Пробуждение

– Надеюсь, пройдёт время – и наши воспоминания станут общими.

И я смогу думать и чувствовать так же, как ты.

        Всё возвращалось на круги своя. Ажиотаж в прессе утих, о До Мин Соке и его детях говорили всё реже. Хён Су уже вполне спокойно выходил на улицу, не опасаясь, что прохожие станут показывать на него пальцем или из-за угла выскочит какой-нибудь ушлый журналист. Хэ Су устроилась в Барселоне, освоилась там, и голос её по телефону раз от раза звучал всё жизнерадостнее и звонче.       Сам Хён Су наконец-то съехал от Ким Му Чжина и снял квартиру в районе Мапхо. Ему нравилось там, но он постоянно ощущал смутную тревогу, какой-то внутренний дискомфорт, причины которого объяснить себе не мог. Временами ему казалось, что он живёт не там, где надо, где его истинное место, как бы странно это ни выглядело. В такие дни он бродил по Сеулу, переезжая из района в район, разглядывал улицы, дома и прислушивался к ощущениям, но внутри ничего не отзывалось.       Когда он поделился своими мыслями с Му Чжином за стаканчиком соджу, тот, недолго думая, посоветовал ему присмотреться к району Кансу. И Хён Су, не докапываясь до причин, так и сделал. Но начать решил не с жилья, а с мастерской: руки скучали по металлу. Время от времени он брался за инструменты, однако всякий раз дело заканчивалось порезами и рулонами пластыря. А после того как ему наложили пару швов, Хён Су решил покончить с экспериментами и наконец-то открыть собственную мастерскую, где он устроит всё по своему вкусу и вернётся к работе.       Наверное.       Риэлтор, госпожа Нам, которую ему рекомендовал всезнающий и вездесущий журналист, предложила для экономии времени и общих усилий описать место, идеально подходящее под его запросы. И Хён Су, потратив каких-то полчаса, тут же выдал ей свои пожелания. Ему и выдумывать ничего не пришлось: он просто описал район, дом и мастерскую из своих снов. Потому что там ему нравилось. Там ему было уютно и спокойно.       Сны не оставили его. Хён Су видел их каждую ночь и почти смирился, поскольку изменить ничего не мог. Он только надеялся, что, когда обретёт свой уголок, займётся делом, сновидения оставят его и всё наладится.       Госпожа Нам и впрямь оказалась толковым специалистом. Она позвонила Хён Су через пару дней и назначила ему встречу в помещении, которое сдавалось в аренду с правом выкупа и в точности подходило под описание.       И вот он шагал по району Кансу, по его старой части, где традиционные ханоки тесно жались друг к другу, а малоэтажные новостройки гармонично вписывались в ландшафт и общую безмятежную картину. Хён Су шёл – и чувствовал давно позабытое умиротворение, словно действительно возвратился туда, где был когда-то счастлив. Насколько он вообще мог испытывать счастье...       Перешагнув сухой водосточный жёлоб, Хён Су поднял глаза и вдруг увидел странно знакомое ему место: опрятный маленький ханок под покатой крышей с широким козырьком. По спине словно пробежал ток. А ведь он был здесь, однажды точно был!       Тогда с неба лилась вода и шумно стекала с крыши этого самого дома. Хён Су помнил, как холодные тонкие струйки щекотали шею под воротником рубашки, заставляя поёживаться, а рядом заливалась смехом Ча Чжи Вон.       Очередной сон. Как многие в веренице ночных видений, которые Хён Су малодушно не находил в себе сил назвать воспоминаниями. В том сне, прячась от дождя, он никак не мог понять, почему Чжи Вон смеётся. Что могло так её радовать? Внезапный проливной дождь? Промокшие туфли? Слипшиеся от влаги волосы? Она была странной, ещё более странной, чем он. И Хён Су с недоумением смотрел на неё и слушал её звонкий смех, журчавший, как хрустальные ручейки над ними. Чжи Вон была солнечная и освежающая, как этот дождь, и вовсе не казалась расстроенной из-за непогоды.       – Повезло, как всегда: ливень на первое свидание!       Это он. Он, Хён Су, расстроил её. Наговорил ей грубостей и ушёл. Но слова Чжи Вон долго преследовали его даже после пробуждения.       – А может, ты ещё просто не понял, что любишь меня?       Эта фраза прозвучала сейчас в его ушах так отчётливо, словно Чжи Вон находилась рядом. Хён Су даже оглянулся, но он стоял под крышей один, а на глаза его наворачивались слёзы.       – Я ведь нравлюсь тебе. Это же очевидно!       Он вздрогнул – и слёзы, сорвавшись с ресниц, покатились по щекам, как капли дождя.       – Дорогой, почему ты плачешь? Не знаешь? А я знаю. Потому что ты меня любишь. Любишь, я это чувствую!       Голос Чжи Вон терзал Хён Су, не смолкая, а перед глазами один за другим мелькали и растворялись в солнечном свете образы и целые эпизоды из прошлого. Их общего прошлого. И язык не поворачивался назвать всё это снами, потому что это были воспоминания. Хён Су перестал сопротивляться и открещиваться от них. Они обволакивали его, согревали и ласкали душу, заледеневшую в одиночестве и отрицании.       Это были его воспоминания. Настоящие. И он сам в них был настоящим. Оттуда, из прошлого, Чжи Вон смотрела на него с нежностью и улыбалась ему, отчего сладко щемило сердце и покалывало кончики пальцев.       Хён Су опешил и растерялся от этих ливнем нахлынувших на него ощущений. Закрыв глаза, он прижался спиной к стене дома, руки его дрожа скользили по шершавой штукатурке, а в памяти разворачивался солнечно-зелёным ковром другой сон-воспоминание, из далёкой юности, когда они вдвоём с Му Чжином на берегу ручья говорили о Хэ Су.       Му Чжин тогда признался Хён Су, что любит его сестру.       – А как это? – поинтересовался Хён Су, разглядывая круглые камешки на ладони и раздумывая, бросить их в ручей или положить в карман.       – А ты сам-то не знаешь? – явно растерялся Му Чжин.       – Нет.       – Тебе что… не нравится никто, что ли?       – Нет, – снова повторил Хён Су и с какой-то внезапной обидой принялся бросать камешки в воду.       – Ну… – справившись с удивлением и смущением, Му Чжин только и сказал: – Когда придёт, ты поймёшь. А объяснить тебе всё равно никто не сможет.       И сейчас ему никто не мог ни объяснить, ни помочь: это Хён Су должен был почувствовать и решить для себя сам.       Все эти месяцы после комы он спрашивал себя, любит ли Чжи Вон, бесконечно спрашивал. Согласно диагнозу, который ему когда-то поставили в клинике и ежегодно безжалостно подтверждали, Хён Су был эмоционально неразвит. Попросту не способен чувствовать и любить кого-то.       Выходит, он не любил. Никого не любил. Не знал, что это такое. Вчитываясь в книги по психологии, он примерял на себя изложенные там характеристики влюблённости, выискивая в себе признаки того, что действительно любит – и не находил. Ни одного. В основе этого чувства, по описанию, лежат различные эмоции и эмоциональные состояния, которые время от времени затмевают сознание и делают любящего человека зависимым от эмоциональных и деструктивных мыслей, надуманных переживаний и воображений.       А в пухлой медицинской карточке Хён Су чётко было указано: не способен полноценно испытывать чувства, эмоционально неразвит. А это означало только одно.       Но Хён Су мучительно тосковал по Ча Чжи Вон! Не признавался себе, однако всё это время, прошедшее с их последней встречи в зале суда, когда вынесли оправдательный приговор Хэ Су, он думал о Чжи Вон и очень по ней скучал. По её печальному взгляду, мягкой улыбке, наклону головы, её тихому голосу и запаху жасмина, исходившему от её волос. Ему не хватало присутствия Чжи Вон, её поддержки и тепла, которое он ощущал физически и которым согревался. Ему стало недостаточно снов, где она приходила к нему и была рядом. Он безумно хотел видеть её, говорить с ней, касаться её…       Чем же всё это было, если не любовью?       Но тогда, выходит, и врачи, и книги, и он сам – ошибались?       Все эти мысли пролетели в сознании Хён Су за короткий миг и оборвались с требовательным телефонным звонком. Вынув телефон из кармана пиджака трясущимися руками, он прокашлялся, вытер слёзы и лишь после этого ответил на вызов.       – Я нашла место, идеально подходящее под ваше описание, господин До, – с энтузиазмом говорила ему риэлтор. – Я сброшу вам адрес в сообщении. Буду там через полчаса. Вы сможете подъехать?       Подъехать он смог. А вот войти внутрь – нет.       Как только Хён Су увидел здание по указанному госпожой Нам адресу, его ноги словно приросли к месту и дыхание застопорилось.       