Мираж моих воспоминаний

Отчего же «Огненный фестиваль» назывался именно так? В основном из-за того, что сейчас, возвращаясь на основную площадку, могли увидеть два парня. На небесной, омрачённой ночью гладью — разрывались десятки салютов. Разноцветными бликами они осветили звёздное небо, раскрываясь то цветами, то спиралями, рисуя рунами на небесной поверхности, словно картины художников в одной огромной галереи. Автомобиль мчался по спиральной трассе вниз, спускаясь с горы и всё дальше отдаляясь от утёса. Преодолевая несколько мостов — они практически приехали к тому месту, где уже столпилась приличная толпа, рассматривающая виражи салютов, запущенных в честь не какого-нибудь государственного праздника, а просто из-за того, что когда-то они своей небольшой группой энтузиастов — захотели запустить салюты в небо и в итоге сделали это единоразовое желание чем-то вроде ежегодной традиции. Давненько он не имел возможности наблюдать за этой красотой воочию. И когда у него беззастенчиво спросили: — Мидория-сан, как думаете, сколько они потратили на эту красоту? — прилипнув к окну — он сам ненадолго отвлёкся от дороги, мельком рассмотрев это буйство красок, отвечая спокойным «Не больше ста тысяч иен.», а после вновь возвращаясь к дороге. — Ого, это дорого. Треть зарплаты моей тёти. — вдумчиво хмыкнул юноша, пока брюнет невольно покосился на него, удивляясь тому, что сам он в этот момент подумал: «Дорого?» Кажется, постепенно он начинал обратно привыкать к своей обеспеченной жизни. Не считая размеры своего куска мыла и размера куска мяса в своей тарелке. Осознание этого пробыло с ним всё то время, пока они не доехали до парковки фестиваля, и омега не заметил, что все парковочные места были настолько заняты, что развернуться там физически не предоставлялось возможным. Потому ему пришлось проехать куда дальше, останавливаясь в небольшом закоулке, где стояло всего несколько машин, одна из которых показалась ему смутно знакомой, но он не обратил на это внимания. Вместо этого выйдя первым из машины, он подозвал к себе подростка, вручая тому небольшую сумму денег, чтобы ни в чем себе не отказывал и спокойно мог скупиться на ярмарке. После чего счастливый Кота тут же побежал в сторону открытых павильонов, неловко беря эти деньги в руки и не сразу соглашаясь их тратить. Но талант убеждения был у Мидории в крови и в итоге последнее, что услышал со спины Изуми было следом сказанное: — Кота, ходи так, чтобы я тебя видел. — смешанное с усталостью, на которую брюнет сразу же скривился, продолжая кропотеть около дверцы, не отходя от той ни на шаг. Что-то писал в телефоне, как раз в тот момент, когда чей-то голос по-дружески подстрекнул его: — Ему пятнадцать. Так что, думаю, не потеряется. — и заставил отмахнуться, даже не поднимая глаз на того, кто внезапно захотел начать с ним беседу. — В его возрасте я сбегал из дома, чтобы посмотреть на гонки. Так что как раз он — потеряться может. — и закатил глаза, поднимая их на то, как оживлённо юноша покупает несколько сочных куриных шашлыков в небольшой лавке, прося продавца покрыть их соусом терияки. Это выглядело по-своему мило и брюнет не сдержал легкой улыбки, навострив ухо, когда к нему вновь обратились, но уже удивлённо, словно не ожидали именно от него такого ответа. И это, пусть и вселило непонятное чувство гордости на мгновение — заставило так и нахмуриться, ведь он, расслабившись, даже не удосужился обратить внимание на то, с кем он говорит. — Ты сбегал из дома? — а тонкое фамильярное обращение к нему наталкивало на мысли, что он лично мог знать этого человека и мало того — не в прошлом раз этот мужской приятный тембр понятия не имел о его побегах сюда в подростковые годы. Это заставило напрячься и мигом повернуть голову к говорящему, уличив на этой асфальтированной дороге, в тени стоящего обескураженного Бакуго, на котором была накинута всё та же кожаная куртка поверх тонкого, обтягивающего крепкие мышцы гольфа. Одна из ног, как и спина, была прижата к стене из