My war: own or foe

Хенджин проснулся из-за какой-то возни, доносившейся с первого этажа. Первым, что он увидел, когда раскрыл глаза — умиротворенное лицо спящего Феликса. Губы-сердечки были чуть приоткрыты, а длинные темные реснички чуть подрагивали. Хен не смог сдержать счастливой улыбки. Все, что с ними произошло ночью, казалось блаженным сном. Парень легонько поцеловал его в лоб и обрадовался в душе тому, что тот был прохладным. Акуратно выпутавшись из объятий Феликса, он поднялся, выпил таблетку противовирусного и направился вниз, узнавать, что уже успело произойти. — Три пачки вяленого и одна банка консервов, — констатировал Крис, как раз, когда спустился Хенджин. — Чего?.. — Опешил Хван, врываясь в плотный круг ребят. — Доброе утро, Хен, как Феликс? — Поднял на него взгляд Бан Чан. Хенджин нахмурился, осмотрев продовольствие, вокруг которого все собрались. Точнее его жалкие остатки. — Феликс-то вроде лучше… Но вот утро у нас видимо не особо доброе. Парни вяло кивнули, соглашаясь с его выводом. А Крис нервно поджал губы. — Я еще вчера хотел сказать. Но все и так были на нервах, а тянуть уже нельзя, нам сегодня нечем ужинать. — Нужно на вылазку, — попытался сдержать зевок Чанбик, который только вернулся вместе с Сынмином с дежурства. — Нужно… — протянул Крис. Лидер обвел собравшихся взволнованным взглядом, прикидывая, кто сможет отправиться на поиски продовольствия и пополнения аптечки. Ведь йод для очищения воды тоже закончился, да и больного им лечить нужно. — Мы пойдем! — Послышался бодрый голос с кухни. Парни тут же нахмурились, оборачиваясь. — Чего? — Подозрительно процедил Крис. — Вы? — Да, — кивнул Джисон. — Мы с Чонином. — С чего это ты собрался? Да и куда Чонину-то, по кустам скакать? У него ж нога травмирована! — Нахмурился Чанбин. — Мужики, — неуверенно начал Хан. Следующие слова дались ему тяжело. — Вы простите меня… Я действительно веду себя, как последняя гнида. Позвольте мне таким способом загладить вину… Тем более кому еще идти? — Развел он руками. — На Криса и Минхо ведется охота. Чанбин и Сынмин всю ночь глаз не смыкали, а Хенджин не оставит Феликса. Вот и остаемся мы с Чонином. Парни переглянулись между собой, понимая, что Джисон прав. — Да и я уже себя отлично чувствую, — кивнул Шин. — Хенджин же мне эту рану позавчера зашил. Так что даже бегать вполне могу. Хван тут же подскочил к нему и усадил на покрывало, для очередной перевязки. Пока он разматывал его ногу и оценивал взглядом швы, остальные ребята сверлили взглядом Джисона. — Ладно… — Выдохнул Крис, проведя рукой по лицу. — Вечером выдвигайтесь. Только… будьте осторожны. — Да-да, я все помню, — поднял глаза к потолку Джи. — Митингующих не жалеть, военных избегать. Кристофер сдавленно улыбнулся и подошел к Хану, протянув руку для рукопожатия. Тот окинул чужую ладонь долгим взглядом, но все же пожал ее. Бан Чан улыбнулся шире и дернул парня на себя, заключая в крепкие объятия. — Вот такой Хан Джисон мне нравится. Я рад, что ты осознал свою ошибку. Джи хмыкнул, пробормотал что-то неразборчивое и похлопал лидера по спине, отстраняясь. К Хану тут же стали подходить остальные, тоже протягивая руки для примирительных рукопожатий, а Крис юркнул к Чонину, одаривая беспокойным взглядом. — Ты уверен, что справишься? Чонин растянул губы в своей самой обворожительной улыбке и потрепал Бан Чана по волосам. Никто из парней не позволял себе таких действий, но Шину, как самому младшему все было простительно. Крис улыбнулся в ответ, но беспокойство из глаз не пропало. — Уверен. Все будет хорошо, Чани. — Хенджин? — Обратился к тому смутившийся Крис. — Если не давать на ногу сильную нагрузку, то, думаю, все будет нормально. Швы вроде не должны разойтись. Но даже если такое произойдет — я наложу крепкую повязку. Крис устало выдохнул и понурил голову. Было страшно отпускать младшего в самое пекло, но он понимал, что других вариантов у них нет. — Ладно… Хен, составишь список лекарств? — Конечно, — кивнул он, начиная заматывать ногу Чонина.

