Battle-born

Когда Изуку вошел в этот шатер два дня спустя, его голова раскалывалась от боли, а ноги не слушались. Его руки, крепко стянутые пеньковой веревкой за спиной, покрылись гусиной кожей от холода. Вместо привычной одежды на нем болтался бесформенный лоскут мешковины с прорезью для головы, и ноги мерзли нещадно, пока он шел босиком от мохнатой низкорослой лошади, на которой его привезли, к шатру по мерзлому, обледенелому камню. Во рту неприятно горчил кляп, свернутый из мокрой тряпки. — Рикия приветствует Великого Бакуго, — проревел низкий гортанный голос за спиной Изуку. — Говорить о делах не принято сразу, но, думаю, это дело будет тебе интереснее историй и болтовни. Разобрать слова было сложно, и каждое из них отдавалось ударом молота по наковальне внутри черепа Изуку. Бакуго сидел на подушках там же, где и в прошлый раз, с неизменным скучающим видом, и почти не смотрел ни на Изуку, ни на Рикию, огромного по человеческим меркам мужчину, облаченного в черное. Бакуго был больше занят чашей с чем-то горячим, дымящимся, но Изуку не мог различить запаха — его нос был забит кровью и едва дышал. — Так переходи к делу, не стесняйся, — добродушно подбодрил разбойника красноволосый парень лет двадцати пяти, развалившийся на войлоке возле Бакуго. Изуку уже видел его в прошлый раз, но тогда его скрывал полумрак, а сейчас он лежал так, что факелы хорошо освещали его обнаженный торс и улыбающееся лицо. Изуку невольно вздрогнул: зубы у него были треугольные, острые. Больше в шатре никого не было: подельники Рикии остались снаружи, дожидаясь своего главаря. — До меня дошли слухи об интересе Великого Бакуго к иноземцу. Я привез тебе эту добычу! И я желаю быть вознагражден за нее! Изуку возмущенно дернул плечом, и Рикия тут же осадил его недовольство болезненным пинком под ребра. — С чего ты взял, что я буду платить? — Бакуго прищурился, отпил из чаши и поднял на Рикию взгляд, в котором невозможно было прочитать ни одной эмоции. — Хороша добыча! — Рикия наклонился, вцепился толстыми заскорузлыми пальцами в волосы Изуку и вздернул его голову, подставляя перекошенное от боли веснушчатое лицо под дрожащий свет факелов. — Разве не хороша? — Не попробуешь — не узнаешь, — фыркнул Бакуго. — Или ты уже пробовал? Последние слова были произнесены вкрадчивым, угрожающим тоном, и Рикия тут же забормотал что-то, что Изуку никак не мог разобрать, но интонация его была крайне оправдывающейся и испуганной. Красноволосый парень легко вскочил на ноги, подошел к Изуку и бесцеремонно поднял край мешковины, под которой ничего не было. Изуку протестующе взвыл через кляп и рванулся назад, когда шершавая, горячая ладонь красноволосого дэньмита ткнулась в его промежность, грубо ощупывая. — Не, не пробовал, — сообщил он Бакуго, обнюхав руку. — Чистый. Лицо Изуку залила краска стыда и злости. Что только эти люди себе позволяли? — Сколько? Рикия, обрадованный деловым интересом, отпустил шевелюру Изуку и принялся активно жестикулировать: — Недорого прошу! Тринадцать златов всего! На тринадцать златов можно было купить табун резвых боевых коней и снарядить сотню солдат лучшим вооружением. Наверное, это было бешеной ценой для дэньмитов, и Изуку даже не знал, чего он хотел сейчас больше: чтобы Бакуго отказался или же чтобы он согласился. В обоих случаях ничего хорошего бы Изуку не ожидало. Но стоять здесь на коленях и ждать, пока решалась его участь, было невыносимо. Бакуго смерил Изуку оценивающим взглядом, словно прикидывая, а стоила ли игрушка таких денег, а потом кивнул красноволосому: — Заплати. Рикия рассыпался в благодарностях, потом еще раз, когда тринадцать увесистых золотых слитков по одному перекочевали в его толстые руки, и еще раз, когда, наконец, распихал их по мешочкам на поясе. Напоследок он стянул с Изуку накидку из мешковины, оставив его совершенно голым посреди шатра, и вышел, пятясь и кланяясь. Бакуго бесстрастно наблюдал за тем, как Изуку ерзал на месте, стараясь хоть как-то прикрыться. Под его изучающим взглядом было не по себе. Стыдно, как же Изуку сейчас было стыдно и гадко. Его и его свиту застали врасплох на первом же привале, когда они возвращались в Миодоссию. Его