса наклоняется через стол, чтобы дать Иль Дотторе щелбан, но он наклоняется назад, чтобы напарница не дотянулась. Та злобно, но шутливо замахивается кулаком, чем вызывает у ученого ещё один смешок и становится ровно. — Хватит меня бесить. — Я ничего не сделал, — диалог на уровне детей в третьем классе, ей богу. — Сама решила, что я ничего не должен делать и сразу стал недееспособен, раз слегка не в кондиции, — Слодотко в это время ополаскивает оборудование. — Так ты сам напугал меня. Я, как хорошая девушка, забочусь, — ей самой смешно со своих слов. — Я в состоянии ухаживать за собой самостоятельно, — Доктор слегка наклоняет голову в бок, что-то старательно вырисовывая на бумажке. Ах да, он рисует, к слову. — Даже если мои уважаемые коллеги гниды. Не буду показывать пальцем, — и тут же поднимает левую руку над столом, показав сначала раскрытую пятерню, а после зажав на ладони большой палец. — Но тот, который наряжается как шмара. — Регратор? — переспрашивает Василиса, уже отходя за салфетками, чтобы вытереть руки. — Тогда я не удивлена. Ты в прошлом году нормально так «пошутил», — она про испорченную одежду Девятого Предвестника, Второй облил его белизной. — В следующий раз буду еще оригинальнее и оболью кислотой, — пока пассия все еще занята, Иль Дотторе скомкывает бумажку. — Так и скажу ему при встрече, отличная идея, — и кидает её нарочно в сторону Слодотко, которая успела среагировать и поймала клочок бумаги. — Разверни. — Мне кажется, в таком темпе ваши розыгрыши перерастут в покушения на убийство, — мог бы отдать в руки, но, видимо, ходьба для слабаков — ученая разворачивает листок и видит на нем нарисованный цветочек, с лепестками, как будто оторванными в середине. Это василёк. — Как мило. Мне тебе птичку нарисовать? — намек на его прозвище «зяблик». Василиса, проходя между столами, чуть наклоняется, чтобы выкинуть рисунок в мусорку. — Можешь, лучше сразу на лбу, — с наигранной тяжестью в выдохе Иль Дотторе встаёт на ноги и направляется к верхней части помещения. — Ну что, закрываемся? — Да, наверное. Ты хорошо себя чувствуешь? — вопрос для галочки, но… — Нет! — Доктор резко отводит одну из рук в сторону, вторую прижав к груди в артистическом припадке. — Я! Второй Предвестник Фатуи! Ненормальный гений-психопат, которого никто не понимает и все ненавидят, — этот самый великий и ужасный шагает в сторону, чтобы опереться о стол и продолжить дурить, естественно произносится все с подобающей истеричной интонацией. — Я хочу чтобы они все упали к моим ногам и просили прощения до конца своих дней! — ладонь театрально легла на маску, Доктор заливаясь злобным смехом наклоняется назад, изображая тяжело душевно больного человека. Слодотко стоит в метре от него и наблюдая сценку удивленно смеется, прикрыв рот рукой в шоке. — Понимаешь?! — мужчина резко поворачивается в сторону ассистентки, нарочно говорит пискляво, изображая, опять же, злобного гения из книжек. Резко он не только двигается, но и начинает вытворять подобное. — Конечно, — уже в открытую смеясь ученая лишь слегка отшатывается назад, но это бесполезно, её быстренько берут под локоть, далее пара направляется к выходу из лаборатории. — Прекрасно, мой маленький злой подручный, пошли отсюда, — какой же Иль Дотторе иногда придурок. Зато это ужасно весело. — Направляемся захватывать мир, — отпустить девушку приходится, чтобы найти в карманах халата ключ. — Ты решил загнобить меня? — когда искомое было найдено, Василиса уже сама возвращает их с партнером руки в сцепку. — Нет, я шучу, можешь обзываться в ответ, — уж спасибо, что разрешил. Три щелчка в дверной скважине и дуэт разворачивается, чтобы прогуляться по коридору. — У меня начинает рябить в глазах, прекрасно, скоро будет весело, — а Предвестник правда стал активнее. — Сейчас схлопотаю солевую шизу и тогда нам будет ещё веселее. — Нам уже, нет? — она о веселье. — Знаешь, после таких выходок становится страшновато, — теперь комментарий о представлении, устроенном только что. — Может в забытие задушишь меня или убьешь как-то по-другому. — Раз я ненамеренно пьян, мне всё простят, потому что я себя «не контролирую», понимаешь? — тем временем до кабинета Предвестника осталось совсем немного, около трех минут ходьбы. — Это заложено даже в твоей голове как стереотип. На самом деле человек теряет контроль над своими действиями только в крайних степенях опьянения и все мы отлично контролируем себя, просто в состоянии аффекта или крайне измененного сознания оказывается, что все мы конченые животные и уроды, какими бы добрыми и чудесными себя не считали, — а дверь в кабинет не заперта, поэтому Второй пропускает возлюбленную в помещение и заходит сам, говоря с огромными паузами и театральными выдохами. — Если бы мир был таким приятным и ласковым к нам, никто бы не резал своих детей в пьяном угаре за двойку в дневнике, — Василиса аж поежилась от того, какие темы поднимает партнёр. А он, к слову, идёт к себе за стол и вполне расслабленно садится в кресло. — Негативные эмоции это только следствие, причина всегда где-то глубоко в нас и мы никогда не сбежим от себя, — удобно облокачивается о спинку мягкого сидения, медленно крутясь на нем туда-сюда. — Тебе бывает физически больно от чувства безысходности от того, что твоя голова до самого вскрытия после смерти будет закрыта в вакууме черепа и все твои мысли, желания и воспоминания навсегда останутся с тобой в куске мяса, плавающего в цереброспинальной жидкости и никто даже одним глазком не сможет узнать, о чем ты думаешь, если сам не скажешь? — Не знаю, — честно отвечает девушка, садясь напротив любимого на стул. — Мне кажется, я могу понять чувство, как будто в груди всё ноет от того, что очень грустно и тяжело, если ты это имеешь ввиду. — Это происходит от эмоционального напряжения. Когда плачешь ведь, может начать болеть горло — это сокращения мышц. От страха резко становится холодно или жарко и это тоже эмоциональная реакция на внешние факторы. Мне иногда хочется разбить себе голову об стену, — звучит ужасно смешно, но, похоже, Иль Дотторе решил немного рассказать Слодотко о своих переживаниях. Это приятно, учитывая закрытость мужчины. — Просто непреодолимое желание стоять и биться лбом о бетон, чтобы всё заглохло. — У тебя типа… Голоса в голове? — она не глумится и не издевается, просто уточняет. — У меня такого, честно говоря, никогда не было. — Нет, никто не нашептывает мне в уши, — смеется ученый. — Просто слишком много думаю. Это отличный навык: просчитывать вероятности, уметь мыслить трехмерно в реальном пространстве, много знать и уметь это применить, иметь возможность решить любой вопрос, но мне нужно спать, есть, сидеть в тишине и ждать чего-то или слушать других людей и… — он на несколько секунд замолкает и прекращает вертеться