Парадокс вращающейся монеты

В настоящем будущем: Они возвращаются домой молча, уже в глубокой темноте, укрывающей Заун своим дымным плащом. Почему её оружие выстрелило в неё же? Зачем она, раненная, вынудила Синджеда накачать её Мерцанием? Джинкс даровано право до утра собраться с мыслями и объясниться позднее: предоставить официальный отчет на тему «Какого хрена с тобой произошло?!» - Я постарела, глупый. Мне почти тридцать, а восемнадцать теперь только на вид. Нет, такое говорить нельзя. Надо придумать что-то… Разумное? Не про путешествие во времени? Или всё-таки рассказать, что именно они с Экко вытворили спустя десятилетие после признания её тушки погибшей в когтях Варвика?.. Краем глаза Джинкс ловит обеспокоенные взгляды, которые время от времени Силко бросает на её лицо. Это мешает ей сосредоточиться и набросать хотя бы прибилзительный план завтрашней нелегкой беседы… Джинкс примерно знает, в чём его проблема: она перестала быть привычной. Теперь у неё в зрачках плещется Мерцание. Джинкс всё равно. Она прижимается всем телом к его боку, иногда трется подбородком о теплое плечо и чувствует себя прекрасно. Живой – живая – живой... Джинкс верит, что у неё всё получится, получится ровно так – и даже лучше, ведь она не превратит Силко в решето – как они планировали с Экко в день её отправки обратно в прошлое, за год до взрыва Пилтоверской башни. Джинкс верит, в себя и удачу. Но… ровно до того момента, пока не встречает Севику у «Последней капли». Севика курит, прислонившись к стене, а Джинкс ждёт рядом с ней, как ей и велено, — ждёт, пока он поднимется в кабинет, вернётся – и после этого они окажутся дома. Всё хорошо. Так ведь?.. Но… Севика неодобрительно хмыкает, глядя куда-то поверх её головы. - Хочешь что-то сказать? — спрашивает Джинкс. Она вполне миролюбиво говорит это, твердо настроенная в своём новом старом прошлом вести себя – по возможности – примерно. Но почему-то ей кажется, что Севика настроена иначе. И верно, та – снова хмыкает. - Говорить об очевидном? Зачем? Ты необязательная малолетка, которая проебала Линию, решив, что вместо охраны будет круче в себя пострелять. — выплевывает ей в лицо ядовитое замечание Севика. В их странной компании она всегда играла роль голоса разума. Не то, чтобы это работало когда-либо в пользу Джинкс, скорее, наоборот… Джинкс с трудом вспоминает: ведь действительно – двое суток назад, когда она выстрелила в себя, заполучив таким радикальным способом повод попасть к Синджеду и вновь накачаться шиммером, выпадала её очередь дежурства на Линии. А ведь Силко даже ни полслова на эту тему не сказал, когда нашел её в мастерской, приползшую туда от Дока и тихо шалевшую от происходящего. -Что-то стряслось? – Странное предчувствие, что спрашивать лучше бы не стоит, грызет затылок мелкими крысиными зубками. -Случилась стычка между Поджигателями и доставщиками шиммера. — Женщина, как обычно, держится спокойно, так что вряд ли произошло нечто непоправимое. Но Джинкс… Ей интуитивно не нравится услышанное. — Ты не пришла, огневого прикрытия у них не было, партия сгорела. И всё бы ничего, но мальчики всё равно вынуждены за тобой прибираться, потому что передохли не только торчки-доставщики, но и двое гражданских: девка и, кажется, ещё одна девка помельче. Каждое слово Севики разрывалось эхом в голове Джинкс. Догадка казалась страшной и невероятной, но почему-то… «Маленькая Иша вдохновленно жестикулирует, убеждая Джинкс, что она – герой. Джинкс лениво отмахивается, больше заинтересованная в подсохшем бутерброде, чем в бессмысленных беседах. Иша продолжает: быстро показывает что-то про маму, ещё и ещё… По всему выходит, что жизнь маленькой девочки была спасена Джинкс дважды: когда её мать была жива, они случайно угодили в разборки радикальных Поджигателей и курьеров. Мать ребенка погибла от случайной пули в перестрелке на узкой улочке, а вот самой Ише смачного пинка дала Джинкс, отправляя с линии огня в канаву. Она спаслась бегством тогда, а теперь – и вовсе уверилась, что всецело принадлежит Джинкс». Глаза Джинкс широко раскрыты, воспоминания режут внутренности, как лезвия. - Я бы очень хотела теперь заставить тебя отвечать за пресечение ненужных нам слухов, но это очень, лять, бесполезно, ты опять всё просрешь. - Лениво развивает мысль Севика. - Где тела?! – Хрипит Джинкс. Севика смотрит удивленно. Она явно не ожидала, что Джинкс так проймет, и медлит с ответом. - Завязывай орать, дурная. – Женщина мнет в пальцах сигариллу, морщась и кривя губы. – Это не ты топала через полгорода в гнилой клоповник, чтобы выискать родню обгоревшим тушам. - Севика! – Джинкс почти рычит, а недоумение