Happy death day

– Напомни-ка, почему мы здесь? Хёнджин шаркает ботинками по асфальту, всем своим видом выражая недовольство. Хоть большая часть его лица и скрыта под маской, нахмуренные брови говорят сами за себя. Сегодня выдался особенно жаркий день, даже ручные вентиляторы не спасают, оттого Хван и капризничает. – Просто вслушайся в эти два слова. – Хан, бодро вышагивающий впереди, резко останавливается и разворачивается, отчего Хёнджин буквально налетает на него. Хан не слишком обращает внимание на то, что едва не оказался опрокинут на асфальт, а потому продолжает как ни в чем не бывало: – "Курочка Чонсана". Он подкрепляет свои слова жестами, выражающими крайнюю степень вкусового удовольствия, однако ответного восторга не встречает. – А в Сеуле курочки нет, конечно же. Хёнджин скептически складывает руки на груди. Его серьезность и очаровательное ворчание вызывают улыбки остальных ребят. Кажется, всем пришлась по душе идея выбраться из города, напичканного всевозможными удобствами, в провинциальный городок неподалеку ради... порции острых крылышек? Он, конечно, тоже любит вкусно покушать, но это уже слишком. И почему они все вечно идут на поводу сумасбродных идей Джисона? Наверное, дело в том, как Хан умеет подавать свои мысли, зажигает ими всех, кто находится на расстоянии десяти метров, и по-детски искренне радуется, когда его поддерживают. Ради этой широкой улыбки и светящихся глаз можно и потерпеть. – Путешествие – вот, что главное, бэйби, – поучительно произносит Хан, приспуская на кончик носа солнцезащитные очки и подмигивая. – Идемте уже, – подгоняет Чан, вместе с остальными ушедший вперед. – Вот. Истинный ценитель. – Хан едва не вприпрыжку догоняет Чана и припоминает ему один из vlive-эфиров, где острая лапша чуть не лишила группу лидера, а стэй – разума от разыгравшегося воображения, когда Бан заговорил о желании раздеться. Они действительно любят подобные поездки, когда можно расслабиться исключительно для себя, не заботясь о камерах и становясь обычными туристами, хоть и приходится скрывать лица под масками, очками и бейсболками. Несмотря на то, что идея принадлежит Хану, их негласным проводником стал Сынмин. Уткнувшись в навигатор, он привычно молчаливо ведет парней за собой, игнорируя ребячества и шуточки, которые иногда звучат и в его адрес. Никто из них давно не обижается, они стали настолько крепкой семьей за годы, проведенные вместе, что уже впору читать мысли друг друга. – А нам разве не здесь нужно свернуть? – Чонин сверяется с собственным смартфоном и осматривается вокруг. Сынмин в ответ качает головой, сворачивая в противоположную сторону. И действительно – за углом оказывается то самое кафе, о котором Хан прожужжал им все уши. Крошечная забегаловка, которых полно кругом, но от нее веет домашним теплом и уютом, это чувствуется даже на расстоянии. Чанбин тут же вспоминает о том, какую вкусную курочку готовит его мама, и призывает всех поскорее зайти поесть. Им остается всего ничего, когда дверь кафе вдруг распахивается и из него выбегает женщина средних лет. Она запрыгивает на припаркованный рядом скутер для доставки, но падает вместе с ним на асфальт. – Аджума! – обеспокоенно выкрикивает Чан, ринувшись к женщине, но она его не слышит, а лишь наспех поднимает скутер и уезжает, не оборачиваясь. – Кажется, горящая доставка, – делает вывод Минхо. Шутка немного разряжает обстановку, и они всей толпой все же заваливаются в кафе, заполнив собой все свободное пространство. – Здравствуйте, – обращается Чан к единственному сотруднику, которого видит. Никакой реакции. Мужчина лишь продолжает стоять к ним спиной, сжимая в руках полотенце, и смотреть в подвешенный под потолком телевизор. – Извините? Он переглядывается с парнями и решает подойти ближе – неспешно и осторожно, к этому он уже привык, потому что и дома старается ребят не пугать внезапными выпадами, они и так вечно на стрессе, должен же хоть кто-то из них заботиться о спокойствии. Чан протягивает руку и мягко касается чужого плеча. Мужчина вздрагивает и оборачивается так резко, что заставляет стоявшего ближе остальных Феликса едва не подпрыгнуть от неожиданности. – Ох, посетители! – спохватывается мужчина, нервно промакивая лоб полотенцем. Затем кланяется в извиняющемся жесте. – Простите! – Ничего-ничего, – уверяет Чан, улыбаясь