Скрытые шрамы

      Осознание того, что в этом мире все построено на везении, пришло к девушке в возрасте тринадцати лет. А осознание того, что она самый невезучий человек в мире — гораздо раньше. — Слушай, Амелия, тебе не кажется, что уже достаточно? — спрашивала девочка у сестры, наблюдая, как та задвигает дверь разными предметами мебели. — Никогда не будет достаточно, — язвительно ответила она, моментально об этом пожалев. — Прости. — Не извиняйся, я понимаю. Я должна извиняться перед тобой, — сказала Ванесса, нервно теребя подол юбки. — Тебя в очередной раз побили за меня... — взгляд метнулся к шее сестры, а щеки приобрели пунцовый оттенок. — Забудь об этом. Сегодня мы сбежим, — с явным настроем на победу проговорила та, впопыхах вкидывая разные вещи в свой рюкзак. — Но... Куда? — неловко спросила младшая сестра, осматривая руки старшей, на которых в столь юном возрасте красовались несколько шрамов. — Туда, куда она не посмеет сунуться. В дом бабушки, — ответила ей Моррис, явно мысленно ликуя. — Разве она не продала его? — продолжала расспрашивать девочка, так же складывая свои вещи, но в отличие от сестры, она делала это с большей аккуратностью. — Она забыла о нём как о страшном кошмаре, и о Всевышний, это станет нашим спасением, — проговорила Амелия, закрывая свой рюкзак, предварительно закинув туда бутылку воды и сладкую булочку.       Младшая сестра ничего не ответила, потому что привыкла безоговорочно доверять старшей, полагаясь на её предложения и практически всегда соглашаясь во мнениях, если это касалось чего-то действительно важного. И сейчас настал тот самый важный момент в жизни их обеих, когда разногласия не приведут ни к чему путному.       Открыв окно, девушка повертела головой в разные стороны, и взяв два рюкзака, скинула их вниз, оглянувшись на сестру: — Справишься? — этот же вопрос она могла задать и себе, но перед сестрой девушка всегда пыталась казаться той, за кем младшая могла бы спрятаться, не боясь, что кто-то изранит её и так больное сердце. — Ещё спрашиваешь? — улыбнулась Ванесса, поспешно кивнув. Смотреть вниз было страшно, но оглядываться назад было гораздо страшнее. «Это всего лишь первый этаж, Амелия Моррис, тебе нечего бояться», — твердила себе из раза в раз девушка, и вздохнув, спрыгнула вниз, твёрдо приземлившись на ноги. Сестра не заставила её долго ждать, сразу спрыгнув следом.       Они шли несколько часов, иногда останавливаясь, чтобы передохнуть. Требовалось постоянно перепроверять карту, чтобы не зайти туда, куда не нужно, и это было действительно тяжело. Благо, у девушки не было топографического кретинизма, и под вечер они вышли к знакомой деревне, в которой кое-где горел свет.       Возвращаться сюда было... Необычно. Спустя столько лет вернуться туда, где ты вырос, было чем-то странным, можно даже сказать, правильным. Здесь сестры близняшки не видели горя и печали, каждый день они веселились, помогая бабушке по дому, стараясь быть максимально полезными, но дети есть дети — от них было больше мороки, чем пользы.       Но когда бабуля умерла, всё в корень изменилось. Родная мать забрала их в город, где даже дышать казалось трудной задачей, с которой Ванесса едва справлялась. Хотя, скорее всего, трудно дышать было именно рядом с ней . Младшую сестру, которая, словом, была младше на 12 минут, тянуло в место, которое она считала домом, а Амелия, рвалась туда, куда хотела её любимая сестра. Желание защитить было выше её самообладания, выше её самой.       Распахнув дверь, они вошли в небольшой деревянный дом, одновременно кашляя от слоёв пыли, которые успели здесь образоваться за столь длительное время, что было совершенно неудивительно. Бабушка бы никогда такого не допустила. Прикрыв рот рукой, старшая сестра распахнула все три окна, впуская свежий воздух и небольшие лучики света, которые исходили от заходящего за горизонт солнца. — Придётся переночевать так, приберёмся уже завтра, — Ванесса согласно кивнула, входя в их старую комнату, где стояло две заправленные кровати, так ничего ей не отвечая.       Старшая осталась в гостиной, некоторое время смотря в окно, но потом её взгляд переместился на старые фотографии, которые она ненавидела всей своей душой. Медленно подойдя к комоду, на котором стояли эти самые фотографии счастливой семьи, она вытащила их из рамки. Проведя по ним пальцами, она ощутила давящее чувство в груди, которое ей совершенно не понравилось. Но оно было таким знакомым, таким родным.       На фотографии стояли двое молодых людей, явно отмечая свадьбу, потому что об этом говорила одежда, в которую они были одеты. Чёрный, невероятно дорогой на вид костюм, и белое, свадебное платье. Так же на голове у женщины присутствовала фата, а в руках она держала букет из разных цветов, который был обмотан белой лентой. Улыбка расцвела на лицах у этих двоих, вызывая внутри у девушки бурю смешанных эмоций. Справа сверху на фотографии была надпись: «Молодые и глупые восемнадцатилетние, которые решили пожениться.»       Амелия провела пальцем по животу женщины, который слегка выпирал, намекая на её беременность. Взгляд вернулся на лицо отца, когда-то красивое, а сейчас — ненавистное, буквально заставляющее девушку прошептать: — Мы ещё встретимся, отец, — голос наполнился ненавистью, а пальцы сильнее сжали фотографию, разрывая её надвое, а в следующее мгновение, уже на четыре половины. И так до тех пор, пока от неё не остались лишь маленькие кусочки, которые больше невозможно собрать воедино. Склеить, как она когда-то пыталась склеить себя, после очередного избиения матери. Вновь глубоко вздохнув, она повернула голову в сторону окна, которое теперь не освещалось ни единым лучиком, продолжая шептать: — И эта встреча тебе явно не понравится.