***

Минхо поднялся на второй этаж. Он планировал засесть в комнате с разбитым окном и потонуть в своих мыслях. Ли жутко злился на Джисона за его вчерашние слова и поведение, но также дико переживал из-за приближающейся вылазки. Только он схватился за ручку нужной двери, как на него кто-то налетел и затолкал в эту комнату. Минхо едва удержался на ногах и ввалившись внутрь, оказался прижатым к стене. В нескольких сантиметрах от его лица замер Джисон и нагло улыбался, глядя на его губы. — Обижаешься, котенок? — Промурлыкал Хан, облизнувшись. — Отъебись, — фыркнул Минхо и отвернул голову в сторону, но отталкивать Джи не стал. Щеки тут же коснулись мягкие, влажные губы, оставляя горящий след. — Ну чего ты? — Я сказал отъебись! Иди Чонину соси! — Вспыхнул Минхо. — А-а-а, — захихикал Хан. — Ты опять? А что мне нужно было им сказать? Надо было сдать нас с тобой с потрохами? — А ты стесняешься меня? — Прищурился Хо. Хан тихо прыснул и приблизился к его лицу. — Просто зачем кричать о нас на каждом углу? Верно, котенок? Хан говорил это таким вкрадчивым голосом. Он затуманил разум Минхо и сделал голову легкой и пустой. Вроде логично… Ничего такого, что он так ответил в этой дурацкой игре. Не сделал же. Просто ответил. И вполне понятно объяснил свой выбор. Ведь счастье любит тишину… Минхо резко обхватил руками талию Джисона и прижал к себе, впиваясь в его губы страстным поцелуем. Джи хмыкнул ему в губы и обвил шею руками, охотно отвечая. Этот поцелуй был наполнен страстью, обидой и безудержным волнением. Минхо переживал. Вдруг с Ханом на вылазке что-то случится? Вдруг он не вернется? Вдруг его ранят? Он не сможет спокойно смотреть на его изувеченное тело. Хо сходил по нему с ума. Ведь как еще можно было объяснить то, что он готов был отдирать лоскуты своей кожи, лишь бы залатать все возможные раны Джисона? Пришить, как заплатку, только бы не было жутких ран. Была бы возможность, Минхо бы отдал ему всего себя. Отдал бы любой орган на пересадку, даже сердце. Лишь бы оно принадлежало Хану. Джисон целовал его страстно, вгрызался в нежную кожу губ, переплетал языки и грубо сжимал его плечи до синяков. Пусть они останутся на его теле. Пусть напоминают о нем. А Минхо был не против. Пусть кусает, пусть оставляет синяки. Они действительно будут напоминать о Хане, пока его не будет. Время до вылазки они коротали в объятиях друг друга. Болезненно сжимая тела и оставляя на губах кровавые следы от зубов. Минхо было плевать на эту боль. Куда больнее было отпускать Хана в военное пекло.

***

Провожать парней вышли все. Даже чуть оклемавшийся Феликс спустился, чтобы поблагодарить ребят за их самоотверженность. Крис давал им последние наставления, еще раз перечисляя, что им нужно будет принести, а остальные желали удачи. Минхо и Бан Чан вручили им пистолет и охотничий нож, побоявшись, что с двумя огнестрельными они не справятся, но Чонин заверил, что в школьное время ходил на стрельбу, и пистолет достался ему. А дальше пошли теплые прощания. Крис без стеснений прижал к себе Шина, к которому уже успел привязаться. Тот хохотал и крепко прижимал к себе парня в ответ. Минхо коротко обнял Джисона, взяв с него обещание, что тот вернется здоровым и невредимым. Хан усмехнулся своей привычной лукавой улыбкой и ответил: — Дождись меня, котенок. Я обязательно вернусь. А затем наступила очередь Хенджина, потому что больше желающих поговорить с Джисоном наедине не было. — Хани… — Робко и тихо произнес он, заглядывая в глаза друга, с которым они уже несколько дней не разговаривали. Из взгляда Джисона пропали озорные огоньки. Он резко посерьезнел и посмотрел на Хвана внимательно, вдумчиво и спокойно. — Возвращайся поскорее… Хан потупил взгляд в пол, а затем раскинул руки, приглашая Хенджина в свои объятия, куда тот поспешил юркнуть. — Вернусь… — прошептал Джи как-то тоскливо. — Нам с тобой нужно многое обсудить, — слабо улыбнувшись пробормотал Хен, утыкаясь лбом в плечо Джи. — Нужно, Джинни, нужно. Хан погладил того по спине и резко отстранился. Он отвел глаза в сторону, словно боясь смотреть другу в глаза, а затем, махнув остальным, быстро вышел за дверь. Чонин, улыбнулся всем напоследок. Так искренне и открыто, словно заверял всех: «Все пройдет удачно, мы скоро вернемся!». Такой улыбке хотелось доверится. Шин подмигнул Крису, и тоже поспешил покинуть дом, который служил ему убежищем.