телохранители были убиты, самому ему повезло, что он отделался только разбитой головой. Грабители забрали его дорогую одежду, содрали с трупов все, что можно было продать: оружие, плащи, не испорченные кровью вещи. И, обнаружив на шее Изуку золотой медальон с королевским гербом, смекнули, как можно еще заработать. И вот Изуку Мидория, только вчера гордо отказавшийся от унизительного предложения брака по расчету, стоял перед Бакуго на коленях в еще худшем положении. Он страшно замерз в дороге, он был голоден и, что еще хуже, теперь он был вещью. К горлу подкатил тошнотворный ком, и Изуку насилу заставил себя не отворачиваться. — Киришима, — медленно произнес Бакуго. — Ты знаешь, что делать. Красноволосый парень растянул уголки губ в широкой ухмылке, и Изуку снова внутренне содрогнулся, увидев его треугольные зубы: — Понял. Принести тебе их головы? — Бакуго безразлично махнул рукой, и Киришима обрадованно хлопнул в ладоши: — Тогда просто сожру, — и вышел из шатра, оставив их наедине. Изуку не хотел думать о том, что только что услышал. Наверное, он перепутал какое-то слово в языке дэньмитов, да и в разных племенах некоторые слова могли обозначать разные вещи в зависимости от диалекта. Не мог же Киришима действительно говорить о каннибализме? Впрочем, через секунду его это уже перестало волновать, потому что Бакуго подошел и сел перед ним на корточки, внимательно разглядывая его лицо. Больше всего на свете Изуку хотелось бы отшатнуться, но он боялся показать, в каком отчаянии находился. А потому вызывающе расправил плечи, смело глядя в глаза цвета гранатового сока. Бакуго избавил Изуку от кляпа, смочил подушечку большого пальца слюной и стер засохшие следы крови с его верхней губы: — Наследник Всемогущего, да? — Изуку вспыхнул. — И где твоя магия, Мидория? От этих слов, произнесенных так просто на грубом, гавкающем языке дэньмитов, хотелось рыдать. Изуку не смог воспользоваться ею ни разу, с тех пор как очнулся после крепкого удара по голове, нанесенного то ли дубинкой, то ли еще чем тяжелым. Он прикусил щеку с внутренней стороны, чтобы не позволить себе выглядеть расстроенным или испуганным, но, казалось, Бакуго все понял: — Против любого яда есть лекарство, — Изуку промолчал. — Любую магию можно заточить. Твою, скорее всего, держат веревки. Я не буду пока их снимать. — Боишься, да? — жаль, не хватало словарного запаса на языке дэньмитов, чтобы высказать все, что Изуку думал о нем. Бакуго рассмеялся ему в лицо: — Просто хочу кое в чем удостовериться. Основание его ладони вдруг легло на кадык Изуку, не позволяя наклонить голову, и Бакуго собственнически наклонился к его шее. Изуку протестующе дернулся всем телом, но вырваться из захвата не получилось. Пальцы Бакуго больно стиснули его горло, и Изуку потерял доступ к воздуху. Шумно вдохнув его запах, Бакуго одним движением опрокинул Изуку спиной на мягкий войлок, вбил колено между бедер, пользуясь тем, что в этом положении свести их вместе было практически нереально — подколенные связки и без того болезненно заныли, когда Изуку весом всего тела прижал к земле собственные пятки. — Не смей! — прохрипел Изуку, чувствуя, как закладывает уши от нехватки кислорода. Он отчаянно сопротивлялся, пытаясь оттолкнуть, вывернуться из захвата, но все было бесполезно: Бакуго держал крепко. Его вторая рука скользнула вниз по животу Изуку, болезненно прожала мышцы пресса над лобком, ощупывая, и двинулась ниже. Изуку дернулся, но вырваться не получилось. Жесткие пальцы Бакуго прошлись ниже яичек, к анусу, ритмично надавливая через равное расстояние, а потом прикосновения прекратились, и Изуку с отвращением увидел, как он обстоятельно обнюхивает свою руку. Неизвестно, что он хотел там учуять, но через мгновение Бакуго расслабленно улыбнулся и выпустил Изуку из захвата, позволяя отползти и прокашляться. — Я так и знал, что ты колыбель, — удовлетворенно произнес он на дэньмитском, а потом, заметив, что Изуку ничего не понял, произнес уже на равнинном, страшно коверкая изящные мягкие звуки. — Омега. У Изуку внутри все оборвалось. Никто не знал. Никто не мог знать. Он не рассказывал даже Ииде и Тодороки. А этот варвар, обращавшийся с ним как