в кресле, а Василиса в это время понимает, что ей, кажется, изливают душу. Это так… Странно, видеть, как в Зандике резко переключился рубильник. Он ведь постоянно слушает о ее переживаниях, а сам… — Меня трясет от того, что в голове всегда этот шум мыслей, — Доктор достаточно эмоционально поднимает руки с подлокотников, вскидывает ими в воздухе. — И если я не занят чем-то конкретным, я не могу контролировать этот поток сознания, потому что зацепиться не за что, а если уже занят не могу сразу переключиться на отвлекающие факторы. — Поэтому так реагируешь, когда отвлекаю, да? — напарнице немного неловко молча слушать любимого человека, поэтому и дополняет разговор. — Да. Раздражает, — клюв маски направляется на девушку. — И твои жалобы на мой образ жизни никогда не сработают, потому что я не знаю способов, как по-другому с тем же успехом глушить свою голову. Когда мы находимся в состоянии помутненного сознания, оно становится примитивным — поесть, попить, найти развлечения и напоследок женщину. И не говори мне ничего про психотерапию! — машет руками в стороны, выражая жестом протест и отказ. — Никто, — он садится прямо. — Ни-кто не будет знать, что у меня есть проблемы личного характера. Я не мальчик с улицы, на которого не нужен компромат или то, на что давить, если понадобится. — А что тебе ещё делать, если реально плохо? Я не хочу обижать тебя, — Слодотко тоже садится ровно, даже немного наклоняясь вперёд. — Но таких как ты полный дурдом на западе области. После, как ты до этого говорил, порезанных детей или вен. — Пф-ф, ты пытаешься сравнить меня с дегродами, которые устроили семейную поножовщину или загрустили о том, что мамка отругала и пошли вены вскрывать? Ты совсем дура? — его привычка к высокомерию и принижению чужих проблем иногда вымораживает. — Я не убил ни одного человека без четкой цели. Ни одного, — теперь и Доктор наклоняется в сторону партнёрши. — Это не доставляет мне удовольствие, как в книжках о маньяках, Василиса. — Не считая желания выпустить мне кишки, да? — её от этих слов Предвестника всегда морозит. Если вдуматься, это же край каких-то базовых моральных ценностей человечества… — Это другое, — Слодотко невольно улыбается настолько глупому оправданию и отводит взгляд в сторону. — Это желание определенного ритуала. Вы, женщины, все дружно хотите слиться душами со своими парнями, обижайтесь, если не уделяют внимание. Я воспринимаю эти мысли как желание смешать кровь и плоть в луже душ, раз они уже вместе, — какой же псевдо романтичный бред он несёт. — И хочу, чтобы ты могла сделать со мной то же самое и сделала это. — Ты понимаешь, что несёшь? — резонный вопрос. — То есть у тебя в мечтах все это будет парным суицидом путем вспарывания животов, я правильно поняла? Мне кого звать, бригаду охраны или дурдома? — Спасибо за отличный вариант, но я, кажется, никогда не принуждал тебя ни к чему и ты сама позволяешь мне говорить об этом. Я знаю о человеке и его строении достаточно, чтобы видеть в людях просто безликую массу мяса и наличием лика ты и ещё несколько людей отличаетесь от той самой массы, — его перебили. — Уж спасибо, — с сарказмом произносит Василиса. — Не за что. Эффект этой мерзости должен закончиться часа через три, — второе предложение было сказано, скорее, самому себе. Доктор ставит локти себе на колени, чтобы удобно опереться. — Соли, как неорганический наркотик, вызывают быстрый и резкий прилив эйфории и прочих прелестей, но быстро перерабатываются организмом. Скоро будут отхода, буду плакать тебе в плечо, — улыбаясь с долей иронии, Иль Дотторе добавляет ещё один факт о своем состоянии. — Как мило. Я ждала этого когда-нибудь, — проговорилась девушка, тут же осекая себя взглядом на любимого. — В смысле ждала? — смеясь спрашивает Иль Дотторе. — Ну… — кажется, ей все же придется объясниться. — Ты же понимаешь, что я знаю, что ты… — как-то неловко и тяжело говорить об этом вслух. — Иногда плачешь ночью. И это знают все, кто спят с тобой дольше недели, наверное… — вопрос должен иметь ответ вне физических звуков, поскольку Слодотко и так знает, что это правда. — Значит, ты знаешь? — значит Доктор не знает… Или делает вид, что понятия не имеет о теме вашего разговора. — Миленько. Но ты же тоже плачешь после кошмаров, — это правда, которую девушка и не скрывает, наоборот счастлива от того, что ее поддерживают в тяжёлые моменты. — И я не упрекаю тебя в этом, даже учитывая то, что ты будишь меня этим. — А я, разве, упрекнула тебя? — пришло время откровений, судя по всему. Василисе, как трезвому человеку в данной ситуации, тяжелее взять и открыться, но эту тему давно нужно было обсудить. — Мне просто бывает тяжело игнорировать это. Я же волнуюсь за тебя также, как ты за меня, ты знаешь. Страшно лежать ночью и слышать, как кто-то плачет, — Иль Дотторе подставил под подбородок кулак, все еще сидя сложившись почти пополам в сторону Слодотко. — Значит, тебе все еще бывает страшно из-за меня? — отличный вывод, похоже, он переводит тему. — Очаровательно. Знаешь, мне ужасно льстит, что я пугаю кого-то, — он точно переводит тему. Ладно, допустим, они все равно обсудят этот вопрос, не важно, сейчас или через три часа, а может три месяца. — И мне искренне доставляет удовольствие знать, что меня ненавидят. Странно, да? Я часто думаю, что таким образом сублимирую самое яркое потрясение из подросткового возраста, — оу… Партнерше даже о таком расскажут. Удивительный момент. — Но я скорее пытаюсь запугивать людей, чем вызывать в них ненависть, а значит это другое, просто замещение. Знаешь, как страшно, когда из тебя лезут органы? — у девушки по спине прошлись короткие мурашки, поскольку Иль Дотторе говорит с улыбкой и тоном, будто все это забавно и никак не относится к реальности. — Думаю, поэтому я и хочу видеть чужой страх, это так мило. Мне так нравится видеть, как люди меняются в лице от одного моего слова или поворота головы, никто ведь даже не видит, смотрю ли я на них… — жуткое зрелище. Доктор опускает голову и кладет лицо на ладони. — Это очень уморительно. И знаешь, говоря о шуме головы, я ведь чуть не сошел с ума, пока мастерил Срезов. Или сошел, — мужчина весело улыбаясь садится ровно и уперевшись ногами в пол снова слегка крутится в кресле, пока Слодотко вынуждена просто слушать поток его мыслей. — Копия моего сознания в зацикленной версии, которая не может развиться дальше в смысле своего разума и физических возможностей. Иногда я ловил себя на мысли, не являюсь ли я клоном самого себя, который решил, что является создателем? Может я занял место Альфы или Омеги и внушил им, что я и есть физический организм, а не кибернетическая репродукция? — и напарница поняла, почему Док чуть не сошел с ума — у нее самой сейчас по черепу трещина пойдет от шизофренических