Don`t care where you`ve been — Неважно, где ты был

       В продуктовом магазине сначала все идет хорошо: Кастиэль помогает ему искать продукты, которые нужно купить. Дин ожидал, что он просто останется в Альфа-гостиной — месте с диванами, журналами и розетками, где альфы обычно отдыхают, ожидая, пока их омеги закончат свои дела. Но Кастиэль даже не взглянул туда, проходя мимо зала, и вошел в магазин, даже неся корзину с покупками. Это не так уж необычно — альфы, у которых нет омег, ходят по магазинам — но необычно видеть, как омега и альфа идут бок о бок, собирая продукты вместе, почти как равные. Дин действительно замечает, что один человек поворачивает голову, когда Кастиэль хватает коробку макарон и спрашивает Дина, какие из них он предпочитает.        — У меня нет предпочтений, Альфа, — пожимает плечами Дин.        — Мне нравится текстура этих трубочек, — сообщает ему Кастиэль, щурясь на этикетку.        — Пенне хороши, — рассеянно отвечает Дин, глядя в проход. В лучшем случае они только на половине списка, но Кастиэль, кажется, не спешит, и он все еще ждет от него какого-то мнения, поэтому Дин предлагает. — Я люблю фарфалле и тальятелле с соусом.        Когда он снова фокусируется на Кастиэле, он видит, что мужчина смотрит на него с чем-то похожим на благоговение.        — Ты знаешь итальянский? — спрашивает он, и кажется, что он впечатлен.        — Что? Нет, — Дин почти смеется над этой идеей. — Я, вероятно, подаю это так, будто говорю. Я научился этому в кулинарном классе, Альфа.        Кастиэль хмурится, но затем, очевидно, что-то щелкает в его голове.        — Ах, во время школы, я прав?        Дин кивает.        — Я не подозревал, что твой предыдущий альфа устроил бы тебе занятия, — объясняет Кастиэль. — Но ты прекрасно готовишь. Я никогда не задавался вопросом, где ты этому научился, я предполагал, что твоя мать научила тебя. Или твой отец, если он был омегой…        — Нет, — протестует Дин, резко обрывая его. — Прости. Моя, э-э, моя мама, она не… никто в моей семье не был омегой.        — О, — Кастиэль снова смотрит на него. Дин молится, чтобы он больше не задавал семейных вопросов, и он этого не делает. — Ну, ты, должно быть, был лучшим учеником в своем кулинарном классе.        Дин краснеет и ничего не может с собой поделать. Он чувствует себя школьником, но в течение многих лет никто не говорил ему хороших вещей, и когда Кастиэль это делает, он просто чувствует себя таким… взволнованным.        — Я никогда не был лучшим учеником, — признается он. — Но все было в порядке… — он на мгновение колеблется. — Класс домашнего хозяйства отстой, но приготовление пищи было крутым, а профессор был одержим сдержанностью. Со всеми этими причудливыми европейскими словами или чем-то еще. Государственный тест был супер жестким, но я его прошел. На самом деле мне не нужно было, мой папа… — он останавливается, какого хрена? Он не может говорить об этом. — Но я хотел, — волна настороженности захлестывает его, и он заикается, пытаясь быстро сменить тему. — В любом случае, я знаю все виды таких слов. Они как бы прилипают.        Кастиэль наблюдает за ним с пристальным вниманием, забыв о пакете макарон в руке. Дин опускает глаза. Сколько он может выболтать?        Но внутри ему это нравится. Ему нравится разговаривать с альфой, потому что он действительно слушает и, кажется, действительно заботится и всё еще не ударил его, когда Дин говорил что-то не так.        — Это потрясающе, — наконец отвечает Кастиэль. — Языки увлекательны. Я не знал, что у тебя так много теоретических знаний в области кулинарии.        Дин пожимает плечами, глядя в пол, на блестящие ботинки альфы.        Он уже знает, что у Кастиэля должно быть это задумчивое выражение лица, и альфа медленно ставит коробку с макаронами обратно на полку, говоря:        — Аривидерчи, пенне.        Его серьезный, неуверенный голос заставляет Дина поднять глаза, и Кастиэль выглядит и пахнет немного нервно, посылая омеге неловкую улыбку. Это шутка. Это шутка, и серьезная подача была идеальной, и Дин не может удержаться и разражается смехом. Это честно и безудержно, и звук этого шокирует его так же сильно, как и Кастиэля. Он не может вспомнить, когда в последний раз так смеялся. Смеялся когда-либо.        Кастиэль явно сбит с толку, но не в плохом смысле: парень действительно не ожидал, что Дин найдет это забавным, думает Дин. Но его лицо расплывается в улыбке, и это очень счастливая улыбка, его глаза морщатся в уголках. Дин перестает смеяться, у него перехватывает дыхание, но он продолжает улыбаться. Они смотрят друг на друга пару секунд, а затем Кастиэль прочищает горло.        — Ты должен сказать мне, какие из них те, о которых ты только что упомянул, я не знаю типы макарон, — говорит он ему, оглядывая полки. — Я бы хотел попробовать их.        — В них нет ничего особенного, — отвечает Дин, немного задыхаясь, его голос легкий и все еще веселый. Боже, он чувствует себя хорошо. — Фарфалле — это бантики. Тальятелле — это супер длинные, вот, — он поднимает коробки. — Возьмём их?        Кастиэль просто протягивает ему корзину в ответ.        Они продолжают ходить по магазину, и Дин готов объявить, что вчера и сегодня должны быть самыми удивительными днями в его жизни.        Но затем альфа останавливается и говорит:        — Я забыл помидоры. Они нужны нам для соуса, — они оба смотрят назад, в дальний конец магазина, из которого только что вышли. Кастиэль вздыхает. — Пожалуйста, подожди здесь с корзиной. Я сейчас вернусь.        Дин соглашается, не сильно беспокоясь. На нем ошейник, и альфа не уходит надолго.        