My war: own or foe

Южная Корея. Чхунген. Октябрь 2021. Сквозь серые облака, нависшие над городом, пробивались редкие лучи солнца, разбавляя мрачную атмосферу. Смотреть на такое грустное небо совсем не хотелось, но парень, стоявший у своего окна, не мог оторвать от него взгляд. — Ты чего загрузился, Хенджин? Развалившись, на его огромной кровати лежал друг. Он потягивал вино из бокала, который спер из бара, и читал манхву. Его каштановая челка постоянно лезла в глаза, от чего он без конца смешно надувал щеки, зачесывая ее назад. — Новостей начитался, — ответил парень. Из-за спины послышались недовольное «Ц-ц» и тяжелый вздох. — Нашел из-за чего переживать. Эти фермеры всю свою жизнь жалуются на бедность, а тебя это зацепило только сейчас? — Да ты видел, что пишет пресса?! — Повернулся к нему лицом Хенджин, блеснув своими шоколадными глазами. — Это ненормально, Джисон! Губы Хан Джисона растянулись в ехидной улыбке. Он склонил голову набок, подпер щеку кулаком и, забывая про манхву, перевел все свое внимание на друга. В последнее время они часто спорили, потому что с недавних пор их мнения стали расходиться. — И что же пишут эти желтушники? — Митинги продолжаются, — подавленно ответил Хенджин. — М-м-м, — сладко протянул Джисон. — Какой это по счету? Третий? — Пятый. И их становится все больше. — Перебесятся, — Хан сделал жадный глоток из своего изящного бокала и облизнулся. — А если не перебесятся, то их подавит власть. — Да как ты можешь такое говорить? Они просто хотят жить спокойно! Без долгов и ущемлений! Джисон пожал плечами и вернул свой взгляд на цветные картинки, начиная терять интерес. — Просто я придерживаюсь мнения своей семьи. И твоей тоже, кстати. Хенджин фыркнул, проходя к собственному мини бару, расположенному между кроватью и большим диваном. Он вытащил маленькую бутылочку бурбона и плеснул себе в стакан. Сделав первый глоток, он прикрыл глаза, откидываясь спиной на большие подушки дивана. — Я просто им сочувствую. А все вокруг, включая тебя и моего отца, будто лишены этого аспекта эмпатии. Джисон посмотрел на него с таким говорящим выражением лица, а-ля «Ну и дурак же ты, Джинни», но произнес лишь: — Давно ли ты стал жалеть таких, как они? — Давно. С того момента, как понял, что мы живем за их счет. Хан прыснул, помотал головой и, подлив себе вина, перевернул страничку комикса. Это означало, что он больше не хочет продолжать текущий диалог, надоело. Хенджин вздохнул и вернулся к окну, устраиваясь на широком подоконнике, обшитом мягкой обивкой из шенилла, и снова устремил взгляд на улицу. Осмотрев свой двор и несколько припаркованных дорогих машин у входа в особняк, он перевел взгляд дальше. Широкий ухоженный проезд и такие же вычурные поместья да резиденции. Дальше только лес. А где-то там, за деревьями, куда не дотягивается взгляд Хенджина, на отшибе жили фермеры и простые рабочие. Или уже точнее выживали. Их город погряз в экономическом неравенстве. В стране уже давно наблюдался кризис, вызванный коррупцией и неэффективным управлением. Богатые становились еще богаче благодаря своим связям с правительством, в то время как бедные слои населения страдали от нищеты и безработицы. Социальные классы начали резко разделяться, и недовольство росло с каждым днем. Особенно среди фермеров и рабочих, которые не могут свести концы с концами. А здесь, среди богатых домов, в охраняемом комплексе, где живут одни только высокопоставленные шишки-коррупционеры, сидят и они. Сын министра финансов, Хван Кина, и сын депутата города, Хан Тэсуна, родившиеся с золотой ложкой в жопе. Отец Хенджина отвечал за экономическую политику страны, включая налоговую систему, распределение бюджета и поддержку крупных корпораций. Будучи сыном влиятельного человека, Хенджин рос в окружении, где его привилегированное положение и доступ к ресурсам создавали у него искаженное восприятие реальности. Он никогда не знал, что такое бедность. Никогда не знал, каково это - зарабатывать на жизнь собственным трудом. У парня с самого рождения была шикарная комната, дорогая одежда, лучшие гаджеты, личные повара и неограниченное количество денег. И вокруг него были лишь такие же счастливчики. Окружение, состоящее из представителей элиты, формировало у него представление о том, что мир, в котором он живет, является нормой. Хенджин даже не думал о том, что где-то за лесом, среди