Только ветер

Из панорамного окна хорошо просматривается улица. Кадзуха делает глоток чёрного кофе и лениво водит стилусом по экрану. На нём прорисовывается серая улица с горящей неоном вывеской аптеки напротив. Ему нравится это местечко: кофейня «Вань Минь» оказывается переделанной кафешкой традиционной кухни, где варят хороший кофе и пекут странные, но вкусные булочки. Синь Янь там единственный бариста, а её подруга Сян Лин — единственный пекарь-кондитер. В «Вань Минь» всегда уютно, тепло и пахнет специями, поэтому Кадзуха внезапно приобретает новую привычку — прогуливаться после занятий по центру и заходить в кофейню, перед тем как отправиться домой. По настоянию Синь Янь всё-таки приходится попробовать выпечку с заоблачным перчиком, и это… Что ж, теперь Кадзуха точно знает, что не выносит заоблачный перчик. Но зато у него успевает появиться любимое блюдо — киш с морскими грибами, которое Сян Лин готовит в два раза чаще и постоянно подсовывает ему в фирменных бумажных пакетиках, когда он собирается уходить. Сотрудницы «Вань Минь» оказываются не просто дружелюбными — они окутывают Кадзуху по-настоящему семейной заботой и относятся к нему уже не как к постоянному клиенту, а почти как к другу. Сян Лин часто пропадает на кухне, поэтому общается Каэдэхара в основном с бариста. Он узнаёт, что она музыкант, играет на басу в группе и не представляет свою жизнь без музыки. Девушка включает ему любимые треки и рассказывает про концерты и запись новых песен, жалуется на нехватку финансирования и страх провала. Но даже когда Синь Янь говорит о каких-то трудностях, её глаза сияют, она источает невероятную энергию и мощь, словно вот-вот достанет из-за спины гитару, запрыгнет на стойку и устроит оглушительный рок-концерт. И… Кадзуха, наверное, даже немного завидует этой страсти. Возможно, это именно то, чего ему самому никогда не хватало. Он никогда не станет идти по головам ради цели, не будет грызть глотки. Если попадётся такой соперник и в честном бою одолеть его не получится… Что ж, Кадзуха просто отойдёт в сторону. Жизнь и творчество — это путь, а не результат. А если что-то не получится, то, скорее всего, он оставит эту затею и подыщет новую. Синь Янь же из тех, кто будет идти до конца, цепляться за любые возможности, делать всё, что в её силах и больше, лишь бы в конечном счёте прийти к финишу. И желательно первой. Она наслаждается и процессом, и результатом, а ещё не бросает всё после первой неудачи. Именно поэтому, наверное, Кадзуха не говорит ей о том, что тоже играет на гитаре и раньше даже писал песни. Он не чувствует себя музыкантом в полном смысле этого слова и предпочитает оставаться в тени. К тому же, новая знакомая слишком бурно реагирует на всё, что связано с музыкой, а он не так уж горит желанием быть задушенным радостной Синь Янь. Он всё больше думает о том, какое место в его жизни занимает музыка и что он испытывает, когда играет. Всё чаще парень достаёт инструмент из чехла и, словно в трансе, перебирает струны. Он пробует играть что-то конкретное — как раньше, заучивает аккорды и табулатуры, но выходит нечто искусственное. В музыке сквозит ложь и плохая актёрская игра, поэтому Кадзуха забрасывает это занятие и просто наигрывает случайные темы, подбирая настроение и атмосферу, чередуя минорное и мажорное звучание, сплетая лоскуты разных мелодий в какое-то полотно своих мыслей. Но зато обстановка кофейни располагает к рисованию. Руки сами собой тянутся к планшету и зарисовывают угол улицы, вывески, фигуры спешащих на пешеходный переход людей. Иногда кто-то останавливается на перекрёстке в ожидании зелёного сигнала светофора, уткнувшись в телефон или, наоборот, разглядывая окрестности. Таких случайных прохожих Кадзуха тоже рисует: быстро скетчит, набрасывает