Севики перерастает в легкое опасение. - Закапывают их. Там же, где босс прячет всё твои косяки. Нет семьи – на задворки. - Нет, нет, нет... — шепчут вмиг онемевшие губы, с трудом выталкивая слова. Внутри вспыхивает паника. Джинкс разворачивается и срывается в бег — ноги сами несут её вперёд по камням мостовой. Сердце гулко колотится в висках. Она должна увидеть их. Доказать себе, что это – не они, пожалуйста, только не Иша, это слишком жестокая ирония – не те, кого она – не смогла, опять! – спасти. Уже далеко, на следующей улице, её обострённый шиммером слух улавливает злобный голос Силко: За ней! — Рявкает он. Но Джинкс сейчас – всё равно. За стенами и поворотами, под мраком ночи, Джинкс, наконец, добирается до маленьких пустырей с токсичной почвой, где ничего не растет и даже камни – пористые, разъеденные временем и ядом Зауна. В тусклом свете переносного фонаря виднеется неподвижный силуэт, накрытый старой мешковиной. Двое тощих парней рядом с телом не торопятся рыть снова, опираясь на лопаты, выдыхая дым и о чём-то посмеиваясь. Руки Джинкс дрожат, когда она зло отталкивает наёмников в сторону, и глаза её горят безумным розовым. Она разрывает свежую маленькую могилу руками. Угольная земля, напитанная горечью и пеплом, застревает под ногтями. Джинкс лихорадочно пытается порвать грязную ткань, на пальцах её остаются ссадины и они кровоточат, мерцая в полутьме. - Ты какого хера делаешь?! – Кто-то хватает Джинкс за плечо. Девушка без раздумий выламывает руку наемника. Слышится хруст. Мужчина скулит и подвывает. - Отвалите. – Механически комментирует Джинкс, не оборачиваясь. Щелчок затвора совпадает с рывком девушки в сторону. Словно взбесившаяся марионетка, она рвано двигается, оставляя за собой фиолетовые следы в воздухе, приближаясь ко второму вооруженному парню по спирали. Впрочем, он даже и не думает стрелять, лишь в ужасе орет и оседает на землю, прикрывая голову дрожащими руками – то существо, что он видит в полумраке, способно испугать даже закаленного жителя Зауна. Джинкс – присаживается перед ним на корточки, забирая из рук пистолет. - Когда я уйду, сможете доделать работу. Пока… – Её глухой голос бесконтрольно скатывается в сиплый хрип – отдохните. Наконец, её руки добрались до холщового мешка — острые нити вновь оставляют на её руках кровавые ссадины, метки боли и вины. Перед её глазами предстает обугленное лицо, чьи черты, несмотря на ужасное состояние, мучительно узнаваемы. Как и… опаленный головной убор. Джинкс не плачет. Она – просто смотрит, вдыхает ядовитые испарения почвы и нежно отряхивает от земли касочку маленькой Иши, которую та носила в память об отце. Мечты и надежды на успех их с Экко отчаянной затеи остаются здесь, гнить в безымянной могиле. Джинкс уходит быстро, оставляя позади перепуганных наемников, которым не свезло попасть ей под руку, и которые обязательно всё расскажут Севике, чью тяжелую поступь и тихие ругательства она уже слышит вдали. Девушка хочет побыть наедине с правдой, догнавшей её сквозь годы и прыжок во времени. Правды о том, что Джинкс – это всё та же бедовая Паудер, ещё одна тень среди теней этого проклятого города, который зачем-то упорно желают спасти все, кого она знает. Глупые, глупые идеалисты, все они, и каждый по-своему: Иша, Вандер, Клаггор, Майло, Вай, Экко, Севика, Силко… Она вернулась ради него, а значит, должна его уберечь… Хотя бы его. *** Она добирается домой по крышам, минуя собственные ловушки и охрану, курсирующую по неоновым улицам. Тихо пробирается на верхний этаж через окошко на крыше, и отправляется отмывать лицо и руки. Он будет недоволен, если поутру она останется выглядеть так, как оно есть… Ржавая вода надсадно бежит по трубам. В полной темноте Джинкс смотрит, как в зеркальном отражении мерцают фиолетовым её глаза. Мрак им, искаженным шиммером, не помеха – они прекрасно видят всю её бесполезную фигуру. Ей ничего, ничего нельзя доверить. Она опять облажалась. И завтра… у неё будет всего один шанс не облажаться полностью. Шаги по коридору беззвучны, но не для Джинкс – её слух острее человеческого. Ночной гость замирает у её двери, прислушиваясь. И девушка вновь включает воду, обозначая своё возвращение. Спустя мучительную, тягучую минуту, спустя тихий мужской вздох за хлипкой защитой из дерева, шаги – удаляются, а Джинкс – облегченно выдыхает. Она бы попросту не вынесла сейчас расспросов. Ей категорически необходимо посидеть в тишине, собраться и что-то придумать, и времени на это остаётся не так уж много. А если… «- Не можешь выполнить задачу сам, делегируй». Силко часто озвучивал прописные истины специально для неё. Возможно, всё-таки не зря.