Мираж моих воспоминаний

Утром следующего дня Катцуки застал Мидорию уже на кухне с заваренным тёплым чаем в руке, причём сделанным сразу на всех и оставленным в чайнике, и с серьёзным видом на лице. Брюнет что-то печатал в телефоне, сёрбая напиток и даже не заметив сразу, что на кухню зашёл кто-то ещё, однако на «Доброе утро» ответил сразу и незамедлительно. К слову, даже не подняв глаза. — Что делаешь? — спросил Бакуго, подходя к омеге и наливая себе в чашку приготовленный чай, попутно насыпая туда сахар. — Хочу кое-кому отправить посылку, как подарок в честь Нового года, — расплывчато произнёс Изуку, непроизвольно накручивая прядь своих же волос у себя в руке, — Только вот с этим я немного припозднился уже, поэтому сейчас в шустром темпе пытаюсь выбрать подходящие вещи. Сегодня чуть позже заберу их в магазине, и на почту, — он выдохнул, в который раз пересматривая предложенные в ассортименте конструкторы с водными животными, книги, да раскраски. Всё, на что устремлялся его взгляд, будто не стоило и йоты внимания. Всё было не то. Акиро заслуживал чего-то поинтереснее, поживее, оригинальнее, что ли? В конце концов, что он может захотеть на такой праздник? Они так давно не виделись, вдруг у мальчика уже давно поменялись вкусы, и ему давно не нравится та плюшевая и замызганная игрушка акулёнка, с которой раньше он никогда не расставался и ни с кем ею не делился? Вдруг он уже и забыл те французские слова, которым он когда-то его обучил? Что, если всё, на что он сейчас смотрит — уже не вызовет восторга в этих янтарных радужках? Светлые брови нахмурились, и, присев на ближайший стул, Бакуго продолжил наблюдать за тем, как меняется выражение лица у брюнета, который о чём-то напряжённо размышлял, поджимая губы от досады и прищёлкивая языком всякий раз, когда нажимал на экран смартфона, листая страницы. Тот, кому дарился подарок, был очень важен для Мидории. Несомненно. Возможно, на одном уровне с его родителями. Ведь только посмотрите на эту складку между бровями, которая выдаёт всю задумчивость в трёхкратном размере. — М-м-м, понял. А кому? — осторожно поинтересовался блондин, протирая пальцем ободок чашки и неотрывно наблюдая, — Может, я смогу что-то посоветовать? Обычно именно так удавалось догадаться, о чём хоть приблизительно думает его возлюбленный, который всегда предпочитал лишний раз не говорить, когда дело касалось чего-то «не настолько важного». Ирония заключалась в том, что именно такие «неважные» детали зачастую имели наибольший вес. — У тебя есть двоюродные младшие братья или сёстры? — внезапно спросили в ответ, и Бакуго честно ответил, отрицая кивком головы: — Нет. А у тебя есть? — Нет. Просто… это детский подарок. — спокойно сообщил Мидория, решая, что утаивать этот факт попросту наведёт на него ещё больше стрел несвоевременных подозрений, — Так что вдвойне сложнее подобрать должный презент. Не хватало ещё, чтобы альфа подумал, что у него есть внебрачный сын или что-то вроде того. А ведь мужчина вполне уже мог обдумать эту мысль, или быть в процессе того, чтобы прийти к этому выводу. Поэтому юлить не имеет смысла, да и скрывать ему особо нечего. Сейчас Акиро он забрать всё равно не может. Не в тех он полномочиях, да и не в этой нестабильной ситуации, где ребёнку вовсе не место. А значит, пока уточнять… необязательно, верно же? Изуку медленно поднял глаза на всё ещё смотрящего на него блондина, который чуть улыбнулся ему и почувствовал, как что-то колит ему в сердце. Чувство ли это вины? Сложно сказать. Он бы не сказал. Он вообще не хотел думать, что когда-то ему предстоит сказать это блондину. Увидеть в его глазах разочарование и навсегда распрощаться с этой тёплой улыбкой, обращённой к нему. Распрощаться с их разговорами, шутками и порой пошлыми каламбурами. Серьёзно, со временем он к этому привык. Но сколько он сможет скрывать эту правду и делать вид, что ничего не происходит? Рано или поздно он будет вынужден вскрыть карты. И что тогда? Бакуго постигнет судьба Тодороки? «Если это действительно случится, то, клянусь Дьяволу, я больше никогда не начну отношений ни с кем.» — хотелось скрыться от этого тёплого взгляда. Ему было стыдно. Стыдно понимать, что он намерено скрывает от блондина… этого ребёнка. — Мальчику или девочке? — Мальчику. Девяти лет. — уточнил омега, сглатывая свои переживания как тяжёлый ком, но больше не смея своими лживыми глазами посмотреть в доверительные красные, — Любящему подводный мир, акул, рисовать и ещё… сладости. Но услышав, как мужчина встал вместе с чашкой и подошёл к нему, чуть наклоняясь ниже, чтобы только он мог его слышать — ему пришлось вновь застыть пред первородной лавой. Она текла в этих радужках так живо. Так честно. Словно за ночь, что они не виделись, произошло что-то воистину значимое, а ведь Мидория ещё не спросил у Бакуго за тот полуночный поцелуй, которым он рисковал, как экстремальный скалолаз при последнем шаге на вершину. Но… в самом ли деле что-то изменилось, или это у