полей, есть фермы. И их владельцы доят коров, чтобы попить молока с хлебом на завтрак. В то время, как ему подавали миндальное и разные блюда. Хенджин так бы и жил в неведении, пока его лучший друг не рассказал ему, на какие на самом деле шиши их отцы купили им по спорткару на день города. — Что ты имеешь ввиду? — Хмурился тогда Хенджин. — А ты что думал? Что наши батьки честно трудятся? — Смеялся Джисон, крутя на пальце новенькие ключи. — Самые большие деньги — грязные. Так что можешь благодарить не отца за тачку, а тех бедняков с ферм, которые пытаются платить налоги в два раза больше, чем они должны быть. Хенджин не поверил и пошел разбираться с отцом, поставив того перед фактом, якобы: «Я все знаю!». А тот и не отнекивался. Хван Кин пожал плечами и молвил лишь короткое: «Такова жизнь, сын. Богатые смеются, бедные плачут. Или же платят». С тех пор отношения в семье дали трещину. Хенджин без конца ругался с отцом и отказывался принимать какие-либо подарки. Джисона его поведение лишь забавляло. С ним Хенджин спорил, но не отталкивал. Ближе Хана у него никого не было. Они с самых пеленок росли вместе. Всю жизнь стояли друг за друга горой. Когда-нибудь, рано или поздно, их мнения разошлись бы, но это не означало, что пора обрывать все связи. С недавних пор в новостных пабликах и статьях стали мелькать заголовки о том, что из-за ухудшающегося экономического положения фермеры стали терять земли. Примерно тогда и произошел первый митинг. Группа фермеров, оказавшихся на грани банкротства из-за высоких налогов и долгов, решила организовать протест против местных властей, которые поддерживают крупные корпорации. Они собрались на главной площади Чхунгена, чтобы выразить своё недовольство. Отец Хенджина лишь усмехнулся и, пожав плечами, выдал то же самое, что сейчас говорит Джисон: «Перебесятся». А у парня сердце сжималось, душа в груди себе места не находила. Он чувствовал себя виноватым в страданиях простых людей. Почему они были вынуждены платить такие огромные налоги? Ради чего? Ради того, чтобы у детишек властей были новенькие машинки? Они теряли земли, а высшая прослойка обретала только большее влияние и гребла себе в карман заоблачные суммы. Шли дни. А митингующие все не успокаивались, из раза в раз возвращаясь на главную площадь. Хенджин переживал, как бы власти действительно не приняли серьезные меры, чтобы подавить их восстание. — Ладно, — закатил глаза Джисон, перекатываясь на бок. Он вздохнул так артистично, делая вид, что с трудом отрывается от комикса, хотя на самом деле перечитывал одну и туже реплику несколько раз. — Что там Скай пишет? Единственное, что действительно интересовало Джисона — статьи интернет-журналиста, носившего псевдоним «Скай». Вообще этот журналюга работал в команде. Еще несколько его коллег выпускали хорошие очерки, но его работы были самыми яркими. Именно публикации Ская первыми высвечивались во всех пабликах, поражая своим содержанием. Хенджин, поджав губы, полез в телефон. Только он вошел в браузер, как перед глазами высветился красный заголовок, который он тут же поспешил озвучить: «Скандал в высших эшелонах власти: Как коррупция разъедает основы нашего общества». — И че там? — Нахмурился Хан. Хенджин быстро пробежался глазами по тексту и зачитал его часть: — …коррупция затрагивает не только личные интересы чиновников, но и подрывает основы демократических институтов, вызывая недовольство и отчаяние среди граждан… Джисон снова цокнул. Этот Скай писал хорошо, четко и по делу. Во многих его работах часто фигурировали имена их отцов и других должностных лиц или, как выражался желтушник, «канцелярских крыс». — Мне иногда кажется, что он один из наших. — Что значит «наших»? — Один из приближенных к власти, — улыбнулся Хан, объясняя. — Так хорошо все разнюхивает, словно от первых лиц узнает. Хенджин вяло пожал плечами. — У человека просто образование должное имеется. Хотя… — Хен закусил губу, перелистывая в воспоминаниях множество прочтенных новостей. — Кто-то писал, что среди «наших» тоже есть недовольные. Без имен, без должностей, просто как факт. — Хуево, если правда, — растянулся на кровати Джисон. — Ладно, хватит по этой хуйне загоняться. Все равно скоро все закончится. Давай съездим куда-нибудь? Развеемся. Недавно в нашем районе открылся новый ресторан. Все «сливки» его уже посетили, одни мы с тобой, как лохи, дома сидим!