пеноблока, а тёмно-синий деним, украшенный цепочками, притягивал взгляд. Однако больше всего вопросов было к тому, что мужчина забыл на этом мероприятии для любителей того, где он любителем не был? Случайность? Или прошлый раз вместе с той выставкой так его впечатлил? В любом случае, не его это дело. Раз блондин приехал, значит было желание, а потому осталось лишь дружелюбно поздороваться. — Добрый вечер… Не ожидал, что ты посетишь «Огненный фестиваль». Наверняка приехал с Киришимой? — чтобы потом поставить свой автомобиль на сигнализацию и медленно подойти к Бакуго, чтобы пройти мимо последнего, но всё-таки ненадолго задержаться около него, пока мужчина успел догадаться, что на его предыдущий вопрос ответа не последует. — С чего такая уверенность? — ему оставалось лишь прильнуть глазами к низкому силуэту, который встал немного ближе к нему, но всё ещё не переходил черту бордюра, как бы держа приемлемую дистанцию. Он пытался не давать ему надежд и при этом выполнять обещанное. Мужчина это видел. — Я не знаю других твоих близких друзей. — чувствовал, как за этим простым пожиманием плеч, и ещё одним кивком, намеревались выследить в этой толпе ребёнка, чтобы ответственно приглядывать за ним весь вечер, а не вести с ним разговоры, — Что ж, желаю хорошо провести время. — но пусть. Пусть. Пусть делают всё, что посчитают нужным. Пока ему позволяют аккуратно взять это запястье своей рукой и сказать: — Погоди, я хотел тебе кое-что предложить, — пока позволяют договорить, терпеливо слушая всё что он говорит, — И если ты уделишь мне два часа своего времени, то я докажу, что ты не пожалеешь, если ответишь мне согласием. М? На чужом лице так и напрашивался вопрос «Опять?», произнесённый бы вслух каким-то усталым, скучающим тембром, если бы брюнет был более эгоистичным и менее тактичным. Но Мидория был Мидорией и, честно, Бакуго только недавно начал осознавать, что эта крылатая фраза описывала омегу столькими эпитетами одновременно, что те невольно сковывали этот терпеливо набранный вдох в нечто милое. Ему уделили время. Ему были готовы его удились судя по ответу, что «за Котой следует присмотреть или предупредить его о том, что меня какое-то время не будет рядом». Бакуго сразу же кивнул, смиренно отвечая на все вопросы о том, что это всё-таки за предложение, куда они поедут, как далеко это место и точно ли оно стоит того, чтобы оставлять Изуми в незнакомом ему месте на целых два часа. И последнее заботило омегу куда больше, ведь он чувствовал большую ответственность, а потому блондин, видя, как тот нервно перебирает в голове варианты разрешения этой проблемы, просто пожал плечами, предлагая облегчить эту ношу всего несколькими словами: — Мы можем поехать после того, как малой здесь отдохнёт и ты его отвезёшь домой. Я не против подождать. Отставлять его здесь действительно не лучшая идея. Даже при учёте того, что этому сорванцу уже пятнадцать. — и на него распахнутыми глазами смотрели с минуту, прежде чем растечься в неловкой улыбке, которую тут же скрыли рукой. И всё. И словно и не было никакого хмурого и уставшего лица. Радость так просто зародилась в небольшом сердце, что мгновенно вспыхнула, как спичка, в ядрах малахитов. Бакуго каждой клеточкой своего тела прочувствовал, как признателен ему был человек, пусть и бурчащий себе под нос слова о том, что заставлять его ждать как-то неправильно, но всё ещё смотрящий на него с благодарностью за его простое человеческое понимание и такое же отношение, которое Мидория отдавал ему. Мужчина платил той же монетой. Ни иеной больше. Но ему казалось, что брюнет впервые ощутил на себе какого это, когда тебе по-настоящему отвечают тем же и похоже ему понравилось, раз он кивнул и попросил следовать за ним, но чуть поодаль, чтобы Изуми не задавал лишних вопросов. А на вопрос отчего те вообще должны быть, последовало простодушное: — Подросток ведь. Иногда у него чересчур бушуют гормоны. — и последнее словно было оправданием его незрелости, — Но ему пятнадцать. — Ему уже пятнадцать. — тут