него от совести чувства обострились? «Так, хватит самобичевания. Тебе других не хватает?» — резко выдохнув, Изуку вслушался: — Allons dans notre chambre et voyons là-bas pour que mes parents n'aient pas de questions inutiles? «Давай пойдём в нашу комнату, и там посмотрим, чтобы у моих родителей не было лишних вопросов?» — изумруды сразу обратились к двери, через которую можно было к ним зайти, и брюнет кивнул согласием, вставая, — Nous n’avons pas encore l’intention de leur révéler notre relation, n’est-ce pas? «Мы ведь ещё не планируем им раскрывать наши отношения?» — неловко вздрагивая, когда они соприкоснулись телами, на что Катцуки лишь озорно ухмыльнулся, проводя своей рукой, как электрическим зарядом, по боковой линии груди, талии и бёдер. — Vous avez raison… Allons-y. Mais ne se sont-ils pas encore réveillés? Il est déjà minuit passé. «Ты прав… Пошли. Но разве они ещё не проснулись? Уже начало первого.» — отошёл от этой шалости брюнет, отпивая чай, и, оглядываясь по сторонам, тихо своровал себе ещё вчерашнего мармелада. «Настолько вкусный? Ну точно надо взять рецепт.» — сразу же отметил Бакуго, тихо смеясь с этих «шпионских» повадок. — Ils se couchent généralement très tard et se lèvent de la même manière. Et c’est le week-end, après le travail, ils veulent passer une bonne nuit de sommeil. «Они обычно ложатся очень поздно и встают так же. Да и выходные, праздники, после работы им хочется отоспаться как следует.» — после этой фразы Мидория странно застыл, поворачиваясь к нему с выгнутой бровью и разумно отчеканивая: — Тогда почему мы говорим на французском? — Mmmm… Parce que c'est romantique? «М-м-м… Потому что это романтично?» — весьма глупо, хотя только с точки зрения Изуку. Блондин, который продолжал бесстыдно смотреть на мармелад в его руке, сразу отказался, как только он был ему предложен как «нажитое непосильным трудом», — Personnellement, j'ai le sentiment que nous menons une sorte de complot. «У меня лично ощущение, будто мы ведём какой-то заговор.» — подойдя к низкому и возмутимому человечку, Бакуго пригладил волнистые волосы, подмечая, будто они стали ещё мягче, чем были раньше. Как если бы он трогал китайский шёлк, переливаемый лесным ониксом. — Ты берёшь чай с собой? — спросили, не дождались его ответа, — Тогда пошли. — из-под его руки поспешно сбежали, скрывая… Ох, те самые милые, невмоготу покрасневшие ушки.

***

Изначально Мидория планировал разъезжать по всевозможным магазинам на такси, попутно подстраивая время под то, чтобы после всего своего рандеву успеть собраться на предновогоднюю встречу, на которую в этот раз пойти в простом офисом костюме уже не получится. Дресс-код там никогда офисным не был, и омега искренне надеется, что это не поменялось за те годы, что он пропустил. Иначе нужно будет вновь пробовать переодеваться в туалете и бегать по всем закрытым Торговым центрам, чтобы найти себе костюм, а не прийти, как павлин на собрание куропаток. Только вот сейчас — не успев даже оглянуться, брюнет уже ехал вместе с Бакуго в первый выбранный ими детский магазин за интерактивным конструктором. И как бы он отнекивался якобы «он не хочет отнимать время», «это будет долго и скучно» или в конце концов «да ладно тебе, ничего в этом сложного нет, я быстро» — мужчина всё разрушил одним своим «мне будет тоже интересно». И вот на это — ответа уже не нашлось. Да дело было даже не в этом. Просто как потом ему объяснять Бакуго, какого чёрта он отправляет новогодние подарки в детдом? «Ощущение, что я сам себе оказал медвежью услугу.» — Кстати, хотел ещё спросить… А этот мальчик… — брюнет непроизвольно напрягся и с облегчением тихо выдохнул, когда фразу закончили, — Какие сладости он любит? — Мармелад. — сразу вспомнилось Мидории, но парень тут же и уточнил, — Но по-хорошему… он ест всё, в чём есть сахар или мёд. — потому что это — больше походило на правду. На сладостях в тюрьме сильно не разгуляешься. Обычно самые лучшие доставались Аки либо благодаря тому, что кто-то делился сладким с Мидорией, либо самому брюнету посчастливилось бы получить через Хитоши или Хори-сана какие-то сласти в передачках. Конечно, он любил их и сам, но ему больше нравилось смотреть, когда счастливые янтарные глазки искрились от радости, чем его собственные. А в основном же, Изуку по-разному извращался, чтобы хоть как-то осчастливить ребёнка. Однако из-за того, что в кондитерском деле он был не силён, то максимум, который у него выходил — это слегка пригорелая карамель страшных форм, да вертящаяся на чём-то сродни продолговатых зубочисток. Его именитая «карамель на палочке». Хотя Акиро съедал их с благоговейной благодарностью и никогда не жаловался, а также не просил большего — всё же это было не тем, чем хотел бы Изуку кормить совсем ещё малыша. Но из-за такого дефицита — он знать не знает, какие у ребёнка вкусы, ведь тот из нормального ел только лишь мармелад да его праздничные торты, которые несли ему на дни рождения с воли. Стоит ли