Сделка

Вальтер насторожено выглядывает в окно, после чего резко затягивает шторы и спешно отходит. — Что-то случилось? — доносится беспокойный голос у него за спиной. Вальтер оборачивается, отскакивать назад он совершенно не собирался, но нервы всё-таки снова шалят. Он качает головой, достаёт сигарету и закуривает. Нет, Максу он врать совершенно не собирается, оно как-то само собой получилось. Поэтому Вальтер ещё и сразу кивает, но потом всё-таки качает головой. — Ничего не случилось, — честно признаётся он, затягиваясь сигаретой. — Мне просто не нравится последние новости, вся эта расправа над бывшими генералами Рейха. — Тебя это не коснётся, — заверяет его Макс и шагает ближе. Кладёт руку на плечо, чуть сжимает. Вальтера всегда успокаивает, когда он его касается. Но сегодня? Кажется, Вальтера не может успокоить совершенно ничто. Ни сигареты, ни присутствие любимого рядом. Вальтер криво улыбается. — Как же это советскому командованию удалось убедить союзников, не раскрывая то, что я теперь работаю только на вас? Макс замечает, что Вальтер никак не может успокоиться, и поэтому снова сдвигается, на этот раз беря его за плечи. — Ты ведь, кстати, пытался связаться с англичанами, — едва заметной ухмылкой замечает Штирлиц. Вальтер закатывает глаза. — Они мне месяцами ничего не отвечали, — бурчит он. А Макс лишь разводит руками, а потом спешит снова обнять его за плечи. — Вот и дураки, — будто само собой разумеющееся замечает он. — Вот на этом и надавили. Мол, ты давно работал на союзников и пытался передать английской стороне важные сведения. А это они их не принимали, поэтому всю информацию ты передавал только советской стороне. Вот и всё. Вальтер закатывает глаза. — А ты мне не веришь? — шёпотом спрашивает Макс. — Тебе я верю, — отвечает Вальтер, прикрывает глаза и чуть откидывается назад, прижимаясь к любовнику всем телом. — Я поверить не могу, что они поверили. — Допустим, какие-то подозрения у них остались. Но им сейчас точно совершенно не до тебя. Сколькими бы бывшими генералами и офицерами они ни расправлялись, тебя это не коснётся. Вальтер ему верит. Он просто никак успокоиться не может, что всё всё-таки обойдётся. Ему сегодня особенно тревожно. — Если за мной не придут союзники, — замечает Вальтер, — тогда за мной придёт кто-то из своих. За предательство. — Советская сторона этого не допустит. Вальтер качает головой. — И всё-таки ты мне не веришь, — на этот раз Макс тщательно скрывает разочарование в голосе, разве что Вальтер всё равно его слышит. Шелленберг вздыхает. — Я не верю никому, кроме тебя, — напоминает он. Кажется, в прошлый раз Макс не воспринял его буквально. — Я вашему полковнику не верю, всему руководству — я вообще никому не верю, кроме тебя. Макс молчит минуту, а потом очень тихо замечает: — Я смогу тебя защитить, — говорит он и легонько целует его макушку. Вальтер закрывает глаза и чуть поворачивает голову, подставляя ещё и щёку. Его любовник догадывается, но только хмыкает и щеку не целует, а чмокает в кончик носа. Вальтеру хочется кричать: кто же тогда защитит самого Макса? Но он молчит. Всё-таки уравнение есть одна переменная, о которой он догадывается, но так и не может просчитать. — Обратись, — просит он. Макс удивляется вполне искренне — с чего бы это вдруг Вальтер попросил? На самом деле Шелленберг давно хотел увидеть. Он просто всё сомневался, может ли он просто попросить или он нарушает какие-то нечеловеческие нормы морали, с которыми банально незнаком. С другой стороны, если он вдруг попросил о чём-то очень личном или неприятном, любовник имеет полное право отказать. Но Макс качает головой. — Почему? — Вальтер злится, но скрывает это в голосе. Он многого не понимает, поэтому его начинает раздражать отсутствие пояснений. Допустим, для Макса это само собой разумеющееся, какая-то очевидная истина. Но она не является такой для Вальтера. — Во-первых, я из того подвида оборотней, кого боятся даже свои. Поэтому я не хотел бы обращаться перед тобой без необходимости. Но Вальтер не