рассуждений. — А… Что за Альфа и Омега? — Иль Дотторе редко рассказывает про Срезов, это очень интересно. — Последние два Среза, находящихся в моем нынешнем образе. Ну, почти, маски и длина волос с повадками отличаются, — стоит только представить, — три почти одинаковых Дотторе, — сразу то ли смешно, то ли тревожно. — Я до сих пор думаю об этом иногда… И хочу проверить эту теорию, — наклон головы к плечу и очень волнующие слова далее. — Отрезать себе палец или нанести такие травмы, которые система конструкций считала бы нормой. С другой стороны — я провел достаточно времени без них, чтобы понять, что я — это я. Возможно это просто желание, которое всегда со мной, но мозг пытается обосновать иррациональную тягу к самоповреждению какими-то проверками, — Василиса не знает, что говорить, поэтому молчит, но несколько секунд тишины быстро заканчиваются. — Ты боишься меня? — начинается… — Ты знаешь ответ на этот вопрос, — поиграть в загадки было бы интересно, но момент не тот. — Иногда да. Скорее ты можешь заворожить, если не вызвать страх, я же знаю, что ты не сделаешь ничего… Ну, хуже, чем делал, — просто честный ответ, ей не тяжело сказать эту правду. — Меня умиляет то, как ты формулируешь мысли, — а Доктор неожиданно двигается ближе к напарнице, вместе с креслом подъезжает так, что его колени упираются в стул Василисы, а ее в ткань кресла. — Но ты ведь ненавидишь меня, да? — С чего ты опять взял какой-то бредовый факт и выдал его? — та с некоторой неловкостью садится ровнее. — Ты хочешь, чтобы я признала, что ты доминируешь над моим восприятием реальности? Всё-таки твой план — гнобить меня? — со смешком девушка даже немного наклоняется назад, все же Иль Дотторе в «опасной» близости. — А это не должно обсуждаться, — Второй опирается ближней рукой о стол, наклоняется в сторону Василисы по мере того, как она наоборот пытается отпрянуть назад, пока не опирается спиной о спинку стула. — Потому что это правда. Ты ведь ничего не можешь мне сделать, даже если я сделаю что-то, что не нравится тебе, — Слодотко, кажется, стало ясно, что он делает. — Ты специально меня провоцируешь? — это вопрос, но в большей степени утверждение. — Зачем? Чтобы мы тут подрались? Тебе что-то наркотики в голову навели? — Конечно, я ведь так хочу, чтобы ты меня ударила, — он изображает почти комичное возбуждение. — Я так хочу прокрутить все свои травмы вокруг тебя, я так хочу довести тебя до отчаяния, чтобы ты сделала со мной самое страшное и повторила со мной четыре самые страшные ситуации в моей жизни, — или не изображает… Берет Василису за грудки, натягивая воротник одежды. — Одну из них мы проработали, далее ты должна будешь взять нож и распороть мне брюшную полость ровно по шраму, — Архонты, такого морального давления ассистентка давно не чувствовала… В груди аж все заколыхалось. — И бросить в самую отвратительную больницу, чтобы я подхватил заражение крови и выжил только из-за регенерации, — руки переместились на плечи любимой, а той не очень нравится припадок Предвестника, та в ответ кладет ладони на плечи мужчины, но чтобы отодвинуть его. — А дальше еще смешнее — просто вывести в пустыню, чтобы я рыдал от страха, безысходности и собственной бесполезности, беспомощности, ничтожности, чтобы искренне мечтал о скорейшей смерти в лихорадке и под жарящим солнцем в придачу, хотел, чтобы меня ещё раньше просто сожрали тигры, как одну знакомую дуру, — тон голоса стал показывать то, что Доктор на грани настоящей истерики, а не шуток и баловства или попыток пугать свою пару. Что ж… — Дотторе! — Василиса с возможным в их положении размахом бьет Второго по лицу, что могло бы быть драматичным, если бы её не трясли за плечи и перед ней не находился бы ужасно пьяный человек в состоянии, похоже, психоза. — Прекрати, чем больше ты думаешь об этом, тем хуже себя чувствуешь! — а тот сразу же начинает смеяться, прижав ладонь ко рту. А часто люди во время смеха всхлипывают?.. Какой же сумбур. — Торе, ну пожалуйста, успокойся… Как мне тебе помочь?.. — пытается говорить по-доброму Слодотко. — Я хочу, чтобы ты знала об этом. Чтобы ты знала, что являешься катализатором абсолютно всех событий, которые привели меня сюда, — а голос срывается и хрипит, эмоции льются через край. — Я же не могу вырыть тебя из могилы и сказать это по-другому, моя хорошая, — Зандик хватает Василису за шею, а та в эту же секунду понимает, что не ошиблась — психоз. — Я же даже не знаю, где, блять, они тебя похоронили, — это нужно прекращать, он тут убьет ее… — Так, Дотторе, так не пойдет, — рука в кармане, ассистентка пытается отцепить от себя чужую, ковыряя пальцы, параллельно достав капсулу с тем самым лекарством, которое они с Иль Дотторе взяли в лаборатории. — Убери от меня руки и пей, — она не думая об особенном сопротивлении пихает от себя партнёра, пока тот пытается устроить драку, хватая девушку и за руки. — Так! — в голове Слодотко же крутится одна и та же фраза: «не паникуй», повторяется уже десяток раз. — Пей или я уйду и будешь тут один, как хотел, башкой своей тупой об стены биться! — тон повышен, потому что по другому не слышит. — А кто сказал, что я тебя выпущу? — база. — Я сказала, — сказано сквозь зубы, напарница уже не держит себя в руках, пользуется общим состоянием мужчины и удивительно легко вырывает одну из рук из чужой и не стесняясь ещё раз бьёт Второго по лицу, уже не ладонью, а кулаком, так, что с его лица случайно слетела маска, костяшки попали по креплению, с характерным звуком ударившись о пол. Пока он в моменте удара она встаёт со стула, тот крупно шатается, но не падает. — Прекрати свои сопливые бредни, пока я сама тебя нахрен не убила! — естественно без озлобленного крика и матершины здесь не обошлось. — Я, Василиса, ещё здесь, чтобы ты и правда лбом не пробил что-нибудь, а не чтобы ты угрожал мне и опять пугал своей мертвой бывшей! — у горла прямо кипит злость, которую никакое неловкое молчание далее не потушит. А Предвестник так глупо смотрит в лицо Слодотко, соответственно растерянно улыбаясь, что хочется самой ему голову разбить. — Что ты опять пялишься на меня?! Все в любых состояниях могут себя контролировать, да?! — девушка грубо кладет на стол колбу с лекарством и садится на место, передумав уходить. Берет Доктора за лицо обеими руками, нарочно смотрит ему прямо в глаза. — Смотри, это я, не она, всё это было несколько веков назад и сейчас все хорошо. Ты в своем кабинете в Снежной, а не Сумеру, Дотторе, все что было — шрамы и воспоминания, ты цел и невредим, — а у того будто взгляд стал чётче фокусироваться, дёргает головой, чтобы отпустили. — У меня галлюцинации, — смешливо предупреждает, наклоняясь к полу, чтобы подобрать маску. Василиса уже хочет попросить не надевать ее, как ее опережает новое разъяснение. — Помнишь я