тогда купить всего понемногу? «А если у него аллергия на что-то…?» — Впервые слышу о таком непривередливом ребёнке. — задумчиво произнёс Катцуки, скосив взгляд, — Но один мармелад отправлять как-то не густо на Новый год. — «Ну, мы ведь ещё и игрушки брать будем» незатейливо донеслось сбоку, — Позволишь сделать ему подарок и от меня? Надо было записать, как быстро два распахнутых и сузившихся зрачка уставились на спокойный профиль. Бакуго даже кожей смог это прочувствовать. Складывалось ощущение, словно только что он ненароком прикоснулся к чему-то божественному и запретному и потребовал дотронуться ещё раз. Мидория отмолчался с минуту, пока на его лицо легла беспросветная тень задумчивости, перемешанная с чем-то сугубо личным. Без сомнений, малыш, о котором брюнет старался разговаривать как можно меньше, был кем-то вроде… точно не сына, нет. Не было даже опасения на этот счёт. Банальная логика, что если мальчику уже девять лет, то Мидория физически не может быть ему биологическим отцом. Уж точно не он бы родил в восемнадцать. Тогда кто? Просто ребёнок? Откуда он мог взяться, если у брюнета нет ни сестёр, ни братьев, ни тёть, ни дядь. Ни родной по крови? А если… — Ты ведь впервые слышишь о нём, а уже хочешь сделать ему подарок на Новый год? — размышляя, заключил парень, видя, как они уже паркуются возле первого магазина, — Не слишком ли ты щедрый? — с подозрением отчеканил Изуку, выходя из машины и дожидаясь мужчины. — Разве щедрость — это плохо? Изуку промолчал, щуря глаза на это выражение, словно те поразили его — его же оружием. И идя вперёд Катцуки, он зашёл в огромных размеров детский магазин, сразу же неловко теряясь в том количестве стеллажей, которые были здесь представлены, и, тяжело выдыхая, пошёл в сторону консультанта, невесомо зазывая и Бакуго, который заинтересовано рассматривал различные танчики на верхних полках, которые стояли прямо за игрушечными самолётами и вагончиками. — Всякая щедрость имеет предел. — наконец произнёс молчаливый омега, и Бакуго не смог удержаться, чтобы не ответить: — Щедрость состоит не столько в том, чтобы давать много, сколько в том, чтобы давать своевременно, — Изуку медленно повернулся к нему и выразительно зыркнул в эти бесстыжие глаза, закатывая свои и прищёлкивая языком так, словно он недоволен всем этим миром и тот его глубоко раздражает. Но вместо начала литературной перепалки — он заговорил с консультантом. Парень, приветствующий их, быстро сориентировался на все запросы пришедшего брюнета, который успел в красках описать нужный ему товар, сказать, сколько он стоит и как выглядит — и повёл их в дальний отдел, попутно обсуждая с Мидорией, точно ли он уверен, что именно этот конструктор он хочет купить. И к удивлению Катцуки, это был один из редких моментов, когда парень не был уверен в собственном выборе. А потому Изуку юлил, раздумывал, приводил аргументы, и после сам же развенчивал их, разбивая в пух и прах. В конце концов, когда они только пришли к стеллажу — уже никто не был ни в чём уверен. Ровно так же, как и в том, какую именно игрушку таки покупать ребёнку? И вот этот паренёк обернулся на Бакуго, спрашивая уже его, причём таким невинным голосом, от которого уже у Мидории выплюнулись лёгкие и он громко закашлял: — А отец имеет идеи, что подарить вашему сыну? Ох, как жаль, что это невинное дитя не видит за своей спиной взор брюнета, убивающий саму его суть, который вот-вот задушил бы его силой мысли, если бы не ответное и простодушное: — К сожалению, моё мнение мой благоверный не рассматривает. — удовольствием было подыгрывать в этом спектакле, косясь на крайне ошарашенного Изуку, который даже звука произнести не мог. «Мне кажется, он выпал из нашей реальности.» — и если бы Мидория мог сейчас сказать хоть слово, то он бы дополнил, что это ещё мягко сказано, однако говорить тот пока не мог. — А зря, — сочувствующе покачал головой консультант, — Сколько лет ребёнку? — Девять. — уверенно ответил Бакуго, полностью вживаясь в роль любящего отца. Он даже слегка наклонил голову, задумчиво глядя на стеллаж с игрушками. — Ему нравится подводный мир, акулы и всё, что с этим связано. Но, возможно, что-то новое его тоже заинтересует. Консультант кивнул, показывая несколько коробок с конструкторами на тематику подводного исследователя. Внимание Бакуго привлекла одна из них — огромный набор, который позволял собрать маленькую копию исследовательского центра «Арктика», который, судя по рисункам, изучал касаток и акул. Он взял коробку в руки, будто взвешивая её, и обернулся к Мидории, который всё ещё выглядел ошеломлённым. — Как думаешь, любимый? — с лёгкой игривостью в голосе спросил Бакуго, показывая коробку. — Подойдёт нашему сыну? Брюнет мог лишь с полным непониманием ситуации смотреть на него в упор, опуская взор на предложенную игрушку, но, словно не видя её там, поднимать обескураженно глаза обратно. Он в душе своей не понимал, какого чёрта мужчина начал настолько серьёзно шутить на тему