Твоя терапия

Нам-Гю стоял перед дверью комнаты на первом этаже, держа в руках ключ от неё. Вывеска на двери гласила: «Комната воспоминаний». Парень дважды провернул ключ в замочной скважине и открыл дверь, входя внутрь. Лишь только он переступил порог комнаты, как тут же почувствовал под ногами тёплый песок, и осознал, что стоит босиком. Всё вокруг было залито светом, будто бы на изображении с выкрученной на максимум выдержкой. Шагая по песку всё дальше и дальше, он заметил реку, и поспешил подойти к ней поближе. Голубое небо отражалось в кристально-чистой воде, точно в зеркале, трава и деревья вокруг выглядели в несколько раз ярче и насыщеннее, чем обычно. У самой воды песок сменился мелкой галькой. Присев на большой камень возле реки, Нам-Гю огляделся: на противоположном берегу стоял крошечный одноэтажный деревенский домик. Вдруг его дверь отворилась, и оттуда выглянула милая старушка в фартуке и с полотенцем в руках, и крикнула: — Милый, скорее беги есть! Обед давно готов, остынет ведь! Что? Кому это она? Нам-Гю снова посмотрел по сторонам и увидел, что в нескольких метрах от него на небольшом камушке сидел маленький мальчик, и очень внимательно всматривался в воду, точно что-то выискивая там. — Сейчас, бабушка! — крикнул женщине мальчик. — Я смотрю на рыбок! После этих слов Нам-Гю взглянул на воду ещё раз — там действительно плавало много рыб — это были карпы. Много разных: белые, золотистые, в красных пятнышках и даже чёрные. Парень снова перевёл взгляд на мальчика — тот завороженно улыбался, глядя на разноцветных обитателей реки. — Поторопись, милый! — вновь позвала мальчика старушка. И тут Нам-Гю, присмотревшись, наконец узнал в этой женщине свою родную бабушку. А в маленьком мальчике — самого себя в далёком прошлом. Не веря собственным глазам, парень словно оцепенел. Он вновь взглянул на мальчика, потом на бабушку и ещё раз на мальчика, и едва не прослезился. Неужели когда-то его жизнь действительно была такой? Беззаботной, светлой и тихой? Без шумных тусовок, грязных клубов, без боли и наркотиков? Неужели он когда-то был так просто и по-детски счастлив?.. Тут мальчик, что до этого лишь гипнотизировал рыб в реке, внезапно опустил обе руки под воду, точно пытаясь достать что-то со дна. Он вынул из воды нечто маленькое и блестящее, причём блеск этого предмета был настолько ослепляюще-сильным, что за ним не было видно, собственно, самого предмета. Мальчик подошёл вплотную к Нам-Гю и протянул ему этот предмет. Вблизи парень разглядел, что это был новый ключ. — Куда мне теперь идти? — спросил он мальчика. Мальчик указал ему пальцем прямо перед собой. Вдруг, на берегу реки, точно из воздуха, появилась новая дверь. Табличка на этой двери гласила: «Комната радости». Нам-Гю опять повернул ключ, отпёр замок и вошёл в комнату. Это была небольшая, но очень уютная комнатушка, неярко освещенная одним торшером и парой гирлянд. На стенах висели картины с причудливыми мифическими существами из старых легенд — Нам-Гю узнавал в них свой собственный стиль рисования. В углу комнаты парень заметил аквариум, в котором плавали золотые рыбки. Неподалёку на маленьком столике лежала тарелка шоколадного печенья, кажется, совсем недавно приготовленного кем-то, и всё пространство было наполнено его манящим ароматом. Нам-Гю продолжал разглядывать комнату и вдруг обнаружил гитару, осторожно прислонённую к дивану, так, словно на ней только что что кто-то играл и отвлёкся, оставив в таком положении. Он сразу узнал эту гитару — она принадлежала Таносу. Раньше тот часто выкладывал в свои соцсети видео с каверами на популярные песни, где в кадре мелькала она. Но, если его гитара здесь, значит, и Су-Бон должен быть где-то недалеко?.. Едва успев об этом подумать, Нам-Гю почувствовал крепкое, но очень нежное и тёплое объятие со спины. Ему не нужно было спрашивать, кто к нему подошёл, не нужно было видеть лица или слышать голоса подошедшего — он знал, что это был Су-Бон, чувствовал это кожей, нутром, телом. Это не мог быть никто другой. Тонущий в океане эндорфина, Нам-Гю не сразу заметил, что тот невидимый, призрачный Су-Бон, что столь нежно обнимал его, положил в его руку новый ключ, ключ от следующей комнаты. «Комната боли» — гласила табличка на двери. Нам-Гю заходил в неё со страхом и, только переступив порог, моментально ощутил, как в его ступни врезаются острые лезвия — весь пол был усеян ими. Комната была большой, тёмной и пустой, и единственным, что в ней находилось, было зеркало в полный рост в самом центре. Нам-Гю, осторожно ступая по полу, начал медленно идти по направлению к этому зеркалу. Как бы аккуратно он ни старался шагать, лезвия всё равно больно вонзались в ноги, и каждый новый шаг давался ему всё тяжелее, но не только из-за лезвий — парня начало бросать то в холод, то в жар, мышцы по всему телу сводило резкими спазмами, кости ломило так, словно их выкручивала какая-то неведомая сила. Внезапно откуда-то сверху полил дождь. Только его ещё не хватало… Тяжёлые ледяные капли грудами обрушивались на бедного Нам-Гю, помещение начало стремительно заполняться водой, что значительно затрудняло шаг, к тому же, под водой начали всплывать лезвия, которые теперь уже хаотично царапали ноги парня. Наконец, когда воды в комнате было уже по колено, уставший и измождённый Нам-Гю добрался до проклятого зеркала. Он увидел в его отражении себя — такого исхудавшего, бледного и насквозь промокшего. Вода возле его ног была уже красной от крови. Руки, что были в синяках на месте сгиба локтя и следах от жгутов, предательски дрожали. Это зрелище было одновременно и жалким, и страшным. Нам-Гю было очень больно. Его тело точно перестало ему принадлежать, будто какой-то жестокий кукловод превратил его в свою марионетку и неистово дёргал за нитки. Парень боялся, он хотел убежать из этой чёртовой комнаты, вот только не знал, куда — кругом одна вода, пустота и темень. Как же его занесло сюда? Где же комната радости, из которой Нам-Гю сюда пришёл? Почему Су-Бон дал ему именно этот ключ? А где сам Су-Бон?.. Нам-Гю хотел к нему, хотел обратно. К гитаре, печенью и рыбкам, к дивану и гирляндам. Обратно в тёплые объятия. Но всё это осталось заперто где-то там, за прошлой дверью, и непонятно, вернётся ли когда-нибудь снова. Это горькое осознание ввело Нам-Гю в панику, которая быстро сменилась яростью — от злости на судьбу, на самого себя, на ту неизвестную ему демоническую силу, что истязала его душу и тело, он со всей силы ударил кулаком зеркало перед собой, и оно в секунду рассыпалось на мелкие осколки. Теперь вместо зеркала перед ним стояла очередная дверь. На двери не было замочной скважины, только ручка, соответственно, никакой ключ к ней был не нужен. Надпись на табличке гласила: «Комната смерти». Нам-Гю вошёл в новую комнату и закрыл за собой дверь. Шум дождя моментально сменился вакуумной тишиной. Было так же темно, как и в предыдущей комнате, но заметно холоднее, и промокший до нитки Нам-Гю задрожал в несколько раз сильнее. Где-то вдали виднелся луч света, разрезающий непроглядную тьму. Нам-Гю пошёл на этот свет. Дойдя до единственного в комнате освещённого участка, парень увидел стол, накрытый белым полотном. Он взялся за край ткани и осторожно потянул полотно, дабы увидеть, что оно укрывает. Отодвинув ткань, Нам-Гю остолбенел от ужаса: на столе лежало хладное тело Су-Бона. Со стеклянными глазами, бледный и навеки неподвижный, труп парня просто валялся на столе в какой-то тёмной комнате, никому не нужный и всеми забытый, труп Его Таноса, бессмертного, самого сильного, самого общительного и жизнерадостного человека на памяти Нам-Гю! Нам-Гю хотел закричать во весь голос, но горло было словно пережато, а лёгкие сдавлены изнутри, и не получалось издать ни звука. Напрягая связки изо всех сил, он всё же сумел высвободить свой голос из плена Морфея и вскрикнуть.

