Только ветер

Кадзуха не очень понимает, что происходит. Не понимать — это вообще, кажется, его кредо по жизни теперь. Начать можно с того, что Скарамучча ответил. Положительно. И буквально через день они пошли в парк, где вполне успешно прогулялись, покормили уток и голубей, а потом выпили горячий шоколад. Скарамучча побурчал для проформы, что чай лучше, но всё равно пил с относительно довольным выражением лица. Ну, насколько это вообще можно представить. После этого их чат перестал опускаться ниже пятой строчки в приложении Кадзухи. Фото листьев, мемы про гуманитариев, понравившиеся песни, материалы для проектов — всё это летит с обеих сторон с завидной регулярностью, и Каэдэхара задумывается, пытаясь отследить момент, когда смог пробить броню Скарамуччи. Непонимания лишь прибавляется, когда через неделю после той прогулки он приходит в «Вань Минь» и сталкивается лицом к лицу с… Сяо. — Привет..? — озадаченно кивает Кадзуха в попытке объединить два таких разных кусочка своей картины мира. Когда на Сяо со спины налетает Синь Янь и просто виснет на нём, глаза сами собой расширяются от ужаса. Но парень лишь хмыкает — в мире Сяо это означает улыбку — и протягивает ладонь для рукопожатия. — Привет. — Приве-е-ет! — привычно широко улыбается Синь Янь и перемещается, вешаясь на шею уже Кадзухи. Решительно ничего не понимающего Кадзухи. Он не успевает даже озвучить свой вопрос, как девушка оборачивается и рукой обводит помещение. Вот теперь Каэдэхара видит, что в кофейне сегодня людно. Он замечает того странного постоянника с длинной синей чёлкой и неизменным ежедневником в руке, ещё какого-то парня с пастельно-голубыми волосами, колечком в губе и небрежно подведёнными глазами, а чуть дальше, рядом с Сян Лин — она приветливо машет рукой — стоит девушка с длинными чёрными волосами. Кадзуха видит лишь её спину, но она уже кажется немного… чужой? У незнакомки идеальная осанка, одежда украшена традиционными орнаментами, а на голове — ободок с какими-то цветами. Услышав оживлённый шепоток, она оборачивается и мягко улыбается ему. — Ты как чувствовал! Давай, буду со всеми знакомить! — Синь Янь тянет его за рукав, а Сяо снова хмыкает. Два раза за пару минут — это, кажется, рекорд. — Это Сяо, он… — Да, мы знакомы… — Наши родители — близкие друзья, — поясняет Сяо ровным голосом. — О-о! Отлично! Тогда ты, наверное, в курсе, что Сяо у нас в группе ударник, так что едем дальше… — Погоди, что? Кадзуха изумлённо смотрит на сына Чжун Ли, словно впервые его видит. Справедливости ради, здесь нечему удивляться. Сяо похож на отца лишь номинально — глазами и ещё некоторыми чертами лица. В остальном они — полные противоположности друг друга. Чжун Ли — высокий, статный, всегда в костюмах, спокойный, рассудительный, Сяо — с кучей татуировок, пирсингом, в чёрных вещах оверсайз, с бирюзовыми прядями и гнездом на голове. У них один на двоих пронзительный взгляд янтарных глаз, вот только Чжун Ли смотрит так, будто у него встроен рентген, а Сяо — будто лазерный бластер. — Ага! Ты не знал? — Синь Янь вертит головой так энергично, что Кадзуха опять задаётся вопросом, какие у неё стоят батарейки. Сяо пожимает плечами. — Теперь знаешь. Это в его духе. — Ну и славно! Так, это Чунь Юнь, он у нас на гитаре играет, это Син Цю, он наш главный фанат, хотя ладно, будем честны, он фанатеет только от Чуня, — парни лишь улыбаются, — ну с Сян Лин ты и так уже знаком, а это наша гордость, Юнь Цзинь! Черноволосая девушка кивает ему, и на её бледном лице появляется румянец. Она похожа на иллюстрацию из книжки с легендами Ли Юэ — белокожая, с большими глазами, похожими на спелую черешню, с вишнёвого цвета губами. В её движениях сквозит грация и изящество, поэтому с каждой секундой она всё больше выделяется на фоне друзей. — А это — Кадзуха! Он согласился рисовать нам афишу и всё прочее, — радостно завершает Синь Янь. Все дружно приветствуют его, и парень даже расслабляется. Коллектив у них разношёрстный и забавный. Чун Юнь — молчаливый и немного застенчивый, Син Цю — наоборот, разговорчивый и заносчивый, Сяо — ну, просто Сяо, а Юнь Цзинь на поверку оказывается совсем не такой, какой показалась на первый взгляд. — Я всю жизнь занималась классическим вокалом и пела в опере, — рассказывает она, когда Кадзуха садится рядом с ней с чашкой кофе. — А потом поняла, что не хочу развлекать богачей и быть просто певчей птичкой в золотой клетке. Вот и бросила консерваторию, начала заниматься свободной музыкой. Сейчас мы с Синь Янь пишем вместе музыку, я вплетаю классический вокал в песни, применяю свои знания и навыки, так сказать. — А с Синь Янь вы как вообще познакомились? Вы же, ну, совсем разные… — Мы из разных миров, ты прав, — Юнь Цзинь тихонько смеётся, и это напоминает перелив стеклянных колокольчиков, — мы пересеклись на пробах в консерватории. — На пробах? — Она не говорила? Она как-то пробовала поступить… Приёмная комиссия была, мягко говоря, в шоке от её выступления. Я тогда сидела в жюри, и меня потрясла эта музыка… Настоящая, живая, эмоциональная. В этом было что-то цепляющее, — девушка улыбнулась. — Мы познакомились, обменялись контактами, а когда я ушла, сразу написала ей. — Не страшно было? Кадзуха ругает себя за такой необдуманный вопрос и собирается извиниться, но Юнь Цзинь лишь посмеивается. — Страшно, конечно. Семья была в ужасе, думала, что я влюбилась в какого-то рокера или меня затянули в секту… В общем-то, они не так уж сильно неправы: я наконец-то влюбилась в музыку! — в тёмных глазах загораются искорки. — Представляешь, всю жизнь ей занималась, а по-настоящему полюбила лишь сейчас. Как будто я долго-долго спала и вот проснулась. Он представляет. Потому что, кажется, он тоже спал. Может, и не всю жизнь, но несколько месяцев точно.