Это был дом из его снов.       Воспоминаний – поправил себя Хён Су, но не сумел сделать и шага. Стоял – и ошеломлённо рассматривал аккуратное небольшое здание на тихой улочке, примыкавшее к соседнему дому. Второй этаж, явно жилой, был отделан терракотовым кирпичом, на крыше шумели листьями растения в тяжёлых кадках и сухо постукивали на ветру выключенные гирлянды, а на первом этаже, где, по всей видимости, и располагалось помещение под аренду, на белой штукатурке, прямо перед глазами окаменевшего Хён Су, висела простая, со вкусом оформленная табличка «Мастерская по изготовлению изделий из металла».       Но не она приковала внимание Хён Су, а слова, написанные ниже: «Здесь отдыхают утренние звёзды».       Сколько раз во сне он видел это место! Сколько раз повторял эту фразу! Сколько раз…       – Добрый день! Вы быстро нашли этот дом? – вырвала Хён Су из пучины воспоминаний неслышно подошедшая госпожа Нам. – Тогда прошу вас, пойдёмте осмотримся.       Лишь после её слов ноги Хён Су смогли оторваться от земли.       Входить внутрь было страшно. Выручало присутствие постороннего человека. Госпожа Нам была для Хён Су связью с реальностью, потому что стоило ему переступить порог – и он оказался в своих снах. Бодрствуя. Наяву.       – Как вам? – сама того не ведая, своим щебетанием спасала его риэлтор. – Я и сама удивилась. И район, и планировка точь-в-точь по вашим требованиям.       – М-могу я сам осмотреться здесь? – наконец сумел выдавить из себя Хён Су.       – Да, конечно, – кивнула госпожа Нам, бросила взгляд на часы и направилась к выходу. – Не торопитесь. Позвоните мне после – и я свяжусь с владельцем.       Оставшись в одиночестве, Хён Су медленно обошёл просторное помещение с панорамными окнами. Кое-где ещё оставались вещи прежнего владельца: коробки, посуда, стеллажи.       Прежнего владельца? А разве им был не он сам? Истина никак не укладывалась в голове.       На широком столе, больше похожем на обеденный, лежала стопка тетрадей. Хён Су потянулся к ним, но его внимание привлекла визитница, откуда он вынул плотную, приятную на ощупь карточку цвета морской волны с золотым тиснением: «Здесь отдыхают утренние звёзды».       Отложив карточку в сторону, Хён Су раскрыл одну из тетрадей – и обомлел, увидев свой собственный почерк.       «Она ненавидит мотыльков. Интересно почему, ведь ей нравятся бабочки…»       Вторая страница.       «Она учится на полицейского. У неё много фильмов про полицию».       Следующий разворот.       «Она любит дождь. В дождь её голос становится выше. Она смеётся по пустякам. Неужели ей нравятся холодные капли? Или, быть может, их шум, приглушающий все остальные звуки?»       – Не трогайте это!       Голос, который Хён Су мечтал услышать так много дней и ночей, по которому так тосковал, прозвучал совсем рядом и настолько неожиданно, что он едва не выронил тетрадь.       За его спиной стояла Ча Чжи Вон и смотрела на него с таким изумлением, с каким, вероятно, и он сам смотрел на неё. Никто из них не ожидал встретить здесь другого.       Хён Су потрясённо глядел на ту, что не оставляла его мысли ни во сне, ни наяву. Чжи Вон была одета в простую домашнюю рубашку и джинсы, и от этого казалась ему ещё ближе и… роднее.       – Я убиралась в мастерской, – первой справилась с собой Чжи Вон. – Если вам что-то нужно, можете забрать. Всё равно всё это ваше.       А она? Она была – его?       Подумав так, Хён Су смутился и не нашёл, что сказать.       – Тетради тоже ваши, – указала на стол Чжи Вон. – Но я не могу отдать их вам, ведь там написано обо мне.       – Это я так назвал мастерскую? – Хён Су взял в руки плотный прямоугольничек с золотыми буквами.       – Да, вы, – подтвердил тихий голос за спиной.       – Знаете, что означает это название?       – Я спрашивала, но вы не отвечали, – кажется, Чжи Вон улыбнулась. Хён Су, не оборачиваясь, понял это по голосу. – А теперь… уже никто и не знает.       Нет. Знает.       – В греческой мифологии есть Гефест – бог кузнечного ремесла. Он был страшнее остальных богов Олимпа. А ещё был очень странный. Его сторонились, поэтому он круглые сутки проводил в своей кузнице. Но у него была любящая жена, богиня Афродита или Венера. Её прозвали Утренней звездой…       Сказав всё это, минуту Хён Су потратил на то, чтобы побороть подступившее удушье, и лишь потом повернулся к Чжи Вон.       Всё это о тебе. И для тебя. Всё – только для тебя…       Ошеломлённый и онемевший от нахлынувших чувств и открывшейся ему истины, Хён Су встретил взгляд Чжи Вон – и мгновенно провалился в свои давние повторяющиеся сны-воспоминания.       Первый сон, окутавший его, был окрашен в белое. Они с Чжи Вон лежали на постели – белоснежно-белой, и всё вокруг тоже было этого цвета: стены, потолок мебель и даже одежда их обоих. И на душе у Хён Су было безмятежно бело́. Так спокойно он себя не чувствовал никогда. Руки Чжи Вон обнимали его, и очень хотелось спать.       – Давно я здесь? – сонно спрашивал он. – Я ничего не помню.       – Теперь ты можешь обо всём забыть, – отвечала Чжи Вон. – Ты сделал всё, что мог. Спасибо тебе. А сейчас отдыхай.       – Но ведь я причинил тебе боль!       – Я люблю тебя несмотря ни на что. И в счастье люблю, и в горести. И я навсегда сохраню в памяти то время, что я провела с тобой. Не волнуйся за меня.       – Здесь так спокойно.       – Здесь нет никого, кроме нас. Только ты и я.       – Тогда это, должно быть, рай… – прошептал Хён Су, закрыл глаза – и тут же очутился в другом белом сне.       Это была их с Чжи Вон свадебная фотосессия. Видимо, длилась она долго, так как Чжи Вон устала, что немудрено в её-то положении. Фотограф всё чаще делал ей вежливые замечания, и в конце концов Хён Су попросил его о небольшом перерыве. Всё вокруг от цветов до деталей интерьера было белым, и даже Чжи Вон в своём нежном платье невесты побледнела от переутомления и переживаний. Она сетовала, что на свадьбе не будет его родителей.       – Это твоя единственная свадьба, – грустно качала головой Чжи Вон. – Я не хочу, чтобы что-то прошло не так и ты сожалел.       – Проведём две, – успокаивающе улыбался он. – Это просто формальное мероприятие. Свадьбу всегда можно повторить.       «Свадьбу всегда можно повторить!» – эта неожиданная мысль, сумасшедшая и яркая, сверкнула в голове Хён Су – и он очнулся, обнаружив себя в мастерской.       Чжи Вон смотрела на него, и её приоткрытые губы подрагивали, словно она что-то силилась сказать – и не могла.       – Я очень много думал о вас, – прошептал Хён Су, приближаясь к ней и поражаясь собственной смелости. Но белый сон и все остальные сны – нет, воспоминания, в которых рядом с ним была Чжи Вон, – окатившие его подобно хрустальному ливню, придали ему сил и уверенности. Они уже очень давно нравились ему гораздо больше реальности, где ему её дико недоставало. И Хён Су был готов на что угодно, только бы эти сновидения стали явью.       Но он не был готов услышать то, что сказала ему в ответ Чжи Вон:       – Я подала заявление на перевод в Пусан, – она отчего-то засуетилась и принялась вынимать вещи из коробки и тут же складывать их обратно. – Его должны скоро утвердить, потому что там как раз набирают людей.       Эта новость оказалась для Хён Су настоящим ударом: белое нежное облако надежды мгновенно сменилось бездонной тьмой отчаяния.       – То есть… – едва выговорил он, – вы уезжаете?       Руки Чжи Вон замерли.       – Я хочу начать всё заново на новом месте. Чтобы даже случайно не встретиться с вами.       Хён Су почувствовал, как под ним закачался пол. Неужели она… покидает его? Ледяную пустоту, что стремительно заполняла душу, он чувствовал лишь однажды: снова во сне, в чёрном безжалостном сне, когда Чжи Вон сказала, что не любит его.       – Мои чувства к тебе изменились. Я от тебя устала! И больше тебя не люблю.       И сразу, как и тогда, стало холодно, так холодно, что заныли руки.       Он не хотел её терять! Он не мог её потерять, только не теперь!       А в голове промелькнуло лицо Хэ Су и её голос: «Ты изменился. Ты изменился, Хён Су. Раньше ты ничего не хотел. А теперь хочешь».       Когда сестра только произнесла эти слова, Хён Су долго с упрямством копался в себе, но ответа не находил – чего же ему хотелось? Ничего, как и прежде.       