Самый лучший друг

      С того дня, как маленький Лион появился в её жизни, дни Гермионы слились в один сплошной, мельтешащий перед глазами калейдоскоп.       Как выяснилось, новорождённый младенец — это не улыбчивый, розовощёкий ангел с фресок в магловских храмах.       О, нет!        Лион открывал глаза и рот одновременно и начинал требовательно рыдать, призывая её к себе.       Кроме того, малыш перепутал день и ночь, поэтому он крепко и сладко спал днём, а ночью был полон сил для общения и активного изучения мира.       Таким образом, Гермиона не спала нормально уже пару-тройку недель, довольствуясь короткими снами ночью, когда сын утомлялся агукать и требовательно хныкать, засыпая прямо на её груди.       Днём же ей было не до сна. Стирку, глажку и готовку никто не отменял, а помощников у неё не наблюдалось.       На все её вымученные улыбки и робкие просьбы оказать хотя бы малую помощь, Молли лишь понимающе улыбалась, будто не слыша Гермиону, и качала головой:       — Он весь в отца, да. Рон был таким беспокойным младенцем, но ничего! К счастью, дети очень быстро растут! Уж поверь мне, милая!       После этих слов и детальных советов по ведению быта опытная мать огромного семейства обычно уходила, оставляя её с осадком непонимания и чётким осознанием, что она не справляется.       Материнство не приносило радости. Нет.       Всё чаще Грейнджер ловила себя на мысли, что безумно, бесконечно устала. От всего. И даже от собственных мыслей.       С ужасом она понимала, что ни одна минута её жизни больше ей не принадлежит. просто потому, что даже в ванную они с Лионом шли вдвоём.       Почему? Потому что Рон, прикрываясь работой и продленными тренировками, начал задерживаться допоздна. Когда же входная дверь за ним всё-таки закрывалась, он, ссылаясь на усталость, отправлялся спать, едва взглянув на сына и жену.       А между тем денег по-прежнему не хватало, и Гермиона делала очередной неутешительный вывод: основным добытчиком в их семье (семье, серьёзно?) всегда была она.       Кроме всего прочего, Грейнджер стала всё чаще ловить себя на мысли, что ощущает внимательный взгляд каждый раз, когда быстрым шагом идёт по делам, на молочную кухню, на ближайший рынок или не торопясь прогуливается с коляской по скверу.       Сначала она отмахивалась от своих мыслей, но чутьё, которое успело развиться за время участия в войне, не давало ей покоя, звеня над ухом натянутой до предела струной, и в один из дней Гермиона получила физическое подтверждение своих подозрений.       Она, как и всегда в обед, прогуливалась с коляской по скверу и вновь почувствовала внимательный взгляд.       Он изучал. Оценивал. Отслеживал каждое движение.       Резко повернув голову, Грейнджер поймала взглядом светлую макушку, мелькнувшую среди жёлтой листвы посадок, и недобро прищурилась.       Он как будто и не прятался — не торопясь прогуливался неподалёку с картонным стаканчиком кофе в руках.       Драко Люциус Малфой, в свою очередь, спокойно повернул голову в её сторону.       Немая сцена, в которой они рассматривали друг друга через живую изгородь, продолжалась недолго.       — Что ты здесь делаешь? — проговорила она, зябко переминаясь с ноги на ногу и, не отрываясь, глядя в серые внимательные глаза.       Внутри сражались самые различные чувства.       Осознание, что Гермиона ещё не растеряла хватку и не отупела окончательно, тешило самолюбие.       Непонимание, зачем он начал эту игру, не давало покоя.       Чувство стыда при мысли, что он наблюдал за ней в таком замученном состоянии, заставляло ощущать себя неуютно, и где-то на задворках сознания — там, где она и сама не хотела бы искать, — жила хрупкая радость встречи…       — У меня выдался свободный день, и я решил прогуляться, — прищурился Драко, делая шаг вперёд, и продолжил, едва заметно улыбнувшись: — Могу составить тебе компанию. Обещаю быть приятным собеседником.       Она окинула взглядом живую изгородь, разделяющую их, и неуверенно спросила:       — Каждый гуляет по своей дорожке?       — Тебе не кажется, что мы уже достаточно нагулялись по параллельным дорожкам? — усмехнулся он и, швырнув стаканчик в мусорницу неподалёку, быстро поговорил:— Минуту. Не убегай никуда снова.       Грейнджер усмехнулась, следя внимательным взглядом за тем, как высокая фигура Малфоя быстрым шагом преодолевает разделяющее их расстояние и спешит к ней.       — Итак, на чём мы остановились?       Вот он — настоящий, уверенный в себе, с лёгким флёром знакомого до боли парфюма в холодном воздухе. Смотрит на неё и улыбается. Открыто и радостно.       — Что ты здесь делаешь, Драко? — повторила она свой вопрос, внимательно глядя ему в глаза.       Не прерывая зрительного контакта, Малфой тихо ответил, подходя к ней чуть ближе и положив ладонь, затянутую в кожаную перчатку, на ручку коляски:       — У вас здесь потрясающий кофе и этот парк… он притягивает меня с неимоверной силой. Я решил, что буду гулять здесь каждый день. Именно в обед.       — Вот как? — удивлённо подняла брови Гермиона, успевшая отвыкнуть от его манеры общения.       Короткий кивок светлой головы и испытывающий взгляд серых глаз:       — Я думаю, что ты просто обязана составить мне компанию.       — Каждый день? Ты серьёзно?       — Я в этом уверен на все сто.       Пожав плечами и не найдя, что ответить, она толкнула коляску перед собой и сделала первый медленный шаг вперёд.       Он молча последовал за ней, заложив руки за спину.       Грейнджер ощущала его взгляд на себе и чувствовала, что щёки заливает краска.       Она отвыкла от такого пристального внимания.       — Драко, прекрати… — тихо пробормотала Гермиона, не поднимая глаз.       — Я не могу. Я очень скучал…       Они шли молча. Она не знала, о чём говорить, а Драко просто наслаждался моментом, как будто этой молчаливой прогулки было пока вполне достаточно для ощущения счастья.