как-то говорил, что почти всегда хожу в маске, потому что отрекаюсь от своего прошлого и без нее чувствую себя будто голым? — маска щелчком выпускает завитушки за уши мужчины, закрепляясь на лице. — Мне спокойнее от понимания, что на мне атрибут нынешней жизни, — садится обратно ровно, облокотившись о спинку кресла. Фух, его получилось успокоить… Стоит ли спросить о подробностях его прошлых слов? — В смысле, ты заметила, что кроет меня нещадно, лучше почувствую давление на лице и лишний раз удостоверюсь в том, где и кем являюсь, — после следующих слов девушка нервно сжимает ткань брюк на коленях, а Иль Дотторе слегка поворачивает голову в сторону. — И вообще я случайно ее убил. Она… Там была такая ситуация, — ее впервые погрузят в подробности?! Слодотко сейчас в обморок упадет от шока… — Что мы занимались лечением одного человека и он случайно умер. Тогда да, я впервые совершил врачебную ошибку, был еще мелкий и тупой. Мы оба испугались, запаниковали, она хотела пойти сообщить, потому что, возможно, его ещё можно было реанимировать, я попросил её остаться и помочь исправить это самим, — голос ровный, Доктор ставит руку на подлокотник и пальцами трогает воротник рубашки, нервно теребит ткань. — Она начала истерику и я ей поддался, началась какая-то дурацкая драка, я её уронил, кажется начал душить или что-то такое на адреналине… Потом шторы опустились и я не помню что конкретно сделал, но помню, что очнулся только когда она лежала подо мной, из разгрызанного куска шеи брызгала кровь, на полу ошметки мяса и рвоты, — Василиса в ужасе пялится на Дотторе. Она бы, наверное, даже не смогла пережить что-то подобное… — В целом, я просто защищался и являясь мальчиком был сильнее, но потом итак нестабильная психика повела в сторону жестокости. Я же с глубокого детства очень эмоциональный, — он ещё и про то, каким был в детстве хочет рассказать? Брюнетка внимательно слушает, стараясь не напрягать Предвестника пристальным взглядом или вопросами. — И эмпатия во мне была… Или это не она, а умение видеть чужие чувства и угадывать поведение. У меня же деструктивная семья, как положено, — невольно подшучивает над собой. — Вообще я тогда был мнимым и воспринимал все близко к сердцу, меня даже гнобили за это, плакал же по любому поводу, — девушка во время паузы сипло перебивает. — Я даже не думала, что ты мог быть таким хоть когда-то… — Потому что подавил. И знаешь, что самое смешное, — поворачивается на возлюбленную. — Валя приехала по обмену из Снежной, по имени понятно, и после её смерти Пьеро привел меня сюда. Мне кажется это и создало вокруг нее культ в моей голове, типа это судьба, она катализатор всех бед и свершений в моей жизни и так далее. Ну, мыслить здраво в тот момент было невозможно, — усмехается и продолжает, уже уложив голову на кулак. — Это её родители наняли пустынников, чтобы те убили меня. Те вспороли пузо, но я так орал, что люди с улицы привели стражу, — смеется уже в открытую, а Василисе откровенно страшно и от истории, и от реакции на нее — ему сейчас смешно с этого? Они больше года к интиму не приступали из-за этого шрама, да у Доктора такой комплекс и паника начинается, когда нужно оголиться, что это всё просто недостойно даже внутренней усмешки над собой! — Там ещё и хотели отрезать все что не приколочено, она же девушка и так далее. Странно об этом подробно вспоминать, меня трясти начинает, — и она видит, как Второго слегка колотит, голос тоже выдал это. — Не нужно, если тебе тяжело, — старается подбодрить, но не трогает, пока не просят. — Я услышала тебя и это правда ужасно… Даже и не знаю, как правильно утешить тебя, чтобы стало полегче, — Предвес тник поворачивает голову на Василису со слабой улыбкой, прикусывает губы. — Не надо меня утешать. Я говорю это, потому что если вслух не в истерике выговорюсь, психоз не наступит и я скажу все, что лезет в голову как человек, а не животное под солью, — как же ученую иногда раздражает, что Дотторе считает жалость исключительно негативным проявлением. — Ты считаешь жалость проявлением неуважения, потому что сам её не чувствуешь в добром формате? — высказывает предположение, что пришло в голову, пока Доктор с выдохом кладет ладонь на маску в жесте как будто разочарования. — Всё я чувствую, просто все одинаково реагируют на чужие трагедии — «соболезную, мне жаль, какой ужас», я слышал это очень много раз, — теперь складывает руки на груди и тут же немного наклоняет голову в бок. — И никто, главное, не спрашивает, что я хочу услышать. — И что бы ты хотел слышать в ответ на свои страдания? — тут же спрашивает Василиса, чуть ли не перебив. — Да так, — ухмыляется. — Что я прекрасен, гениален, что я вышел сухим из воды и не отсидел за убийство или другие прелести, а потому мои умственные способности неоспоримо велики, — поднимает одну из рук, шутливо покачивая кистью при перечислении. Напарница с осуждением смотрит на него, ведь спрашивала абсолютно серьезно. — Я, возможно, нарцисс, ты и сама это говорила. Люблю быть в центре внимания, чтобы меня признавали, только в карьере нахожу утешение, контролирую всех вокруг себя и заставляю повторять свои паттерны поведения, пытаюсь влиять на людей вокруг всеми доступными способами, — а она улавливает суть — и правда, черты упомянутого нарциссизма присутствуют. Но диагнозы то у него другие, хотя Василиса понятия не имеет, когда и кто его диагностировал и было ли это вообще. — И вот это у меня точно появилось после отчисления из Академии, тут я уверен. Архонты, как меня прёт, — посреди очередных психологических рассуждений дурно хихикает, все еще поднятой рукой теперь приглаживает волосы на макушке. — А как это проявляется? Ты говорил у тебя галлюцинации… — Доктор весело свистит на её вопрос, садится ровно, увлеченно начинает говорить. — Я вообще люблю не совсем эйфоретики, у меня же нежная душевная организация, мне бы наоборот расслабиться, — Слодотко видела обратное, кажется, как он принимал амфетамин несколько раз почти при ней. Предвестник активно жестикулирует. — Алкоголь в этом помогает, поэтому и пью больше, чем употребляю. Прет — в смысле у меня немного плавает перед глазами, дёргаюсь, с ходу возбуждаюсь, ты могла заметить по попыткам запугать и так далее, — та кивает, а Дотторе снова откидывается к спинке, достаточно резко. — Кстати, начинается паранойя, я слышал, что на солях людей очень часто спецназ пытается штурмовать и так далее, — теперь накручивает на палец длинную, итак завитую челку. — Срез как-то рассказывал мне о первых приходах, — ого, снова упоминает свои сегменты. Обычно вообще о них не говорит, а сегодня вон как много. — И говорил, что можно тупо увидеть мультики на время действия наркотика. То есть лежишь смотришь, что тебе твоя больная фантазия покажет, я такого вроде не