же будучи пресеченной чем-то твёрдым, на что уже отвечать не стали. Складывалось ощущение, что с ним были молчаливо согласны, судя по едва заметному хмыку, просто не стали это афишировать. Следующий час прошёл, к удивлению самого Бакуго, весьма интересно и в некотором смысле даже забавным, учитывая то, как подросток, за которым, так уж вышло, что они оба присматривали — не может насмотреться по сторонам и взвизгивает от каждого мотора и любительских споров-соревнований, где победителю бесплатно доставался ящик с соджу или оплаченный пакет мясных деликатесов с пылу с жару. Смех, которым потом встречали этого победителя, святящиеся чёрные глаза, повёрнутые в такие моменты к спокойно стоящему поодаль Мидории — всё это было таким приятным и привычным, что когда их наконец нашёл Киширима — Бакуго невольно пожалел, что притащил этот придурка с собой. Однако стоит сказать, что с Котой тот спелся только так. — У них точно разница в возрасте свыше десяти лет? — озадаченно прошептал мужчина, склоняясь к уху, за которое было убрана прядь волнистых угольных волос. И ему смогли лишь пожать плечами, на мгновение отворачиваясь назад, и встретившись этой улыбкой с его прикованными глазами. Ему так ничего и не ответили. Но ни разу от него не отошли за всё то время, что сопровождали подростка, словно говоря, что о нём не забыли и про их договор помнят, а значит он будет выполнен. Не то, чтобы альфа сомневался в его исполнении, но такая внимательность замечалась ним скорее не нарочно, и просто потому что она была. Как деталь в рисунке, которая общую картину не меняет, но словно делает её совершеннее. Так прошло ещё с полу часа, за который постепенно блондин начал замечать, как Кота становится всё более вялым и чаще начинает зевать, всё ещё стараясь делать вид, что поздняя ночь никак не влияет на его организм. Со стороны это выглядело очевидным, в особенности на фоне того, у кого сна не было ни в одном глазу. Именно к предплечью этого «старшего братца» Изуми постоянно прислонялся, скрывая свой зевок и спрашивая, что ещё здесь можно посмотреть интересного. Видимо чтобы успеть до того момента, как усталость полностью не свалит его на пол. «Весьма отчаянное желание.» — хмыкнул альфа и вслушался в растекающийся тембр, который в самом деле убаюкивал и невольно успокаивал. То-ли благодаря самой неспешной личности брюнета, то ли благодаря усталости этого голоса, но прижаться, чтобы услышать его получше хотелось не только этому юнцу. Однако потому Бакуго и не юнец, что может сдерживать эти подростковые порывы, когда они не уместны. — Через минут пять должен быть ещё один запал фейерверков. — и не он один заприметил сонное поведение, — Я думаю неплохо было бы глянуть на него и уже ехать домой, м? — однако в отличии от него Мидория подошёл к Изуми ровно обратился к тому, кто сразу же взмолился бровями, прося остаться ещё ненадолго, ведь они только недавно приехали. «Недавно» было около двух часов назад, и на улице уже значительно похолодало. — У тебя уже глаза слипаются. — но брюнет оперировал другим. — Неправда! — и закончил, Бакуго сказал бы, самым острым доводом из возможных: — И тебе завтра в школу. — чтобы через секунду вновь улыбнуться и кивнуть на небосвод, молча говоря, что поблажек не будет и они действительно поедут домой после последних погасших огней, — Так что, хочешь посмотреть на фейерверки? — юноше пришлось смириться, ведь судя по угольному разочарованному взору — тот знал, что с омегой спорить было в меньшей степени глупо. Обычно, наверное, брюнет просто оказывался прав в таких ситуациях и мальца это кое-чему научило. Видно было, что Кота беспрекословно уважал того, кто всегда подставлял сонному ему — своё плечо. Они подошли к обрыву, встали неподалёку от ограждённой асфальтированной трассы, где сейчас не было никого — все застыли пред постепенно окрашивающемся новыми красками небе. Гул волн смешивается с нетерпеливым шёпотом огромной толпы, собравшейся вместе с ними и вот она задерживает дыхание, когда