своей обворожительной улыбкой – жаль, ее не видно под маской. – У вас все в порядке? Мы видели, как аджума очень торопилась. Уронила скутер, боюсь, как бы она не поранилась. – По новостям передают, что в школе Хёсан что-то случилось. Карантин вводят. – Мужчина сокрушенно качает головой. – У хозяйки там сын учится. – Карантин? – переспрашивает Хан, в мгновение посерьезнев. Только недавно все переболели одной заразой, как тут следующая подкралась. Ему совершенно не хочется снова цеплять нечто подобное, потому идея с поездкой сюда уже не кажется такой уж удачной. С другой стороны, школа это школа, туда уж они точно ехать не собирались, поэтому позволять тревожным мыслям взять верх пока рано. Хотя аппетит все же пропал, но зря они ехали сюда, что ли? – Мы можем сделать заказ? Он пытается выглядеть непринужденно, однако ребята, знающие его, как облупленного, замечают незначительные изменения. Но тактично молчат, за что он отдельно благодарен. Потому что ему не хочется озвучивать вслух навязчивую мысль: им нужно быстро поесть, пока хозяйка не вернулась и не притащила с собой из школы сына, возможно, зараженного непонятно чем. Они рассаживаются, занимая два стола, то есть буквально все свободные места, какие имеются в этом кафе. Заказ большой, в основном обжигающе острый, чтобы посмеяться друг над другом, когда слезы начнут выступать от огненных ощущений во рту. В зале царит приятная прохлада, несмотря на то, что теплый свет, окрашивающий все помещение в оранжевые оттенки, создает впечатление, что здесь должно быть жарко, особенно учитывая открытую кухню, на которой усердно трудится добросовестный работник, периодически поглядывающий на гостей через плечо. Они все сняли маски и очки, поэтому вполне вероятно, что он мог узнать Stray Kids в полном составе, однако профессионализм не позволяет ему кинуться с просьбами сделать фото и взять автографы. – Куда пойдем после? – интересуется Чанбин, пожевывая зубочистку. – Тут есть мост через реку. – Сынмин кладет свой смартфон на середину стола, демонстрируя карту. – Реку? – скептически переспрашивает Минхо, глядя на тонкую голубую полосочку, разделяющую городок надвое. – Раз уж мы здесь, почему бы не прогуляться. – Чан ободряюще хлопает Сынмина по плечу. – Курочка! – громко выдает Хан, заставляя стены содрогнуться, а заодно едва не доводя парней до инфаркта, за что тут же получает оплеуху от Хёнджина. На деревянных столах – далеко не новых, но явно окрашенных недавно в более глубокий ореховый цвет – возникают блюда, заполненные дымящимися крылышками и ножками. Острый запах щекочет ноздри, у Феликса и Чонина даже просто от него выступают слезы в уголках глаз. – Соревнование! – Хан хватает ножку и обводит ею сидящих за своим столом Хёнджина, Минхо и Сынмина. – Мы хоть раз можем просто поесть? – Хёнджин выуживает из общей груды крылышко помясистее. – Но если что, я в команде крылышек. Они скрещивают свои кусочки курицы, будто мечи, тем самым обозначая начало битвы. У Феликса в рюкзаке находится несколько бандан, которые они используют, чтобы завязать глаза. Правила просты: от наименее острого к наиболее острому съесть с завязанными глазами по пять ножек или крылышек, в зависимости от команды, только вот держать еду придется на самостоятельно, а довольствоваться тем, как ее пихает в рот команда соперника. Наиболее быстрых лидеров своих команд решено столкнуть в финальной битве, чтобы выявить истинного короля «Курочки Чонсана». Раз уж Хан и Хёнджин объявили войну, им и приходится первыми завязать глаза. Для лучшего эффекта Чонин предлагает им обоим попытаться накормить друг друга. Идею по достоинству оценили, так что эти двое уже сидят наготове, каждый со своим «оружием» в руках в ожидании сигнала. – Только в рот попади, – предупреждает Хёнджин, предвкушая долгие минуты в уборной, когда придется вытирать с лица специи и жир. – Бэйби, я всегда попадаю в рот. – Боже, избавьте нас от интимных подробностей, – подает голос Минхо, а Чонин, заливаясь краской от собственных мыслей после такого комментария, прячет лицо в ладонях и смеется. Чанбин начинает отсчет, однако финального сигнала не следует. Джисон нетерпеливо вертит в руке крылышко, но быстро сдергивает с глаз повязку, когда слышит обеспокоенные голоса парней. В кафе заметно потемнело, и у него занимает