с вещью, легко это определил… по запаху?! Изуку поспешно замотал головой, стараясь выглядеть как можно убедительнее: — Это не так. Это ошибка, — ему отчаянно не хватало слов. Хотя… Бакуго было плевать на слова. Он взял сумку, лежавшую возле дальней стены шатра, достал из нее тонкую вязаную накидку из овечьей шерсти и набросил на плечи Изуку. Плетение нитей было достаточно плотным, чтобы не быть прозрачным, и Изуку сразу почувствовал себя защищеннее. Он понимал, что это было просто иллюзией, обманчивым ощущением, что раз его обнаженного тела не видно, то и прикоснуться будет сложнее. Но лучше так, чем сидеть совсем голым. Бакуго устроился рядом, поднес к его губам небольшой бурдюк, в котором, судя по вкусу, было то же, чем их потчевали при первой встрече. Изуку не стал сопротивляться — горло горело и требовало хоть какой-нибудь жидкости. — Шинсо! — Изуку вздрогнул от громкого призыва и удивился, когда Шинсо мгновенно явился, припорошенный снегом, словно он сидел снаружи и только и ждал команды, чтобы появиться. Его скрежещущий, неестественный голос каким-то невероятным образом снова стал продолжением голоса Бакуго. — Видишь ли, Мидория, ты можешь сколько угодно утверждать, что я ошибаюсь, но я знаю, о чем говорю. Ты колыбель героев. Мне нужен наследник, тебе — твоя страна в безопасности. Это хорошая сделка. Так что подумай сейчас хорошенько. — Я не понимаю, о чем ты, — прохрипел Изуку. В горле до сих пор саднило. — Я правда не понимаю. Бакуго фыркнул, выразительно потянулся, демонстрируя языкам пламени тренированное тело: — Мидория это же не имя? Как звала тебя мать? — Изуку. Бакуго помедлил, перекатывая новое слово на языке. Но оно все равно плохо ложилось на дэньмитский, и он произнес его неправильно: — Деку. Когда проявилась твоя магия, Деку? Изуку не стал его поправлять и поспешно солгал: — Когда мне было пять. У него не было магии. Омеги никогда таковой не имели. Изуку получил свою по магическому пакту и долго учился ей пользоваться, в отличие от всех тех, кому она досталась при рождении. У всех вокруг магия была продолжением их самих, для него же — сложным инструментом, с которым было совсем не просто управляться. Бакуго уселся поудобнее, в отличие от Шинсо, который так и сидел на пятках: — Моя магия проявилась за неделю до моего рождения. Изуку слышал о подобном. Абсолютная сила. И последняя в своем роду, потому что большего человеческое тело принять не способно. Бакуго поднял руку ладонью вверх, сжал в кулак и резко распрямил пальцы. Что-то хлопнуло, полыхнуло рыжим пламенем, отчего Шинсо вздрогнул, и зрачки в его глазах на мгновение показались вертикальными. Бакуго продолжил: — Ты должен знать, Мидория, магия преумножается из поколения в поколение. Две моих жены умерли в мучениях, не выносив ребенка. Для моего наследия нужен подходящий сосуд. Я думаю, ты подойдешь. Ты ведь не просто колыбель, ты наследник Всемогущего. И не надо отрицать. В конце концов, что мешает мне на месяц посадить тебя на цепь и проверить, не начнется ли течка? Изуку в отчаянии стиснул зубы. Он прятал эту правду последние лет пятнадцать, с тех пор как стало ясно, что способностей к магии у него нет от слова совсем. Всемогущий передал ему собственное волшебство по магическому пакту, когда Изуку достаточно выучился и окреп, чтобы справиться с огромной силой. Но теперь на что она должна была пойти? На удовлетворение амбиций этого бессовестного варвара? — Я отказываюсь, — со всей возможной решимостью произнес Изуку. — Я не буду этого делать. Толку отпираться, если Бакуго действительно мог проверить. Без трав и специального снадобья, позволявшего пережить эти несколько дней так, словно ничего не происходило, Изуку был абсолютно беспомощен перед собственной природой. До сих пор ему везло: его окружали обычные люди, которым в голову не приходило, что рядом с ними может оказаться омега. Это было такой редкостью, что никто бы не предположил, что подобное может случиться с кем-то из знакомых. Изуку не знал больше ни одного случая в Миодоссии. Слышал про близнецов-омег в Спейне да про одного в герцогстве Тодороки, но на этом случаи заканчивались. Более или менее подробное описание он нашел