первая искра вспарывает тишину, словно огненный цветок медленно распускается, окутывая ночное небо золотистым сиянием. Над океаном лишь на мгновение прозвенит мгновение всеобщего восторга, ведь следом за первым разлетятся многочисленные алые кометы, с треском рассыпающиеся серебристыми искрами. Небо вспыхнет целым градом и в этой толпе какой-то улыбнётся, а глаза других блестят от непрошеных слёз — все эмоции взмахнут вслед за этими огнями, и Бакуго понадеется в этот момент уличить в глазах брюнета нечто подобное. Как тогда — в театре. И он не ошибётся. Ни в этот раз, ни во все последующие, когда будет видеть эту, в какой-то мере родительскую улыбку, с которой подростка, мирно засыпающего на ходу и опирающегося на низкое плечо, нежно гладили по голове, рассматривая, как и остальные, ночные сверхновые. Чуть позже брюнет поможет Изуми дойти до машины, усадит его на заднее пассажирское сиденье со всеми купленными закусками и сладостями и закроет двери, чтобы обойти свою машину и сесть за руль. Но прежде, чем Мидория решит это сделать, он обернётся к Бакуго, который, спровадил под шумок Киришиму вместе со всем пивом, что тот купил, вроде как, им двоим. Тот будет смотреть на него, провожая. Возможно мужчина ждал, что он начнёт диалог первым, и чуть провозившись, парень подошёл к нему, кратко объясняя: — Я отвезу его домой, и нам нужно обсудить, где мы потом встретимся. — и тут же предлагая, — Здесь? — Да, давай здесь. — на что, к его счастью, сразу же кивают, а после недолгой паузы, по-птичьи склоняют голову, засовывая руки в карманы, и аккуратно прося — Если что, позвони мне, если планы поменяются, ладно? Просто предупреждая. Мужчина знавал в своей жизни случаи, когда ему приходилось часами сидеть на лавочке в ожидании поздней ночью, а после обрыва любимого телефона слышать, как ему абсолютно непринуждённым голосом говорят, что «забыли про него и очень извиняются». Извинялись ли они? Конечно, нет. А приезжали ли после этого звонка с ним увидеться? Хорошая вышла бы сказка, будь оно так. В свои неопытные годы мужчина попросту прощал такие проделки, оправдывал их как-то сам и какого-то чёрта продолжал потом встречаться с людьми, которые ноги о него вытирали и просто знали, что он продолжит позволять им это. Потому что тогда он не понимал, что это ненормально. Сейчас же знал, что об этом стоит говорить «на берегу». Даже если Мидория совершенно не выглядит таким человеком. — Что? Ничего у меня не поменяется, мы же договорились. — и тот в действительности просто вскинул бровь, не понимая о чём он говорит, и пропустил эту странную просьбу мимо ушей, расстёгивая нижние пуговицы своего пиджака, — Я буду тебя держать в курсе по времени, но не звонить… — и пальцы так и замерли на этом движении, пока брюнет прикусил губу и договорил, — Я буду писать короткие сообщения. — Что ж, тогда я буду ждать каждое. — вынуждая ответить пониженным голосом, и почти заставить себя удержаться, чтобы не перехватить одну из этих ладоней, когда те опустились по швам, и не поцеловать её тыльную часть. Эта парочка уехала, оставив его в одиночестве и Бакуго, выдохнув, подошёл к своему арендованному пикапу, садясь за водительское кресло и просто открывая боковое стекло для тёплого ветерка. Сколько ему придётся прождать — мужчина понятия не имел, но всё это время забавлялся в личном чате с «Брокколи», который так и был у него подписан, и который, как и обещал, присылал ему короткую информацию о том, где он сейчас находиться. Нет, это были не адреса и не названия улиц. Что-то вроде «Сейчас проезжаю главную дорогу около городской больницы», написанное в спешке и неуклюжим указательным пальцем, судя по количеству допущенных ошибок в этом предложении. И таких коротких уведомлений было много за тот неполный час, что брюнет отсутствовал. Бакуго даже не успел заскучать по нему, как ему написали, что уже подъезжают обратно к парковке, вынуждая ему выйти из пикапа, чтобы встретить выдохнувшего брюнета, который выходя из своей машины сразу же