наблюдаю, — девушка и сама садится удобнее и расслабленнее, даже слабо улыбается эксцентричной и громкой болтовне любимого. — А галлюцинации страшноватые. Знаешь, это даже описать сложно, — медленно покачивает головой с одного бока в другой, пока говорит. — Вроде все хорошо, меня нормально несет и я почти могу это контролировать, качнул головой и всё, пошла жара, перед тобой уже другой человек, чужой голос и прочие прелести. — С ума сойти. По твоим детальным описаниям, конечно, можно понять, как это, но даже не верится. Это же считай как во сне находиться, — рассуждает брюнетка, ей в ответ усмешка. — В том то и прикол, — играется тоном, явно доволен тем, что доходчиво объясняет. — Поэтому и торчат. Но это мерзость, я примерно также загнался, когда принял раз в жизни, но тогда у меня не было нормального трип-ситтера и я, как говорил, решил, что нужно срочно совершать суицид, — юмор продолжается, Василиса только и думает о том, как хорошо, что Доктор повеселел, хоть и говорит о таком. — За все свои грехи и естественно потому что иначе меня казнит Селестия, персонально прилетит что-то и убьет. Было невероятно весело и позитивно, особенно тем, кто потом меня держал, — девушка вскидывает бровью от сказанного. — Чтобы в петлю не влез? — ей моментально отвечают с энтузиазмом. — Не совсем, — пожимает плечами. — Я очень склонен к различным фиксациям, вероятно поэтому так много и подробно знаю в итоге, — складывает ногу на ногу, вот не сидится ему на месте, постоянно ерзает. — Ты в курсе, так вот, мне тогда очередной раз жутко начала нравиться тема жертвоприношений и я хотел вспороть себе горло у статуи Архонта, — Василиса слегка истерично прыскает смехом на выдумку партнёра, надо же додуматься. — Она не слишком далеко от нас, но когда мне сказали никуда не идти я решил, что должен сделать это у её трона в переговорной, если на улицу не пускают, но, как видишь, не дошел, — рассказывает, как будто это не ужасающее событие, а веселая история. — Да и никаких гневаний в мою сторону так и не произошло, так что все отлично. — И чего мне если что бояться сейчас? — настороженно. — Ничего. Я пока нормально себя чувствую, пока вокруг спокойно и ты меня слушаешь жизнь прекрасна, — льстит, но быть наготове явно стоит. — Только того, что мне может показаться, что у меня под кожей червяки или начнется мания величия с оттенком шизофрении, может мне боги начнут в уши шептать, — усмехается, покачивая ногой. — Что вполне вероятно, мне на пару секунд даже пока сам болтаю кажется, что слышу кого-то. Наверное это паранойя, — поворачивает голову к входной двери. — Ты ведь не слышишь ничего, верно? — Слодотко вертит головой в ответе «нет». — Вот и я о том же. Слушай… — переводит взгляд на любимицу. — Пойдем в комнату. — Тебе страшно? — переспрашивает, уже готовая встать и пойти в спальню. — Нет, но тревожно. Я же говорю, я слышу, что там кто-то ходит! — кладет обе ладони себе на виски, массирует пальцами кожу, немного наклонившись вперёд. — Я полностью осознаю, что в наркотическом опьянении, меня разыграл Панталоне, нарочно дал препарат, который я презираю, у меня были и могут быть галлюцинации, приступы озабоченности и тревожности, зацикленных действий и неадекватные желания совершать эти действия по много раз или могут быть абсурдные желания, меня трясет, мне немного грустно и я расстроен тем, что помню свою жизнь, — проговаривает как мантру, говоря это все тише, под конец совсем выдыхая воздух из лёгких и закрывая лицо руками, как может с маской. Для Василисы стало небольшой инструкцией, она то наркотиками не интересуется. — Хорошо, солнце, — не находит более нравящегося ей в данной ситуации ласкового обращения и встаёт со стула, кладет ладонь на плечо Доктора. — Там никого нет. Мы с тобой пойдем в комнату и все будет замечательно, еще поговорим, я принесу тебе воды или схожу за едой, договорились? — свободной рукой берет со стола колбу с зельем, чтобы если что оставалась рядом. Дотторе встаёт. — Ты же мне веришь? — Ну, — с улыбкой ведёт головой в сторону, значит слегка дурачится. — Да. Ты, может быть, единственная, кому я могу доверять в этом корпусе, — посмеивается, обходя свое кресло, чтобы пойти к скрытой двери, Василиса быстренько доходит и перегоняет Предвестника, чтобы быть у него на виду и самой видеть его. Сама жмет красную книгу, рычаг. — В таком смысле точно да. — Приятно знать, — якобы беззаботно отвечает девушка, по факту находясь в легкой панике. Что ей делать с ним, просто успокаивать, пока не уснет? — Чего ты хотел бы сейчас? — уточняет для понимания плана действий. — Тебя, — коротко отвечает, также проходя в свою же комнату, пока девушка с осуждающим, но весёлым выражением лица обернулась на него. — Я не шучу, ты знаешь, что мефедрон — наркотик для секса? — причем здесь другой синтетический препарат ей объясняют почти сразу, но Доктор идёт к окну в помещении. — С солью также. Синтетика это почти бычий кайф, — терминов она не понимает. — Эффект есть, но спадает быстро и с первого раза вызывает зависимость. Как положено хочется жрать, принимать больше и больше, секса, крови и так далее, — закрывает двустворчатое крупное окно не тюлем, которым они обычно прикрыты, а темными занавесками, которые Предвестник почти не трогает, девушке даже казалось, что он повесил их чисто для декора, цвет то тёмно-коричневый, подходит под помещение. — Что такое «бычий кайф»? — спрашивает, подходя к Иль Дотторе, что тут же оборачивается на нее, достаточно по его мнению закрыв свет весеннего вечера. Стало темно. — И чего ты окна закрыл? Четыре месяца в году светло большую часть дня, надо радоваться, — девушка, несмотря на опьянение любимого человека, слегка обнимает его на плечах. — Потому что не хочу, чтобы нас видели, — а, хорошо, Слодотко стало понятно, что у него паранойя, она не будет мешать ему в попытке укрыться от мира. — А «бычий кайф» это тот, что дается легко и вызывает чисто ощущение употребления. Я, конечно, чувствую мощные эффекты, но для меня такая эйфория — мерзкая и гадкая, — он тоже обнимает ученую, сразу же кладет лицо на ее плечо, скорее только рот прижимает к ткани одежды на нем, маска не даёт сделать иначе. — Слишком очевидная и эти глюки в целом абсолютно конченые. Мне это не нужно для удовольствия, это точно, — выдыхает, встаёт ровно, а Василиса рада, что с ней честны, теперь мягко гладит плечи мужчины, слабо улыбаясь. Он такой искренний сегодня. Хоть и страшно и даже неловко, немного противно и пугающе от его состояния, она никогда бы не оставила Доктора одного. — Я люблю эйфорию от работы, знаешь, — отпускает её, проходя к постели — плюхается на нее прямо лицом, девушка уверена, что маска неприятно надавила на нос. — Это чувство, когда сделал все дела и отдаешь заказы или закрываешь контракт, это