***

После знакомства работа над афишей идёт куда быстрее и активнее: Кадзуха погружается полностью в изучение коммерческих проектов, их привлекательности в глазах аудитории. Он читает статьи о том, какие цвета считаются самыми подходящими для акцентов и привлечения внимания, какие ассоциации вызывают у людей, какие шрифты лучше использовать. Когда ты всю жизнь просто рисовал для души, делать это (и не только) на заказ крайне тяжело. Парню пришлось скачать несколько новых программ для дизайна, прикинуть, что и как распределить, подготовить несколько пробных вариантов… К счастью, один из них сразу выбрали почти единогласно (почти — потому что Сяо просто саботировал голосование). Как раз сейчас Каэдэхара сидит за кухонным столом с ноутбуком и вертит ярко-голубую надпись. Название кажется странным, но кто он такой, чтобы осуждать? Хотя со стилизацией слова «Клинки дождя» выглядят уже даже круто. И на самом деле, Кадзуха рад знакомству с составом группы — это сильно помогает ему в работе, он старается передать особенности каждого музыканта, и, судя по реакции, вполне успешно. — Ого, ты даже выполз из комнаты, — тонкие пальцы гладят его по волосам, — я думала, ты сюда заглядываешь только поесть. Нин Гуан проходит к холодильнику, заглядывает внутрь, задумчиво осматривает продукты и выдаёт то, что Кадзуха слышал от неё лишь раз в жизни: — Может, пиццу закажем? Нет, Кадзуха определённо ничего не понимает. — Пиццу? — Ага, — женщина закрывает дверцу и оборачивается. — Что скажешь? Не думаю, что Бэй Доу будет против. — А как же «неужели мы не можем просто приготовить вкусный ужин»? — утрированно занудным голосом цитирует Кадзуха и посмеивается. — Если честно… Мне так лень, — пока сын продолжает размышлять, не попал ли он в параллельную вселенную, Нин Гуан склоняется над столешницей, опираясь на локти. — Очень устала за эту неделю. — Много работы? Кивок. — Свалился новый проект, приходится в срочном порядке разруливать. Она вздыхает и качает головой. — А Гань Юй и Кэ Цин? — Помогают, как могут, но у них своих проблем хватает сейчас, поэтому сама разбираюсь. Кадзуха отрывается от экрана, моргает несколько раз, чтобы переключиться с ярких фигур музыкантов на спокойные тона кухни. Нин Гуан одета в домашний хлопковый костюм, её волосы собраны в небрежный пучок, а на лице без макияжа отчётливо видны следы усталости. — Значит, пицца? С грибами? Или что-нибудь новое? — парень поднимается со своего места, чтобы подойти к матери и обнять её за плечи. Женщина опускает голову, упираясь лбом ему в ключицу, и снова вздыхает. — Как у тебя дела? — Всё в порядке, мам. Правда, много всего происходит вокруг. — Как таблетки? Этот вопрос дома ему задают впервые. И Бэй Доу, и Нин Гуан явно хотели спросить, но не решались. В отличие от Хэйдзо и Янь Фэй, которые всю неделю его заставляли писать ежедневные отчёты. — Не знаю, пока эффекта нет вроде. Господин Ли говорил, что начнут полноценно действовать только через несколько недель. Ждём. — Ждём, — она слабо улыбается и снова ерошит его волосы.