их якобы брака? Приплетая сюда ещё и совершенно незнакомого ему ребёнка? Что смешного в подобных шутках? Или это он слишком остро на это реагирует, и ничего такого в этом нет? Омега никак не мог понять, что именно его так задело в этом моменте. Возможно, это было чувство, что он не контролирует ситуацию, или осознание, что за шутками Бакуго могло скрываться настоящее желание- О, Дьявол, нет-нет-нет. Это точно полная чушь. «Так, всё, успокойся. Спокойно.» — брюнет выровнял дыхание и уже серьёзно, оценивающе подошёл к конструктору, невесомо забирая его из рук Катцуки и рассматривая после под всеми углами. Действительно неплохой выбор. — Покажите нам его, пожалуйста, — улыбчиво кивнул Катцуки консультанту, видя, что Мидории явно понравился набор, и, оборачиваясь на своего сегодняшнего «благоверного» — забрал из его рук совсем лёгкую упаковку, тихо говоря, — Я понесу. И Бакуго забрал из утончённых рук небольшую картонную коробку, идя чуть первее его и, видимо, даже не планируя извиняться за ту сцену, которую совершенно недавно он разыграл так невинно, будто был хорошим голливудским актёром. Судя по всему, альфа не видел большой проблемы в этой мелкой забаве, и единственный, кого это задело за живое — был Мидория. Хотя естественно, откуда блондину знать о том, что подобных тем с ним лучше избегать? Это омеги высшего света уже привыкли к тому, что с ним нельзя обсуждать замужество, свадьбы или супружескую жизнь. Вместе с тем и что-то о работе они обсудить не могут, так что чаще всего — Изуку попросту с ними не разговаривает. Светской жизнью семьи Мидории с самого его рождения занималась его мама. И она была там, как рыба в воде. А он не создан обсуждать что-то, от чего так далёк и что никогда для него не было приятной и захватывающей темой для разговора. Человек, не знающий семьи, о ней рассуждать неспособен. Поэтому он всячески избегал разговоров о своей личной жизни вплоть до того, чтобы просто прикрываться работой, да вечной занятостью, которая после превращалась в ошеломительные успехи юного господина из семьи Мидория. Они как раз и помогали ему уводить разговоры о себе в правильное русло. В русло, которое он смог контролировать. — Et qu'est-ce que tu fais, puis-je demander? Quel genre de contes de fées avec les «bienheureux»? «И что ты делаешь, позволь спросить? Что ещё за сказки с «благоверным»?» — Мидория перешёл на французский, шепча, пока его голос дрожал от смеси странного раздражения и… смущения? — Ce serait étrange si vous et «juste un ami» veniez acheter un cadeau pour un enfant, n'est-ce pas? «Было бы странно, если бы ты с «просто другом» пришёл покупать подарок ребёнку, не так ли?» — ответил Бакуго, с лёгкой ухмылкой пожимая плечами и кивая головой на стенд прямо у витрины, пока они шли к следующему стеллажу, попутно оставляя выбранный набор на кассе, — Il existe également une réduction de 10% pour les couples mariés. Il y a une affiche à l'entrée. «А ещё там семейным парам скидка 10%. У входа есть постер.» — скосив глаза, Изуку взаправду увидел то, на что даже внимания не обратил. Хотя если бы он что-то покупал себе, то о скидках бы ознакомился заранее. — Cette réduction m'en donnera un peu. «Эта скидка мне не много даст.» — приобняв себя руками за предплечья, Изуку стиснул пальцами свитер под расстёгнутым пальто. — Il semble donc. «Это так кажется.» — развёл руками Бакуго, подсчитывая, что если они наберут товаров на кругленькую сумму, то смогут ого-го-го как сэкономить, а после внимательно всмотрелся в бледное лицо, которое так и кричало «что ещё надо?», — Au fait… quel est le nom de notre «fils»? «Кстати… как зовут-то нашего «сына»?» — и застыло, как изваяние, едва ли брюнет вообще осознал, о чём его спросили. «Да в смысле «нашего-то»?!» — так и хотелось закричать, но вместо этого до него медленно начало доходить одно «но», которое он не мог спросить, — «А почему он продолжает гнуть всю эту линию с супружески-семейной атрибутикой даже на французском…?» — и уж этот вопрос в самом деле хотелось задать. — …Ты серьёзно? — заторможенно переспросив, Изуку всмотрелся в алые глаза, которые… ох, сейчас-то они вздрогнули. — Мгм. — расплывчато донеслось, словно с потерявшимся по дороге задором. — Дьявол… — послышался выдох, — Akiro. Il s'appelle Akiro. «Акиро. Его зовут Акиро.» — Мидория, наконец, сдался. Бакуго внимательно посмотрел на него, столь неуютно закутавшегося в собственные объятия, и виновато поджал губы, чувствуя укол совести за совсем недавно сказанную речь. Он вовсе не имел цели обидеть или как-то задеть его. И не мог вообразить, что это сравнение может так задеть брюнета, который выглядел так, словно вынужден в который раз слышать одни и те же речи. Но сам Бакуго впервые затрагивал эту тему с ним при ком-то. Впрочем… «Наверняка, для него это болезненная тема. Я неправ.» — вполуха слушая новые рекомендации консультанта, он теперь даже не взглянул на него, то и дело смотря на притихшего Мидорию. — Акиро… хорошее