***

Ничего не закончилось, как об этом говорил Джисон. Примерно через неделю после пятого митинга бедняки организовали еще один. Власть начала напрягать возможность распространения этого затянувшегося протеста. На роковой шестой митинг была отправлена полиция для разгона митингующих. Фермеры не испугались, и столкновение между органами и протестующими стало неизбежным. В результате насилия со стороны уполномоченных погибло несколько людей. Это событие стало катализатором для более широких протестов, к которым присоединились другие недовольные группы, включая рабочих и даже студентов. Протестующие начали формировать свои организации и создавать коалиции для борьбы с правительством. Верхи же отвечали на их выпады жестокими мерами, что привело к новым столкновениям. В результате формирования различных ополченцев и групп сопротивления конфликт перерос в самую настоящую гражданскую войну, в которой обе стороны начали использовать насилие и тактику партизанской войны. Южная Корея. Чхунген. Декабрь 2021. Сквозь серые облака, нависшие над городом, не пробивались редкие лучи солнца, что лишь угнетало мрачную атмосферу. Гулкие звуки шагов по асфальту, покрытому лужами после недавнего дождя, эхом разносились по улице. В воздухе витал запах горелого, смешавшийся с удушливым ароматом страха и отчаяния. Хенджин вновь стоял у окна своего дома, глядя на улицы, которые теперь напоминали поле битвы. Он помнил, как еще недавно, гуляя с Джисоном по этим же ухоженным дорогам, они смеялись и мечтали о будущем, полном возможностей. Но теперь все грезы рассыпались на мелкие песчинки. Вокруг царила неразбериха: люди в панике разбегались в разные стороны, а солдаты, облаченные в черные униформы, патрулировали окрестности, ища тех, кто осмелился поднять голос против системы. Хенджин чувствовал, как его внутренний мир рушится. Его отец был одним из тех, кто поддерживал жестокие меры против протестующих. А многие из властей действовали из тени против своих же. Используя подвернувшийся шанс для того, чтобы исполнить свои желания. Теперь никому нельзя было доверять. Спустя пару месяцев гражданской войны было невозможно отличить своих от чужих. Ко всему прочему, утром Хенджин увидел статью, написанную неизвестным журналистом. В ней жарким огнем горело имя его отца. Кто-то пустил слух, что он поставляет оружие и продовольствие протестующим. Хенджин знал, что это не так, а значит, что «свои» стали действовать и против его семьи. Джинни: *ссылка* Мне страшно. Хани: Не бойся, наш район все еще охраняется, никто до вас не доберется. Джинни: Кем?! Половину охраны перебили еще в том месяце! Хани: Не паникуй. Два месяца никто не мог добраться до нас. И сейчас не доберется. Как минимум по нашим улицам снуют военные, а дома есть телохранители. Мой Рик от меня вот ни на шаг не отходит. А я ведь даже из дома не выхожу! Джинни: И даже не думай! Хани: Да как-то и не особо хочется. Дома спокойно и полно жрачки, а там… Джинни: А там война. Блять, да мы даже тут в лучшем положении, чем они! Хани: Хочешь на передовую?) Джинни: Это просто пиздец. Мне кажется я уже схожу с ума в четырех стенах. Хани: Все наладится. Джинни: Очень хочется тебе верить. Хенджину и вправду казалось, что он сходит с ума. С каждым днем, с каждой новостью, где говорилось, что теперь и «свои» стали не «своими», он все больше пропитывался ненавистью к верхушке и переживал за бедных, ни в чем неповинных людей. Они ведь просто хотели жить, а не выживать… Единственным его спасением были переписки с Джисоном и чудом все еще не отключившееся электричество. Насколько он знал из новостей, в других районах города уже не было ни то что его, не было даже воды. Каждый день стоя перед окном и листая публикации, он чувствовал себя лишь сторонним наблюдателем. Принцем, который смотрит