***

Лежа на матрасе, Феликс целовал родинки Хенджина. Ту, что была на нижнем веке и ту, что на шее. Ниже, к животу он не смел спускаться. Но у них еще будет время. Они все успеют. И тогда эта родинка тоже будет зацелована губами-сердечками. Каждый раз, когда он касался губами века Хена, тот мило морщился от щекотки. Из-за этого Феликс, умиляясь, целовал его в самый кончик носа, наслаждаясь его реакцией. — Ты такой милый, — честно говорил Феликс. — Сколько ты еще будешь меня смущать? — Жмурился Хенджин. — Всю жизнь. Все время, что буду рядом с тобой. Буду смущать тебя, пока ты будешь рисовать. И тогда, когда ты будешь готовить нам завтрак. И когда ты будешь читать свои любимые произведения. И даже тогда, когда ты будешь засыпать. Всю жизнь… Глаза Хенджина заблестели искрами счастья. Феликс, сам того не осознавая перечислил все то, о чем грезил Хен. Значит он тоже этого хочет. Значит он хочет быть с ним рядом. Всегда. Сердце навернуло кульбит в груди, а кончики пальцев задрожали на чужих плечах, когда его щеки вновь коснулись раскаленные губы. Глубокий голос Феликса успокаивал, отодвигая все проблемы на второй план. Хван уже не так сильно переживал за то, что они остались без ужина. Ведь его подпитывал этот парень. Этот безумно красивый, стойкий и отважный парень, который рядом с ним становился безумно нежным и осторожным. Феликс действительно становился с ним осторожным. Аккуратно касался своими огрубевшими подушечками пальцев его щек. Едва-едва сжимал его бока, потому что боялся, что под более сильным нажимом он может рассыпаться. Легко касался губами его кожи порхающими поцелуями. Хенджин краснел и смущался. Но также охотно тянулся к Феликсу. Запускал пальцы в его волосы, оглаживал плечи и едва успевал касаться его лба своими губами между теми поцелуями, которыми осыпали его самого, одновременно целуя и проверяя, не поднялась ли у него температура. — Ты горишь… — Прошептал Хен, беспокойно заглядывая ему в глаза. — Рядом с тобой я буквально сгораю, солнце. И снова череда поцелуев: щеки, нижнее веко, нос, шея и наконец-то губы. Хенджину было плевать на то, что потом ему придется проглотить горсть противовирусных. Ради таких пылких фраз и поцелуев он был готов выпить даже целую пачку. Да и заразиться он не боялся. Ведь будет все также лежать вместе с Феликсом и чувствовать его губы на своих. — Феликс… — шептал Хенджин, прокатывая каждую буковку на языке и наслаждаясь ее вкусом. — Хенджин… — шептал в ответ Ли. Хван не знал, что для него эти семь букв тоже стали самым сладким десертом. Приторно сахарным, аж до скрипа зубов, но от того не менее вожделенным. Нежно обхватив подбородок Хена двумя пальцами, Феликс чуть отвернул его голову в сторону, открывая себе доступ к шее и аккуратному уху. Опалив кожу горячим дыханием, он провел чуть приоткрытыми губами по ушной раковине, повторяя ее изгиб. Дыхание Хвана окончательно сбилось, а сердце потерялось где-то в желудке. Феликс был таким нежным и ласковым, что ему хотелось взвыть от закипающей в венах крови. Что же он с ним вытворяет? Просто сводит с ума. Топит в себе. В своем сердце. И окутывает своим теплом. Не сдержавшись, Хенджин тихо ахнул, вызвав своим вздохом такую теплую и яркую улыбку на губах-сердечках. Которые тут же накрыли его собственные, ловя каждый вздох и выдох. Хен не понимал, в какой момент они переходили от чувственных поцелуев к теплым объятиям. Феликс обнимал его со спины, прижимая к своей груди и перебирая пальцы. Засыпая, он все же изредка касался своими губами шеи Хвана, даря обжигающий жар и мурашки. — Как думаешь, они справятся? — Сжал его пальцы Хенджин. — Да. Все будет хорошо, солнце, они обязательно вернутся, — прохрипел сонным голосом Ли. — А что будет потом?.. — Задал расплывчатый и глупый вопрос Хен. — А потом… Война закончится и жизнь наладится. — А что будет с нами? — А мы будем вместе, — сквозь сон улыбнулся Феликс и чуть приподнявшись на локте, поцеловал парня в растянутые в улыбке губы. — Несмотря ни на что, будем вместе. Я тебя не отпущу. — Будем вместе… — Вторил ему Хенджин, освещая темную комнату светом своих счастливых глаз. Кто бы мог подумать, что даже в такой тяжелый период жизни, два абсолютно разных человека, из разных миров, найдут отклик в чужой душе и соединят два сердца? Даже в самой непроглядной тьме можно найти лучик света. И этим лучиком друг для друга были они.