имя. «Светлый»… звучит жизнерадостно, — произнёс он мягко, пытаясь сгладить неловкость. На него кинули взгляд и выдохнули, чему-то скромно и тепло улыбаясь. Словно бы вспомнили что-то хорошее, но с ним делиться не спешили. И когда Катцуки услышал ответ, он невольно нахмурился и сочувствующе взглянул на безмятежно стоящего Изуку, который говорил спокойно, смотря куда-то вперёд, а после беззастенчиво беря в руки мягкую игрушку серого осьминога, улыбаясь ей самыми уголками губ. Мужчина даже подумал, что ему померещилась эта улыбка. — …Его мама очень любила его и дала ему прекрасное имя, — отозвался Мидория. Его голос был тихим, как будто погружённым в воспоминания. — Любила…? — тихо переспросил он, и чужая улыбка спала с лица. Мидория замер, будто бы проглотил горький комок. Лицо его окаменело, губы превратились в тонкую линию, и пред глазами будто нерадиво пронёсся призрак прошлого, от которого он вздрогнул ещё хлеще, едва ли Катцуки прикоснулся к его плечу. Игрушка крепче сжалась пальцами, и несмотря на громкую рекламу паренька — Мидория медленно остановил его, прося сопроводить их на кассу, где сам же оплатил все игрушки, намереваясь лично нести сумки, отказываясь при этом от любой помощи Бакуго, которую тот предлагал, чувствуя себя не в своей тарелке и ведя ухом на тихие сплетни кассиров, которые думали, что «видимо, тот, который блондин, уже чем-то задел своего мужа». Теперь и сам Бакуго не был рад тому, что тогда сам сказал. Они вышли на улицу и молча уселись в машину, где Изуку, не оборачиваясь на него, пояснял, в какой именно магазин они поедут в этот раз. Только вот машина так и не тронулась с места, пока Катцуки не дождался того встревоженно-ждущего взора на себе, который так и вынуждал «подчиниться приказу и не задавать лишних вопросов». Из-за чего между ними вновь всколыхнулась тишина, которая никем и ничем не разрушалась, кроме громкого выдоха Мидории, который, отвернувшись от него и положив ногу на ногу, успешно игнорировал насыщенный и горьковатый медовый флёр, медленно разбивающий внезапный холод автомобильного салона. — Прости, я не хотел тебя обидеть. — первым произнёс Бакуго, виновато почёсывая затылок, рукой потянувшись к чужим прохладным волосам, убирая их за ухо, — Просто расскажи мне, что именно тебя так задело. — Больше так не делай. — выдохнул Изуку, примирительно повернув к нему голову и взглянув на ещё не убранную от лица руку. — Как «так»? — Не представляйся моим мужем, — твёрдо произнёс Изуку, сталкиваясь со слегка погрустневшим взором и медленно смягчаясь после этого, — Я понимаю, что для тебя — это безобидная шутка, но для меня это не так, — он взял в свою руку чужую, второй её поглаживая и вкрадчиво смотря в глаза, — Договорились? — Я понял, — ответил Бакуго. Его голос стал серьёзным. Он действительно перешёл черту. Взглянув в глаза Мидории, мужчина увидел в них не просто раздражение, которое могло бы быть, если бы Мидории была противна сама мысль о браке с ним, а глубокую ранимость и смущение, словно… дело было вовсе не в этом. Но он решил всё-таки уточнить, отстёгивая ремень безопасности и наклоняясь к парню, внезапно застывшему пред его порывом. Бакуго, опираясь обеими руками о кресло, в котором сидел брюнет, теперь удивлённо смотрящий на него, наклонился к покрасневшему лицу. — Тебе не приятна сама эта тема… или это связано конкретно со мно- — хотел спросить он тихо, опуская голову, но его прервали: — Дело ни в коем случае не в тебе. — сразу начал отрицать Мидория, признаваясь, — Просто… это слишком личное для меня… Одно дело, когда ты просто шутил об этом, когда мы были только вдвоём, и другое, когда почти всерьёз и при ком-то другом… — прошептал он, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами. «Всё же это — не рядовая шутка… Тем более при наших с ним отношениях. Не хотелось бы на людях играть в…» — невольно призналось и не договорилось где-то в душе, и Мидория неловко отпустил тёплую ладонь, кутаясь в пальто, — «Да и в целом играть в такое…» Дело было в чём-то гораздо более глубоком, чем просто его неприязнь к шуткам подобного рода. В нём самом. Да… проблема была в этом. Ранее, когда он встречался с Тодороки и дело шло к свадьбе, у них было принято время от времени называть друг друга «супругами». Вроде как милые обращения между молодожёнами, которые должны были заставить общество верить в то, что идиллия, царящая в их отношениях — была всё такой же образцовой. И играли на публику так они весьма часто. После приходя домой и молча расходясь по комнатам от усталости друг от друга. Именно поэтому брюнет, человек, повидавший, что творится с такой моделью отношений, в итоге — решил ограничить их демонстративность отношений с Бакуго на людях — на минимум. Ему не нравилось нарочито поддерживать образ «порядочной семьи» или «прекрасных отношений, с которых следует брать пример», потому что он знал, что как бы хорошо он не отыгрывал отведённую ему роль, в конце концов, фальшивый идеальный