Оказывается, это была плохая идея. Он стоит в проходе гигиены, корзина и пакеты из прошлых магазинов у его ног, и он не понимает, почему это происходит сейчас, потому что его не слишком часто лапают, когда он выходит сам. Это только время от времени, но, к сожалению, какой-то мудак выбирает именно этот момент, чтобы испортить ему день.        Этот придурок, вероятно, лет на пятнадцать моложе него. Входит в проход, и Дин нервно ерзает, стараясь не привлекать внимания. По-видимому, это неправильно. Альфа видит его, останавливается на мгновение и направляется прямо к нему, угрожая. В проходе есть другие люди, и они быстро освобождают его, чувствуя проблему. Дин знает, что они не помогут: никто не хочет в конечном итоге стать сопутствующим ущербом.        — Оу, твой альфа бросил тебя тут одного, милый? — насмешливо спрашивает мужчина. Он более тощий, чем Дин, но выше его, носит дизайнерскую одежду и кепку, надетую задом наперед. Он выглядит как избалованный ребенок, который привык получать то, что хочет. — Или это был бета? Я уверен, что тебе нужен настоящий альфа, чтобы показать тебе, что к чему.        Не все из них обычно утруждают себя светской беседой, но этому это нравится. Ему нравится, как Дин прижимается к стене, когда он загоняет его в угол.        — Мой альфа не хочет, чтобы кто-то прикасался ко мне, — отвечает Дин, пытаясь казаться строгим и терпит неудачу. Незнакомец хищно ухмыляется, показывая ряд ослепительно белых зубов.        — Немножко не повредит, — заверяет его мужчина, внезапно приближаясь так близко, что его рот оказывается в нескольких дюймах от рта Дина. Он прижимает Дина к полкам, пластиковые уголки больно впиваются ему в спину. — Я не скажу, если ты не скажешь.        Он собирается причинить ему боль, и внезапно Дин не может дышать, он не может думать. Его сердце колотится в груди, запах собственного страха заставляет его задыхаться, как обычно. «Но Альфе это не понравится», — отстраненно думает Дин, и это почти заставляет его смеяться над тем, насколько это абсурдно. Ему это тоже не нравится. Но это помогает, потому что он понимает, что его альфа — не Аластер, он помнит, как обезумел Кастиэль утром, когда он думал об этом. В одно мгновение он собирает все силы, которые у него есть, и отталкивает нападавшего. Он не попадёт в беду из-за этого, не попадёт, Кастиэль не хочет, чтобы его делили.        Придурок спотыкается, отшатываясь назад. Шокирован тем, что омега осмелился сделать это? Дин чувствует… он чувствует себя сильным.        — Ты не можешь прикоснуться ко мне, — говорит он ему с пересохшим ртом, едва слыша себя за шумом крови в ушах. — Мой ошейник на мне. Мой альфа не позволит этого.        — Твоего альфы сейчас здесь нет, сука, — рычит мужчина и бросается на Дина. Он сталкивается с ним. Дин спотыкается, снова ударяется о полки и вскрикивает от боли. Он слышит, как бутылки шампуня падают на пол вокруг них. Альфа силен, он сильнее его, и его руки уже под футболкой Дина, ногти царапают его спину, сильная хватка сжимается на его бедрах. Альфа прижимает его нижней частью тела, и Дин бьется, но не может убежать, и альфа открывает молнию, его сильные пальцы проникают в штаны Дина, раздвигая его ягодицы.        Дин бьет его под подбородок.        Мужчина падает назад, действительно падает, и кулак Дина болит, но это не так уж плохо. Господи, он слышал звук, и он думает, что на самом деле причинил какой-то вред… Мужчина сплёвывает, и там не только кровь, но и зубы, и Дина охватывает тошнотворное удовлетворение.        В этот момент Кастиэль появляется в проходе и осознаёт всё происходящее.        Первый инстинкт Дина — съежиться: Альфа будет так чертовски разъярен, что он не только позволил дотронуться до себя, но и ударил альфу. Но Кастиэлю требуется лишь доля секунды, чтобы понять, что происходит: Дин полагает, что он выглядит достаточно потрясенным. Альфа в мгновение ока оказывается рядом с ним, и он хватает Дина за руку, игнорируя его вздрагивание и то, как он прикрывается.        — Он причинил тебе боль? — спрашивает он, и его глаза становятся почти черными, когда Дин смотрит на него. Он очень ужасающий, и это его альфа-голос, Дин никогда раньше не слышал, чтобы он использовал альфа-голос. Он воняет яростью, но его эмоции не проявляются: его выражение каменно холодное, лицо пустое. Но Дин достаточно хорошо знает его глаза, чтобы понять, насколько он зол.        Это первый раз, когда он понимает, насколько по-настоящему опасным может быть Кастиэль. Даже Аластер не выглядел так в свои худшие моменты. Он был холодным и расчетливым, а Кастиэль… сдерживал ярость.        — Он толкнул меня и прикасался, — шепчет Дин. Теперь он напуган еще больше, но это всего лишь его тело. Он думает, что знает… он думает, что Кастиэль не причинит ему вреда, совсем нет.        И он этого не делает. После признания Дина Кастиэль поворачивается к мужчине и поднимает его за воротник рубашки. «Мудак скулит, как жалкий плакса», — думает Дин. Он замечает, что у него выбиты передние зубы. Черт возьми, да.        — Этот омега мой, — сообщает ему Кастиэль, и это тон, который Дин никогда не слышал от него раньше. — Ты никогда больше не прикоснешься к нему.        — Он хотел этого, — шипит мужчина сквозь сломанные зубы. — Умолял об этом, как маленькая сучка.        Дин чувствует, как его внутренности скручиваются от страха. Альфа всегда прав, он помнит, это было ввинчено в его голову вечность назад. Кастиэль должен верить этому человеку, согласно всему, что когда-либо знал Дин. Чего стоит его слово против слова альфы?        