Виды кровожадности

Зверь почуял добычу. Наконец-то полноценная охота! Адреналин! Радость от поимки очередного животного! Но Илай стискивал зубы и бежал прочь от людей сквозь пустынное насаждение чёрных деревьев. Ещё чуть-чуть — и он был готов вцепиться клыками в шею свидетеля. Если хозяин пса найдёт остатки трупа, то ничего с этим сделать не сможет. В полиции такие дела не расследуются. А вот если хозяин окажется журналистом или блогером… Впрочем, похуй. Похуй! «Это уже будут не мои проблемы, — рассуждал Илай. — Одной статьёй про городскую чупакабру меньше, одной больше… По! Ху! Ю!» Неожиданно узкая тёмная улочка. В Москве такое встречается лишь в центре, но центр многолюден. А на окраинах дома расставлены так широко друг от друга что между ними поместилось бы целое село. Можно даже встретить несколько многоэтажек посреди поля. Илай осмотрелся. Два советских дома образовывали своими «задницами» закаулок, нашпигованный кондиционерами, трубами, проводами и строительным мусором. Между зелёными контейнерами притаилось чьё-то тело. Но глаза не видели его. Илай просто понял шестым чувством: там лежит добыча. Ноги сами принесли гангрела к человеку. Бомж, от которого разило блевотой, спиртом и потом, мирно спал на картонке. «Вот так удача… Нет, я же не могу сейчас опьянеть!» «Не имеет значения. Сегодня ты умрёшь», — подсказал внутренний голос. Илай нагнулся и вцепился клыками в тёплую глотку. Руки крепко держали мужское тело. В рот брызнула горькая, но такая желанная кровь! Не то что крысиная или голубиная! Да даже лабрадор не мог сравниться с этим красным экстазом. Ещё! Больше! До последней капли. Поздно останавливаться. Илай слишком долго терпел. Слишком долго голодал. «Я тоже заслуживаю быть счастливым!» «Нет, а вдруг я совершаю ошибку? Почему я продолжаю пить?! Нельзя убивать людей!» Пульс мужчины ускорился, как от лихорадки, но лишь на несколько секунд. Потом сердце пробило последние удары… и остановилось. Кожа начала холодеть. В то же время, Илай почувствовал себя живым. Его сердце билось, к щекам прилил румянец, а из вздувавшихся ноздрей шли тонкие струйки тёплого воздуха. В руках налилась сила, способная переворачивать грузовики. Но он убил человека. Убил. Человека. Правда, когда ты в детстве разбиваешь чашку или тарелку, ты не сразу сожалеешь о потере. Сначала ты панически собираешь осколки и утилизируешь их так, чтобы никто никогда не догадался о твоей неудачи. Ты боишься, что отец достанет свой длинный широкий ремень и отстегает твою задницу до крови. И ты делаешь вид, что никакую чашку или тарелку ты не брал. Она сама… куда-то пропала. Илай на рефлексах проделал уже знакомые ему манипуляции с телом. Задействовать сверхъестественное зрение, отрастить когти, отрезать ими голову. Сложно, муторно, но проще, чем ножом. Конечно, лопатой было бы побыстрее, но это не полевые плановые работы с сиром. Дело не в том, что нужно спрятать лицо и зубы от блюстителей порядка. Наоборот, цельную тушку незнакомого бомжа даже не стали бы изучать на наличие крови. Смерть от переохлаждения — обычное дело для такой касты людей. Одним мёртвым бомжом меньше, одним больше… Это даже не преступление. Но вот очередной каитифф на улицах Москвы — это преступление! Его всё равно поймают и уничтожат. Но сперва изучат его витэ — а ну-ка, кто там сир у этого бомжа? Так-так, неужели это дитя Чистильщицы? На солнышко его. И когда беспокоишься за свою шкуру, как-то не до грустных мыслей об умершем незнакомце. Какая разница, кто это мужик? Если он лежал поздней ночью в таком паршивом местечке, да ещё и в дерьмовых тряпках, значит, его жизнь уже загублена. «Так, и что теперь делать с этой головой? — подумал