спросил: — Так что же ты подготовил? Учитывая, что ты… — и скосил недоверчивый взор на подозрительный выбор автомобиля, — приехал на такой непривычной машине. И Бакуго сразу распознал его, решив успокоить насторожившегося Мидорию, что со всех сторон осмотрел его белыйMercerdes Sprinter, всё ещё считая такой выбор довольно двусмысленным. И в таких делах двусмысленность брюнету оу как не нравилась. Это было видно по желающему объяснений лицу, из-за которого мужчина почувствовал себя крайне неловко, слегка нервно посмеявшись: — Я понимаю, как это может выглядеть, но, клянусь, ничего такого. — и приглашая рукой парня внутрь, чтобы тот сел на пассажирское сиденье, что последний делать не спешил, — Хочешь поехать на разных машинах? Просто ты за мной? — и у тому же удивился, когда альфа предложил более свободный вариант, прекрасно понимая эту настороженность. На дворе ночь. Они вдали он города, в тихом месте, откуда мало-помалу уезжали люди, делая его ещё более пустынным. Не то чтобы особо знакомый альфа предлагает сесть в закрытый белый пикап и уехать в ещё более безлюдное место только вдвоём. Да тут с какой стороны ни посмотри — так и хочется просто к чёрту послать. Поэтому если они поедут на своих машинах, то так брюнету наверняка будет в разы комфортнее. Если они вообще поедут. — Я согласен на этот вариант. — для Бакуго стало откровением то, что на его вариант с улыбкой фыркнули и обратно вернулись к своей машине, обращаясь к нему пред тем как сесть за руль, — Веди. Прямая заасфальтированная дорога, что вела вокруг высокого холма и отдалённо напоминала спираль. Две машины неслись по трассе и были уже давно за пределами «Огненного фестиваля», но всё ещё не снижали скорость, однако даже с ней Мидория успевал рассматривать здешний пейзаж на океан следя за белым кузовом, который завернул на какую-то смотровую площадку и припарковалось там весьма интересным образом — бампером в сторону этого вдохновляющего вида, который своим ветром всколыхнул его одежду и пряди волосы, лёгким ночным бризом окропляя лицо. Волны бились о скалы, и казалось, что они очень близко, хотя в реальности их разделяли даже не сотни метров. Больше. Намного больше. Это было ясно видно, когда брюнет, выйдя из своего автомобиля, посмотрел вниз — там, откуда доносились размеренными ударами витки волн, будто океан ними перелистывал многолетние страницы. Над которыми возвышалась царственная луна. Сзади что-то щёлкнуло, но Мидория не спешил оборачиваться. — Здесь взаправду невероятно красиво. Мне нравится. — он лишь поделился своими мыслями, слушая медленные шаги, подходящие к нему со спины. — Я рад. Долго искал это место. — которые остановились прямо за ним, после чего к его плечу легко дотронулись, прося обернуться. И первое, что брюнет увидел, выполнил чужую просьбу это рубины, смотрящие прямо на него, а после того, как их владелец отошёл, приоткрытый багажник, что был соединён с задними креслами, и в совокупности с этим превратившись в удобную кровать. На ней лежали небольшие белые подушки, смятое одеяло, а поверх упругого стёганного матраса стоял миниатюрный деревянный поднос с вытянутой бутылкой чего-то спиртного и двумя небольшими стеклянными горшочками, формы, словно те были для сакэ. — Это вино, или я посадил себе зрение? — с лёгкой иронией проговорил Мидория, подходя ближе и с распахнутыми глазами бегая по строчкам на стеклянной таре, которую он взял в руку. — Я взял сливовое. — Катцуки подошёл следом, осматривая мягкое и заманчивое белое одеяло, что, в отличие от знойной вечерней улицы, прекрасно защищало от океанического бриза, — Как любитель подобного алкоголя — могу смело заявить, что это лучший вариант из тех, что был предоставлен в магазине. Прослушав эту фразу в пол-уха, брюнет задержал в руках сосуд, наполненный золотисто-медовой по цвету жидкостью, обратив внимание на запечатанную винтовую крышку, которая демонстрировала то, что ранее бутылку не вскрывали. Крамольная мысль о том, что это «хорошо» и что это означает, что вино