так приятно, — резво переворачивается на спину, а Слодотко садится на постель рядом, слушает внимательно и улыбаясь почти натянуто, чтобы не сбивать позитивные мысли близкого. — Вот это настоящее счастье. А то, что дает алкоголь или наркотики — просто эффект, кратковременный, резкий, бесполезный, даёт душе спокойствие или веселье, но такое, что аж неприятно, — она солидарна с мнением мужчины, а потому, пока он расслабленно валяется поперек кровати, угукает. — Я же пью, только чтобы чувствовать себя спокойнее, а употребляю, чтобы больше работать. Это глупо, я знаю, не говори ничего, — выставляет перед брюнеткой ладонь, подтверждая то, что не хочет слышать упреков. — Но такая у меня психика. Слабая, хлибкая, нежная, — перечисляет, а Василиса в это даже поверить не может. — Я подвержен зависимостям, чувствителен. Иногда мне буквально физически нужно расслабиться, чтобы не поехать крышей, — он говорит уже долго, но перебивать его не хочется, пусть лучше выскажется, чем будет молчать и закроется в очередном припадке. — И Я плохо умею это делать. Выместить агрессию или особенно яркие чувства — легко, на это мне и нужен зал, но более приземленные, — усмехается, разложились звёздочкой на кровати. — Я слабак и рохля, стоит признать. — Нет, — сама усмехается, ложась боком на локоть рядом. — Ты просто не понимаешь, как ещё решить проблему. Не видишь других выходов, — Слодотко смотрит вверх на угол постели и балдахин, что уже несколько дней задран к нижней колонне кровати, чтобы открыть «проход» к кровати. — Что нормально для любого человека. Ты, наверное, привык глушить всё тем, что изменяет состояние сознания. Это плохо для здоровья, психического в том числе, но ты, я думаю, не полностью виноват в этом, — тепло возвращает взгляд на маску мужчины. — В этом виновато то, что окружающие тебя люди ранее нормализовали такой образ жизни. Если бы ты не видел норму в распитии, употреблении, ты бы и не начал, — Василиса судит по себе, ее семья почти не пьет и она сама вследствии этого до встречи с Доктором пила только шампанское на новый год. — Так что не грусти по этому поводу. Я же стараюсь, чтобы ты прекратил, — ласково прикасается к любимой щеке, слабо оглаживая скулу. — Стараешься, — выдыхает. — Но я слишком сложный для просто стараний. Ты сама кучу раз говорила это, — к сожалению, заявление является правдой. — И после того, что я наговорил сегодня, ты только чётче это понимаешь, — перекладывает голову на простынях в сторону возлюбленной, что все еще трогает его лицо. — Прости меня, — внезапно. — Прости… Я же правда не хочу причинять тебе неудобств, — улыбка немного кривится, Василису пробивают нервы — он что такое говорит? — И никому. Я же хочу спокойно жить и делать то, что нравится. Я всем всё порчу и всех уничтожаю. Все порчу. Меня все ненавидят, — сорвано вдыхает, это всхлип, губы поджались. — И ведь заслуженно. — Торе, ты чего? — Василиса обеспокоенно наклоняется к Доктору, стараясь понять, правда он плачет или ей кажется. — Прости меня, — скрипит голосом. — Я так тебя люблю, — прикрывает рот рукой. — Прости. Пожалуйста, прости меня, — истерично кладет обе руки на лицо, все еще скрытое маской. Слодотко оперативно, хоть и подверглась панике, щелкает креплениями маски, убирает ее с лица мужчины, мельком видит его слезы на глазах, что тут же стёрты его пальцами. Грубовато, но берет Доктора за плечи и садит его, пока тот мокро всхлипывает, также резко выдыхает от слез. Обнимает его тут же, прикладывая одну ладонь к затылку, а другую к спине. Гладит медленно и спокойно, пока в груди разрождается впадина — он плачет при ней навзрыд, хрипло дышит, хлюпает носом, дрожит, не дышит по несколько секунд после резкого, влажного вздоха. Давит своими ладонями на лицо, упираясь лбом в её плечо, пока с хлюпающим звуком рыдает. Этот человек, Иль Дотторе, что выбивает людям зубы об стол, режет трупы на банки, готовит незаконные вещества и зелья, играет эмоции в каждой интонации каждой буквы в слове, что мастерски манипулирует людьми вокруг, даже ей, пытаясь внедрить в голову свои желания, угрожает и пакостит, заставлял рыдать почти ежедневно от эмоциональных качелей первые полтора года знакомства, в конце концов жаждал так вдохновенно и смело уничтожить богов где-то высоко-высоко над головой своими руками, чтобы самому стать божеством и мир лежал у его ног… Сейчас просто плачет в плечо девочки, которой доверяет. Безотчетно любит, даже не зная истину этого чувства, рыдает истерически и припадочно, весь дрожит и трясется, взрослый мужик, что сотворил такое, что любые, даже самые искренние слезы не уничтожат вину. И Василиса судорогой в груди чувствует к нему сочувствие. Ей буквально физически больно за любимого человека, она гладит, целует голову, прижимает к себе, пока ее уже обнимают под плечами, соплями и слезами смачивая рубашку там же. — Я не хотел делать ничего плохого, — тихо, сдавленно, скрипуче и с болью, невероятной болью отчаяния. — Я не хочу делать никому больно… — совсем пищит, прежде чем снова всхлипнуть. — Тише, Дотторе, — боится назвать настоящим именем. — Все хорошо, я знаю, что не хочешь. Все нормально, — гладит его по затылку, чувствует, как к ней сильнее прижимаются лицом, слышится совсем тихое мычание, это выдох, а далее такой же сопливый вдох. — Милый, тише, — она не знает, как успокоить его, если быть честной. — Ты сделал многое, но сейчас это не слишком важно. Сейчас ты дома, я с тобой, я люблю тебя, — старается хоть как-то приободрить. — Да я уж слышу, — запыхано, тяжело. Он сам пытается успокоиться, выплакав брюнетке часть своего желания, но немного задыхается. — Я сделал слишком много. Думаешь, почему я рыдаю ночами? — упоминает тему, которую та хотела бы обсудить ещё давным-давно, когда только начала постоянно ночевать у Иль Дотторе. — Мне снится полный пиздец, как режу не я, а меня, то, как сильно я виноват, как я жесток и так далее, — шмыгает носом и выпрямившись с девушки, на которую навалился, обтирает лицо ладонью. — И про прошлое и про настоящее. С детства ничего не изменилось, я все еще постоянно плачу, — бас становится выше от желания плакать, партнерше так больно слышать именно эту интонацию… — Но теперь в одиночестве. Странно говорить это кому-то, а не самому себе, — опять намекает на Срезов, что ясно, как день, опять прикладывает ладонь к лицу. — И вообще странно все это, ужасно мерзко, хочу никогда больше не чувствовать этого и не знать такого чувства, — немного склонив голову и скривив губы продолжает тише. — Но раз в несколько дней это снова происходит, — и Василиса снова обнимает его. С самозабвенным желанием заботиться, приласкать, утешить, обнимает. Она не может понять его, но может быть близким. Может быть тем, кого когда-то наняли вместо Срезов, кого когда-то