***

В противовес всем обещаниям и обнадеживающим словам, Джисон и Чонин не вернулись на утро. Хотя ночи вполне хватало на то, чтобы справится со всеми трудностями и, раздобыв припасы, вернуться домой. Нервничали все. В особенности Хенджин, Минхо и Крис. Последний, хватаясь за голову корил себя, думая, что отправил Чонина на верную смерть. Сынмин, Чанбин и Феликс, наглотавшийся жаропонижающих, держали себя в руках и пытались успокоить остальных. Феликс, наплевав на карантин и лишние взгляды, трепетно обнимал Хенджина, шепча на ухо слова поддержки. Парни, глядя на них, все прекрасно понимали и радовались в душе за то, что хоть у кого-то в такое время все хорошо. Что они держаться, благодаря друг другу. Сынмин, использовал свою богатую речь и строил теории, в которых парни просто где-то задержались, но были целы и невредимы. Чанбин пытался шутить, отвлекая ребят от депрессивных мыслей. Правда получалось у него из рук вон плохо. Масла в огонь подливали пустые желудки. Оставшись без ужина, все готовы были грызть дверные косяки, лишь бы хоть чем-то утолить голод. Джисон и Чонин не вернулись и к вечеру. С горем пополам разделив на всех последнюю банку еды и оставшиеся пачки вяленого мяса, парни легли спать. Они договорились, что, если ребята не вернутся и на следующий день, то кто-то пойдет искать их, а заодно и хоть какую-то еду. Утро встретило их безрадостными новостями. Не вернулись. Ребята в подавленных чувствах и нарастающем волнении считали минуты до наступления вечера, чтобы выдвинуться на вылазку. Они старались не терять надежды и вопреки всему ждали их. Ведь тот, кто ждет, обязательно дождется. Ближе к вечеру, когда блеклый диск солнца еще не спрятался за горизонтом, в хлипкую дверь дома кто-то грубо и громко постучал. Парни, собравшиеся в гостиной, оживились и подорвались со своих мест. Минхо, не веря своему счастью помчал к двери и распахнул ее настежь. — Медок! — Радостно воскликнул он, перед тем, как повалиться наземь. Его грубо огрели прикладом по голове. Внутрь, быстро проникли восемь человек, облаченных в черную, сотканную из лоскутов тьмы, военную форму. Солдаты схватили, не успевших сообразить, что к чему ребят, и за шкирку выволокли их на улицу, беспощадно бросив лицом в снег. Хенджин, нашарил в ледяном снегу руку Феликса и крепко сжал ее. Он со страхом и подступающими к глазам слезами, поднял голову и посмотрел наверх. Прямо перед ними, в компании еще двух солдат, стояли Джисон и Чонин. Первая слеза скользнула на щеку, а губы предательски задрожали. Он попытался поймать взгляд Хана, но тот отвернулся от друга. В его глазах был лишь холод, надменность и превосходство. Никакого тепла или сочувствия. — Медок?.. — Жалобно пробормотал Минхо, тоже оторвав голову от снега и посмотрев в любимое лицо. — Господин Хан? — Вскинул ружье один из военных. Джи, переглянувшись с Чонином, на устах которого играла та самая искренняя улыбка, кивнул и приказал поднять парней. Военные, как по щелчку пальцев, вновь схватили их за шивороты и поставили на ноги. Они больше их не держали. В этом не было надобности. Парни были окружены. — Чонин… — Одними губами прошептал Крис. Его глаза тоже были на мокром месте. Сердце Хенджина билось с неистовой силой, колотясь о ребра, будто намереваясь их сломать. Он сильнее стиснул руку Феликса и поджал губы, все еще глядя в лицо своего лучшего друга. — Что это значит, медок?.. — Трясущимся, не верящим шепотом произнес Минхо. В его глазах все еще теплилась надежда. Это ведь шутка? Розыгрыш! Такие глупости как раз в стиле Хана. Верно