из своего замка на страдания своих подчиненных из-за войны. Хенджин не знал, как к этому относится. С одной стороны, хорошо, что он в безопасности, а с другой… Он будто был в другом измерении и не до конца осознавал, что на самом деле происходит. Все бы, наверное, так и продолжалось. Хенджин бы ел, пил, мылся в горячей ванне и стоял перед окном. Но через пару дней, когда на страдающий город уже опустилась ночная мгла, в дверь их особняка громко начали стучать. Парень бегом спустился в прихожую, наблюдая за тем, как к двери подходят телохранители, а отец отслеживает по видеодомофону незваных гостей. На небольшом экране мелькнуло несколько человек в военной форме. Тишину гостиной разрезал облегченный вздох. Отец обернулся на обеспокоенного Хенджина, с улыбкой пробормотав: — Все хорошо, сын. — Господин? — Выгнул бровь один из охранников. — Чего встали? Все нормально, открывайте двери. Разве не видели новости о клевете? Максимум проведут обыск и уйдут восвояси. Мне нужно, чтобы этот бред опровергли! Поджав губы, охрана пошла открывать двери, но один из мужчин подошел к Хенджину, шепнув: — Господин, не стоит вам за этим всем наблюдать… Хен слабо ему улыбнулся и сделал вид, что ушел, хотя сам остался следить за гостиной из-за угла. Как отец и сказал, военные пришли провести обыск, чтобы опровергнуть информацию о поставке продовольствия и оружия. Некоторые солдаты начали расползаться по прихожей, осматривая каждый уголок, пока оставшиеся пару человек беседовали с министром. Хенджин щурился, изгибался, выворачивал шею и вострил уши. Он не мог понять, почему в груди, где-то за мечевидным отростком, клокочет тревога. Отец же выглядел довольно спокойным. Мужчина безмятежно говорил что-то военным и вяло жестикулировал, явно сетуя на негодяев протестантов, которые, по его мнению, пустили ложный слух. Парень уже хотел забить на это все и вернуться к себе в комнату, как люди в форме, которые обыскивали гостиную резко обернулись на владельца особняка и вскинули руки. На Хван Кина было направлено четыре пистолета. — Господин Хван! — Проорал телохранитель, бросаясь на защиту. Сердце Хенджина рухнуло в пятки, он вжался всем телом в стену и закрыл рот рукой. Время вокруг будто замедлилось после того, как в воздухе громом прозвучал выстрел. А затем еще один. И еще. На его глазах отец с животом, пробитым пулями, повалился на ковер, заливая своей кровью его белый ворс. Двое из четырех телохранителей тоже пали, а оставшиеся открыли огонь против военных, вставая на защиту младшего господина. — Бегите! — Звоном в ушах прозвучал голос одного из охранников. Он не оборачивался на Хенджина, но знал, что тот никуда не ушел. Парень не мог сдвинуться с места. Ноги вросли в ступеньки широкой лестницы, а всем телом завладели безумный страх, отчаяние и горечь. Он смотрел на то, как его отец, его родной человек, испустив дух, утопает в луже собственной крови. Хенджин не мог осознать и принять, что его отец умер. Он погиб от рук своих же. К глазам подкрались слезы, переливаясь через нижние веки. Хен пытался сдержать истерические всхлипы, чтобы не привлечь к себе внимание тех, кто пришел по их души. — ГОСПОДИН! — Проорал телохранитель, обращаясь к Хенджину. В этот же момент он получил пулю в плечо. Его крик отрезвил. Парня словно молотом по голове ударили. Отцу уже не помочь… Надо попытаться спасти хотя бы себя, чтобы жертвы его телохранителей, которые грудью бросались на пули, не стали напрасными. Хенджин сорвался с места, глотая собственные слезы, смешанные с болью. Он помчал наверх: бежать через гостиную, в которой шла перестрелка, было не целесообразно. Застрелят. Убьют. Положат рядом отцом… А затем завернут в некогда белый ковер и бросят в канаву. Поэтому Хенджин, сломя голову, бежал к себе в комнату. Если вылезти через окно на