***

Той ночью Танос остался спать в комнате Нам-Гю. Это была первая ночь парня в реабилитационном центре, и он мог перенести её тяжело, особенно учитывая его истерику при заезде в дом. Ему была необходима помощь, поддержка и внимание специалиста на первых этапах адаптации. По крайней мере, именно так Танос объяснял сам себе, а потом объяснит и господину Хвану, почему он решил остаться ночевать со своим подопечным. Сначала Таноса разбудил какой-то шум от Нам-Гю посреди ночи. Он встал с кровати и подошёл к его постели. Тот стонал, ворочался, тяжело дышал и потел, точно в лихорадке. Танос присел возле него, проверяя рукой температуру лба — в норме. Но вдруг Нам-Гю подскочил и громко закричал. Он, кажется, толком не проснулся и не вполне осознавал, где находится. Увидев Таноса, сидящего на своей кровати, парень начал отползать от него, забиваясь в угол. — Нам-Гю, это же я, Су-Бон! Тише, всё хорошо. Кошмары, бессонницы, прерывистый и беспокойный сон были частыми явлениями для пациентов центра, чья нервная система была порядком расшатана длительным употреблением наркотиков. Консультанты регулярно сталкивались с таким, а потому Танос не растерялся, зная, как нужно действовать, чтобы утешить человека, не напугав ещё сильнее. Он не напирал, не повышал голос, поскольку сам ненавидел, когда так делали. Вместо этого Танос дал своему подопечному время прийти в себя и осознать, где он и кто рядом с ним находится. Однако Нам-Гю всё никак не мог отойти от испуга. — Су-Бон! Это ты! Но ты ведь… Я знал, что это не может быть правдой! Танос хотел было переспросить, о чём говорит Нам-Гю, но понял, что это не имеет смысла. Парень до ужаса напуган и взволнован, ему просто нужно успокоиться. — Нам-Гю, тебе, должно быть, приснился кошмарный сон. — осторожно начал Танос, кладя руку на плечо подопечного. — Просто сон. Ты в безопасности, и тебе нечего бояться. —Но Су-Бон, ты же… Ты не понимаешь! — Нам-Гю дышал так часто и громко, что Таносу казалось, он мог слышать его сердцебиение. — Ты… Да ты затрахал уже умирать! С этими словами Нам-Гю толкнул Таноса в грудь, а потом вдруг бросился обнимать, крепко вцепившись руками в его спину. Танос слегка опешил от такого перепада настроений, но не растерялся. Он обнял парня в ответ, осторожно похлопывая по спине, и снова заговорил с ним: — Тебе приснилось, что я умер? Нам-Гю, не позволяй своему воображению брать над собой верх. Вот он я, сижу перед тобой живее всех живых. Да и потом, как я могу умереть? Я ж бессмертный — добавил Танос, усмехнувшись. Всё ещё обнимая Нам-Гю, он прислушался к его дыханию и понял, что тот плачет. Его плечи слабо содрогались, а едва слышные всхлипывания были такими горькими, что Таносу стало искренне жаль парня. Он подумал о том, как часто ему снились кошмары до попадания в центр, и о том, что тогда, вероятно, рядом не было никого, кто мог бы обнять и утешить. Единственное, чего он не понимал, так это почему сон о его смерти вызвал у Нам-Гю настолько эмоциональную реакцию. Обнимая друг друга, они сидели ещё долго, пока Нам-Гю, немного успокоившись, не отстранился от Таноса, вытирая лицо руками. Он грустно улыбнулся и сказал: — Ну я и позорище. Только не рассказывай никому, что я… — Не буду. — с пониманием ответил Танос. — И нет ничего позорного в реакции на стресс. — Не знаю, что на меня нашло… — начал Нам-Гю, конечно, немного лукавя, ведь он прекрасно понимал причину подобной реакции на сон о смерти Су-Бона. — Наверное, усталость. — Наверное, усталость. — спешно согласился