было «чистым» — скорее было псевдопрофессиональной издержкой, заставляющей проверять такие вещи, как последний падальщик. Только после этого он может со спокойной душой выдохнуть и аккуратно присесть на расстеленный матрас, который, к счастью, был весьма мягок, закидывая при этом нога на ногу. — На самом деле, я не особо пью другие вина, кроме виноградного красного, разумеется. — пожав плечами, парень передал в смуглые ладони бутыль, наблюдая за тем, как Бакуго, достав карманный нож — аккуратно чиркнул по бумажной наклейке, открывая горлышко и лукаво произнося: — Значит, сегодня — первый раз? Тогда загадывай желание. — с улыбой разливая содержимое по стеклянным графинчикам. Сладкий вкус обжёг язык, на что Мидория слегка нахмурился, а под его носом уже замелькала закуска, находящаяся в полиэтиленовом пакете — сладкие песочные печенья. Впервые он увидел такой вариант закуски для алкоголя. Обычно свою любовную страсть с красным полусладким Мидория не спешил смешивать с другой едой, просто наслаждаясь горьковатым вкусом и не разделяя его сырами, как было принято. А тут — печенье? — Сливовое вино принято пить со сладостями и не спеша. — объяснил блондин, заметив на фарфоровом ровном лице некое замешательство от предложенного печенья, — В идеале было бы добавить лёд, но ситуация не позволяет. — ни шрама не было видно, ни веснушек. Абсолютно чистый пласт вафельной бумаги. Это весьма разочаровывало. Мидория же послушно выслушал, закидывая в рот небольшую сладость и пережёвывая, вместе с тем запивая её вином, что раскрылось миндальным послевкусием. — Это неплохо…? — сдержанно поделился омега, прикрывая пальцами губы, что с них не посыпались крошки на одеяло. А мужчина лишь лучисто хмыкнул, сдерживая свой смех. Где-то далеко шумел прибой, но в кабине пикапа было тихо. Оба молчаливо сидели на импровизированной кровати в кузове, укрытые от всего мира и ночного ветра автомобильным салоном, подставляя щёки ветру, который нещадно кромсал их солёным воздухом и заставлял краснеть. Постепенно сливовое вино заканчивалось, как и печенье, и повышало градус в их венах, слегка развязывая язык, пусть они и старались пить его попеременно с вишнёвым соком. Но Мидория ощущал, как ему слегка ударило по вискам и он невольно расслабился, на удивление быстро привыкая к мужской компании. И даже откровенная ночь, холодящая его щиколотки, которые он не мог спрятать из-за надетой обуви — не особо тревожила его. Просто неприятно, но это то, что он легко мог перетерпеть. Пусть он и терпеть не мог холод. Ощущение замёрзших и онемевших конечностей, пульсирующей дрожи по всему телу и стук зубов, который никак нельзя контролировать. Сейчас он чувствовал, что его рубашка едва ли могла защитить его от этого холода за гранями их тёплого мирка, поэтому, прислонившись на стенку машины, брюнет попытался унять ею изредка прошибленное дрожью собственное тело. И вроде бы, можно было попросту снять обувь. Оставить туфли на асфальте и полностью спрятаться за одеялом, ибо вряд ли бы то начали у него отбирать, но… так у него не будет возможности в случае чего быстро встать и убежать. Зачем ему бежать? Брюнет сам не знает. Но знает, что по асфальту без обуви бегать больно. — Тебе холодно? — обеспокоенный голос заставил распахнуть глаза и мгновенно выпрямиться по струнке смирно, ответив спокойным «Нет», — Перестань, я вижу, что тебе холодно. Почему ты молчишь? Отвечать ли что-то на это? А был ли смысл? Оставалось лишь кивнуть на проявленную к нему заботу и принять протянутое одеяло, частично позволяя мужчине укрыть ним его плечи и чтобы не отвечать на чужой вопрос, Изуку увёл разговор в другое русло, мгновенно получив в ответ удивлённый заинтересованный взор турмалиновых глаз, понимая, что блондин понятия не имеет, о чём он говорит: — Раньше вместо «Забытой трассы» здесь проводились официальные гоночные соревнования, ты знаешь? — и он продолжал, всё ещё оставляя обувь на улице, к чему прикипели рубины, постоянно отвлекаясь на плотно стиснутые меж собой