***

«чем занят завтра?» Это сообщение прилетает уже поздней ночью, когда город спит, погружённый в тишину, а Кадзуха сидит на полу у кровати и смотрит фильм по рекомендации Скарамуччи. И вот этот рекомендатель ему и пишет. Из всех многочисленных знакомых в такое время не спать может лишь Скарамучча. «пока не знаю, планов нет» «а что?» На экране планшета какой-то огромный робот толкает речи о пропащем человечестве, которое нужно истребить, чтобы спасти, и Каэдэхара задумывается, почему именно может нравиться Скарамучче этот фильм. Возможно, ему просто близки эти рассуждения? Или он просто любит роботов настолько, что не только изучает их в универе, но ещё и окружает себя ими везде? Собственно, для этого Кадзуха и смотрит: хочет проникнуть в мысли Скарамуччи, немного в них порыться и разгадать хотя бы частично эту головоломку. «чайльд зовет на какую то пьянку» Пауза. Через минуту приходит следующее сообщение. «не хочешь пойти?» Ещё минута. Парень задерживает дыхание на мгновение и выдыхает, когда прилетает: «должно быть… ну, типа забавно??» «хер знает, но я не могу не пойти» «надо присмотреть за этим дебилом» «подумал, может, составишь компанию» «ладно, хер с ним» «забей» Кадзуха кликает по последнему уведомлению, но когда он попадает в чат, то из всего монолога остаётся лишь одинокое «забей». «ты удалил сообщения?» «прости, я смотрю фильм» «который ты советовал» «но я всё прочитал» «окей, пойдём» Скарамучча ничего не отвечает на это. Спрашивает, как ему фильм, и уводит весь разговор в сторону морально-этического права робота решать судьбу человечества, породившего его. В конце дискуссии Каэдэхара пытается вернуться к своему вопросу. И жалеет. «скарамучча» «почему ты удалил сообщения?» Сообщения прочитаны почти моментально. Но ответа нет. Он даже думает написать что-то ещё, однако получает одно короткое слово. Снова. «забей.» Да, именно с точкой. А это значит — он уже разобрался, — что Скарамучча раздражён или зол. Кадзуха успел немного понаблюдать за Скарамуччей и заметить, как тот похож на щенка дворняги: каждый раз, касаясь потенциально опасной или болезненной темы, он скалится и переходит к режиму «Лучшая защита — это нападение». Возможно, думает Кадзуха, его тоже что-то сильно травмировало. И поэтому не лезет с расспросами. «ладно» «я пойду досматривать и спать» «доброй ночи и до завтра» В ответ приходит скупое: «ночи»