гангрел и облизнул губы. — Вроде, моя кровь не попала ему в рот, и зря я расчленил тушку. Но зато буду уверен наверняка, что труп не встанет. Однако… Этим полиция может и заинтересоваться. Разрез неровный, не как от лопаты. Да и крови тут накапало… У-у-у… Пиздец. Пиздец, чувак! Мне кранты, если меня увидят прямо сейчас. Так что надо скорей превращаться в кота или грача». Продумано — сделано. Грач сел на грудь покойника и продолжил составлять стратегию. «Нужен ли здесь подозреваемый, чтобы отвести от меня взгляд? Вдруг тут есть камеры, и я всё же запалился? Надо подумать. Была бы тут Инна, она бы обглодала мясо так, что все подозрения пали бы на голодных дворняг. Но я могу и не дозвониться ей. Блин… Маленький кошачий рот ничего не сделает. Может, изобразить маньяка? Должна же быть какая-то гипотеза у ментов. Мда… Они всё равно будут проверять камеры. Вот бы на них ничего не было видно… Постой! Вот я балда. Если я был вынужден смотреть звериным зрением, чтобы хоть что-то тут разглядеть, то камеры и подавно не видят! Я свободен! Всё. Плевать на ментов, это уже не моё дело. Полечу-ка я гуля кормить, пока я не особо голоден». Грач вспорхнул и устремился в небо. Над крышами города, под напором бушующего ледяного ветра, Илай позволил себе подумать о случившемся получше. Да и спирт потихоньку таял в витэ. Гангрел очень давно не убивал человека. В прошлый раз парень сожалел и дал себе обещание «больше никогда». Бомжами становятся по-разному. Кого-то обманом выселяют родственники или мошенники. Кто-то не может выбраться из чужого города. Кто-то отдавал всё ради бутылки спиртного. Кто-то с детства такой. А кого-то сделали вампиром. Илай чувствовал что-то общее с этими изгоями общества. Ведь он мог так же спать на картонках в подворотнях и согреваться спиртным. Мог иметь такую же сальную бороду и вонючие шмотки. Убить альтернативного себя — всё равно что пообедать своими собственными пальцами ног. Ощущение отвратительное. Тошнотворное. «Я не хотел его пить до конца… Всего пару глотков… Может, глотков десять… Но не больше! Хотя… От малокровия он мог замёрзнуть и всё равно умереть. Я бы просто об этом не узнал…» Зверь манил приблизиться к нему, погладить, подставиться… И не думать о жертвах. Только о себе любимом, о своих потребностях. Если ты жив и сыт — всё хорошо. Если ты голодаешь — всё плохо, надо решать проблему любой ценой. Да, так легче жить. И легче охотиться. Но… «Я не могу нарушить обещание, данное самому себе. Если уж я и сделал это, то мне нужно продолжать соблюдать его. Иначе я изменюсь, и от меня отвернутся те немногие, кому я нравлюсь таким, какой я есть. Инна… Федька… Хотя, нет, он же гуль, он меня будет любым обожать. Но вот внутри себя он может поменять своё мнение. А если на него вдруг выйдут охотники… Он будет до последнего жалеть меня, но только если я не стану монстром. Нет, Зверь, я пострадаю ещё чуть-чуть. Я не забуду о том, что и сам был бездомным и дышащим человеком». За такими думами Илай и прилетел к своему ветеринару. Форточка по обыкновению была открыта. Птица проникла внутрь, отряхнулась и перетекла в человеческую форму. — А вхот хи ия! — громко сказал парень и пошёл искать гуля. «Что с моим языком?!» — заметил Илай свою внезапную шепелявость и столкнулся с Фёдором Матвеевичем. — Илай! — радостно пробасил мужчина и крепко обнял вампира. — Наконец-то ты прилетел! — Нху хья же кхобефал вхернутьхся, — пошутил парень и скривился от собственных звуков. — Батюшки, что с тобой?! — удивился гуль. — Что с твоим ртом?! Что с твоими губами? А ну-ка покажи зубы! Гангрел открыл рот. «Что-то он открывается шире, чем обычно», — подметил он. — Да у тебя передние зубы как у