Алтарь

Экко жмурится от солнца, палящего ему прямо в глаза. Над ним монотонно голубое небо — тихое и мирное. Это непривычно и легко для Экко.  Но было бы скучно для Джинкс.  Экко опускает взгляд вниз, на руки — кончики смуглых пальцев стали синими, чуть темнее дневного неба над головой. Вздыхает и проводит по стене рукой дальше, рисуя волны волос.  И Экко теряется, когда дело доходит до цвета глаз. Токсично-розовые и блестящие, как Мерцание, или невинные, небесно-синие?  Джинкс или Паудер? — Так и думала, что найду тебя здесь. — Я и не прятался, — вместо приветствия кидает Экко.  Вай тихо ступает ему за спину, морщится, когда разглядывает разрисованную Экко стену — то ли от солнца, то ли от избытка синего.  В синем много упрека, вины и любви.  — Ее глаза были розовыми, — твердо говорит она. — У Джинкс.  — Да, — Экко выдыхает устало и вдруг чувствует себя старым, словно прожил десятки жизней прежде, чем очутиться перед созданным им  алтарем той, которая своим безрассудством чуть не убила себя и его на мосту. А после убивала себя снова и снова, пока ей это не удалось окончательно — хлопки ее бомб Экко иногда слышит в праздничных салютах.  Вай поджимает губы, когда устремляет взгляд выше и встречает в левом углу портрет маленькой Паудер, той, что оставила в рыданиях посреди горящих обломков. Рана на сердце старшей сестры, стыд перед родителями и Вандером:  не уберегла, не доглядела, не спасла.  Она бегло отворачивается от младшей сестры и видит другой ее портрет. С короткими волосами, собранными в два пучка. С глазами ясными и пронзительными — и в этом синем мало боли и совсем нет ненависти.  — Тут она другая, — слова Вай даются тяжело, застревают поперек горла, как кость. Не веря, она тянется пальцами к той сестре, которую не знала.  — Спокойная? — глухо интересуется Экко. Он приблизился к стене вплотную, чтобы точно изобразить световые блики на периферии ярко-розовой радужки, вдыхает пары краски и недавнего прошлого.  Вай мотает головой.  — Счастливая.  Рука Экко застывает в воздухе.  Когда он впервые увидел ту Паудер, он готов был подумать, что вдохнул много Мерцания — и дурман рассеется, как туман поутру, оставив только режущую боль во всем теле. Как наркотическая ломка, но по всему тому, что могло бы быть, сделай Экко выбор совершенно другой.   — Она и была счастливой, — еле слышно произносит Экко, всматриваясь в ту Паудер, далекую, почти не реальную.  Ему не нужен хекстек — чертов хекстек — чтобы это вспомнить. Как и то, как легко и без стеснения она обнимала его. Как скользило ее белое платье меж его пальцев во время танца. Как губы ее отдавали немного солью после выпитого коктейля — они стащили его тайком из бара Вандера и распили один стакан на двоих. На ободке стакана остался блестящий след от ее помады.  Девочка-море, девочка-мечта. Мальчики-спасители не сосуществуют с такими в одной реальности.  Вай всхлипывает едва заметно и бегло утирает слезы рукавом куртки.  — Она как-то мне сказала, что ты такая храбрая, потому что боишься, — выдавливает Экко после недолгих колебаний.  Вай только кивает головой, а после одобрительно хлопает Экко меж лопаток.  — Вышло здорово, Экко. У тебя талант.  А после обнимает порывисто и так крепко, что ноют еще не зажившие после битвы гематомы на их плечах — самое пустяковое напоминание о их войнах.  От Вай несет изысканными духами — наверняка, подарок Кейт. Но Экко чует слабый запах моторного масла и дешевого табака, и он запоздало думает о том, что так же пахли объятия Вандера.  Экко порой думает о том, есть ли та реальность, где обе сестры живы, рядом друг с другом и счастливы. И если она и есть, быть может, в ней нет его.  Возможно, и  нет вовсе формулы той реальности, где все их переменные — его, сестер, Вандера, Бензо, Клаггора и Майло — могут быть вместе. И даже хекстек в этом бессилен.  С этой мыслью жить немного легче, с этой мыслью не стыдно перед мертвецами.  — Смотри, им, кажется, твоя работа так же по вкусу, — слова Вай возвращают Экко обратно. Он растерянно смотрит на небольшую толпу, собравшуюся за спиной, — из уставших женщин, рано повзрослевших детей и стариков.  — Очень красиво, — кричит девочка и подбегает к ним, чтобы оставить у изображения Джинкс в нижнем углу — там она управляет воздушным шаром и машет приветственно рукой — плюшевого, не единожды заштопанного кролика.  Вай и Экко почти одновременно слабо улыбаются. Это для них обоих непривычно.  И Джинкс вряд ли бы нашла это скучным.