основные черты, добавляет пятна цвета. Ему нравится рассматривать людей, передавать выражение их лиц, позы, пытаться прочитать характер и образ жизни. Ждать переход приходится довольно долго — несколько минут, и за это время парень успевает создать простенький скетч, чтобы дальше доработать детали или начать новый. Это хорошая тренировка на скорость и умение быстро ухватить взглядом особенности внешности, чтобы передать индивидуальность человека в рисунке. Для удобства Кадзуха даже покупает новое мудрёное приложение с имитацией шероховатой бумаги и разными наборами карандашей, которые хорошо передают ощущения. Он перестал таскать с собой блокноты и кучу принадлежностей после того, как несколько раз пролил кофе на рисунки и понял, что проще переучиться, чем постоянно переживать из-за сохранности своих творений. К тому же, планшет оказался намного удобнее и компактнее, поэтому теперь Кадзуха рисует везде, где удастся поймать вдохновение. Сегодня снова дождливо. Капли воды лениво стучат по асфальту, но почти не попадают на окно благодаря козырьку и не закрывают обзор. Люди бегут по мокрым улицам, фары машин плывут и выглядят мазками яркой краски. На экране стремительно появляется изображение стоящей в профиль девушки с копной рыжих кудрей. Она высокая и худая, у неё острые черты лица, и Кадзуха рисует её резкими и уверенными штрихами, почти не сглаживая линии. От неё исходит уверенность и даже амбициозность, а когда загорается зелёный, незнакомка скорее по привычке мотает головой по сторонам и быстро, решительно пересекает дорогу, не прекращая говорить по телефону. Она скрывается за углом здания, а Каэдэхара по памяти добавляет пару акцентов в виде нескольких браслетов на запястье и чёрных кожаных полусапожек. Какое-то время на улице пусто. Уже вечер, поэтому район выглядит почти безлюдным — сотрудники бизнес-центров уже разъехались по домам, и остались лишь случайные прохожие. Кадзуха разминает спину и запястье, допивает кофе и только собирается встать, чтобы отнести пустую чашку на стойку, как замечает новый референс. Парень среднего роста, во всём чёрном, с влажными от дождя волосами, небрежно стряхивает пепел с сигареты и спокойно идёт к переходу. Сканер художника срабатывает моментально, и лишь сделав лёгкий набросок, Кадзуха всматривается в прохожего. И узнаёт его. Конечно, он не гений кисти — или, скорее, стилуса, — но память на лица у Кадзухи фотографическая. И сейчас из окна кофейни он видит, как к «зебре» направляется не кто иной, как Скарамучча. Иссиня-чёрные волосы липнут ко лбу, но парень даже не смахивает их, губами он держит сигарету, а сам, бросив взгляд на светофор, только-только сменивший цвет на красный, утыкается в смартфон. Он что-то листает или печатает — из-за дождя и расстояния не видно, и Каэдэхара на автомате начинает прорисовывать детали. Слегка сутулые плечи, тёмная куртка с торчащим капюшоном толстовки, такие же тёмные штаны или джинсы, явно намокшие потрёпанные кеды. В ушах — наушники, выделяющиеся из всей этой картины своей зычной белизной. Собирая всё это по частям и штрихам, парень даже задерживает дыхание: не каждый день выпадает возможность зарисовать кого-то знакомого, рассмотреть повнимательнее без шанса быть пойманным с поличным. Скарамучча же не обращает внимания ни на что, он явно увлечён тем, что видит на экране, и Кадзуха невольно задумывается: что там такое? Он что-то ищет или пишет кому-то? «Интересно кому?» — мелькает в голове. Отложив стилус и прищурив глаза, Каэдэхара размышляет, есть ли у его нового знакомого — закрытого и, казалось бы, нелюдимого — друзья или… пара? Девушка? Парень? Кадзухе он кажется вообще человеком, не заинтересованным в отношениях. Как робот или кукла. Все его движения резкие, точные, взгляд — колючий и жёсткий. Как будто внутри этой металлической оболочки вообще нет души. Но Кадзуха, привыкший ошибаться в людях и продолжающий в них верить, знает, что душа есть у всех. И всё же Скарамучча даже сейчас, в одиночестве, выглядит напряженным. Будто ждёт подвоха или, например, что его собьёт случайная машина или придавит внезапно упавший фонарный столб. Он напоминает чертёнка из табакерки — сидящего на сжавшейся пружине и вечно живущего в ожидании, когда кто-нибудь откроет крышку его коробочки. Пока Кадзуха думает обо всём этом, его невольный натурщик и объект изучения переходит дорогу, выбрасывает окурок и исчезает из поля зрения. А Каэдэхара начинает новый эскиз, заметив красивую девушку с пепельно-белыми волосами. — Вау, я и не думала, что ты настолько круто рисуешь! — над ухом раздаётся громкий голос Синь Янь, и парень вздрагивает. — Пообещай, что как-нибудь нарисуешь меня! — Я… — Нет, стой, не отказывайся! — её глаза вновь загораются задорными огоньками, а это означает, что… — Ты сможешь сделать нам афишу? Вот, что это всё значит. — Афишу? — недоверчиво переспрашивает Каэдэхара. — Ага, нам нужна классная афиша, которая будет отражать атмосферу нашей музыки, понимаешь? Что-то драйвовое, крутое, огненное! Поможешь? — Если честно, я никогда такого не делал… — Для тебя кофе и киш всегда будут за счёт заведения! — бариста складывает руки в умоляющем жесте и тут же осекается. — Нет, ладно, месяц безлимитного кофе! И можешь приводить друзей! Она озирается, надеясь, что Сян Лин не слышала этих громких проявлений щедрости, и жалобно сводит брови к переносице. На лице у всегда уверенной Синь Янь сейчас выражение беспомощности и отчаянной надежды, которому просто невозможно сопротивляться. — Ладно… — Кадзуха едва успевает вскинуть ладонь и показать, что он ещё не договорил, — я попробую. Ничего не обещаю, но приложу все силы. И да, мне хватит просто бесплатного киша сегодня. Синь Янь сначала расплывается в счастливой улыбке, а затем — внезапно — хмурится. — То есть, по-твоему, афиша для рок-группы стоит всего один киш? — Ну? — Знаешь что? — возмущается она, — это абсолютно непрофессионально! Ты должен объективно оценивать свою работу, Кадзуха. Я бы заплатила деньгами, но просто… Ну, мы всё вкладываем в кофейню, поэтому проще едой, если честно. — Я не профессионал, — парню кажется, что это звучит очень даже резонно, но произнесённые вслух слова теряют половину своего значения. — А? — Ты говоришь, что это непрофессионально. Но я и не профессионал. Я нигде даже не учился рисовать, просто сам пробовал. Вместо ответа Синь Янь легонько шлёпает его по лбу и достает блокнот для заметок (она всем говорит, что это для того, чтобы записывать заказы, контакты поставщиков и прочую важную информацию, но Кадзуха знает, что на самом деле она украдкой набрасывает там тексты для новых песен). Вырывает листок, щёлкает ручкой и что-то очень быстро пишет. Молча отдаёт ему, и вот тогда Каэдэхара может прочитать следующее: «Купон на безлимитный кофе, обнимашки и посещение концертов. Бессрочный» А ниже — размашистая и красивая подпись, состоящая всего лишь из букв «Х» и «Y». — Подпись настоящей рок-звезды, — искренне улыбается парень и кивает. — Спасибо. Но это правда слишком. — Слушай, — девушка садится рядом и серьёзно смотрит ему в глаза. — Мы знакомы совсем недавно, но я неплохо разбираюсь в людях. Ты не из тех, кто нагло воспользуется этим купоном и будет приходить каждый день с канистрами для кофе. Поэтому нет, не слишком, — она раскидывает руки в стороны, — а сейчас время для обнимашек! А ну давай! Тихо рассмеявшись, Кадзуха изо всех сил игнорирует укол в груди и послушно обнимает девушку, параллельно выслушивая её идеи насчёт афиши. Во что он вообще опять ввязался?