в одном из фолиантов главной Миодосской библиотеки. Еще оставались легенды, почти забытые в цивилизованном мире и, очевидно, до сих пор жившие в полупервобытном обществе дэньмитов. И по легендам именно омеги вынашивали детей, наиболее способных к магии. Колыбель героев — у омег рождались самые сильные. Бакуго усмехнулся, протянул руку, поймал его подбородок пальцами: — Это теперь не тебе решать. Думаешь, зачем я тебя купил, Деку? — исковерканное имя неприятно резало слух. — Ты моя собственность. Теперь я могу делать с тобой все, что захочу. Изуку зло дернул головой и попытался вцепиться зубами в руку Бакуго, но тот успел увернуться: — Ненавижу тебя! — в груди клокотала ярость. И будь у Изуку хоть малейшая возможность проявить магию, то здесь бы уже камня на камне не осталось. — Ты отвратителен! Бакуго только рассмеялся и похлопал его по щеке ладонью: — Подумай лучше вот о чем, Деку: эта страшная Алрия стягивает армию к твоим северным границам. Как только к лету обмелеет Вириенна, они легко войдут в Миодоссию, — Изуку замер в ужасе. Его разведка не доносила ни о чем подобном. — Откуда я знаю? Оттуда, что вчера Даби предлагал мне половину Миодоссии в обмен на союз с ним. Скажи, за сколько дней падет твое королевство, если мы ударим одновременно? Этого не могло быть. Даби, правивший Алрией последние несколько лет, не мог сейчас быть на территории дэньмитов. И он тоже искал поддержки Бакуго. Или же драконы были настолько опасны для Даби, что он стремился поддерживать хорошие отношения с тем, кто ими управлял? Но если Бакуго заключит союз с Алрией, то Изуку с Тодороки просто раздавят. Изуку обреченно уставился на собственные колени, скрытые причудливыми узорами переплетенной пряжи. — Мне ничего не мешает согласиться, Деку, — продолжил Бакуго. — Тебя я уже купил. Я получу и новые территории, и наследника, который удержит мое царство в целости и прекратит эти бессмысленные бойни за трон. — Ты должен знать, Бакуго, — обессиленно произнес Изуку. — Дети, зачатые без любви, не наследуют магии своих родителей. — Да, первые пара штук будут так себе. А потом, как говорится, стерпится-слюбится, — беззаботно ответил Бакуго. Судя по голосу он уже все придумал и наслаждался тем, как все сложилось. — Так что, Деку, решай: или ты останешься здесь в качестве раба и будешь рожать, пока не получится так, как надо, или ты станешь моим супругом и я положу к твоим ногам и Алрию, и весь мир, если захочешь. Это предложение можно было назвать великодушным, только вот у Изуку внутри все сжималось и кровоточило, разорванное жестокой реальностью. Пеньковая веревка больно врезалась в кожу запястий, и мысль, что ему придется провести вот так еще несколько лет, казалась невозможной. Как невозможно было представить, что уже в конце весны его любимую солнечную Миодоссию зальет кровью, и синее пламя будет гулять по некогда изумрудным равнинам, обращая все в пепел. Он был наследником Всемогущего. Что бы сказал он, узнав, что Изуку позволил чужеземцам уничтожить его государство? Что будет делать Иида, оставшийся один у власти и совершенно не готовый управлять всем сразу? Что будет с мамой, когда война принесет ужасы битв под стены их каменного дворца? А Изуку будет сидеть здесь, под боком варвара, и просто надеяться, что любимые им люди успеют выпить яд до того, как алрийцы придут пользоваться ими на правах победителей? Изуку почувствовал, как на глаза начали наворачиваться слезы и поспешно прикусил щеку. Нужно было держаться. Бакуго сидел молча, потягивая напиток из бурдюка, и Шинсо тоже ждал, пока кто-нибудь из них двоих нарушит тишину. Бакуго не торопил. Но по его взгляду было ясно, что вечно ждать он был не намерен. Изуку пересилил себя, и сердце трусливо пропустило удар: — Я дам согласие на брак. Бакуго широко ухмыльнулся: — Давай сейчас. Выйдешь за меня, Деку? — он выглядел как озорной мальчишка, бросающий вызов незначительной опасности. — Да, Бакуго, — эти слова разрывали его изнутри. — Кацуки. Мое имя Кацуки. Изуку не смог бы произнести это правильно. Повторил как смог: — Да, Каччан. Я выйду за тебя замуж. — Вот и прекрасно. Бакуго подался к нему, поймал лицо в ладони и крепко поцеловал в