кота! Резцы такие маленькие стали! А клыки… ну и клычищи же у тебя! И снизу торчат, и сверху! Ого… Широченные какие! Прям хоть студентов по ним учи… «Бля-я-я!» — закатил глаза парень и побежал в ванную комнату. — Блхя-я-я! — заорал он, высовывая широченный длинный язык. — Ойх, зсабхыл гхлазса выкхлючхить. Красные оттенки, заменяющие цвета в тёмных участках, стали снова темнотой. Но вот остальное… Глаза изменились как-то неправильно. Илай прежде никогда не видел таких цветов. И из зеркала на него смотрел странный силуэт с двумя яркими круглыми точками вместо глаз. Гангрел видел лишь два цвета: что-то близкое к холодно-фиолетовому и очень жаркий красно-белый. — Ф-феадь… — напуганно позвал Илай и вернулся к гулю… к его жаркому силуэту… — Ш-што с мхооими глахзами??? — Это что ещё за фокусы? — удивился мужчина. — Ты и так умеешь? У тебя сейчас два вертикальных зрачка. — Что, и это, блхать, хошачьхе? — забомбило у вампира. Он всплеснул руками. — Да схольхо мохно??? А-А-А!!! — Хм, не уверен… Я иногда рептилий лечу, это похоже на змеиные глаза… Илай сопоставил слова с фактами и неумело сплюнул, словно отходил от наркоза после пломбы. — Ещхё, щука, лухчше! Щловно шетит хахой-то, бля. Да, хэто смеиные. Я тебя в хинфрахрасном вишу. Два Безумия за ночь… — Не унывай… — сказал Фёдор. — Зато не картавишь, кажется. «О, точно!» Илай набрался смелость, втянул воздух… — Р-р-чщ-щ-щ-щ-щ! Тьфу, бля… Уныние. — Представь, что ты просто носишь пластинку. Дети с ней тоже поначалу шепелявят… Но потом привыкают. Фёдор просто пытался помочь другу, который сделал для одинокого мужчины больше, чем кто-либо. — Непрхивычно хах-то… — сказал вампир, с досады напряг челюсти и зарычал. Громко так. Низко. Как леопард. — Вау. Вот это я понимаю «р»! — зааплодировал ветеринар. Тут Илай повнимательнее присмотрелся к Фёдору и кое-что заметил. — Хм, ты подстрихся? Сбрил фороду? Я щейшас плохо вишу волосы. — Да, я действительно подстригся, Илай. Меня хорошо так повысили… — Мужчина почесал голову. — Я же научился говорить с животными, приказывать им… Я теперь главврач. Я даже подумываю над тем, чтобы собственную клинику открыть… Понимаешь… Присядь-ка. Вампир почуял запах тухлых новостей. Тех самых, которые обычно Чистильщица рассказывает. Но присел в кресло. — Твоя кровь словно пробудила меня от долгого кошмара, Илай. Я увидел, что у меня есть постоянные пациенты, чьи хозяева хорошо обо мне отзываются. Я стал работать больше, даже брался за сложные случаи. Ну и обо мне писали отзывы… Рекомендовали на форумах… Даже несколько блогеров пришло. И я как раз к тому моменту научился языку животных. Они окрестили меня чудо-доктором, которого слушается любая капризная собачка или кошечка. Я понимал, что у их питомцев болит, лишь задавая вопросы… Не волнуйся, я помню твои наставления! Я соврал, что просто общаюсь с животными на равных, они чуют мою спокойную интонацию, приятный запах, поэтому перестают нервничать. Да и когда сами хозяева нервничают, питомцы ведь это чувствуют… Особенно собаки. Но как я ни старался объяснить мои способности с научной точки зрения, блогеры для красного словца всё равно приписывали мне что-то паранормальное. Мол, я шаман двадцать первого века. Мне это мои коллеги показали. Мол, смотри, какой ты теперь популярный! И начальство тоже это заметило. И чтобы я никуда не ушёл, поставили меня лицом ветклиники. Зарплата у меня теперь ого-го! Не как у директора, конечно, но я задумался о том, чтобы ещё одну квартиру купить. А ещё лучше — дом. И машину поновее. Один раз ведь живу, так? Я не привык хранить столько денег на карте. Фёдор Матвеевич всё продолжал и продолжал распинаться в том, сколько плюсов у его внезапной