***

— Подождите немного, господин Ли пригласит вас, — улыбается девушка на ресепшене и кивает в сторону кресел. Кадзуха послушно садится, для виду вертит в руках какую-то брошюру с советами в духе «Как бороться с эмоциональным выгоранием?» и нервно настукивает пяткой рваный ритм. Господин Ли Юншэн — один из лучших специалистов в Тейвате и, пожалуй, лучший в Ли Юэ. Он известен многочисленными исследованиями, внушительным стажем работы и исключительной компетенцией. А, ну и, конечно же, забитым графиком и немыслимой стоимостью приёма. Кадзуху он принимает без очереди как вип-клиента благодаря связям Нин Гуан: Ли Юншэн был преподавателем Бай Чжу — того самого главы фармакологической компании, друга их семьи и отца Ци Ци. В общем-то, по мнению самого Кадзухи, это один из немногих случаев, когда глупо не воспользоваться возможностью. Он испытывал абсолютную уверенность в своих действиях, когда звонил в приёмную и записывался на сеанс, но теперь… Теперь он смотрит в одну точку и не знает, что будет говорить. Что его беспокоит? Почему он вдруг попросил о внеплановой встрече? Что это был за порыв и что ему делать дальше? Уже в кабинете парень не перестаёт задавать самому себе эти вопросы, и их непрерывный поток останавливает спокойный голос: — Как вы себя чувствуете, господин Каэдэхара? Как он себя чувствует? Эти слова повисают в голове, как искусственные деревянные облака в университетском театре, качаются на тугих верёвках и грозятся вот-вот свалиться в бездну. — Я… — Кадзуха закрывает глаза. — Не знаю, если честно. Сложно сформулировать и как-то конкретно описать это состояние. Психотерапевт кивает. — Вы попросили назначить дополнительный сеанс, вы хотите обсудить что-то определённое? Возможно, вам нужно поделиться чем-то? «Самое сложное — это сделать первый шаг», — думает Кадзуха и на пробу делает пару глубоких вдохов, словно боится, что воздух отравлен. — Я хочу наказать себя. — Хм… Что именно вы имеете в виду? Он уверен на миллиард процентов, что Нин Гуан отдельно попросила врача отслеживать суицидальные наклонности, чтобы успеть вовремя среагировать, поэтому морщится. — Не в физическом плане. Мне скорее хочется запретить себе испытывать положительные эмоции… Кадзуха уже объяснял, что ему не особенно интересна идея самоповреждения: в ней нет смысла. Боль перестаёт пугать, когда сталкиваешься с пустотой. Худшее уже происходит в его душе, так зачем измываться ещё и над телом? — Вы вините себя, — мягко говорит психиатр. Кивок. — Мы уже обсуждали это, но повторите, почему вы так считаете? Возможно, что-то для вас изменилось за это время? — Я знал, что Томо способен на что-то подобное. Он… — Кадзуха задумывается. — Он любил драматизировать. — Вы думаете, что могли бы спасти его? — Я должен был, — он переходит на шёпот и чувствует, как к горлу подкатывает ком. — Может быть, вы действительно не обратили внимания на его состояние, — осторожно подбирает слова господин Ли, — но боюсь, это было его решение. Необдуманное, резкое, драматичное, однако решение. И за него несёт ответственность только он. — Да, но… — Знаете, что меня обнадёживает? Кадзуха удивлённо поднимает голову. — Вы осознаёте ненормальность своего стремления наказать себя. Это уже говорит о многом. Как минимум о том, что у вас есть очень хорошие шансы на восстановление. Худшая стадия — это непонимание проблемы. Когда человек искренне не понимает, почему вредить себе — это плохо, почему он не может умереть, почему ему вообще нужна помощь. — Если честно, — парень нервно закусывает губу. — Я тоже не совсем понимаю почему. — Но вы не хотите покончить с собой? — в голосе врача сквозит беспокойство. — Я не вижу в этом смысла. Они молчат. Кадзуха думает, как его может охарактеризовать то, что