губы, скрепляя обещание. Изуку вздрогнул, но вырываться не стал. Это не был его первый поцелуй, но позволять прикасаться к себе вот так все равно было непривычно и крайне неправильно. Шинсо учтиво отвел глаза в сторону и сделал вид, что его здесь не было. Через минуту на запястьях Изуку уже не было веревки. Дело, конечно, было не в пеньке, из которой она была свита, а в многочисленных разноцветных нитях, в которых по узору и тому, как были подобраны цвета, угадывался чей-то искусный наговор. Таким можно было бы остановить практически любую магию, и Изуку с неприязнью подумал, что составить такое заклятье мог только очень опытный маг. Плохо, если на стороне обычных разбойников были такие. Шинсо принес ему одежду: плотные штаны, теплые сапоги до середины лодыжки, льняную рубаху и тяжелую длинную дубленку из шкуры ргапалла, в которой Изуку едва мог шевелить руками — такой непривычно тяжелой она была. Он едва успел одеться, как в шатер, отряхиваясь от снега, вошли Киришима и Мина. — Бакуго, — на Мине было все то же легкое, разноцветное платье, в котором она встретила посольство Изуку днем ранее на перевале, — мы готовы. Она подняла тяжелый тряпичный мешочек, измазанный кровью, и в нем что-то звякнуло. Бакуго кивнул и подтолкнул к ней Изуку: — Знакомься, мой супруг Деку. Доставь его домой, ему нужно готовиться к свадьбе. Мы сыграем ее, когда тронется первый лед на Ямриде. — Пусть лучше его везет Шинсо, — фыркнула Мина. — Я едва говорю на равнинном. Шинсо промолчал. Киришима же ощерился своими острыми зубами, и Изуку готов был поклясться, что на них тоже были кровавые следы: — Значит, Деку, да? — он поклонился, добродушно улыбаясь, и Мина последовала его примеру. — Приветствую тебя. Бакуго не обратил внимания на предложение Мины. Он просто кивнул Киришиме, на котором все так же не было ничего, кроме темных штанов и обуви, и Изуку невольно задался вопросом, почему он не мерз. Почему никто из них не мерз здесь, среди нависающих гор, гудящих ледяным ветром? Киришима снова вышел наружу в темноту, навстречу воющей вьюге, и Бакуго, напоследок снова поцеловав Изуку и вызвав этим неприязненную судорогу, последовал за ним. Мина вздохнула, проверила, чтобы Изуку был тепло одет и натянула ему капюшон на голову: — Шинсо, — протянула она раздосадованно, и тот поспешно пришел ей на помощь переводом: — Дорогой Деку, — теперь она обращалась к нему с куда большим почтением. — Я доставлю тебя во дворец к утру, но ты должен пообещать мне не спать в дороге. Сейчас съешь кусок нхарна, чтобы согреться и быть сытым. Мина достала из поясной сумки кусок чего-то красного, крепко пахнущего гарью и паленой осиной, и протянула его Изуку. Саму сумку она тоже перевесила на пояс Изуку. Он заставил себя не спрашивать про эту пищу и не сопротивляться, но все же уточнил: — К утру? Мой дворец в четырех днях пути отсюда. Мина улыбнулась, дождавшись перевода от Шинсо: — Не сомневайся во мне. Я быстрейшая, — и, увидев, как Изуку запихнул в себя нхарн, от которого его рот тут же наполнился слюной, а желудок скрутило судорогой от соли, поманила его жестом, приглашая выйти из шатра. За пурпурным пологом бушевала буря. Изуку на мгновенье зажмурился, а потом долго тер глаза тыльной стороной ладони, избавляясь от налипшего на ресницы мокрого снега. Когда он, наконец, снова смог видеть, то потерял дар речи: на краю плато лежал огромный дракон. Ему едва хватало места на широкой площадке, поэтому хвост его был свешен в пропасть. Крутая холка была на два человеческих роста выше шатра, а в пасть легко бы поместилась вьючная лошадь. В темноте было не разобрать, какого цвета была его чешуя, но от его светлых боков шел пар: снег попадал на них и тут же таял, улетучиваясь клубами влажного воздуха. Дракон повернул шипастую морду к Изуку, и его огромные черные глаза без радужки и зрачков показались очень знакомыми. Поняв, что Изуку был удивлен, но падать в обморок не собирался, дракон развернул кожистое крыло к его ногам, словно предлагая вскарабкаться на его спину, украшенную множеством костяных пластин. Изуку взволнованно обернулся на Шинсо, вышедшего с ним вместе. Шинсо кивнул: — Садитесь, не бойтесь. Мина отвезет вас.