А теперь он хотел! Хотел! Раньше он мечтал, чтобы всем вокруг стало на него плевать. Но сейчас отчаянно жаждал, чтобы его любили. И не кто-нибудь, а одна-единственная девушка. Если когда-то счастье рисовалось ему одиночеством, то ныне это счастье было иным. С глубокими глазами и шелковистыми волосами с ароматом жасмина. Это счастье имело имя.       Ча Чжи Вон.       И сейчас, когда он это окончательно понял, она… покидала его?       – Как же так? – сбивчиво прошептал Хён Су. – Я наконец-то решился сделать шаг навстречу… Как же вы можете сбежать?       По краю сознания мелькнула мысль, что отчего-то он не задыхается. Удушье больше не угрожало ему – почему? Потом, всё потом…       – Я надеюсь и разочаровываюсь, снова и снова, – так же тихо ответила Чжи Вон. – Я так больше не могу.       – Вы… не передумаете?       Хён Су подошёл к ней ближе. Так близко, что заметил, как дрожат её ресницы, а в уголках глаз поблёскивают слёзы.       И при виде этих слёз его озарило. Он понял, что не хочет жить и имитировать чувства. Он хочет научиться их испытывать. По-настоящему. И испытывать с ней. Он давно это понял.       – Я буду добр к вам. Буду любить вас…       Хён Су откуда-то знал, помнил эти слова. И видел, что Чжи Вон тоже. Судя по её изменившемуся лицу, она вспомнила, как сама говорила ему это. Однажды, под снегом из осыпающихся вишнёвых лепестков.       – Давайте вместе найдём прежнего меня. Теперь он и мне интересен. Я хочу его узнать. Его – себя – настоящего. Но без вас это невозможно.       Вместо ответа Чжи Вон вдруг спросила:       – А что… что с вашими руками?       Хён Су недоумённо проследил за её взглядом.       – Без кольца я не могу держать инструменты, как прежде. Отсюда и порезы, – пояснил он и смущённо пожал плечами. – Так и не привык.       Чжи Вон вытянула из выреза рубашки цепочку, на которой вместо кулона покачивалось его кольцо – то самое, что он вернул ей тогда, возле дома Ян Чжин Тэ. Расстегнув замок, она сняла кольцо и, на миг замешкавшись, неуверенно потянулась к его руке.       Хён Су в смятении наблюдал за тем, как она медленно надевает кольцо ему на палец, а перед его глазами тёмным облаком промелькнул сон, где он увидел, что у Чжи Вон на пальце нет обручального кольца. На его вопрос Чжи Вон просто ответила, что привыкает обходиться без него. Тогда это ещё очень резануло Хён Су. Как ножом. Только не по коже, а по сердцу. Он проснулся и увидел, что сжимает левую руку, словно боится, что его кольцо исчезнет.       Снял – неуютно. Снова надел. И снова снял…       Но теперь всё изменилось. Тот тёмный сон промелькнул – и исчез. А Хён Су вновь ощутил на пальце привычный вес кольца. Небольшой – но такой значимый для него. Для них обоих.       – Когда я рядом с вами, – услышал Хён Су свой собственный голос: хриплый, но не от удушья, а от переполнявших его чувств, – я всегда нервничаю: очень боюсь ошибиться. Сделать или сказать что-то не то.       – И я… – тихим эхом откликнулась Чжи Вон, качнувшись ему навстречу.       Их поцелуй был горьким и сладким от надежды и слёз, прикосновение дрожащих губ – таким знакомым и в то же время новым, неизведанным, манящим, объятия – первые и вместе с тем удивительно уютные, родные, такие желанные...       Голова кружилась, и Хён Су сильнее притянул к себе Хэ Су, с восторгом ощущая, как её руки сомкнулись у него на спине в кольцо.       Всё закольцевалось. Всё вернулось и возродилось вновь. Его судьба закольцевалась. Судьба, странная, капризная, не единожды отняв у него всё, вдруг подарила ему шанс выстроить отношения, чистые от иллюзий и лжи. Прожить жизнь открыто, свободно и счастливо – действительно счастливо, вопреки самым нелепым и безжалостным диагнозам. Будто закончился тягучий тоскливый сон, окрашенный в серое, – и пришла пора долгожданного пробуждения и возвращения в реальность.       И Хён Су, крепко прижимая к себе Чжи Вон, которая наконец-то была с ним, была его не во сне, а наяву, вдруг остро ощутил себя – ощутил всецело, по-настоящему, самим собой. Настоящим.         Отныне я буду любить тебя. Беречь тебя. Заботиться о тебе. Научу тебя всему, чего ты не знаешь. И однажды всё изменится, словно всё, что было до этого, было ложью.