К ранам души

Лебедев отдал последнюю, как он полагал, команду и тяжело опустился на стул. Вода — обыкновенная вода — неумолимо поднималась. Темно-синяя и дрожащая, точно экран телевизора от помех, она уже достигла окна и с угрожающим журчанием заливалась внутрь сквозь щели. Кто бы мог подумать, что всё получится вот так? Быстро, безвыходно, несправедливо. Хотя, может и справедливо. Они, люди, те еще мрази, не все, конечно, но большая их часть, сами виноваты в том, что с ними происходит. Раньше Лебедев еще попытался бы что-то сделать, поспорить, побороться. Теперь проще, да и правильнее, казалось принять свою участь. Конечно, он бы мог вызвать на крышу вертолет. Но какой смысл, если туда всё равно не подняться — арматурой завалило проход наверх и покорёжило лестницу. Так что сейчас генерал-лейтенант лишь молча наблюдал за тем, как его лодыжки медленно и неумолимо погружаются в воду. Было в этом что-то успокаивающее, умиротворяющее. На сознание толстой пеленой навалилась обреченность. Делать что-либо было уже бессмысленно. Связь пропала, окончательно заглушенная помехами и дождём, осталось лишь хриплое шипение. Всё таки не зря он с Юлей попрощался. Вдруг раздался громкий, почти оглушительный звон бьющегося стекла, и вслед за осколками, поднимая брызги, в зал влетел Экзоскелет. Он с грохотом проскользил между столами, опрокидывая всё на своём пути, и, сцепившись, наконец, с полом, обернулся к Лебедеву. Тот вскочил, но убегать, почему-то, не стал, только схватился за пистолет, как будто тот мог чем-то ему помочь. Металлический монстр сделал шаг в его сторону, и из динамика на шлеме раздался вполне себе человеческий голос: — Рановато вы умирать вздумали, Валентин Юрьевич. Лебедев замер в изумлении. — Артём? — Я, кто ж еще! — с привычной живостью прохрипел тот, нервно дёрнул плечом и протянул клешню. — Цепляйтесь. Генерал схватил со стола рацию и быстро запрыгнул в предложенные «объятия». Механическая лапа обхватила его покрепче, и костюм с грохотом выпрыгнул из окна. Всего несколько секунд им понадобилось, чтобы по стене вскарабкаться на крышу, где Артём аккуратно поставил свою ношу на ноги. Дождь лил с неба непроглядной пеленой, разбивался крупными брызгами ртути об пол. Шум стоял такой, что создавалось ощущение настоящего шторма в открытом океане. Наверное, именно так чувствовали себя люди, заживо погребаемые под тоннами воды во время Потопа. Валентин прикрыл глаза рукой, как от солнца, и попытался разобрать хоть что-нибудь. Вода стояла в воздухе серым туманом. — Вызывайте вертушку, а я за Юлькой, — крикнул сквозь динамик Тёма. — Не волнуйтесь, гнать не будем. И он пулей нырнул с крыши в пустоту, Лебедев даже сказать ничего не успел. Рация в руке коротко прохрипела что-то неразборчивое.

***

Почти невозможно было поверить, что всё просто взяло и закончилось. Шума больше не было, лишь утробное журчание уходящего потока. Вертолёт, высадив генерала на той самой крыше, снова улетел, и в тогда же, как по команде, рядом приземлился экзоскелет с Юлей на руках. — Папа! — вскрикнула девушка нервно и бросилась к нему. Лебедев сжал её в объятиях. С неё продолжала стекать вода, она дрожала, но скорее от холода, чем от страха. По телу тёплой волной разлилось облегчение. Он обернулся на грохот металла — костюм осел на корточки, брюхо открылось, и Артём вывалился наружу, со стоном рухнув на колени. Вся спина и грудь были усыпаны частыми проколами, по рукам струйками стекала кровь — похоже, особенно толстые иглы задели несколько вен. Сам парень дрожал, сильно, как в припадке, вдыхал громко сквозь стиснутые зубы, и между этими вдохами прорывался иногда свистящий, почти животный хрип. Лебедев стянул с себя куртку и аккуратно накинул ему на плечи. На ткани тут же выступили влажные темные пятна. Артем сжался еще сильнее, выгнул спину, застонал. Искуственного заживления, почему-то, не происходило. Возможно, программа костюма была изменена, или «заряд» кончился. Или еще какой сбой, кто ж знает. Артём ведь гонял по улицам, точно вихрь, и это не с самым здоровым сердцем. Оставалось только надеяться, что последнее сопряжение не нанесло ему серьезных травм. Лоб и щёки у него горели, под глазами выступили серые круги, губы потрескались. Лебедев придвинулся почти вплотную, попытался заглянуть ему в глаза. — Ты как? Что чувствуешь? Тёма тяжело сглотнул. — Н-не знаю. Голова к… кружится… Валентин кивнул. Потом обернулся к дочке. — Юль, есть вода? Прозвучало очень иронично. Вода то была повсюду, хоть и начала уже понемногу отступать, оставляя только грязные лужи с кусочками плавающего в них мусора. Девушка порылась в рюкзаке, который чудом уцелел и, более того, оказался у неё с собой, и протянула отцу наполовину полную бутылку. Артём пил жадно, морщась от боли в пересохшем горле. Плечи крупно вздрагивали, по висками стекали капельки холодного пота. Когда он, наконец, оторвался от горлышка и со вздохом снова свесил голову, Лебедев плеснул немного воды в ладонь и похлопал его по бледным щекам. — Ничего. До свадьбы заживёт. Артём лишь криво усмехнулся в ответ — а как же. Посмотрел исподлобья сначала на Валентина Юрьевича, потом на Юлю, и тихонько осел на пол. Девушка тут же подползла ближе, переложила его голову себе на колени, погладила по волосам. Так, будто и не было ничего. Лебедев смотрел на них и удивлялся — что-что, а человеческая природа, настоящая, не испорченная, не прогнившая еще, не может терпеть чужое страдание. В такие моменты просыпается сочувствие, и всё переворачивается с ног на голову. Или с головы на ноги. Экзоскелет мертвой грудой металла лежал в стороне. Тёма, укутанный в мокрую куртку, успокоившись, дышал глубоко и размеренно, изрядно потрёпанный, но умирать, вроде как, пока не собирался. Хекон вышел на связь несколько минут назад, чтобы сообщить, что цел и возвращается к базе. Дождь совсем перестал идти, а из-за чёрных туч проглядывалась призрачная синева. И очень хотелось верить, что впереди их еще ждет счастливый конец.