Он готовится убеждать Кастиэля, он не может позволить своему альфе думать, что он действительно бросился на кого-то другого. Он чувствует, как отчаяние и смирение одолевают его, он ожидает (опустошенный? знающий?) пристальный взгляд Кастиэля, но тот даже не оглядывается на него.        — Прикоснёшься к нему еще раз, — говорит он ледяным голосом. — И я убью тебя.        Он не торопится, чтобы слова дошли до незнакомца, который возмущенно смотрит на него, а затем бьет его кулаком. Это всего лишь один быстрый удар, но он полностью вырубает его. Кастиэль отпускает альфу, и тот падает обратно на пол, рядом со своими выплюнутыми зубами. Затем он поворачивается к Дину.        Его взгляд не теряет своей интенсивности, но он смотрит на него по-другому. Дин не знает, как это описать: это не жалость, это может быть немного беспокойства, и в основном это все еще гнев… но он направлен не на него. Это больше похоже на…        (гордость и привязанность)        Он не знает, что это такое.        — Ты где-нибудь ранен? — спрашивает Кастиэль, полностью сосредоточенный на Дине.        — Нет, — отвечает Дин, его губы немеют, но его тело наклоняется к Кастиэлю. — Он поцарапал мне спину и немного облапал меня, но…        Яростный рык Кастиэля останавливает слова Дина, и он выглядит так, как будто теряет контроль над своими эмоциями, но Дин делает то, что он не может полностью понять — он протягивает руку и хватает Кастиэля за плечо, наклоняя голову, чтобы поймать взгляд альфы.        — Альфа, — говорит он сосредоточенно. — Я в порядке. Ты пришел за мной. — Это успокаивает его, и он не знает, откуда это исходит. И затем добавляет, немного ошеломленный: — Я ударил ублюдка.        Кастиэль смотрит на костяшки пальцев Дина, уже покрытые синяками, и, словно движимый каким-то сильным инстинктом, берет его руку и нежно целует. А затем он поднимает голову и целует Дина. Поцелуй голодный и короткий, в нём нет ничего похожего на его предыдущие поцелуи, но Дин все равно тает в нем, потому что это заставляет его чувствовать себя в безопасности. Через поцелуй он получает громкое и ясное сообщение: «ты принадлежишь мне» и «я рад, что с тобой все в порядке» — и это то, чего он никогда раньше не чувствовал. Это так… как и должно быть, наверное.        — Идём, — приказывает Кастиэль, отстраняясь, чтобы помочь Дину застегнуть брюки и поправить рубашку. Дин хочет, чтобы контакт длился дольше, но ему не нужно просить, потому что Кастиэль как будто вошел в премиум альфа-режим. Он притягивает Дина ближе и обнимает его за талию, ведёт их к корзине, и они покидают проход с лежащим без сознания альфой. Дин замечает, что Альфа все еще держит пакет с помидорами, за которыми он уходил. Поговорим о самоконтроле.        Они проходят через кассу, расплачиваются, и Кастиэль все еще собственнический и авторитетный, как никогда раньше. Дин упаковывает еду в пластиковый пакет, а его альфа закрывает бумажник и громко говорит кассиру:        — У Вас бардак в гигиеническом отделе. Вам следует разобраться с ним.        Святое дерьмо, это круто, думает Дин, открыто глядя на Кастиэля, когда мужчина проходит мимо и забирает у него пакет, а затем берёт за руку. Дин идет рядом с ним, и он чувствует себя защищенным, он чувствует гордость.        — Мне очень жаль, что я оставил тебя там, — нарушает молчание Кастиэль, когда они приближаются к выходу на парковку. — Ты должен был быть в безопасности с ошейником.        — Так бывает, — пожимает плечами Дин. Он все еще чувствует адреналин в своих венах, и его кулак пульсирует от приятной боли. Он ударил альфу. Такое чувство, будто он снова с папой: бои, тренировки… это так хорошо.        — Я не хочу, чтобы так бывало, — подчеркивает Кастиэль. Они добираются до машины. — Ты знаешь это, верно?        — Конечно, — серьезно отвечает Дин. — Я знал, что тебе это не понравится. Я не мог… сначала… — он отворачивается, стискивает челюсти. — Но потом я вспомнил. Если ты сказал, что им нельзя прикасаться ко мне, значит нельзя, и я могу попытаться защитить себя. Значит, закон этого не запрещает.        — Я знаю, — Кастиэль открывает багажник и складывает туда продукты. — Я рад. Этот… ублюдок… — Кастиэль пробует слово на вкус, как будто оно иностранное, и Дин понимает, ошеломленный, что он повторяет это слово за ним. — Заслужил больше, чем мы ему дали.        — Не знаю, он может серьезно расплатиться сегодня вечером, когда придет Зубная Фея, — хихикает Дин, чертовски довольный собой.        — Ты невероятен, — говорит Кастиэль, и это сказано с такой уверенностью, что это немного удивляет Дина. — Я так счастлив, что ты защитил себя. Я просто хотел бы быть там, чтобы увидеть это.        — Может быть, у тебя еще будет шанс, — бормочет Дин, его уши горят. Они садятся в машину, но Кастиэль еще не заводит ее. Он поворачивается к Дину.        — Я искренне надеюсь, что не будет, — сурово говорит он. — В следующий раз я бы хотел, чтобы ты позвал меня.        — Я постараюсь, — обещает Дин. — Я просто… это… Я не знаю, когда он был на мне, я… не мог думать.        Кастиэль обнимает его так, будто он ждал, чтобы сделать это, с самого магазина, и Дин позволяет ему, прижимается ближе.        — Я чувствую себя в безопасности с тобой, — признается он очень тихо. — Пожалуйста, никогда не переставай быть собой. Я сделаю все, что должен, чтобы заслужить это.        — Ты уже заслужил это, милый. Всегда будешь, это никогда не изменится, — клянется Кастиэль, крепче сжимая их объятия. — Прости, если я напугал тебя там, но я не буду сожалеть о том, как я отреагировал.        — Я не боялся. Это было хорошо, — говорит Дин, и это правда. — Было здорово, когда ты пообещал, что убьешь его. Очень романтично. — Он говорит это осторожно, не уверенный, что его шутки будут приняты, но он чувствует, как Кастиэль хихикает. — И еще, когда ты поцеловал меня.        — Да, — признает Кастиэль, и Дин думает, что он пытается скрыть свой запах, но он практически уткнулся в его шею, так что, конечно, он может чувствовать. Запах приглушен, но альфа смущен. — Должен сказать, твоя сила возбудила меня. Это было довольно неожиданно.        Дин отстраняется, чтобы посмотреть на него, чувствуя себя мокрым от застенчивого признания.        — Могу я поцеловать тебя? Сейчас?        Кастиэль улыбается.        — Это было бы прекр… — отвечает он, и Дин сцеловывает оставшуюся часть слова с его губ. Он немного неуклюж, когда делает это — глупо неопытен в подобных вещах — но он пытается, он пытается, он чувствует себя таким горячим и больше не может ждать, и Кастиэль мгновенно впускает его, и Дин целует его, пока он не может дышать, а затем отстраняется. Они смотрят друг на друга на мгновение, Кастиэль приятно пахнет, и Дин думает, что это лучший день в конце концов. Но в нем все еще есть некоторая неловкость, и он чувствует себя немного… грязным после всех неправильных прикосновений.        Он думает, что Кастиэль заставит их все забыться к завтрашнему дню.        — Пойдем домой, — решительно говорит Кастиэль, и они едут. На этот раз альфа выбирает кратчайший путь домой, но Дин не возражает. Его собственные пакеты с одеждой, компакт-дисками и подушками находятся в пространстве для ног, и он смотрит на них, а не на улицы. Все еще идет дождь, небо все еще мрачного темно-серого цвета, и Дин чувствует, как адреналин медленно покидает его тело. Он оседает в своем кресле, внезапно обессилев. Кастиэль ведет машину в тишине, но это приятно, и Дин думает, что он может вздремнуть совсем ненадолго.

***

       Он чувствует запах чего-то готовящегося, может быть, острого соуса? Какие бы травы ни были в нем, они должны быть весьма сильными, решает он, морща нос от вторгающегося запаха. Затем он слышит шипение масла на сковороде и шевелится, моргая открытыми глазами.        У него кружится голова и болят конечности, но он на диване, а не в машине. Под его головой подушка, он завернут в одеяло, а его ботинки и пальто исчезли.        Он осторожно садится, щурясь, не уверенный, что произошло. Когда он оборачивается, он видит Кастиэля на кухне, готовящего ужин.        — Я… спал? — бессвязно спрашивает Дин, вытирая глаза.        — Ты заснул в машине. Я отнес тебя внутрь, — говорит ему Кастиэль с мягкой улыбкой. — Ты, должно быть, устал.        Он выглядит таким приземленным в простой черной футболке и джинсах, что трудно поверить, что Дин считал его самым опасным альфой, которого он когда-либо видел всего несколько минут назад. Его волосы взъерошены, как будто он провел по ним руками, и хотя он улыбается, это немного напряженно. В его запахе нет беспокойства, но что-то кажется не так.        — Прости, — говорит Дин, это неловко. Альфа должен был нести его, его пакеты, раздевать его, а также готовить, это много работы. Дин больше не болен, он должен помогать.        — Не стоит, — отвечает Кастиэль. — Еда почти готова. Я не возражаю, тебе нужно поспать.        Дин встает и идет к нему. Он берет кастрюлю с пузырящимся соусом, мясной фарш, жарящийся на сковороде, пасту — ту, которую он выбрал, тальятелле — готовую, но согретую в другой кастрюле. Альфа работает так много, что это нереально. Даже дома, когда были только он, Сэм и папа, папа не часто готовил. Как только он обнаружил, что Дин был хорош в этом и что классы действительно научили его чему-то, он оставил это ему.        — Это выглядит великолепно, — комментирует Дин. Альфа улыбается, немного устало.        — Я рад. Как ты себя чувствуешь?        Дин хмурится. — Я в порядке? Я уверен, что я больше не болен.        — Нет, я имею в виду, после… — Кастиэль замолкает, и Дин открывает рот, когда понимает. После… нападения.        — Хорошо, я в порядке, — быстро отвечает он. — Мы все еще можем посмотреть фильм? Может быть, пока мы едим?        — Да, конечно. Я хотел спросить тебя…        Дин поднимает глаза, даже когда Кастиэль покидает свое место у кухонного стола, чтобы пойти перемешать соус и мясо.        — Ты упомянул уроки кулинарии и домашнего хозяйства. Ты также занимался самообороной или кикбоксингом в школе? Или какой-нибудь вид спорта?        Дин фыркает, прежде чем успевает остановиться. Это шутка? Это не похоже на последний раз, когда Кастиэль был смешным. Альфа поворачивается к нему, и они стоят лицом друг к другу, с удобным расстоянием между ними. Он видит по лицу альфы, что тот не шутит.        — Извини, — говорит он, нервно потирая одну руку другой. — Нет, мы не… омеги никогда не обучаются таким вещам. Я просто… почему? Как же так, что… — он не хочет показаться грубым. — Почему ты не знаешь, как это бывает, альфа?        Кастиэль смотрит вниз и вздыхает.        — Я учился на дому, — говорит он, болезненно вытягивая каждое слово, как будто это очень трудно говорить. — Я был… У меня никогда не было контакта с нормальным образованием.        О, это немного объясняет это. Может быть, его родители были отшельниками или что-то в этом роде. Или, может быть, здесь замешана какая-то религиозная культовая штука? Дин не знает. Может быть куча вариантов. Насилие? Кажется маловероятным, потому что Дин прошел через это, и он думает, что узнает знаки в ком-то другом.        — Так… ты никогда не встречал других детей или что-то в этом роде? — неуверенно продолжает Дин. На этот раз Кастиэль явно чувствует себя неловко, извивается под взглядом омеги. Дин чувствует, что он крадет все его движения.        — Я был как бы… уединен, — признается Кастиэль через некоторое время. — Моими соратниками были мои братья и сестры большую часть времени, — он прочищает горло. — Но я хотел бы узнать больше о стандартном образе жизни.        Стандартный образ жизни, да? Не то чтобы Дин мог много сказать об этом. С папой, подделывающим кредитки, в их жизни почти ничего не было стандартным.        — Я представился омегой в тринадцать, — говорит Дин. Он не знает, почему он делится этим фактом. В этом нет ничего постыдного или таинственного, он просто ни с кем об этом не говорит. — Ты знаешь, как это работает, Альфа?        Альфа не выглядит обескураженным этим. Вместо этого он с любопытством наклоняет голову, опираясь на стойку и держась руками за ее край.        — Запах меняется, да, — подтверждает он. — Я сам проявился в четырнадцать лет.        Дин кивает.        — Ну, да, мой запах изменился, и меня забрали из обычной школы. Они, э-э, я… часто менял школы. Мы много путешествовали, как я уже говорил тебе раньше. Разные места, разные города. — Кастиэль хмурит брови. — Что, что не так?        — Должно быть, тебе было тяжело, — сочувственно говорит он. — Одна из вещей, которые я слышал об омегах, заключалась в том, что им нравится иметь дом, постоянное место для жизни.        Дин пожимает плечами, глядя на готовящуюся еду. Это было не так уж плохо. Это почти слово в слово, что сказал Сэм, но. Большую часть времени все было хорошо, за исключением… Дин вспоминает случай, вскоре после того, как он представился, как трудно было покинуть арендованный дом на Оук-авеню, Чесапик, Вирджиния. У Сэма и него была маленькая комната с побеленными стенами и большими окнами.        Когда он представился омегой, папа заплакал. Запах Дина просто изменился однажды, когда он проснулся, он был более сладким и осязаемым, и он пошел на кухню, а папа застыл там, где читал газету и пил кофе. Они уставились друг на друга, и Дин сказал: «Кажется, я представился, папа», и папа просто сломался. Это был единственный раз, когда Дин видел, как он плачет, совершенно трезвый, и тогда он не понимал, но теперь понимает.        Папа почти сразу взял себя в руки и сказал, что все будет хорошо, ничего страшного, что он омега. Дин помнит, как почувствовал тяжесть на груди — он знал, что нехорошо быть омегой, знал, что они часто в конечном итоге страдают и не смогут иметь никакой крутой работы. Он помнит, как сильно прикусил губу, когда она начала дрожать, и сказал прерывисто: «Но я хочу быть механиком, папа» и папа взял его на руки и шикнул на него. Он сказал ему, что не все так плохо в том, чтобы быть омегой. Что он уже очень заботится о нем и Сэмми, и что теперь это сделает его счастливее, чем когда-либо, так что он может просто продолжать быть самим собой. И что он просто должен держаться подальше от альф, но папа защитит его и убедится, что он никогда не пострадает, и он может продолжать делать все, что захочет.        — Я все еще могу чинить машины? — спросил Дин, глядя на папу, стараясь не заплакать. Плакали только дети, но в тот день он чувствовал себя особенно паршиво. Большие темные глаза папы были такими грустными, но он улыбнулся ему, крепко обнял и сказал: «Я бы хотел взглянуть, как кто-нибудь попробует остановить тебя, малыш», и никто этого не сделал. Пока он не встретил Аластера. Папа сдерживал свои обещания так долго, как только мог.        Так или иначе, папа отвел его в старый книжный магазин, а затем за мороженым в тот день, и Сэм был удивлен странным проявлением внимания, но не спросил. Он понимал, что что-то изменилось, Дин знал, но не знал, насколько сильно. Они закончили тем, что прочитали Остров сокровищ — книгу, которую он получил, затем — вместе и нарисовали огромную карту с выдуманными или заимствованными местоположениями. Например Дерри из «Оно» (с клоунами повсюду, просто чтобы увидеть прекрасный бичфейс Сэма), Фантазия из Бесконечной истории (идея Сэма — даже если Дину и нравился фильм раньше, но то количество раз, сколько Сэм пересматривал его и заставлял Дина читать ему книгу, было слишком раздражающим) или Планета Пирога или Сирена на берегу («волшебные цыпочки повсюду, Сэм» объяснил Дин). Дин позволил Сэму решить, где будет «спрятано» сокровище. В конце концов, он так и не узнал, где это было. Карта была приколота к стене в их общей комнате, занимая большую ее часть, и Дин вспоминает об этом сейчас, впервые за много лет, с болью в сердце.        Место было домашним, оно было их. Они провели там больше четырех месяцев, и Дин любил крошечную кухоньку, готовил там свои первые настоящие блюда, когда папа позволил ему записаться на кулинарные курсы. Дин продолжал сдавать их и другие обязательные экзамены, пока ему не исполнилось шестнадцать и он не смог сдать государственный экзамен. Он не уверен, почему он хотел: его предположение, что это помогло скоротать время, когда папа и Сэм были далеко, на работе и в школе, и ему нравилось быть рядом с другими омегами, даже если он редко сближался с кем-либо из них. Он все время менял школы и еще много пропускал, предпочитая проводить время с папой, когда он был… на охоте. Для описания этого подходило только одно слово.        Когда им пришлось покинуть Чесапик, Дин впервые попросил папу остаться. К тому времени он уже знал, что они живут в дороге, но было что-то, чего он не мог понять, и это причиняло ему боль, заставляло грустить и бояться. Когда они отъехали от своего маленького дома, Дин дулся на заднем сиденье, чувствуя себя отстраненным и боясь этого, неизвестности перед ними, внезапного чувства, что он просто хочет домой. Импала немного помогла, и со временем он научился переносить часть этой потребности в одном месте на нее, так что всегда казалось, что у него есть кусочек дома с ним, когда они куда-нибудь ездили.        — Тебе это тоже нравится?        Он моргает на вопрос, заставляет себя снова посмотреть на Кастиэля. Верно, он спрашивает, нравится ли Дину иметь это постоянное место, как это делают другие омеги. Дин никогда не признавался в этом никому, кроме себя, и даже это было предварительно, потому что он знал, что это слабость, которую он не мог себе позволить.        — Думаю, да, — говорит он, его голос хриплый от чего-то, что он идентифицирует как осторожную тоску. — Это было не так уж плохо, жить в дороге. У нас была эта машина…        Он обрывает себя и топчется на месте.        — Ты жил в машине? — спрашивает Кастиэль, и в его голосе звучит ужас. Дин вскидывает голову.        — Что, нет, — торопится объяснить он. — Я имею в виду, не все время. Но я, э-э, эта машина, она была великолепна. И это всегда было постоянством, понимаешь? Куда бы мы ни пошли.        — Я понимаю, — Кастиэль торжественно кивает, и Дин думает, что он действительно понимает, он знает, что пытается донести. — Как она выглядела?        — Это была «Шевроле Импала» 67-го года, черная, — сообщает Дин. Он мог бы сказать это даже во сне. Кастиэль достает телефон из кармана джинсов и протягивает его Дину.        — Не мог бы ты показать мне?        Правильно. Интернет. Дин берет телефон, их пальцы соприкасаются, и он уже разблокирован. Он нажимает на белую полосу, где, как он знает, можно печатать слова, и вводит модель. Ответ выскакивает: тонны фотографий его машины, и он дрожаще выдыхает. Там нет омега-фильтра. Это Импала, и он может смотреть на нее в любое время, потому что альфа выключил фильтр.        — Это она, — говорит он и слышит гордость в своем голосе. Он показывает Кастиэлю, но замечает, что мужчина смотрит на его лицо, а не на телефон, и улыбается. Однако он смотрит вниз на фотографии.        — Классика, я вижу, — как будто часть «1967 года» не предавала этого, но Дин может сказать, что он абсолютно ничего не знает о машинах и смущен из-за этого.        — Ну, в любом случае, — Дин возвращает ему телефон. — Я больше не мог ходить в обычную школу, они были для бет и альф. Итак, у нас были разные классы, и это было либо другое здание, либо одно и то же, в зависимости от города. У нас была готовка, домашнее хозяйство, шитье, которое я вроде как ненавидел… — он колеблется, но Кастиэль не выглядит злым, только жестом предлагает ему продолжать, — И немного садоводства. Я никогда не использовал его. Было много правил о уборке и глажке, и в наш последний год некоторые общие правила. Например, как действовать среди альф или бет.        — Например, как когда ты стоишь на коленях, когда я возвращаюсь домой?        — Да.        — Тогда… как ты научился бить людей? Дин, ты выбил этому человеку зубы, и не то чтобы я не впечатлен, я просто удивлен, что тебя не учили этому…        — Меня учили, мой папа научил меня, — отвечает Дин, расправляя плечи. Он ждет, что Кастиэль не одобрит, но он этого не делает. Он тоже не любопытствует.        — Тогда я благодарен, — говорит он вместо этого. — Я не был бы лучшим учителем самообороны, но я рад, что ты знаешь, как защитить себя.        Он рад. Он рад, что Дин знает, как бить альф.        — Ты и сам его красиво украсил, — говорит он, потому что Кастиэль так и сделал. Он даже не остановился, не колебался, не обдумал слова нападавшего, не поверил, что Дин хотел, чтобы его лапали.        — Я тренируюсь, сидячая работа может стать неприятностью, — Кастиэль поворачивается к нему спиной, чтобы не было видно его лица, но ему кажется, что альфа снова звучит странно. — Но в магазине я… э-э… я просто увлекся.        Хм. Кастиэль занят кастрюлями, поэтому Дин двигается, чтобы взять несколько тарелок, но тут звонит телефон. Это звонок для альфы.        — Ты можешь принять его? — спрашивает он, и Дин смотрит на него, внезапно застыв на месте. — У меня полно дел.        Дин оставляет тарелки и осторожно тянется к вибрирующему телефону. На экране появляется «Чарли».        — Это Чарли? — неуверенно говорит он альфе. — Что я должен сказать?        — Просто скажи ей, что я не могу сейчас говорить, спроси, чего она хочет.        Правильно. Дин сглатывает, и ему требуется три попытки, чтобы сдвинуть значок и начать разговор.        — Алло? — тихо спрашивает он, нервничая по тысяче разных причин. Он не хочет все испортить.        — Чувак, открой этот долбаный чат, Гарт только что внес изменения в главную ветку, и теперь все хреново, тебе нужно проверить его версию…        — Извините, не могли бы вы повторить? Я запишу это, я… — Дин лихорадочно ищет листок бумаги и находит брошенный блокнот на кофейном столике в гостиной, оставляя Кастиэля позади, занятого перемешиванием и подачей. Дин может написать «Гарт» и «Ветка», но он больше ничего не понимает, и это заставляет его чувствовать себя ужасно. Что, если он ошибётся, и весь рабочий проект альфы будет испорчен из-за него?        — Подожди, это Дин?        Ручка в его руке останавливается. Откуда эта — Чарли — его знает?        — Да, — подтверждает он. — Я… я омега альфы Кастиэля. Он попросил меня взять телефон…        — О БОЖЕ! — восклицает она с другой стороны, и Дин вздрагивает, отодвигая телефон от уха. — Извини, чувак, я никогда бы не заметила, что это был не Кастиэль! Извини за бессвязность. Я умирала от желания встретиться с тобой, он так много говорил о тебе. Итак, как у тебя дела?        Дин, может быть, напуган даже больше, чем раньше.        — Я в порядке, — медленно отвечает он. — Приятно познакомиться.        Кастиэль говорил о нем? Другим людям?        — Я Чарли, Чарли Брэдбери, — сообщает ему веселый голос. — Я работаю с твоим парнем сколько, пять лет? Мы друзья. Надеюсь, со временем мы тоже станем друзьями! И я не имею в виду ничего извращенного, просто чтобы ты знал. Ты просто классный, и если ты нравишься Кастиэлю, я уверена, что с тобой классно тусоваться. Ты любишь ужасы, верно?        Какого хрена.        — Да, — снова подтверждает Дин, прижимая руку ко лбу. Он все испортит, как он должен на это реагировать? Они говорили о работе альфы, и теперь она спрашивает о нем? Она ведь альфа или бета, ему разрешено что-нибудь говорить? Он сходит с ума. — Не могли бы вы сказать мне, что я должен сказать альфе? Я не… — он чувствует себя очень глупо, когда говорит это, но он полагает, что не должен свободно говорить на их гик-языке, даже если бы он был не омегой. — Я не совсем, э-э, понимаю, что вы имели в виду, насчет этих ветвей, мисс.        Наступает пауза. Был ли статус неправильным? Наверное ему стоило обращаться к ней по имени, но он этого не знает, он просто чувствует себя таким беспомощным.        — Все в порядке, чувак, — отвечает Чарли, и в ее голосе нет злости. — Я просто отправлю ему сообщение.        Нет, нет, нет.        — Нет, послушай, пожалуйста, я… Альфа попросил меня, я могу полностью сказать ему. Просто, пожалуйста, повтори, и я все запишу.        Еще одна пауза.        — Конечно, — смягчается она, и он снова может дышать. — Достаточно сказать ему, что Гарт ввел неправильный код. Он поймет, что это значит, — она останавливается на мгновение, а затем терпеливо повторяет. — Гарт. Это один из наших ИТ-специалистов. Часть с изменениями в своем роде важна, но Кастиэль все равно разберется, тебе не нужно беспокоиться о том, что ты что-то пропустил. Тебе нужно, чтобы я объяснила больше, или…        — Нет, я понял, большое спасибо, — Дин благодарен, что она так добра к нему. Она должна быть хорошей альфой, как Кастиэль. Или хорошей бетой, но почему-то она не похожа на нее.        — Я знаю, что сделала вид, что была спешка, но это не так уж важно, — продолжает она, хотя Дин хочет просто закончить этот разговор, держа телефон стальной хваткой. Он почти бежит на кухню с запиской, несмотря на ее слова, и кладет ее перед Кастиэлем, который заканчивает подавать ужин. Он быстро читает её и раздраженно стонет.       Он берет телефон у Дина, оставляет его на столе и нажимает что-то, и вдруг голос Чарли громкий, и Дин вскакивает. Он не знал, что это можно сделать.        — …Он вертится вокруг тебя? У чувака слегка палка в заднице, но это всего лишь часть его очарования, я обещаю, ты преодолеешь это, ты золотой.        — Я рад, что лишь слегка, — сухо говорит Кастиэль, и Дин знает, что не должен смеяться — он должен был предупредить Чарли о том, что Альфа слушает, — но он не может остановить хихиканье, которое непроизвольно вырывается у него изо рта, и зажимает рот рукой, чтобы подавить его. — Ты на громкой связи, Чарли.        Чарли задыхается на другой стороне телефона.        — Много выдал? — звучит обиженно, и Дин замирает от страха, забыв про смех, но Альфа замечает это и хватает его за руку, успокаивающе поглаживая. — Я разговаривала с Дином, Кастиэль, спасибо, что прервал.        — Что сделал Гарт?        — Весь бэкэнд исчез, я пыталась сделать откат, мы все пытались, но он, должно быть, изменил другие файлы… — Дин отключается, потому что не понимает этого, и сосредотачивается на том, как приятно рука Кастиэля сжимает его руку. Он потирает большим пальцем круги над ладонью мужчины. Может быть, сегодня вечером… как он сказал…        — Я организую встречу завтра, мы все устроим, — решает Кастиэль. — Я не собираюсь делать это сегодня вечером. У меня есть планы с Дином.        Дин удивленно вскидывает голову.        — Альфа, я не собираюсь удерживать тебя от работы, — потому что это смешно, его фильм и, возможно, объятья важнее проекта, в который вовлечено много альф?        — Нет, это может подождать, Дин, — одновременно говорят Альфа и Чарли, и Дин недоверчиво улыбается. Чарли фыркает.       — Никогда не оставляй мне последнее слово, — говорит она, но Дин понимает, что вся эта обида фальшивая. — Вам, ребята, приятно повеселиться. И Дин, надеюсь, мы скоро встретимся! Ты должен рассказать мне все о фильмах. Кастиэль даже никогда не видел «Звездные войны»…        — Что?! — Дин оборачивается к Кастиэлю, не в силах остановить свою реакцию. — Правда?        — Наконец-то кто-то со здравым смыслом, — комментирует Чарли. Кастиэль пожимает плечами.        — Я понимаю, что существует нездоровое количество обожания упомянутой франшизы, — говорит он.        — Да, потому что она потрясающая, — защищается Дин, но это чертовски отличные фильмы. По крайней мере, старые, которые он еще застал.        — Я думаю, это может быть довольно интересно, если ты познакомишь меня с этим, — Кастиэль улыбается, и это больше, чем его обычная вежливость. В этом есть дразнящий край, и Дин думает, что альфа как бы флиртует с ним. Как бы подтверждая, рука Кастиэля перестает удерживать его и вместо этого перемещается к пояснице, лаская бедро по пути. Дин вздрагивает от этого, но не уходит.        — Хорошо, я оставлю Вас! — высокий, веселый голос Чарли прорезает внезапную тяжелую тишину, и телефон пищит, когда она заканчивает разговор. Кастиэль не тянется к нему, но подносит другую руку к лицу Дина, гладит его по щеке.        — Мне нравится узнавать о твоих различных интересах, — признается он, затем хмурится, как будто это звучит неправильно. — Мне нравится узнавать о тебе.        