откос, то вполне реально дотянуться до пожарной лестницы и выбраться из осажденного дома. Парень влетел в свою комнату и закрыл за собой дверь на замок. Не теряя ни минуты, он бросился к окну, прислушиваясь к выстрелам, все еще звучавшим в гостиной. Распахнув створку, он выбил ногой сетку и, схватившись за раму, встал на обитый шениллом подоконник. Его тело качало из стороны в сторону, грозясь вот-вот потерять равновесие и грохнуться с третьего этажа на каменную плитку. Но пальцы в панике цеплялись за все, что угодно. Хенджин сделал первый шаг, встав на оконный отлив, и тут же поскользнулся. Парень с тихим вскриком упал одним коленом на мягкий подоконник, в то время как вторая нога свисала вниз. — Соберись… — Сбивчиво, сквозь слезы, прошептал он сам себе. Подтянув ногу и схватившись за окно поудобнее, Хенджин все-таки смог устойчиво встать на откос. Маленькими шажками, не отрывая подошву домашних тапочек от хлипкой поверхности, он начал двигаться к краю. Когда лестница уже начала маячить перед глазами, Хен вытянул руку вперед, стараясь дотянуться до ближней перекладины. Он часто-часто смаргивал слезы, чтобы они не застилали и без того расплывчатый взор. Лестница вроде бы была так близко, но ему не хватало всего каких-то пары сантиметров, чтобы коснуться ее кончиками пальцев, хотя вторая рука, цеплявшаяся за окно, уже начинала ныть от натяжения. Где-то в доме прозвучал последний выстрел и все стихло. Хенджин не знал, кому принадлежала последняя пуля, его покалеченным двум телохранителям или одному из шести военных. Но точно знал, что ему нужно покинуть территорию дома и как можно скорее… До крови закусив нижнюю губу, парень отпустил оконную раму и одновременно с этим оттолкнулся ногами от откоса. Вытянув руки вперед, у него получилось схватится за перекладину лестницы, ударившись коленями и грудью о холодное железо. С болезненным стоном он подтянулся, перекинул ноги и наконец ступил на прочные пруты. Спустившись до первого этажа, Хенджин спрыгнул. Чуть не подвернув ногу от спешного приземления, он быстро совладал с ватным телом и бегом бросился к забору. Обходить дом и покидать его территорию через главные ворота было опасно. Трясущимися пальцами Хенджин цеплялся за выступы в кирпичной кладке забора. Он пару раз срывался, обдирая ладони, но, проглотив слезы паники, тут же возвращался за дело. Когда он наконец добрался до самого верха и перебросил ногу, сев на каменный уступ, до слуха донесся оглушительный грохот. Военные переворачивали в его доме все вверх дном… Напоследок окинув особняк взглядом, Хенджин поджал губы. Здесь он родился. Здесь он рос и брал от жизни все. Здесь лежал труп его отца… Парень не знал, сможет ли сюда вернуться… Рвано всхлипнув, Хен перекинул и вторую ногу, спрыгивая вниз и наконец покидая свой родной дом. На улице, там, куда не доставали окна Хенджина, царил настоящий хаос. Видимо, именно сегодня у всех, недовольных системой, сорвало спусковой крючок. По улицам носились жители этого района, ополченцы и военные. В воздухе свистели пули, а в нос бил едкий аромат пороха. Причем некоторые из солдат перестреливались между собой. Сердце Хенджина клокотало в горле, мешая сглатывать вязкую слюну и нормально дышать. По щекам без остановки текли слезы, а все тело сжималось из-за страха. Парень пытался бежать быстро, не попадаясь никому на глаза. Он перебегал из кустов в тень заборов и снова в некогда ухоженные заросли. Хенджин бежал к дому Джисона. Жили они не особо далеко друг от друга, но из-за коротких и опасных перебежек путь занял достаточно много времени. Парень вздрагивал от каждого шороха, от каждого военного ботинка, промелькнувшего перед глазами. Только сейчас, сидя в своем ветвистом укрытии, а не в большом охраняемом доме, Хенджин понял, что все серьезно. Что все новости и