видели другим человеком, кого пытались проверить и ломать… Но сейчас то она в тех самых отношениях, что дали ей больше эмоций и опыта, чем вся осознанная жизнь. Что дали ей понять, кто она, где она нужна, кому нужна и зачем. Она уверена, что эти ощущения в груди не врут — она любит именно Иль Дотторе, Задника, этого мужчину и мальчика, что ведет себя часто отвратительно, но жить стоит именно ради таких моментов. Когда он открыт, беззащитен, обнимает в ответ и весь дрожит, дышит сорвано и старается глубоко, чтобы успокоиться, но, кажется, даже счёт не позволяет ему прийти в себя. Когда мычит одежду слезами, говорит искренне, ведёт себя как есть, припадочно или настолько открыто, когда можно увидеть его настоящего и узнать все, что дают. Когтями загрести каждое слово, эмоцию, прикосновение, даже просто вздох оставить в душе осознанием, что он просто человек. Такой же, как все — ему больно, неприятно, грустно, страшно, он хочет плакать, смеяться, радоваться и получать удовольствие от жизни, хочет быть счастливым, как и все мы. Просто немного другой, если не знать его близко. Абсурд какой-то — Второй Предвестник Фатуи, какой еще простой человек? Василису все еще мучает легкий ужас от того, с кем конкретно она связалась. Если становиться серьезнее пугает и то, о чем ей плачутся. — Всё, я закончил, — Иль Дотторе снова садится ровно, тут же как-то тяжело и с неприязнью расстегивает жителку. Слодотко немного неловко от прямоты, она же вроде успокаивала его не чтобы ей потом заявили, что закончили, будто сам время выбрал. — Надо начинать молиться, может поможет отпустить грехи и жить без истерик, — уже снимает элемент одежды, кладет рядом на постель, слабо улыбается, а девушка замечает моментально полопавшиеся капилляры Доктора. Из-за итак красной радужки глаза выглядят ещё более воспалено. — Я уже давно заметила, что ты презираешь богов и в это же время постоянно говоришь о них или вере в смысле своей принадлежности к этому, — переводит тему с только что произошедшего, поняв, что в сочувствии партнёр не нуждается и оно его только злит. — Тебя так сильно волнует эта тема? Ты был верующим что ли? — в это время сам Предвестник снимает еще и перчатки. — Был, — поднимает взгляд на Василису. — Так часто бывает — деятели науки параллельно ещё и верующие. Просто я как-то задумался о том, что никто не слышит одного единственного человека и Архонты воспринимают людей как массу, исполняя массовые желания благ. Но если ты станешь проблемой, — заулыбался ярче, оперся руками за спиной. — Тебя тут же заметят. Зачем, думаешь, я устроил переполох в Сумеру? — теперь снова садится ровно, подсаживается ближе к брюнетке. — Я же лягу на тебя? — и не услышав ответ поворачивается к ней спиной, укладывается на женские колени. — С таким подходом мог и не спрашивать, — а та сразу принимается гладить его по волосам. — Так вот, это нужно было для привлечения внимания к моей персоне, естественно. Оба гнозиса у меня, только потому что Буер не могла сделать ничего кроме заключения сделки, — смотрит в лицо Василисы, а она видит расширенные от полутьмы и, наверное, наркотика зрачки. Хищно выглядит, совершенно не грустно из-за того что плакал, наоборот стал «холоднее». — Дай мне руку, — резко меняет тему. — Зачем? Встань сначала, я включу свет, — с цоканьем мужчина садится на кровати, а Слодотко прогуливается по комнате, включает лампы на люстре и возвращается. — Зачем рука? — переспрашивает, снимает обувь и садится на кровать спиной на подушки, к ней сразу подсаживается Иль Дотторе. — Секрет, — ехидничает и снова лезет к любимой женщине, теперь вообще давит ей на колени, чтобы выпрямила ноги и сам разувшись садится на нее. Та наблюдает за этим действом с ухмылкой, подаёт рефлекторно правую руку. — Левую, дура, она от сердца, — Василиса, конечно, обиженно вздыхает на оскорбление, но оно сказано игриво, поэтому дуть обидку можно всего пару минут. Доктор поворачивает её кисть так, чтобы полностью видеть ладонь, раскрывает пальцы веером. — Так-с… — щурится, пока рассматривает, потом вообще тянется в сторону к тумбе, утром оставил там очки, берет их и надев снова разглядывает надонь. — Прогнозы неутешительны, — усмехается. — В любви эмоциональные проблемы и особая влюбчивость, в наличии ясное и сосредоточенное мышление, но решения принимаются спонтанно, — девушка с удивлением и интересном слушает, быстро догадавшись — гадает по ладони. Он и такое умеет? — Хах, фиг ты сдохнешь, естественно, а ещё уступчивая и часто поддаешься событиям вокруг тебя, куда судьба поведет — туда и пойдём. Ты творческая, отзывчивая, проницательная, хорошо развита интуиция, но являешься интровертом и работаешь спокойно в одиночестве, — поворачивает ладонь боком к себе и складывает пальцы в кулак. — Двое детей, ладно, хиромантия всё-таки бредни, — Слодотко хихикает, поразительно, но попало. — Серьезно, умеешь даже гадать? — забирает руку к себе. — Я не знала. Сегодня прямо с другой стороны мне открываешься. — Я же говорю — увлекался всем чем только можно. Я и на кофе и на разных картах умею, — поразительный человек. Нет, воспринимать его как «просто человека» невозможно, как бы не старался, точно не в его нынешнем положении. — Но мог то же самое сказать просто зная тебя некоторое время. Может я вообще ошибся, меня ещё мажет, — вздыхает, оборачивается на часы на стене. — Когда это уже закончится, я уже устал терпеть эту тревожность… — в голосе безнадёга, а Василисе снова становится немного жалко Доктора. — Как это вообще употреблять на постоянной основе, если ты вечно на измене и в голову лезет только плохое? — Понятия не имею, — понятное дело, она же вообще с наркотиками никак не связана. — Может попробуешь лечь спать? — Какое спать? На дворе пять часов вечера, только темнеть начинает, — вернул взгляд к Василисе, его лицо в спокойном состоянии без фирменной улыбки часто кажется ей странным что ли, каким-то слишком серьезным. — Я, конечно, разревелся и теперь в голове немного туман, но соли стимулятор. Только если снотворное, — как назвал препарат повернул голову в сторону стола у окна, потому что там собственно и лежит упомянутое снотворное. — Но его не стоит смешивать с наркотиками, особенно быстрыми. Пол часа и инфаркт, будет смешно, — веки поднимаются, Иль Дотторе смотрит куда-то выше стола. — Что бы ты делала, если бы на резиденцию сейчас напали? — внезапно. — Кто? — настороженно спрашивает. — Не знаю, — улыбается, опять повернулся к девушке. — Помнишь говорил про солевую шизу? Я как-то был свидетелем того, как Гамма, — жмурится на секунду, чуть дергает головой. — Один из сегментов, то есть, ошизел и решил, что у нас под полом катакомбы в которых за ним что-то следит и облучает его, поэтому постоянно устало себя чувствует. Оно даже шептало ему