спектакль сорвётся, и именно его выставят виноватым. Второй причиной было то, что он хотел обезопасить Бакуго, да и чего греха таить, и себя от того влияния, которое умеет оказывать общество — пользуясь связью между ними, как чёртовым смычком дирижёра, задавая ритм всей их жизни. Нет. Это страшно. Он по себе знает, как это страшно. Потому что «общество» никогда не бывает довольно. И никогда не остановится, если перед ним развернуть такое прелестное шоу. Если отдать кому-то ключ от своей жизни, то он от безумия власти над вами — сломает все замки. — То есть, когда мы наедине, я могу тебя так звать…? — Изуку поджал губы, со странным выражением смотря, как расширились чужие зрачки. Видимо, сама эта идея греет сердце в этой широкой грудной клетке. — Зачем? — искренне спросил омега, — Ты же сам понимаешь, что со временем эта шутка перестанет быть шуткой, и станет уже не смешно. — не то чтобы ему сейчас «было смешно», — Разве ты не сам начал называть меня «мой принц»? «Наверняка, когда-то перестанет.» — подтвердил Бакуго и прекрасно понимал, что сейчас они думают об одном и том же, но подразумевают, очевидно, совершенно разный финал. Только вот почему его возлюбленный — так категоричен? Почему он думает, что их отношения уже достигли своего максимума…? — Я и дальше буду называть тебя так. — кивнул блондин, пытаясь как-то этим успокоить, — Но мне… как тебе сказать… — замешкавшись, Катцуки вдруг сам обнаружил, что его щёки начинают неистово краснеть при прямой мысли об этом, — …нравится твоя реакция, когда я зову тебя так. — краснеть, даже после того, как он произнёс то, что хотел. Это было откровением для самого Бакуго. Какого чёрта он хочет услышать, если даже в его голове эта мысль стала отбивать настолько сильным смущением и нереальностью? Почему он так рано задумался об их… свадьбе? Задумался всерьёз? Да, разумеется, ему хочется быть кем-то родным ему, но он ведь сам никогда не стремился жениться. На самом деле, он действительно очень изменился за время общения с, теперь уже, его омегой. Для себя он однажды просто решил, что, да, однодневные отношения ему подходят, и жил так долгое время, но где они теперь? Он договорился с собой, что никогда не влюбится больше, и не рассматривал даже тех, с кем уже имел сексуальный контакт — и что? Свадьба для него вообще была воздушным замком, на который он даже не смотрел, когда тот смывали волны. Вокруг не было той или того, с кем он хотел бы быть до такой степени, чтобы заключить брак. И тут вновь эта мысль всплыла спустя много лет. Напомнила о себе. Заявила, что все его выводы — потерпели крушение в тихой гавани, где не было ни одного шторма. Серьёзно продолбила ему голову и прокричала, что «Этот вопрос нужно обсудить обязательно и конкретно с этим смущённым человеком напротив.» И что он делает? Он повёлся у неё на поводу даже без раздумий. — Любой бы так среагировал, если бы его парень… — Бакуго довольно и тепло улыбнулся, — …внезапно начал звать его мужем. Даже в шутку. — неловкий смех сорвался с губ, и Мидория захотел отстраниться от столь проницательного наблюдения, — Был бы на моём месте кто-то другой, так он бы понадеялся, что ты решился сделать ему предложение. — решив упрекнуть, чтобы закончить разговор и окончательно склонить его в несуразную шутку и сюр. Но всё-таки шутку. Иначе, что это может быть? — …А у тебя такой мысли не возникло? — тихо задав вопрос, Бакуго невольно упёрся глазами в шею, которая стала ещё более красной и, кажется, вспотела после его вопроса. — …Дьявол, ну я же не наивный дурачок. Можешь не переживать по этому поводу. — Изуку посмеивался, но уже нервно, не находя в себе силы, чтобы посмотреть в будто извечно загорелое лицо, — Я обычно понимаю, когда ты шутишь, а когда нет. — Неправда. — шёпот прошёлся воздухом по шее, и Изуку рефлекторно вжал её в плечи, — Ты называешь шутками всё, что хоть как-то «задевает тебя за живое». — убрав волосы, Бакуго расслабленно прислонился к ним, слыша, как его собственный голос обретает ноты разочарования, — Я уверен, что если бы всерьёз делал тебе предложение, то первый твой вопрос был бы: «Это шутка…?» — и заканчивается неоправданным горьким смешком. — Тебя это обижает…? Почему? — Мидория всё же решил обернуться, но застыл на полудвижении, осознавая, что чужое тёплое дыхание у его уха не позволит ему этого сделать. «Почему мы вообще заговорили об абсолютно гипотетическом замужестве, как о чём-то, что может случиться…?» — стрельнув в голове, эта мысль въелась ему в кожу, накручиваясь там в увеличивающийся ком. — Потому что у меня ощущение, что ты… — «даже в мыслях не допускаешь того, что когда-то я действительно могу это сделать», — …Ты действительно воспринимаешь наши отношения, как настоящие, мой принц? — Бакуго отстранился, рукой аккуратно поворачивая бледное лицо к себе за подбородок и чувственно смотря в чистый изумрудный лес, — Ну то есть как те, которые могут перерасти во что-то большее? — чёрт, он бы в нём точно потерялся. Потерялся