славы. И как много энергии у него благодаря витэ и отказу от водки и пива. Илай смотрел на мужчину, давно ставшем другом по взглядам, и не узнавал его. Деньги, деньги, деньги… Реклама, доход, расходы, пиар… Вампир остановил монолог рукой. — Есхли ты хошешь попросись меня о кхови, просто шкаши. Я для этохо и пришёл. — Да… Гулю только намёк дай. «Жаль, что я сейчас плохо различаю его эмоции…» — думал Илай, пока ветеринар жадно пил лужицу витэ из тарелки. Когда гуль вылизал тарелку и со стоном блаженства откинулся на спинку дивана, Илай спросил: — Федь, на моей ошешде есчь пятна кхрофи? — А? А… Да, есть, как и всегда… Но я же всё постираю, если ты не улетишь по делам. Хотя… Я бы тебе новую одежду купил. У меня же деньги появились. И телефон нормальный… Знаешь, Илай, у меня есть хороший знакомый на рынке, я могу покупать у него свиную кровь для тебя. Тебе не нужно охотиться на голубей и крыс. Я как представлю, что ты прозябаешь под дождём, пока я ванну принимаю... Бр-р-р. Аж совесть мучает! Ты ж мне как сын родной, Илай! А ты почти и не просишь у меня ничего, словно я провинился в чём-то. Парень вздохнул. — Машкажад. На мяшном рынке небезхопасхно, — «Бля, как сложно разговаривать!» — Там охотники. Вот спрощат у твоего щнакомохо, пжодавал ли он хому литры кшови, и пррришжмут тебя за садницу. Р-р-р-р-р! Не, в пизду, влом говохить! Это всё хавно ненадолхо! Жшестами объясню. Вампир встал и шагнул к мужчине. Показал на Фёдора. Приставил палец к губам и показал, словно они застёгиваются на молнию. Сжал кулак и поднял большой палец вверх. Улыбнулся. «Ты молчишь — это хорошо». Потом Илай показал на окно. Постучал себе по лбу и сделал бомбящий взгляд. Скривился и сгорбился, изобразил рукой птичий клюв и захлопал «клювом» у сморщенного носа. «А они тупые и любят пиздеть». Показал на себя и чиркнул пальцем около своего горла с кислой миной на лице. «Тогда меня убьют». Потом показал на пустую тарелку, где недавно было налито витэ, изобразил руками крест. «И у тебя не будет витэ». Тыкнул пальцем в Фёдора, связал руками невидимую петлю и пантомимой изобразил повешение. «Из-за этого ты будешь страдать до смерти». — Пхонял? — Да… — вздохнул мужчина. — Люди действительно любят болтать лишнее… Да и меня могут узнать. Может, я организую приют для животных? Тех, кого надо усыпить, ты будешь пить. А тела будем сжигать. Илай показал большой палец и закивал: — Но штобы печщки были вольшими! Штобы даше кожова там помещтилась! «Я умру, пока научусь всё выговаривать с такими зубами и языком…» — Тогда мне предстоит много работы… — забормотал мужчина. — Такое сделать сложно… Да уж лучше накопить денег и купить скотобойню… Может, мне стать производителем? Хм… Но питомцы мне нравятся больше… Совмещать бы как-нибудь… Но чтобы меня не окрестили мясником… Где же интеллигентный добрый дядя, по-отечески переживающий за всех своих пациентов? Почему он переступил через себя и начал рвать жопу ради счастья кровожадного монстра? Илай слушал лихорадочные размышления Фёдора и чувствовал, словно этот хороший дядька умирает. Словно у этого приятного ветеринара отняли всё хорошее, что у него было. Превратили в раба, который мучается угрызениями совести, когда живёт прежней жизнью алкаша-одиночки. Из грязи в князи, но больно той голове, на которую водрузили корону. Не у каждого шея широка и крепка. Правда, витэ делает отличные подпорки. Заставляет почувствовать себя богом. Дарит немыслимые способности. Мотивирует двигаться вперёд. Заполняет в душе дыру любых размеров. И вытесняет всякие мелочи вроде человечности… Фёдор начинал походить на вентру. На бессердечного бизнесмена, который готов идти по головам и убивать ради