несколько секунд, чтобы сообразить, что телевизор тоже замолк. Свет отключился. Как же вовремя им успели приготовить еду! – Что за напасть, – сетует их повар, официант и администратор по совместительству. Снова кланяется им и, вытерев руки, спешит к черному входу, чтобы проверить неполадки. – Ладно, давайте уже просто поедим и пойдем. – Хёнджин снимает повязку и вгрызается в ножку, хотя вообще-то планировал есть сегодня только крылышки. Остальные согласно кивают и принимаются за еду. Общий настрой заметно упал, не так они себе представляли поход в знаменитое в узких кругах кафе, хотя никто не высказал своего недовольства, чтобы не расстраивать Хана. В конце концов он не виноват, что день сегодня у кафе не задался. Обед занимает в разы меньше времени, когда они не дурачатся, а ведут тихие беседы, спокойно пережевывая пищу. А, быть может, каждому хочется просто побыстрее выйти на свежий воздух, поскольку с отключением электричества кондиционер тоже вырубило, и теперь в зале становится слишком душно, а от острого и вовсе в жар бросает. Они выпивают, кажется, все запасы воды, которые только есть в доступе, заодно наполняют свои спортивные бутылки доверху, чтобы в дороге не умереть от жажды, а затем осматриваются. Сотрудник кафе так и не вернулся, хотя времени прошло достаточно. Наличных ни у кого нет, а расплатиться картой самостоятельно никак не выйдет, даже если они сами посчитают всю сумму. – Поищу его. Чан поднимается с места и сначала на всякий случай выглядывает на улицу через ту дверь, которой они сами воспользовались. Никого. Причем вообще никого. Он бросает взгляд вдоль узкой улицы, тянущейся меж низеньких домов, но не видит ни души, хотя дорога просматривается на довольно приличное расстояние. Тревожная тишина на десятки метров. Хёсан, конечно, нельзя назвать крупным городом, но не настолько же, чтобы людей совсем не было в самый разгар дня. Единственное, что выбивается из чересчур идеалистической картины – свисающий в соседнем квартале провод линии электропередач, опасно искрящийся на оборванном конце. Чан возвращается, но лишь для того, чтобы двинуться за стойку к открытой кухне. – Ты уверен? – недоверчиво спрашивает Чонин. – Я только посмотрю. Не можем же мы просто уйти. Он вышел через вон ту дверь. Чан указывает на черный вход, огибает стойку, приходит через кухню, где от плиты и фритюра все еще идет жар, и открывает дверь. Мужчина действительно оказывается в переулке – неприятно смердящем, наверное, от скопившегося мусора и поднимающегося из канализационных отверстий зловонного пара. – Простите? – Мужчина стоит к нему спиной и как-то странно дергается в ответ на оклик. Чан цепляется взглядом за внушительное красное пятно, зловеще раскрасившее асфальт, и холодок пробегает по всему телу – не от страха, а от волнения. Слишком привык за всех переживать и все контролировать. – Вам нехорошо? Давайте я… Он обрывает фразу на полуслове, когда мужчина резко разворачивается и издает странный оглушающий звук – то ли крик, то ли рычание, то ли вой. Лицо его покрыто гнойными волдырями, капилляры в глазах полопались, губы кривятся в угрожающем оскале, зубы звонко щелкают друг о друга, а некогда белый фартук залит кровью, что до сих пор продолжает медленно вытекать из разодранной шеи. Нужно помочь этому человеку, но инстинкт самосохранения заставляет его на негнущихся ногах отступить на шаг назад. Руки мужчины подергиваются, издавая неприятный хруст, и он срывается с места, со всей дури врезаясь в Чана. От такой силы удара оба влетают в кухню и падают, попутно задевая фритюрницу. Чан больно ударяется спиной о пол, а разливающееся из опрокинутой фритюрницы масло с противным шипением обливает озверевшего мужчину и заодно ногу Чана. Пусть он и в штанах, жар масла чувствуется даже сквозь ткань. Он сдавлено стонет, пытаясь оттеснить от себя мужчину, но впившиеся в его предплечье зубы заставляют закричать. Парни подскакивают с мест сразу же, как слышат шум, но рядом с кухней оказываются уже слишком поздно. Большинство из них просто замирает в ступоре, глядя на развернувшуюся сцену. Чанбин приходит в себя первым, ему хватает нескольких секунд, чтобы расставить приоритеты и сориентироваться, поэтому он эффектно перепрыгивает через стойку, сбивая с нее стопку меню, хватает первую попавшуюся сковороду и с размаху