ведь?.. Вместо какого-либо ответа, Джисон вытянул руку и указал сначала на Криса, а затем прямо на Минхо, обжигая Ли своим ледяным взглядом. — Бан Кристофер Чан и Ли Минхо. Лидеры оппозиционной группы митингующих. — Блять, какие они все мрази! Терпеть их не могу! — Психовал Джи, на кухне, сразу после того, как все накинулись на него из-за игры в «или-или». — Согласен, — поддакивал тогда Чонин, сжимая ладони Хана в своих. — Действительно, лучше бы сказали «спасибо», что мы вообще опустились до их уровня и разговаривали с ними все это время. — Суки, всех бы перебил! Ебаные фермеры! — Все никак не успокаивался Джисон. — Это ведь из-за них все началось! Вот бы взять и разом отомстить им всем! — Отомстить говоришь? — Как-то странно улыбнулся Чонин. — Да. Каждому. Да так, чтобы побольнее. Чтобы знали свое место. — Знаешь, а у меня есть одна идея… Рука Хана, словно топор палача, указала на Сынмина. — Ким Сынмин. Журналист носящий псевдоним «Скай». Сынмин, понимал, к чему все это ведет. Он не трясся и не дрожал. Он всего лишь прожигал этих двоих своим пламенным взглядом. Ненавистного Хан Джисона, который до последнего портил ему жизнь в укрытии и псевдо-ласкового Шин Чонина, которому он только-только начал доверять. — Что ты имеешь ввиду? — Вскинул брови Джисон. — У нас заканчиваются припасы, — хитро улыбаясь, повторял Чонин, воодушевленно заглядывая в глаза Хану. — Мы с тобой можем вызваться добровольцами на вылазку и растоптать их. Поставить на место. На колени! Эти фермеры недостойны жизни. — Та-а-ак, — заряжался его энтузиазмом Джи. — Мы найдем группу военных, и мало того, что вернемся к нормальной, привычной жизни, так еще и сможем их всех наказать! В этом доме три человека, кого разыскивает власть. Лидеры оппозиции и журналист. Помнишь, еще в самом начале, верхушка хотела приструнить Сынмина? Это же прекрасная возможность сдать их всех с потрохами. Рука палача указала на Хенджина. Тот, умоляющими глазами смотрел на Хана. Он не мог поверить, что Джисон так поступил. Проглотив судорожный вздох, он вышел чуть вперед и закрыл своим телом Феликса. Закрыл от взора Хана и Чонина, от направленных на них ружей. — Хван Хенджин. — Молвил ледяной, незнакомый Хенджину голос. — Сын министра финансов Хван Кина. — Хан опустил руку и посмотрел в глаза Хену. — Джинни. — От ласкового обращения сквозило опасностью. — Отойди от него. — Этих троих поведут на площадь и прилюдно казнят, — продолжал выкладывать Чонин. — А от остальных… — А от остальных можно будет избавиться, — закончил за него Джисон, с сияющими глазами. — Да! — Громким шепотом воскликнул Чонин и притянул его в свои объятия. — Только… Месть — это блюдо холодное. И чтобы было еще больнее, нужно затуманить их разум. Нужно еще больше втереться в доверие. Извиниться… — Так вот чего ты со всеми так обходителен! — Наконец догнал Хан. — А то! Я уже давно этот план вынашиваю. — Отойди от него, — повторил Джисон, сверля Хенджина взглядом. Неожиданно для всех, его ледяное лицо пронзила теплая, дружелюбная улыбка. Он распахнул руки, прямо как тогда, перед тем, как уйти на вылазку. — Иди ко мне, Джинни. Заканчивай этот бред. Давай вернемся домой. Слезы ручьем текли по лицу Хенджина. Он не мог это принять. Не мог этого осознать. Разве это тот Хан? Разве перед ним сейчас стоит его Хани? Он не знает этого человека. Не узнает. Хенджин поджал губы, зажмурил глаза и медленно замотал головой. Сделав небольшой шаг назад, он уперся спиной в грудь Феликса и почувствовал, как его пальцы сильно сжимают в ответ. — Хенджин. — Грубо позвал его Джисон, не