успевает и слова вставить — его коротко целуют в губы, останавливая. — А во-вторых, тут слишком мало места. Я просто не помещусь. Или стол опрокину. Вальтер окидывает взглядом небольшую кухоньку. Они стоят у окна, до стола два шага. Вокруг них, наверное, ещё два свободных метра. Так что если Вальтер куда-то отойдёт, у Макса останется чуть больше четырёх квадратных метров. И, наверное, его это уже должно было успокоить. Каким бы зверем Макс ни обращался, четырёх квадратных метров площади ему будет мало. Но сегодня Шелленберга это совершенно не успокаивает. Ему с самого утра особенно тревожно. — Пожалуйста, — мягче просит Вальтер. Макс устало вздыхает. — Ну пожалуйста, — тянет Шелленберг, ещё растягивая гласные. Видимо, тот решает, что проще сдаться. Он выходит из кухни в гостиную, Вальтер спешит следом, а Макс уже останавливается в центре комнаты. Зрелище, мягко говоря, ужасающие. Или ему совершенно не больно? Выглядит так, будто у Макса ломаются и дробятся кости. Причём не все одновременно, а будто последовательно, за где-то минуту. Ему, наверное, невероятно больно, но в разных частях тела. Хотя по его лицу совершенно не скажешь, что он что-то ощущает. Макс абсолютно спокоен. Он разве что обеспокоен: но это явно тем, что Вальтер его испугается. Тот предположить не может, чего ему может быть страшно. Глаза Макса сверкают оранжевым, такими и остаются, когда от человека в нём совсем ничего не остаётся. Кости дробятся, конечности меняют форму, кожа обрастает чёрной шерстью. Вальтер только по этим оранжевым глазам узнаёт его. Макс ведь говорил, что он скорее собака, чем волк. Так вот, он намного больше даже волка. Огромный зверь на четырёх квадратных метрах и правда бы не поместился. Вальтер шагает ближе, он глаз оторвать не может. Из чего это Макс говорил, что он его напугает? Зверь лежит на полу, и Вальтер жестом просит его подняться, а сам шагает ещё ближе. В полный рост он чуть выше самого бывшего лидера. А вот в длину и ширину намного больше. У него одна только передняя лапа толщиной с фонарный столб. А чего стоят огромные зубы! У него длинная чёрная шерсть, но если приглядеться, то Вальтер замечает немного седины чуть ближе к морде. У собак или волков вроде так быть не должно? Вальтер не уверен. Но у самого Макса седина была на висках, и Шелленберг уже протягивает руку. Он даже не успевает до конца продумать, что вообще делает. Ему просто хочется прикоснуться. У Макса очень мягкая, лоснящаяся шерсть. Ещё она очень длинная, и её приятно накручивать на пальцы. Вальтер не сразу добирается до кожи, а потом вдруг останавливается. — Ведь ты очень тёплый, — растерянно замечает Шелленберг. — Я какого чёрта несколько недель подряд мёрзну, когда ты всё это время был настолько тёплым?! Вальтер вскидывает голову, видимо, его нервы из-за сегодняшней тревожности совсем сдали, потому что эта ситуация точно злила его не настолько. Они спали вместе, Вальтер постоянно пытался укутаться в своего партнёра. Но в человеческом облике Макс не был настолько тёплым. Конечно, когда он обнимал его, был немного теплее. Но ночью Вальтер всё равно мёрз, на улице тоже было непривычно холодно для времени года. Но как только Вальтер вскидывает голову, он встречается с полными ужаса оранжевыми глазами. Макс наклонил морду очень близко к нему, но смотрит так, будто у Вальтера тоже выросли волчьи уши. Но руку Вальтер не убирает. — Что, нельзя было? — Можно. Вальтер немного теряется, когда такой знакомый голос Макса звучит прямо у него в голове. Он смотрит на зверя упорно и понимает, что ему вовсе не показалось. — Я просто поверить не могу, что ты хочешь, — добавляет он. — Так всё-таки нельзя было? — не унимается Вальтер. — Да можно, — усмехается Макс вполне себе вслух. — Тебе вообще всё можно. Вальтера подобная реакция забавляет, и он довольно хмыкает, зарываясь пальцами глубже в длинную шерсть. Но всё-таки не зря у него было такое плохое предчувствие сегодня утром. Потому что раздаётся треск стекла — кто-то выбивает окно в соседней комнате.