***

— Ладно, я даже не предполагал, что будет так паршиво. Мягко сказано. Это буквально попойка в старой и убитой квартире где-то на окраине города — и где только Тарталья откопал такое местечко? — Я тоже. Сначала было не так плохо: просто люди веселятся, пьют и творят дурости. Ну, нормальное явление в студенческих кругах. Но потом начались разговоры на повышенных тонах, драки и мерзкие шуточки, поэтому Скарамучча и Кадзуха ретировались на балкон. Даже не застеклённый, между прочим. Уйти совсем они не могут: Скарамучча обещал приглядывать за Аяксом, а Кадзуха просто не может оставить здесь Скарамуччу без поддержки. Правда, что-то ему подсказывает, что в случае чего от него пользы будет меньше, чем вреда. — Пиздец, — резюмирует брюнет, мрачно рассматривая упаднический пейзаж перед ними. — Точно. Разговор не клеится. Как назло, идёт сильный ливень, а они тут, на этом архонтами забытом балкончике с пустыми рамами, через которые льётся вода. На полу постепенно появляются лужицы. — Будешь? — Скарамучча протягивает пачку сигарет, рыская в кармане другой рукой в поисках зажигалки. Каэдэхара мотает головой и отворачивается: в прошлый раз сочетание в виде Скарамуччи и сигарет закончилось… странно. — Знаешь, о тебе всякое рассказывают, — вдруг говорит тот. Кадзуха нервно сглатывает. Он-то знает, что о нём рассказывают. — Например? — Про какого-то парня с архитектурного, он, кажется, покончил с собой… — Не какого-то, — с горечью говорит Кадзуха, — а моего парня. Скарамучча какое-то время смотрит на него непонимающе. Потом пару раз хлопает мокрыми ресницами — они у него чёрные и длинные — и возвращается к своему обычному равнодушному выражению лица. — А… Вот оно что. И всё. Он не задаёт вопросов, не реагирует никак. Пожимает плечами и достаёт ещё одну сигарету. И Кадзуха интерпретирует это как зелёный свет — мол, если хочешь, выкладывай. А он, к собственному удивлению, хочет. — Его звали Томо. Мы были вместе около двух лет. И в июне он покончил с собой. — Почему? Единственный вопрос, на который Каэдэхара так и не смог пока найти ответ. Почему Томо это сделал? Зачем? Он действительно хотел умереть? Или хотел привлечь внимание? Хотел, чтобы его спасли? Чего вообще хотел Томо? — Я не знаю. Мы поругались, а через день… Мне позвонила его мама. Я тогда не сразу понял, что случилось, она плакала в трубку, что-то говорила, повторяла, что ей жаль… Хотя это мне должно быть жаль. — Значит, ты винишь себя? В лоб. И в самую точку. — Да. — И в чём же ты виноват, скажи на милость? — хмурится Скарамучча. Он скрещивает руки на груди и выглядит грозно, но Кадзухе почему-то спокойно. — В том, что он это сделал. Покончил с собой. — Давай-ка уточним, — тонкие тёмные брови сдвигаются ещё сильнее, — ты его принуждал? — Нет. — Манипулировал им? — Нет. — Подначивал? — Нет, но… — Тогда какого хера ты отбираешь у взрослого человека ответственность за его поступки? — лицо Скарамуччи внезапно расслабляется и снова становится пофигистичным. — Ты слишком много о себе думаешь, Каэдэхара. Кадзуха не отвечает — только хмыкает. Они стоят молча на балконе, соприкасаясь плечами, и смотрят на дождь. Где-то вдалеке сверкают молнии. — Спасибо, — тихо шепчет Кадзуха. — Рад вправить тебе мозги, Каэдэхара. — Можешь звать меня по имени? — Могу. Но не хочу, — скалится Скарамучча, обнажая выступающие клыки, и учитывая ситуацию, это можно считать улыбкой. — Каэдэхара. Кадзуха качает головой, а потом вдруг с самой невинной улыбкой отвечает: — Договорились. Мучча. Лицо парня кривится, как от зубной боли. — Даже не смей. Если не хочешь, как Чайльд, получать каждый раз. — Я подумаю над твоим предложением, Мучча, — Каэдэхара усмехается и откидывается спиной на стену. В глазах Скарамуччи мелькает недобрый огонёк, он приближается и встаёт почти вплотную, смотрит прямо в лицо, и от этого становится почти не по себе, но отводить взгляд совершенно не хочется. Они стоят так некоторое время, глядя друг на друга, а затем Скарамучча поднимает руку и… ерошит волосы Кадзухи. — Лучше зови меня Скара. — Только если ты перестанешь звать меня по фамилии. — Тц, — парень закатывает глаза, — ладно. Так уж и быть. И лишь в этот момент они оба, кажется, замечают, что пальцы Скарамуччи всё ещё перебирают светлые пряди.