что-то, — негромко хихикает, пока Слодотко изогнув бровь слушает это и невольно представляет себе не лабораторию, а психушку или притон. — Он, правда, забыл придумать, что торчит без перебоя и поэтому ему плохо, но мы не осуждаем, — расслаблено прикрывает глаза и продолжает говорить, а брюнетка заметила, что он, вроде, обратился к себе как «мы»? Это что такое? — Я сам виноват, что не дождался, когда выйду из марафона. Я так нас люблю, — всё, его снова накрыло какое-то состояние, Василиса напряженно слушает, готова снова успокаивать. — Архонты, я так обожаю своих мальчиков, зачем я отключил их? Так обидно. Я же буквально подошёл к Кхемии, пока их делал, — девушка с усилием вспоминает, что это такое, вспомнила, алхимия. — Даже Буер признала, что я способен создать жизнь наподобие настоящего искусства алхимии, просто другими средствами этого дела. Разве это не прекрасно? — немного раздуплился, с прищуром смотрит на ученую. — Я из крупиц описанной техники создал новый подход к ней, хоть Срезы и являлись лишь отчасти живыми. Искусственный интеллект в настольно реалистичной оболочке, что могли появиться даже синяки и настоящие раны. Всё, я опять скучаю по всему этому, — наклоняется к любимой и кладет голову ей на плечо, та только рада, что он ведёт себя спокойно. — Я… В шоке, — тяжело сказать что-то ещё. — Мне всегда было жутко интересно послушать про твоих Срезов. Желательно, конечно, не в таком состоянии, — слабо усмехается, гладит Доктора по затылку. — Могу говорить о них вечно и как только получится, восстановлю их, — говорит так расслабленно и даже тихо, что следующие слова отзываются очередными мурашками по спине. — Они ведь все еще в лаборатории. — В смысле? Ты серьезно? — ошарашенно переспрашивает, тут же продолжая вопросы. — Где? Покажешь мне? — ей отвечают более игриво, но с раздражением. — Нет, у меня моральная травма, — и не поймёшь, он шутит или нет. — Да и смотреть на вид девяти трупов не слишком весело, а выглядят они именно так. Я замуровал эту комнату, туда можно пройти только если разобьешь стену, — ладно, у него точно какая-то травма на этот счёт… — Дотт… — неуверенно начинает Василиса, представляя то, что ей описали. — Я боюсь не усну после такого… — А я поэтому и не могу, — тут же шутит над собой. — Мне больно за них, это было, наверное, очень страшно и… — голос скрипнул, Слодотко тут же еще сильнее напряглась. — Снова хочу плакать, пх-ах. Как ты ещё не ушла отсюда, такие сопли развожу. — Потому что люблю тебя и плакать иногда это нормально, — отвечает так, чтобы успокоить, а сама… Василиса, кажется, правда была слегка не готова к нетрезвому от наркотиков Иль Дотторе. Это тяжело. — Можешь плакать. Я всегда тебя поддержу. — Спасибо, — с лёгкой иронией, уже шмыгает носом, девушка чувствует по тому, как ее крепче обняли, что сдерживает слезы. — Просто вспомнил, как мы прощались. Омега конченый идиот, я переделаю его по нынешнему себе, — всё-таки всхлипывает, партнёрша легонько гладит его по спине, чувствуя моральное опустошение. Она редко думала о том, как на самом деле плохо Предвестнику, что вообще в его голове по-настоящему. Это ужасающе тяжко слушать. — Я так скучаю, мне как будто цыганской иглой грудь расковыряли и рану не лечили и там теперь черви возятся. Причем черви-то это не плохо, они едят мертвую плоть и лечат, но это чувство копошения и раздражения не даёт нормально жить, — какие интересные аллегории… Фу. — Хочу снова годами изолироваться от общества и вариться в своем вакууме информации с самим собой. Ненавижу близкие отношения с посторонними людьми, — садится ровно, Василиса видит, что он снова сидит в слезах. Как же это больно, она уже сама хочет плакать. Доктор слезает с нее и садится на свою половину кровати. — Принеси мне снотворное, я уже не могу так, — снимает очки и прикладывает ладонь к лицу, Слодотко невольно думает, что это его заметные и до этого комплексы на открытый показ собственных эмоций, какой же он несчастный человек, как только уснет, брюнетка и сама разрыдается. Сейчас же кивает и отходит, чтобы взять лекарство, название которого знает. — Одну таблетку? — берет весь блистер и к нему графин с водой, что тоже стоит на столе, обходит постель, чтобы подойти к ней со стороны Дотторе, которого снова затрясло. Ставит воду на тумбу со стороны мужчины, выдавливает лекарство в руку, наливает питьё в стакан. — Да, — хрипло из-за плача. — Я не слишком настойчиво, но отговаривал тебя от регенерации именно поэтому, — не слишком активно разворачивается к краю кровати, чтобы принять лекарство. — Чем больше ты живёшь, тем больше боли жизнь тебе принесет. Она может в один день слить в помойку столетия твоей работы, твой главный проект по исследованию метисов от разной расы, понимаешь? — принимает из рук любимой и препарат и воду, прерывается в словах, чтобы запить таблетку, пока Василиса садится рядом с ним и угукает. — Я больной как собака, у меня куча генетических мутаций из-за того, что родители решили, что у них не может быть детей. Ещё и не абортировали заведомо больное дитё, мне самому нужно было придумывать себе лекарства, чтобы даже с регенерацией жить больше пятидесяти, думаешь, почему я врач-фармаколог по первому после Академии образованию? — Слодотко даже не знала об этом… Как же мало он ей рассказывает, это и удивительно и неприятно. — И почему даже сейчас продаю на заказ лекарства, которые выводят в ремиссию хронические заболевания или даже смертельные? Мне бы самому не подохнуть, — усмехается, получается влажно, он ещё не успокоился, голос все время подрагивает. — Боже, все, надо спать, мне жутко плохо. — Ложись, мой хороший, — гладит его по плечу, пока Доктор посидев в одном положении еще несколько секунд не выправляет одеяло. — Так все быстрее закончится. И все правда заканчивается быстрее, в том числе для Василисы. Хотя… Когда Иль Дотторе всё-таки уснул, прямо в рабочей одежде и заплаканный, уже девушку настигла паранойя — пока она сама не уснула периодически подносила ладонь к его лицу, чтобы знать, что он живой, тот пару раз за вечер и ночь просыпался и будил возлюбленную этим, но, к счастью, не плакал очередной раз и не пытался делать ничего плохого — посещал уборную. Утром ему было жутко плохо, кумара после наркотиков вызывают подавленное состояние, хотя в случае Дотторе оно вторые сутки было таким и как он сам сказал легкую ломку. Слодотко, если быть честной, никогда в жизни ещё не думала, насколько может быть тяжело с Доктором на самом деле. Теперь она знает, что его попытки пугать и кошмарить это ничто по сравнению с тем, какой он настоящий. Просто несчастный, убитый горем и психически нездоровый человек, который даже помощь не хочет принять из чувства то ли гордости, то ли страха. Она надеется, что больше никогда не увидит подобного.