О. Дин чувствует, как его щеки розовеют, и пытается наклонить голову, но альфа держит его лицо и не позволяет ему. Он снова прижимает их губы друг к другу, и Дин очень счастлив получить так много поцелуев за день.        Однако его рука скользит вниз по изгибу задницы Дина и сильно сжимает ее. Дыхание Дина сбивается: Альфа никогда не был таким… страстным, раньше. Его поцелуй углубляется, и Дин становится податливым, послушным: альфа хорош, и это заставляет Дина быть горячим и взбудораженным, когда Кастиэль так уверен, и он просто хочет позволить ему взять все, что он хочет. Но затем вторая рука альфы присоединяется к первой, разминая его ягодицы через джинсы и немного раздвигая их, и Дин прерывает поцелуй и отступает назад, его бедро больно ударяется о кухонный стол.        — П-прости, — выдыхает он. Кастиэль возбуждён. Его глаза широко открыты, а щеки пунцовые. Это хороший взгляд, чертовски сексуальный, но все, о чем Дин может думать, это ряд абсолютно белых зубов и удушливый запах страха, и вторгающиеся пальцы, проталкивающиеся сквозь его нижнее белье и вниз… туда. Его кожа слишком туго натянута, и он внезапно чувствует себя грязным и несчастным. Кастиэль добр к нему, но если он полностью станет альфой, он может перестать быть таким добрым, он может причинить ему боль — даже не потому, что хочет, Дин не думает, что это произойдет, он продолжает доказывать обратное — но он может просто потерять контроль, как тогда в магазине, и… — Мы можем сейчас поесть? Я голоден.        Это смелый шаг для него, но легче попросить еды, чем признать, в чем на самом деле проблема. Кастиэлю требуется мгновение, чтобы прийти в себя, и он выглядит смущенным на долю секунды, прежде чем поспешно кивнуть.        — Конечно.        Дин не может сказать, о чем он думает. Он не очень хороший актер, и он уверен, что его внезапная смена настроения и запаха была ощутима, но, к счастью, альфа не спрашивает, он просто приносит тарелки на маленький деревянный столик перед диваном. Правильно, они должны были смотреть фильм.        Тарелки едва помещаются, что означает, что Дин и Кастиэль должны сидеть очень близко друг к другу, чтобы поесть. Но альфа успокоился, и Дин больше не боится.        — Твоя подруга звучит круто, — говорит омега, откусывая первый кусочек, пока Кастиэль включает фильм. Это именно то, что он описал, что ему нравится, когда они были в магазине — длинная паста с томатным соусом и фаршем.        — Да, у Чарли замечательный характер, — отвечает альфа. — Я думаю, вы двое хорошо поладите, если однажды решите встретиться.        Разум Дина почти жаждет найти в этом что-то зловещее, потому что встреча с другим альфой или бетой для обсуждения фильмов слишком подозрительна. Но он продолжает терпеть неудачу.        — Она альфа?        — Да, и у нее есть омега, Дороти. Они были женаты еще до того, как я ее узнал.        После этого они мало разговаривают, только едят и смотрят фильм. Он длится почти два часа, и каким-то образом к концу Дин оказывается в объятиях Кастиэля, рука альфы постоянно гладит его волосы. Глупо то, как сильно ему это нравится. Когда фильм подходит к концу, Дин сдвигается на дюйм и изучает лицо Кастиэля. Альфа устал, но он смотрит на экран увлеченно, и Дин позволяет себе смотреть: он действительно привлекателен.        Он готовит Дину его любимую еду. Он держит его за руку и покупает ему вещи, которые ему нравятся. Он слушает все, что он говорит, и никогда не настаивает на чем-то, если только это не для его же блага. Дина поражает, как мало он все еще знает о нем: он мог бы назвать максимум фактов пять.        Он помнит, как Кастиэль поцеловал его ушибленные костяшки пальцев, и это почти лучшее воспоминание, но номер один — это удивленная, довольная улыбка, которой он улыбнулся, когда Дин рассмеялся над его неловкой (забавной) шуткой в магазине. Именно это воспоминание действительно наполняет Дина каким-то теплым, безымянным чувством.        — Это было лучше, чем первая часть? — объявляет Кастиэль, и голос его звучит как вопрос, и Дин видит, что финальные титры начали катиться.        — Угу, — мягко соглашается он и внезапно обнимает Кастиэля, грациозно седлает его и зарывается лицом в изгиб его шеи. Он чувствует паузу, чувствует, как озадачен альфа, вероятно, из-за того, что побудило его обнять, но ему все равно. Альфа пахнет безопасностью, он продолжает пахнуть безопасностью. Это лениво и удобно, растворяться в теле альфы, потирая щеку о его футболку один или два раза. Это уютно.        В конце концов, запах Кастиэля меняется на осторожно удовлетворенный, и он проводит рукой по спине Дина. Это тоже уютно, ладони альфы такие большие.        — Мой милый омега, — вздыхает он, и Дин чувствует гордость. — У меня такое чувство, что ты хочешь перенести это в постель, — поддразнивает он, и Дин кивает. Этот альфа не причинит ему вреда, он пытается убедить себя, когда отстраняется, чтобы посмотреть ему в глаза. Он не злой, и он также не так возбужден, как раньше, что, вероятно, хорошо.        Они убирают за собой и выключают везде свет, и Дин пытается пойти в спальню, но Кастиэль зовет его в ванную, где он раздевается.        — Что бы ты почувствовал, если бы мы вместе приняли душ? — спрашивает он очень серьезно. Дин знает, что он не заставит его, если он не захочет. Но он хочет.        — Да, — не очень внятно говорит он, снимая футболку. Они раздеваются одновременно. Кастиэль не смотрит на него, пока не закончит, и это хорошо, потому что он ненавидит свое уродливое тело. Альфа включает душ, встает под брызги и протягивает ему руку.