Альтернативные методы терапии

Рокэ не вполне понимает, как попал к себе в спальню — ноги сами принесли. В замке холодно, он продрог, пока ковылял сюда в чулках и мокрой одежде. Сперва пытался бежать, но ничего не получалось из-за унизительной боли в заднице… От мысли, что прямо сейчас из заднего прохода вытекает семя Окделла, Рокэ пробивает на слезы. Но слезами горю не поможешь. В комнате горит камин — очень кстати, надо хоть немного согреться. Он подтаскивает шкуру медведя к каминной решетке, ложится животом на теплый мех и закрывает глаза. Из-под ресниц течет горячая влага, горло до того устало от беззвучных рыданий, что уже не сможет произвести ни звука. Немного оттаяв, Рокэ избавляется от одежды, пропахшей его поруганием. Вымыться негде — приходится надевать чистую одежду на грязное опороченное тело. Может быть дело в запахе родного дома, исходящем от сорочки и штанов. Ощутив себя чуть более человеком, чем прежде, Рокэ пытается отвлечься. Спать невозможно, метаться из угла в угол — нет сил. И он решает искать утешение в полюбившейся поэме про Ассоль. Книга уже прочитана им много раз, но не надоедает. Возможно потому, что для Рокэ вовсе не девица является главным интересом. Куда сильней его занимает образ возлюбленного Ассоль — капитана Грея. Поразительное совпадение! В этом юноше, в его судьбе — все былые мечты и чаяния самого Рокэ. Ведь он тоже когда-то был наследником, сбежавшим из фамильного замка на свидание с Жизнью — в море. Правда, капитаном не стал… Владения Унда оказались не его стихией, да и вернуться к маменьке из увлекательного странствия было невозможно — вместо любящей герцогини Долорес, его ждал разъяренный соберано Алва… Рокэ нравилось злить своего короля, по совместительству родителя. Но его коронную выходку — очень в духе капитана Грэя, — отец наблюдал уже из Заката. И вволю посмеялся над финалом этой поэмы, о да… Капитану Грею крупно повезло — взяв в жены незнатную девицу, он всего лишь нарушил общественные устои. Молодой герцог Алва умудрился нарушить законы природы, оставшись в живых после… смерти. Рокэ отнял взгляд от страницы, которую перечитал уже раз восемь. Побег в вымышленную реальность — отличная идея, но, видимо, не этой ночью. Вместо того, чтобы утонуть в чтении, он барахтается в воспоминаниях об отце и подлой малышке Эмильене — а это еще хуже, чем вспоминать, как Окделл тешил похоть о беззащитный зад своего пленника… Горькие воспоминания — повод для горьких слез. Вновь Рокэ плачет, распластавшись на медвежьей шкуре — на этот раз лежа на спине. Физическая боль — ничто по сравнению с болью душевной. Более всего на свете ранит что? Не шпаги, не яды. Равнодушные взгляды. В его случае — равнодушный взгляды отца. С любовью, пусть и строгой, соберано взирал на Карлоса. Потом на Салину. Эта обида навсегда въелась в душу Рокэ. Он твердо усвоил, что равнодушие — главное из зол. Пусть отчитывают, пусть ненавидят, пусть пытаются убить — что угодно, но должны видеть. Окделл… Окделл не видел его этой ночью. Он брал Рокэ как вещь, как куклу. И это ледяное равнодушие, что страшнее жестокости Ракана, нанесло очень глубокую рану. Когда наивный надорский мальчик успел переродиться в Закатную тварь? — размышляя над этим вопросом, Рокэ наконец-то забылся. Тяжелая черная завеса окутала его со всех сторон, не пропуская в сознание ни единой капли боли. Он слишком устал страдать, он должен поспать хоть немного… Весь следующий день Рокэ проводит в постели — с книгой наперевес. Выползает из своей норы только по нужде, благо за укромной шторкой стоит ведро. Наступает вечер, читать при свече тяжело, и он наконец-то расстаётся со спасительной историей Ассоль. Но о том, чтобы идти в спальню к насильнику, и речи не идет. Вновь подвергнуться пытке равнодушием для Рокэ равносильно смерти, и чем ближе час расплаты за «гостеприимство», тем обильнее текут слезы по его щекам. Ричард ожидает Рокэ в своей спальне долгих пятнадцать минут. Лакей докладывает, что тот сидит у себя, разводит сырость, и идти никуда не намерен. — Что ж, раз ласточка не летит к скале, придется скале взять инициативу на себя, — спокойно говорит Ричард. В душе он всё ещё зол, что пленник посмел ослушаться его приказа. Наверное, строптивец решился на какой-то новый финт? Вот скоро и узнаем… Рокэ приветствует его весьма своеобразно — забившись в угол кровати, он принимается рыдать пуще прежнего. Впрочем, нечто подобное он уже демонстрировал Дику ранее. Не обращая внимания на визги и вопли Алвы, он достаёт его из угла и, приобняв за плечи, усаживает на постель рядом с собой. — Рокэ, ты что тут устроил? Я ждал тебя в спальне, ты опоздал. Хочешь получить новый урок послушания? — Не надо, не надо! — вскрикивает Рокэ, заливаясь слезами. Он не пытается отсесть подальше, и даже сам цепляется за руку Ричарда, повторяя одно и тоже: Не надо, не надо. Ричард немало удивлен такой реакцией. Он ожидал от Алвы сопротивления и язвительности, или в крайнем случае гайифской забастовки. А тут слезы, внешняя покорность… Не уж то Альдо действительно воспитал эту необузданную скотину? — Пожалуйста, не надо так больше, как вчера, — заклинает его Алва. Но взгляда глаза в глаза избегает, словно боится. — Я был неправ, мне не нужна свобода! Все не нужно, все забери, только, пожалуйста, не надо больше как вчера. Не бери меня как вещь, как куклу. Что угодно, только не так. Я просто больше не вынесу… — Ну тише, тише, тш-ш-ш… — Ричард вновь ловит себя на мысли, что скотинка-то поумнела, очень даже. Но ему еще есть над чем работать. Полностью воля Алвы не сломлена, то и дело позволят себе взбрыкивания. — Всё будет хорошо, никто тебя не обидит, мой хороший…