опуская рук. — Стой… — Спохватился Хан. — А как же Джинни? Он ведь уже по уши в этом дерьме. Он не бросит Феликса. Этот несчастный фермер сбил его с толку, направил на неправильный путь… — Значит судьба Хенджина будет в его собственных руках, — хладнокровно произнес Чонин. — Ч-что?.. — Мы предоставим ему выбор: присоединиться к нам и вернуться к привычной жизни или полечь вместе с этими нищими. — Но… Это же Хенджин, — засомневался Джисон. — Ха-а-ани, — тягуче позвал его Чонин, на манер самого Хвана. — В таких ситуациях нужно делать выбор и чем-то жертвовать. К тому же… Будем честны, без своего отца, Хенджин не является важной фигурой для власти. — Не глупи! — Сорвался на крик Джисон. — Сними ты свои розовые очки! Джинни, сделай правильный выбор — давай вернемся домой. Вместе. Забудем об этих днях, как о страшном сне! Хенджин горько улыбнулся. Он смерил Хана разбитым взглядом и трясущимся голосом ответил: — Единственный правильный выбор в моей жизни — Феликс. И я не променяю его ни на что. — Идиот! — Взревел Джисон, хватаясь за голову, а затем, наигранно ласковым голосом вновь обратился к нему. — Джинни, родной… Я даю тебе последний шанс. Прошу тебя, одумайся! Сделай правильный выбор. Хенджин вновь помотал головой, всхлипнув, обронил несколько кристально-чистых слезинок на снег и с трудом выдавил: — Я думал, что знаю тебя… Хани… Ты говорил, что фермеры — гнилые и недостойные жизни нелюди. Но, как оказалось, таковым являешься здесь только ты. Я ни за что не променяю его на… тебя. К завываниям ветра присоединился раскатистый истеричный смех. Хан схватился за волосы и практически выдрал из головы шелковистый каштановый клок. — Медок… — Вновь прозвучал отрезвляющий голос. — Что, котенок?! — В голосе палача звучали стальные, безумные нотки. «Котенок» — звучало не так ласково, не нежно, как в те вечера, когда они целовались, переплетая пальцы и души. Или Минхо только казалось, что их души переплелись? — Что?! Что?! Я выиграл! Я тебя обыграл! — Ч-что?.. — В голосе Минхо боль и разочарование. Словно его устами говорило разбитое на тысячи осколков сердце. — Я. Выиграл. — Отчеканил Джисон, широко улыбаясь. — Разгадал правила нашей игры. Проигрывает тот, кто первый влюбляется. И это был ты! Ты отдал мне свое сердце, ко-те-нок! — Я не верю… — Так поверь, падаль! Думал, что такой, как ты — нужен мне? Я с тобой только игрался, а ты глупо попался на мою удочку! — Какая же ты мразь, — злобно улыбнулся Сынмин. — Заткнись, тварь! — Прорычал Джисон. — Заткнись! Заткнись! — Как я мог делить кров и еду с таким, как ты? Сынмин говорил абсолютно спокойно. В отличии от своих товарищей, в его глазах не блестели слезы. Он уже прошел через одно предательство. И оно его закалило. Ким Сынмин, Скай… Он больше не будет трястись и бояться. Он будет смело смотреть в глаза своему палачу. — Шин Чонин… — Позвал Чан, не обращая внимание на ружья и пугающий хохот Джисона. — Меня зовут — Ян Чонин, — с улыбкой, ласково ответил парень. Кристофера его слова резанули больнее ножа. Он, тоже не выдержав, дал волю слезам, позволив им скатится по щеке. — В тебе было хоть что-то настоящее?.. Улыбка Чонина растянулась еще шире. Этот вопрос остался без ответа, но все и так его знали. — Мы тебе помогли… — Несвойственно тихо произнес Чанбин. — Мы спасли тебя от того придурка. И вот это твоя благодарность? — Бинни, — хихикнул Ян и помотал головой. — Если мне не изменяет память, то я вас благодарил. Я мальчик не глупый, благодарный. Но дальнейшая ваша помощь мне не нужна. Как принимать ее от тех, кто себе помочь не в