Наколочки, оп, татуировочки

Андрей виснет на Мише, будто маленький, вцепился всеми конечностями, прижимается плотно. Миша бережно его в квартиру вносит, дверь запирает. Внутри сильно пахнет сигаретами и чем-то кислым. Знакомые запахи того, когда тебе похуй на свое жилье. Для Князева оно не типично, для самого Михи очень даже. Он несет его дальше, во вторую комнату. Здесь открыто мансардное окно, из которого задувает дикий ветер. Миша укладывает Андрея на постель, а сам лезет закрывать створки, чтобы хоть как-то согреть комнату. Пацан в комок сжимается, трясется весь, молчаливо всхлипывает, глотая слезы. – Андрюх, Андрюх, – Миша садится рядом, но почему-то теряет часть уверенности и боится снова прикасаться. – Что сделать? Есть хочешь? Ты голодный? Ел сегодня? Давай чего-то сделаю? Или хочешь чай? Скажи, что мне сделать? Никогда не умел справляться с чужими слезами. Ненавидел слезы на самом деле. Всякий раз, когда видел их, самому хотелось разрыдаться от бессилия. Андрей обнимал свою голову руками и сотрясался в безмолвных рыданиях. Мишин взгляд падает вниз. – Андрюх, а че с ногой? Пацан убрал руку от лица. – Порезался. Херня. Голос хриплый, надломленный. От голоса этого у Миши что-то трескается внутри. – Андрюх… Он снова приближается, неуклюже ложится рядом, обнимает, гладит, успокаивает, укрывает собой. Андрей такой маленький, такой хрупкий в его руках. Глаза закрыл, крупные слезы катятся по щекам. – Андрюх, мальчик мой, – решается впервые на такую нежность Миха, сцеловывая влагу с дрожащих ресниц. – Я тут, я с тобой, скажи, чем помочь. Я не буду тебя трогать, если скажешь, но не прогоняй, Андрюх, пожалуйста. Князев всхлипывает вслух и смотрит на Мишу, поджав губы. – Я с Оксаной расстался. Оу. Вау. Миша молчал. Андрей сглотнул и продолжил. – Не хочу всего этого, – голос звучал одновременно и обиженно и виновато. – Надоело обманывать себя. С тобой хочу, Миш. Сердце ухнуло куда-то вниз. Расстался с Оксаной. Хочет быть с ним. Это же значит одно? Это не может быть чем-то другим? У этой фразы только одно значение? Миша все правильно понял? Почему он тогда закрывался от него две недели? – Андрюх… – Мне страшно, Миш, – Андрей вжался в него ближе. – Я не знаю, как дальше. Я не умею. Не понимаю.  Миша крепко обнимал Князева, поглаживая между лопаток. – Поймем, Андрюх, придумаем, – МихЮрич успокаивающе коснулся губами Андреева лба. – Я тоже нифига не знаю. Я ж тоже, блин, ну… Не умею, – Миша вдруг коротко нервно рассмеялся. – До седин дожил, а нормально в жизни, как надо, ниче не было, Андрюх. Дурак старый, – он трепетно погладил Андрея по голове и провел большим пальцем по переносице. – Будем учиться, да, Андрюх? Главное, что вместе, ага? Князев сглотнул, кусая губы изнутри. – Я не пускал никого раньше, – глаза большие, мокрые, кристально голубые. – Ни в хату, ни в душу. А в душе у меня, как видишь теперь… Хуйня одна. Миша поджал губы, выдыхая с сожалением. Понятно теперь, чего Андрюха прятался и гасился от него две недели. Сжирал сам себя чувством вины и самобичеванием. Самое любимое Мишино занятие. – Андрюх, – тихо проговорил МихЮрич, – ничего не хуйня там. Ты пережил ужасные события, которые других людей бы убили. И ты справляешься с этим. Мне так жаль, Андрюх, это жуть. Я бы не смог, правда. Я и от меньшего ломался, – Миха подвис на мгновение, смотря в одну точку на стене за спиной у пацана. – А ты можешь. Андрей порывисто вздохнул и прилепился губами к Мишиным губам. Миха тут же ответил, шевельнув в ответ. От Андрея пахло перегаром и одновременно шоколадом, что странным образом умилило. Миша чувствовал, как в груди напротив тревожно бьется сердце. Андрей стал целовать его хаотично, беспорядочно, рвано. Дернулся, толкнул Мишу на спину, сел верхом, прижимаясь всем телом и съезжая влажными губами на подбородок и шею. Миха вдруг почувствовал в этом всем такое отчаяние, нерв, тревогу, что стало не по себе. Будто бы Андрей снова хочет заменить внутренние переживания обычным методом. Но Миша только в эту минуту сообразил, что это по сути точно так же, как и у него в депрессивном эпизоде: ему не хочется, но он думает, что должен. – Андрюх, Андрюх, погоди, – Миха дернул его за рукав, отрывая от себя. – Не надо, Андрюх. В голубых глазах мелькнуло смятение. Миша поспешил объяснить. – Мне это не нужно, если ты чувствуешь себя плохо. Андрей сидел на нем верхом, сложив руки на Мишиной груди, и вновь сжался всем телом. Миха поспешил погладить его по локтям. Взял ладони пацана в свои руки, поцеловал бережно каждую и обе вместе. – Ты мне нужен, Андрей, а не секс. Ты весь. Понимаешь, да?  Казалось, что они смотрели друг другу в глаза целую вечность, пока до Князева медленно, по крупице доходил смысл сказанных Мишей слов. Он не верил. Не верил до конца, Миша это видел. Но в голубых глазах плескалась надежда. Нерешительная, испуганная, застенчивая. Она лишь легонько показывала кончик своего вздернутого носа из плотного многолетнего кокона брони. Андрей хотел верить. Миха снова расцеловал костяшки его пальцев. – Пошли, чай тебе сделаю, а? Найдем чего-нибудь в моих пакетах, похаваем. Пошли? Андрей коротко нерешительно кивнул. – Только не отпускай руку мою, Миш. – Никогда.