ступни, в одних только коротких носках, — В любом случае, я приходил сюда, чтобы посмотреть на тогда ещё официальные гонки в уличном стиле. — Сидел на трибунах, как зритель? И постепенно превратил это место в «Забытую трассу»? — тем очевидно было холодно, но почему-то брюнет не спешил с тем, чтобы просто снять обувь, как это сделал он, и не закутать ноги в одеяло так дня как и остальное тело. — Оно само в неё превратилось. Первоначальный проект прикрыли из-за финансов, — вместо этого он с ностальгической улыбкой вещал, хмыкая себе под нос и делая глоток сливового, — А потом это место воскресили мы, и те, кто были неравнодушны. В те годы был мой первый заезд. Это как посвящение в гонщики. Такие заезды теперь называют «Для новичков», после которых победитель может выбрать, с кем из подтвердивших себя гонщиков он хочет проехаться. — и Бакуго быстро смекнул, что эта неожиданная исповедь никак не будет сопутствовать разрешению холодной проблемы, которая почему-то действительно его волновала. Предложить одеяло или свой пиджак — всё это жесты более расслабленные и ненавязчивые, Бакуго сказал бы, что такое ухаживание являлось для него самым базовым и потому оно — не вызывало никаких вопросов, но… туфли на ногах? Офисные, черные туфли, на полированные до блеска. Объяснить себе вразумительно этот жест словами — альфа, наверное, никогда бы не смог. И не стал бы. Он лишь задал вопрос, чтобы Мидория не прекращал размеренно объяснять ему то, что незабвенно любил: — И с кем же ехал ты? — а сам принялся аккуратно поднимать ноги, беря те по колени и без зазрения совести ставить едва ли не на матрас, чтобы помочь снять эти туфли. Потому что кожа, где не было ни штанины, ни носка была настолько холодная, что Бакуго поразился тому, как омега смог сидеть с таким незыблемым лицом долгое время. Он явно замёрз. Сам же парень резко замолк, сперва не понимая, что происходит, а после на повышенных тонах начал обеспокоенно говорить о том, что «обувь грязная и испачкает матрас». Испачкает? Немного заденет край, если быть точнее? Ну и что? Этот матрас в целом нигде больше использовать не планировали, так что небольшое пятно грязи ему никак не повредит, а вот кто-то мог заболеть из-за своей беспринципности. И вот пальцы ловко принялись расшнуровывать плотно затянутые чёрные шнурки, как вдруг его руку дёргано остановили, с нахмуренными бровями смотря на него и твёрдый взгляд подняли с собственный обуви прямо ему в глаза. Да, вновь ему в глаза. И нет, это была не злость. Это было то самое чувство, которое однажды мужчина увидел в круглосуточной кофейне. Чистое смущение, от которого на душе словно растёкся мёд, а дразнящая улыбка сама собой заиграла на устах. И уже плевать было на то, что «снимать туфли кому-то» могло быть для него низостью или унижением. О каком унижении могла идти речь, если его жест так высоко оценили, что тихо произнесли, останавливая его обеими руками: — Я сам. Перестань. — вынуждая его перестать. Но не отпустить. Бакуго задержал взгляд на Мидории, будто пытался прочесть его смущённый отказ. Прямо перед ним сидел человек, чья упрямая гордость сейчас сталкивалась с трогательной беспомощностью. Его руки всё ещё удерживали его за запястья, но не использовали достаточно силы, чтобы грубо откинуть его помощь. В перспективе они разумеется могли это сделать, но доверчиво ждали что он пойдёт на встречу и отпустит, что и случилось, когда переспросив, блондин всё же медленно убрал свои руки, отступая на пару сантиметров, но не спеша отводить взгляда от выдохнувшего с облегчением парня. Однако Не заметить то, как Мидория удивлённо моргнул, будто не ожидал, что ему так легко уступят — было сложно. В некотором роде омега, можно было сказать, что готовился к тому, что ему придётся вырываться силой…? Быть честным, брюнет частенько выглядел так, будто был готов к драке. Но сейчас, быстро опомнившись, он принялся развязывать шнурки слегка неуверенными, замедленными движениями, словно он всё ещё чувствовал тяжесть чужого взгляда