и не нашёл себя, умышленно ходя кругами. — Мы уже встречаемся, что ты имеешь в виду под «большим»…? — в лёгком ступоре вопрошал брюнет, на секунду замирая и в упор смотря в ответ, — Стоп. Я правильно тебя сейчас понял…? Мидория сидел обезоруженный настолько, что он, наверное, с детства, не был настолько беспомощным. В голове крутились шестерёнки, которые всё никак не хотели складываться в цельный механизм, чтобы вообще хоть что-то внятное и разумное ответить на это. В его голове было пусто, как будто все мысли разлетелись от одного удара. Омега попросту не знал, что ему сказать, чем ответить, словно сил в нём было лишь на одно дыхание. Он открыл рот, чтобы сказать что-то, но лишь выдохнул слабое «А-а-а…», которое так и не превратилось в полноценную фразу. Самое любопытное было в том, что тот человек, который пусть и не напрямую, но спрашивал его мнения об их настолько ошеломляющем будущем — был настолько красным, что у Изуку пронеслась мысль, что, возможно, у Бакуго жар, и всё это — белая горячка. Но нет. Рубины смотрели безотрывно в его глаза и ждали ответ или хотя бы какой-то звук, но он вытаращился на альфу, как на что-то неземное и невозможное в принципе, и молчал. Всё его красноречие пропало в раз, просто по щелчку медных пальцев. — Бакуго… — наконец, выдавил из себя Изуку, не зная, что сказать дальше. Слова никак не собирались в полноценное предложение. — Извини, если я тебя напугал, — прервал тишину мужчина, виновато отводя взгляд, — Просто иногда мне кажется… что ты не рассматриваешь варианта, что наше «встречаться» может перерасти в- — его губы накрыли рукой, и Мидория с лёгким испугом взглянул на него, поджимая губы. Бакуго замолчал, ошарашенно глядя на Мидорию, который, несмотря на лёгкий испуг, решил взять инициативу в свои руки. Он глубоко вдохнул, стараясь успокоиться и собрать мысли в кучу, хотя те разбивались в его голове, как только появлялись перед глазами. Были недостаточно внушительными и прозрачными. А играть ему не хотелось. И юлить тем более. Он бы сам не вынес смотреть в эти глаза и издеваться над той искренностью и влюблённым ожиданием, с которым смотрели на него сейчас, не пытаясь отстраниться от его ладони и, кажется, невесомо целуя её изнутри. Даже в такой ситуации — целуя его. — Бакуго, — начал он мягко, стараясь придать своему голосу как можно больше уверенности, — Я… я просто не готов к такому разговору. И если быть совсем уж честным… — стоит ли ему действительно быть честным? Вот Бакуго смотрел до одури честно. Ждал. И этот взгляд он видел лишь единожды. Это был его собственный взгляд. Преданный и словно извечно готовый на всё что угодно, всё, что ему скажут, лишь бы в итоге ему ответили согласием. И доселе он видел его только в зеркале, когда смотрел туда сам. А сейчас кто-то смотрит им уже на него. Смотрит так, словно горы свернуть не помеха, если он только укажет на них пальцем. И почему-то тело покрылось мурашками от этого, а язык онемел, пока его приобнимали руками, а он сам сидел в этих полуобъятиях, сгорая от чего-то очень горячего внутри себя самого же. Внутри сердца. — Я просто не знаю, как на такое реагировать. Я никогда не думал о настолько далёком будущем. Я… — он запнулся, пытаясь подбирать слова, — Я-я просто… — но в голове было пусто, — Дьявол. — прищёлкнул Изуку языком, гневаясь на свою же весьма оправданную растерянность. — Ты в замешательстве, верно? — глупо было смеяться, но от переизбытка чувств вышло только это, — Я тоже. Блять, я сам от себя такого не ожидал. Ты первый, кому я вообще говорю… — откровенно и чуть сбито говорил Катцуки, чувствуя, что ещё немного, и он от стыда — выбежит из своего же автомобиля, — …с кем я вообще говорю про свадьбу. Так что мы с тобой в равных условиях, знаешь? Изуку глупо моргнул, и почему-то улыбка сама по себе поселилась на устах, из-за чего он сразу неловко кашлянул в руку, делая вид, что эта новость не выбила его из колеи. На самом деле, он никогда не думал, что этот диалог вообще встанет между ними. И дело не в его сравнительно «раннем появлении», а в том, что в его глазах Бакуго был отчасти до невозможного невозможен. Словно он не заслуживал такого хорошего отношения, а потому всегда ждал, что оно внезапно может закончиться. И когда с ним вот так заговаривают о чём-то настолько серьёзном, даже без его наводящих на эту тему вопросов — это ощущалось так, будто его душу изнутри начали щекотать. Мидория неверяще смотрел на человека перед собой, не понимая отчасти, что такого он сделал, чем заслужил, если, по сути, был только «принимающей стороной»? Это его выслушивали, ему помогали, его понимали. Он даже толком не делал никаких подарков, чтобы за них его можно было полюбить. Или он что-то запамятовал? И к тому же, он первым удосужился такого разговора. Не в стиле мужчины было врать ему об этом. И когда мысль: «Я… первый?» — проскочила через его душу в сердце — она уже не показалась ему невозможной. — Но почему ты заговорил о таком, если