он только что сказал, а господин Ли, вероятно, размышляет, не нужно ли бить тревогу. — Как вы смотрите на то, чтобы попробовать облегчить ваше состояние с помощью лекарств? Вопрос рассекает тишину и так же быстро потухает, теряясь в проводах запутанных мыслей Кадзухи. До него не сразу доходит, о чём речь. — Вы имеете в виду… — Антидепрессанты. Не очень высокую дозировку, которая позволит вам чувствовать себя немного лучше и даст силы на то, чтобы дальше продолжить разбираться во всём. «Чувствовать себя лучше», — эхом отдаётся в ушах. Где-то глубоко в душе Кадзуха не хочет, чтобы ему становилось лучше. Он хочет упиваться этой болью и скорбью столько, сколько сможет, хочет бичевать себя и наказывать, страдать, ломаться раз за разом и срастаться вновь. Бесконечный цикл мучений, чтобы хоть частично окупить свою вину. И сейчас этот, тёмный Кадзуха говорит: нет, никаких антидепрессантов, никакого «лучше». Но другая, рациональная сторона его личности, очевидно, забравшая себе весь инстинкт самосохранения, хочет жить и хочет наконец-то вынырнуть из этой пучины. — Господин Каэдэхара, я хочу, чтобы вы поняли… — психиатр расценивает молчание по-своему. — У вас наблюдаются симптомы развивающейся депрессии. Поэтому я рекомендую подключить медикаментозное лечение как можно скорее. Конечно, решение за вами… — Я могу подумать? Мне нужно взвесить все за и против, посоветоваться с семьёй. На самом деле, гораздо важнее договориться с самим собой. И смириться с тем, что всё зашло так далеко. Слово «антидепрессанты» напоминает сейчас ведро ледяной воды, которое опрокидывают на него, чтобы пробудить и вернуть в реальность. Словно звонкая пощёчина, отвешенная жизнью. — Да, конечно. Если у вас будут вопросы, то вы всегда можете позвонить мне, я объясню, — мужчина поправляет очки. — Главный совет: не читайте отзывы. У антидепрессантов немало побочных действий, но всё очень индивидуально. Если захотите больше об этом узнать, то я вас проконсультирую и расскажу обо всех сложностях. Сеанс подходит к концу. У них ещё есть время, но Кадзуха просто не сможет выдавить из себя что-то ещё. — Хорошо… — он встаёт и поднимает сумку, двигаясь на автомате. — Господин Ли? — Да? Парень замирает на мгновение, не осмеливаясь задать вопрос, который так долго вертится на языке. Самый главный вопрос во вселенной. — Я смогу когда-нибудь жить как раньше? Психотерапевт вздыхает и складывает руки в замок. На вид ему не больше сорока, но Кадзуха знает, что Ли Юншэну уже сильно за пятьдесят. И по всему Тейвату он известен своими научными работами, а в кругах влиятельных людей — умением держать язык за зубами и хранить тайны. Удивительно, что эти тайны не сделали из него седого старика. — Как раньше — точно нет. Понимаете, господин Каэдэхара… — он снова вздыхает с сожалением, — ваша жизнь бесповоротно изменилась. Событие, травмировавшее вас, — мужчина одёргивает себя, — самоубийство Томо невозможно отменить. Мы не можем изменить прошлое, как бы ни хотели. Однако, — на его лице появляется лёгкая улыбка, — это не значит, что ваша жизнь никогда не будет приятной. Просто так, как было до, уже не будет никогда. Кадзуха застывает, глядя в глаза врачу. Что-то подсказывает ему, что он не врёт и не пытается его утешить. Вместо сладкой пилюли господин Ли даёт ему горькую микстуру: Томо уже не вернуть. Отныне это та самая контрольная точка в прошлом, которую невозможно изменить даже в научно-фантастических фильмах. И он, Кадзуха, должен научиться жить с этим. — Знаете… Я думаю, что согласен на антидепрессанты. Если это правда поможет. — Подумайте всё же и примите взвешенное решение, — психиатр кивает ему на прощание. И Кадзуха выходит в коридор. Пытаясь понять, что именно сейчас чувствует. Надежду?