на себе. Ведь Бакуго действительно смотрел не отрываясь. Он вытянул ноги вперёд, опираясь спиной на край кузова, и заложил руки за голову, наблюдая за тем, как тонкие бледные пальцы в кружевном одеянии продолжали стежок за стежком ослаблять затянутую шнуровку. Сейчас, когда мужчина знал причину, почему аксессуар всегда украшал длинные пальцы — он смотрел на него иначе. Возможно это действительно было необходимостью в том мире, где они жили, но единственное, что ему хотелось чтобы при нём эти перчатки снимали. Было ли это эгоистично? О, весьма. Но мужчина понимал что ради него просто так ничего не сделают, и понимал что если он просто будет ждать, то в итоге не дождётся ничего, кроме вежливого и тактичного отношения к себе, коим омега награждает всех мало-мальски близких к себе друзей. Это заводская настройка. А Бакуго же желал немного большего. Он хотел узнать, есть ли большее? Поэтому когда наступила тишина он вдруг протянул, голосом, которая прозвучал чуть тише чем раньше, как будто он больше говорил сам с собой. — Ты удивительно упрямый, — рассматривая в тени заискрившие малахиты, которые подняли на него, замерев на секунду, чтобы переспросить: — Упрямый? — и в этом взгляде прослыла скорее растерянность, чем обида. Словно его не понимали и это заставило мужчину осознанно проявить мягкую настойчивость, которую человек напротив иногда попросту не ожидал, снимая наконец с ноги одну туфлю и осторожно ставя её на асфальт близ пикапа. — Именно, — и в этот момент Бакуго привстал, присаживаясь ближе к тому, кто пальцами развязал аккуратный бант на второй туфле, — Будешь мёрзнуть и делать вид, что всё нормально, а всякую заботу о себе воспринимаешь в штыки. Даже если она ничтожная, — и на тихое «Забота не может быть ничтожной» Бакуго ничего не ответил. Только прищурился, словно раздумывая над чем-то, а затем вдруг потянулся вперёд, схватив Мидорию за обутую лодыжку, добавляя натянутым и уверенным тоном, и аккуратно поддевая всю шнуровку разом и стягивая туфлю со ступни прежде, чем омега успел возразить: — Перестань ёрзать, и дай мне позаботиться о тебе, чёрт возьми, — не слушая последующие слабые протесты, укрыл его ноги краем одеяла, а обувь отставил к её паре, — Вот так. Так лучше, верно? — и рукой чуть придавил чужие согнутые колени, уставившись в ошеломлённый взгляд, осознавая, как сильно парень сейчас похож на простого кролика, застигнутого врасплох. Змеиного начала сейчас и в помине не прослеживалось в этих раскосых глазах. Они были обезврежены от любого яда. И вот какими они были на самом деле, когда оборона была пробита чем-то нетипичным. Чем-то, на что подобранного яда ещё не нашлось. Мидория мог лишь молча смотреть на него, пока мужчина чувствовал, как тепло поднимается по всему его телу и заставляет сглотнуть, когда глаза невольно опускаются на приоткрытые пухлые губы, не знающие, что им сказать. Медовый феромон пробрался сквозь застывшую недосказанность между ними мимо его воли, и Катцуки не сразу заметил, как стал деликатно покрывать ощетинившегося омегу своим запахом, на что последний весьма категорично порекомендовал ему «держать себя в руках». И вместо продолжения разговора эти губы просто прислонились к краю своего бокала, медленно допивая последний глоток. Растягивая его как можно дольше. А за пределами их укрытия океан продолжал говорить своим вечным голосом, скрывая их тишину, в которой таилось больше, чем они пока могли произнести. Туман, внезапно разлитый над его поверхностью вдруг привлёк зелёные зеницы и те приковались к нему, как заворожённые. «Нравиться.» — подумал мужчина и отступил, приподнимая бутыль и спрашивая: — Тебе налить ещё сливового вина? — и Мидория внезапно понял, что эти алые глаза как-то по-новому открылись для него. Они не были просто алыми. Это было обжигающее пламя, возгорающееся с каждой их новой встречей все больше. — Да, пожалуйста. — это была вечная тёплая лава. А ему было вечно холодно. И конец его тихой благодарности был затмит внезапным всплеском океана.