виды из окна были не просто фильмом на телевизоре, а жестокой реальностью. В Чхунгене действительно шла гражданская война, она отнимала жизни и заставляла поджилки трястись от страха. Теперь Хенджин это понял и даже прочувствовал. В дом Хана он решил пробираться также, как покидал свой. С трудом и новыми царапинами на ладонях он преодолел преграду в виде забора и спрыгнул на припорошенный слякотью искусственный газон. Только он сделал быстрый шаг вперед, как из-за угла выскочил старый сторожевой пес. Не признав друга семьи, он начал злобно рычать и клацать челюстями, брызжа слюной. — Н-нельзя, Б-бама, — тихим, осипшим голосом обратился к алабаю Хен. Услышав свою кличку и знакомый голос, Ббама перестал скалится и даже завилял хвостом. Быстро погладив его меж ушей, Хенджин на трясущихся ногах побежал к дому. Добравшись до заднего фасада, он принялся колотить в окно. Прямо за стеклом находилась гостиная семьи Хан. Через пару минут беспрерывного стука за окном мелькнуло озлобленное лицо телохранителя Джисона, а из-за его спины показалась напуганная мордашка и самого друга. Увидев заплаканного Хенджина, который рвано дышал ртом, сглатывая истерические всхлипы, Хан оттеснил Рика и распахнул створки. Джисон помог Хену залезть в окно, а затем осел вместе с ним на пол. На мгновение почувствовав себя в безопасности, Хен растекся по полу и зарыдал пуще прежнего. Перед его глазами мелькали жуткие картины с улиц, а самой устрашающей и щемящей была горящая красным огнем смерть отца. — Джинни, Джинни! — Звал его обеспокоенный Хан. Этим вечером он весь сидел как на иголках, потому что узнал, что происходит на улице, а тут еще и внезапное появление Хена разлилось нарастающей тревогой по всему телу. — Что случилось? Что ты здесь делаешь? Почему ты не дома?! Хенджин вскинул голову, заглядывая своими красными опухшими глазами в перепуганное лицо Джисона. В тот же момент, как его губы разомкнулись, произнося страшные слова, в гостиную вошел Хан Тэсун. — П-папу у… — тяжелый вдох. — Убили. Глаза всех телохранителей и представителей семьи Хан расширились в панике. Министр мертв? Не может быть… — Военные приш-шли под пред-длогом обыска… — Заикался от рыданий Хенджин, объясняя ситуацию. С каждым его словом лицо Джисона искажала все большая тревога и печаль за друга. Он прижал Хенджина к своей груди и принялся трясущейся рукой поглаживать его волосы. — Д-джинни… — Единственное, что он смог выдавить. Другим словам не дал выйти наружу вставший в горле ком. Хан Тэсун, депутат Чхунгена, схватился за волосы. Пока парни в слезах цеплялись друг за друга, он принялся раздавать указания своим подчиненным и телохранителям. Скрываться в своем доме во время разгара гражданской войны резко стало небезопасно. Слова, которые услышали парни, прозвучали так отчаянно и резко. Отец Джисона обращался к Рику, впопыхах продумывая план: — Вывези их за город. Укройтесь в Намсоле. Джисон подорвался с пола, хватаясь за домашний свитер отца негнущимися пальцами: — А ты?! Пап, а ты?! — Уезжайте сейчас же! — Сжал он ладони сына в своих. — Со мной все будет хорошо. Я присоединюсь к вам позже, как только разрулю все в парламенте. Тэсун попытался улыбнуться, но вышло криво. Тогда он утер влажные дорожки слез со щеки Джисона и крепко обнял. Парень зарылся носом в его грудь. Он все понимал. Его отец глава города, поэтому он не может так спешно его покинуть. Сначала нужно разобраться с вновь возникшими острыми проблемами в связи со смертью министра финансов. — Соберите вещи и еду на первое время, уходите через задний ход. Рик позаботится о вас, будьте на связи. Тэсун отстранился от сына, подошел к все еще сидевшему на полу осиротевшему Хенджину, обнял и его, а затем торопливо покинул гостиную. Внезапные прощания оказались очень короткими и до боли тягостными.