силах? Парни замолчали, осознавая, что ждет их дальше. А рука палача вновь поднялась. Джисон указал на Криса, Минхо и Сынмина. Затем устало уронил руку и повернулся к парням спиной. — Забираем только их. Остальные не нужны. Слова, брошенные будничным тоном, прозвучали для одних, как приговор, а для других, как приказ. Военные вскинули ружья, и направили дула на тех, на кого не указывала рука господина. Чонин, в отличии от Джисона не отворачивался. Он сложил руки на груди и обвел всех высокомерным взглядом. Прощаясь. — Мразь! — Взревел Минхо и сорвался с места. Он бросился вперед. К Джисону. Минхо вытянул руки, собираясь задушить предателя, не имея при себе никакого оружия. Тишину заброшенной пашни пронзили несколько выстрелов. Пули, угодили фермеру в лоб и грудь, убив того, не дав достигнуть цели. Ли Минхо замертво пал на снег, окрашивая его в цвет своей крови. Солдаты выстрелили в него, несмотря на то, что он был им нужен. Ведь господин Хан и господин Ян отдали приказ — открывать огонь на поражение, если те окажут хоть какое-то сопротивление. — Хо-о-о-о! — Взвыл Крис. Слезы градом полились из его глаз, и он тоже бросился к Джисону. Солдаты открыли огонь. Череда выстрелов адской какофонией зазвучала перед домом-укрытием. Хенджин быстро развернулся и обнял Феликса, прижав того к своей груди. Он закрыл его собой, желая хоть ненадолго оттянуть его кончину. — Солнце… — Тихо позвал Феликс. Первая пуля врезалась в спину Хенджина, обжигая и пронизывая все тело невыносимой болью. — Солнце, не плачь… Я буду… Я буду рядом! В противовес своим словам, Феликс рыдал. Горько, отчаянно, цепляясь за Хенджина. За свой лучик света. За свое счастье. — Я буду рядом… — прохрипел Хенджин. Вторая пуля настигла его спину, застревая где-то в ребрах. Жизнь угасала в нем с неистовой скоростью. В ушах, вместо выстрелов и криков друзей звучала приятная мелодия. Колыбельная. Он слышал голос мамы. Тихий, мелодичный. Она напевала нежную песенку, успокаивая беснующееся сердце сына. Останавливая. — Хенджи-и-ин! Солнце! Со-лнце! — Кричал Феликс, удерживая его на ногах, ведь хватка на собственных плечах стремительно слабела. — Нет-нет-нет! Пожалуйста! Солнце! Молю тебя, скажи что-нибудь. Держись! Мы вместе! Мы будем вместе! Мы всегда-всегда будем вместе! Горькие слезы стекали на плечо Хенджина, пропитывая его тонкую кофту влагой. А на устах самого Хенджина, играла слабая, но счастливая улыбка. Сквозь пение матери, он слышал ставший родным низкий голос. Он звал его. Феликс звал. Что-то просил… Но что? Хенджин уже не мог разобрать. Он терял себя. Третья пуля прошла навылет. Врезавшись в спину Хван Хенджина, она настигла и живот Феликса. Ли завалился на спину, утопая в пушистом сугробе. Он не отпустил Хенджина, утягивая его за собой. Белоснежное покрывало чуть припорошило их плечи, словно тоже хотело спрятать от этой жестокой реальности. В которой они навсегда останутся вместе. Из последних сил, захлебываясь слезами и кровью, наполнившей рот, Феликс нашарил руку Хенджина и переплел их пальцы. — Вместе… — Прошептал Феликс, уже не чувствуя боли. — Вме-сте… — Последнее, что смог вымолвить Хван Хенджин перед тем, как навсегда закрыть глаза. Белоснежный покров пропитался бордово-алым цветом. Шесть художников. Шесть абсолютно разных людей из разных миров, разрисовали белое полотно своими красками, оставив яркий след на земле, после своей кончины. Написав самую душераздирающую и одновременно самую красивую картину. Посвятив ее миру. Справедливости. И жизни, которая была порой жестока, но оттого не менее прекрасна.