заряжает по голове мужчины. Удар у Чанбина – будь здоров, но даже он не ожидал, что это буквально проломит чужой череп, кажущийся чересчур мягким. Мужчина валится набок, хотя продолжает подергиваться, издавая булькающие звуки. – Какого черта?.. – Чанбин подскакивает к Чану и помогает ему подняться. В собственных висках кровь пульсирует так сильно, что кажется, будто голова взорвется от прилива адреналина. Он не в состоянии думать о последствиях того, что только что сделал, сейчас его мозг сосредоточен исключительно на лидере, истекающем кровью. – Выглядит паршиво. Нужно быстро обработать. Парни, поищите аптечку! Громкий голос Чанбина мгновенно выводит всех из состояния шока. Он ведет Чана обратно в зал, замечая, как тот прихрамывает, и усаживает его на стул. Минхо протягивает ему нож, чтобы разрезать им штанину и оценить, насколько сильный ожог, а сам возвращается к кухне, потому что аптечку они так и не нашли, и это единственное место, оставшееся непроверенным. Кивает Хёнджину, когда тот просит быть осторожнее. Тело – а иначе не назвать – с проломленным черепом все еще подергивается и угрожающе кряхтит, Минхо проходит по другую сторону разделочного стола, чтобы лишний раз даже близко не подходить. Поиск занимает несколько минут, но все же заканчивается успехом. Он возвращается в зал, по дороге прихватив лед из холодильника, и садится рядом с Чанбином, отдав ему лед и принимаясь за обработку кровоточащей раны, пока тот занят ожогом. Он удивлен, насколько сильно, оказывается, человеческие зубы могут впиваться в плоть. Рваная рана точно останется внушительным шрамом. – Что это было? – Хан приподнимается на носочки, пытаясь таким образом получше разглядеть, что происходит за стойкой, но ничего не видно, а подходить ближе ему совершенно не хочется. Он чувствует приближающуюся панику и отчаянно пытается отвлечься, нервно заламывая себе пальцы и покусывая губы. – Что с ним такое? От вида крови его начинает подташнивать. Вообще-то он любит фильмы ужасов и спокойно смотрит их тоннами, однако в жизни все совсем иначе. Особенно когда нападают на близкого друга. Он чувствует, как чужая рука ложится ему на спину между лопаток, отчего чуть вздрагивает, но поглаживания Хёнджина дают должный эффект и ему становится немного спокойнее. – Чан, ты как? – спрашивает Чонин. Его руки заметно дрожат, но он усиленно старается не выдавать своего ужаса. Как и все остальные, испугался он не того, что этот тип напал и выглядит теперь как разбившийся об асфальт арбуз, а того, что Чан серьезно ранен. Лидер кивает вместо ответа и морщится от жжения, когда Минхо поливает укус антисептиком, а затем заматывает руку только что распакованным бинтом. Чанбин, подержав лед на уже промытом водой ожоге, обильно смачивает бинт и тоже накладывает повязку. Не уверен, что так правильно, но больше ничего в голову не приходит. – Нужно в больницу, – констатирует Феликс. – Нет, – отрезает Чан, ощущая в теле жар и холод одновременно. На лбу его появляется испарина, но он продолжает упрямо хмуриться. – Чан? – недоверчиво произносит Чанбин. – Как мы им это объясним? – Бан кивает в сторону кухни, откуда доносятся хрипы. – Ты слишком сильно ударил, мы никуда не пойдем, пока не придумаем что-нибудь путное. – Издеваешься? Это самооборона! – Хан ушам своим поверить не может. Иногда эта жертвенность друга его просто убивает. – Придурок напал на тебя, мы его оттащили, отправились в больницу и не в курсе, что с ним дальше случилось – чем не объяснение? Я тебя силком потащу, если понадобится. – Хан прав, – кивает Хёнджин. Несколько минут споров ожидаемо заканчиваются проигрышем Чана – он в исключительном меньшинстве, а «дети» слишком уж за него переживают, чтобы оставить ему финальное право голоса. Чанбин помогает ему подняться и поддерживает с одной стороны, Хан тут же подхватывает с другой, несмотря на сопротивление и попытки доказать, что уж не настолько ему и плохо, чтобы эти двое тащили его на себе, хотя быстро сдается, прекрасно понимая, что спорить с такими упрямцами бесполезно. Они подходят к входной двери, когда перед глазами Чана все начинает расплываться. Уверенный в том, что головокружение, вызванное стрессом, быстро пройдет, он не говорит ничего о резком ухудшении самочувствия, а спустя мгновение теряет сознание, грузно обмякая в руках друзей.