для тебя самого это так… — он неловко покосился на Бакуго, которому явно было неудобно сидеть между сиденьями, но который все попытки его усадить комфортнее — пресекал, предпочитая быть к нему как можно ближе, — …непривычно? — Я уже говорил. Мне нравится называть тебя своим мужем. — дотронувшись до его волос, Катцуки глупо ухмыльнулся, снова ощущая себя юнцом, который под цветущей сакурой признаётся в любви, — Да, это звучит странно, понимаю. Но меня ведёт от этой мысли. — они взглянули друг на друга, какое-то время просто смотря, как вновь краснеют, будто в замедленной сьёмке, — Поэтому я хотел бы, конечно, услышать, видишь ли ты меня рядом с собой в этом смысле… — Бакуго на мгновенье удивился, когда Мидория вновь резко отвернулся, скрываясь за волосами, и выдохнул, лилейно заканчивая, — Но ты не готов дать ответ на это, верно, мой смущённый маленький принц? — …Помолчи, ради Дьявола. — тихим шёпотом, не свойственным серьёзному и ответственному «Боссу», Изуку заключил до невозможности смущённым тоненьким писком, — Я с ума с тобой сойду. — Тогда мы, наконец, будем в равных условиях. — приоткрыв чужое ушко, Бакуго поцеловал его, легко посмеиваясь, — Всё, я не буду тебя смущать, не переживай. — Кто бы говорил. Сам сидишь красный, как рак. — отбил Изуку, махая рукой, чтобы они уже начинали ехать и не теряли больше времени, — Давай скорее, мне ещё готовиться надо. — К чему? Слегка остывая, Бакуго, неловко потирая руль ладонями и ощущая, что его руки стали потными, стал быстро вытирать руль от лишней влажности. Это не осталось незамеченным, но в угоду тактичности, Изуку промолчал на это, лишь в который раз убеждаясь, что носить перчатки — было лучшим его решением и вложением в гардероб за всю его жизнь. Ибо если бы не они, надетые сейчас на нём, то он был бы в такой же неловкой ситуации, как и альфа, а то и хуже, ведь даже не считая ладоней — брюнет чувствовал, что знатно перегрелся от этих внезапных откровений. — К предновогодней вечеринке. Ты, надеюсь, тоже идёшь в кимоно? — невзначай уточнил Изуку, до последнего сомневаясь, что сейчас эта традиция всё ещё актуальна. Не зря же он купил себе новое кимоно. — А, я понял о чём ты. — щёлкнул пальцами Бакуго, заводя автомобиль и выезжая на трассу, — Традиция, которую я не пойму из-за её непрактичности. — устало и недовольно буркнул он, делая замечание и слыша простое и светлое: — Это просто красиво. — И всё? — честно, Бакуго ожидал услышать сводку аргументов, почему эта традиция до сих пор жива, но ему лишь ответили: — Да. Порой одной красоты достаточно, чтобы что-то жило очень долго. — мягко облокотившись на кресло, Мидория сложил ладони на коленях, смотря вперёд, на машины, проезжающие мимо них. А Мидория попросту не хотел ничем иным забивать так легко образовавшийся между ними лёгкий диалог, предпочитая ограничиться чем-то кратким. Пока мыслями он утопал в другом. В этих мыслях они и проехались по остальным магазинам, набирая кучу вещей и попутно торгуясь между собой, что «столько сладостей Акиро попросту не съест» и получая в ответ, что «раз Бакуго в детстве съедал, то и малыш осилит». И в этом басистом «малыш» — было что-то личное. Что-то, что у Изуку разглядывать сейчас не хватило бы сил, а потому он закрыл на это глаза, ещё больше начиная переживать за пересылку, когда дело всё-таки дошло до неё. Почта встретила их бледным светом и украшенным в новогодние погремушки залом, и он, оглядываясь то по сторонам, то на самого альфу, после того как всё было уже упаковано, неловко застыл перед указанием адресата, думая, каким образом ему упомянуть детский дом. Если бы можно было, он бы написал это на испанском, но такую демонстрацию его, как полиглота, точно не примут работающие простые смертные. «Почему он так долго…?» — стоя прямо у Мидории за спиной, Катцуки смотрел, как тот, даже не прислонив ручку к бумаге, склонился над несчастным документом, — «Он… переживает, чтобы я ничего не увидел?» Бакуго понимал, что Изуку не просто так нервничает и, скорее всего, тот переживает почему-то, чтобы сам блондин не увидел лишнего. Только вот, чем было это «лишнее», что его так настойчиво хотели скрыть? Катцуки задумался, вглядываясь на низкий силуэт, и, выдыхая, понимающе заключил, что «возможно, ещё не время». И несмотря на то, что Бакуго было это искренне интересно и он действительно мог бы сейчас подойти и прочитать весь адрес — он отошёл, отвернувшись и заведя руки за спину. И краем глаза он будто заметил, хотя в этом он уверен не был, что Мидория обернулся на него, секунду смотря распахнутыми ресницами, а после, благодарно улыбнувшись, вновь склонился над накладной, прося отправить ещё и письмо. Словно он оценил этот простой тактичный жест в разы выше, чем его стоило бы ценить. — Думаешь, он будет рад подаркам? — спросил его Изуку, когда они уже были на пути в родительский дом, куда из химчистки должны были привезти «подходящий наряд», по словам брюнета. — Надеемся, что малышу они понравятся.