денег. Илай расстроенно свёл свои густые чёрные брови к переносице. Чёрные тонкие губы задрожали. Он будто убил приёмного отца. «Не хочу…. Не хочу я так! НЕ ХОЧУ! Я не такой… Не такой!..» Гангрел схватился за голову, рухнул на колени и заныл: — Я фсех убиваю… Ы-а… Тебвя я тоже убил! Уби-и-ил! Я убийца! Убийца! Аы-ы-ы…Хн… хн… Прости! Прости меня-я-я! Перед глазами пролетели картинки с добрыми животными, которые ластились, доверились, нуждались в защите… А были жестоко высушены, как беспомощные ягнята. Щёки и ладони намокли. Илай посмотрел на руки, но видел лишь температуру. «Наверное, это кровь…» — понял он по металлическому вкусу на губах. Гангрел облизнулся и почистил своим шершавым языком руки. — Илай, что с тобой? — Фёдор опустился рядом с гангрелом и потряс его за плечи. — Я жив! Я здесь! Не плачь, родненький! Ну ты чего? Из-за зверушек расстроился? Ты же сам говорил, что они так и так умирают, а ты им ещё и приятное напоследок делаешь! — Я… Я… Ик! Убил лабрадоррра… Чьего-то! — Парень уткнулся в плечо ветеринара и продолжил ныть: — А ещё я убил… спящую дворррняху… Я не хотел… Я не убийца! Хн… Ик! Хн… — Не убийца, не убийца… — Гуль погладил своего хозяина по голове и вздохнул. — Мою рубашку тоже застираем… Бедненький мой. Вот поэтому я должен помочь тебе питаться. Илая кольнула совесть. Он даже перестал плакать. — Знаешь… Я софрхал тебе сейчас, — сухим, бесцветным голосом произнёс вампир. — Я убил не дфохнягу. А человека… Ик! Бомжа кахого-то. Почуял ехо — и не смох ощтановичься. Не смог… Я пил и пил… И самое ушасное… Мне жаль его куда меньше, чем собак и котов. Намного… намного меньше. Зверь почуял слабину носителя. Заворочался. Сжал в своих длинных чёрных когтях белую мягкую душу. — Мне понрхавилась мысль… что он лешал там прррямо для меня. Шлофно рррояль в кустах. Подаррок судьбы. А я так хочу быть сытым… Ветеринар замер на несколько секунд. «Да, ты боишься меня. Я хищник. Я монстр». — Илай, ты же вампир, — сказал Фёдор и продолжил гладить парня по спине. — Ты как большой кот, но только человечный. Гуляешь сам по себе. Птичками и крысами питаешься. Конечно, ты будешь убивать и свой вид, как хомяки. Но меня же ты не убил до сих пор! И будь ты настоящим убийцей, то не плакал бы из-за своих жертв. Э-эх, разнылся тут, как девчонка, посмотри на себя! — Мужчина с улыбкой посмотрел Илаю в глаза, как на своего сына. — Нюни кровавые распустил… Ты же мужчина! Тебе, если я правильно помню, уже за тридцать! Ведёшь себя как мой коллега после корпоратива. Тот тоже из-за всякой фигни плачется после пары бутылок. — В шпихту того бхомжха тожхе крхови обнаррружено не было. — О, шутишь — значит, не всё потеряно! — обрадовался гуль. — Давай-ка протрезвей, сходи в церковь, помолись. Бог тебя простит. Нет, сначала разденься, чтобы я нашу одежду постирал. А когда ты будешь спать в ванне, я куплю тебе что-нибудь новое. Что ты хочешь? Илай закрыл глаза, чтобы представить нормальное лицо Фёдора. — Сдохнуть хочу. Купи феёфку. — Что-что? — В-вер-р-рёв-вку! — медленно повторил вампир. — Хочу поффисечь в печле и захочечь ш-ш-жить. Гуль вздохнул и всплеснул руками. — Чем бы дитя не тешилось… — пробормотал он. — Ладно, я просто возьму то, что висит на манекене. Размер твой я уже где-то записывал... Илай вспомнил, как однажды увидел Марка с верёвкой. «Интересно, он там в гараже тоже вешался от безысходности?» — подумал гангрел. — Ладно. Пфойду мычься. Ты тсолько потррри мне спинкху… Пррроверррь, нет ли там блох или ещё какиххх очросткоф. Хорррошо, что кошхачьи уши снофа не выщосли. Вампир высунул язык от перенапряжения в челюсти. — Давай, родимый. Тебе действительно нужно принять ванну, — согласился Фёдор.