с ним Танос. — Так что ложись и попробуй уснуть снова. Я не стану будить тебя рано утром, считай, что завтра у тебя выходной. — Боже, Су-Бон, я всё никак не привыкну к этому твоему учительскому тону. — улыбнулся Нам-Гю, смахивая слёзы, ещё не полностью высохшие на лице. — Ложись, ложись, ещё спасибо мне скажешь. — ответил Танос, демонстрируя непреклонность. — Кстати, а как ты вообще оказался в моей комнате? Неужели я так громко кричал, что аж в твоём крыле было слышно? — Я никуда и не уходил, спал на соседней койке. Это же твоя первая ночь, к тому же, господа Хван и Сон сказали, что ты вёл себя буйно — я должен был за тобой проследить. Это — моя работа. — сказал Танос, сам не веря своим же словам и надеясь, что его ответ звучит убедительно хотя бы для Нам-Гю. — А ты… останешься со мной? — осторожно поинтересовался Нам-Гю, робко подняв глаза на парня. — Я… останусь, конечно, не переходить же из комнаты в комнату посреди ночи, иначе буду шуметь и всех разбужу. — Нет, ты не понял. Ты останешься… в моей кровати? — произнося это, Нам-Гю был благодарен вселенной, природе и всем богам за то, что они сделали ночь тёмной, ведь, если бы не сумрак, Танос сейчас лицезрел бы его покрасневшие от смущения щёки. Однако это предложение вогнало в краску самого Таноса. Много лет назад он и представить бы себе не мог, что такой расклад событий в принципе возможен. Нам-Гю всегда казался ему неприступным и горделивым, далёким и таким манящим. С самого первого дня их знакомства, когда Нам-Гю предстал перед ним в облике учтивого и доброжелательного официанта в клубе, Танос не мог выкинуть из головы его образ: эту самоуверенную улыбку, эти гладкие чёрные волосы, его игривый взгляд и вместе с тем нотки какого-то холода в голосе. Он точно не мог быть только лишь вежливым официантом. А потом Танос узнал о его тайной жизни — жизни наркодилера. И понеслась. Этот Нам-Гю был просто невозможным — таким приветливым, принимая заказы в клубе, и таким холодным, продавая вещества, таким милым и таким наглым, таким внимательным и вместе с тем отстранённым. Танос нашёл его контакты через общих знакомых, звонил и писал ему, заказывал дозу за дозой, но так и не смог разгадать этого таинственного нарко-официанта. Что этот человек скрывал за своей загадочной маской? Почему он вечно держался от него на расстоянии, и даже в нерабочие дни почти никогда не присоединялся к его компании, обычно выбирая посидеть где-то в углу в одиночестве или с парой-тройкой друзей? Всё, что оставалось Таносу, это ждать следующей встречи ради покупки новой химозы. И каждый раз он пытался остаться с Нам-Гю хоть на секунду дольше, старался хоть как-то его задержать, хоть чем-то продлить время наедине. Он задавал ему вопросы, шутил, нес какую-то чепуху о природе и погоде, лишь бы этот невыносимый зазнайка хоть на секунду снял с себя эту ледяную маску и открылся ему настоящим, таким, каков он наедине с собой. И в те разы, когда ему удавалось пообщаться с ним побольше, Танос просто ликовал, считая каждый маленький диалог очередным шагом к сердцу Нам-Гю. Но Нам-Гю был крепким орешком. Самым крепким из всех, что Танос пробовал раскусить. О такой можно было и зубы сломать. Танос привык к постоянному вниманию к своей персоне, он был популярным, общительным, и мог найти общий язык с кем угодно. Ему никогда не составляло труда получить расположение милой девушки или горячего парня, лишь немного пофлиртовав. Однако случай с Нам-Гю был задачкой не из лёгких. Танос всё не мог понять, что же ещё сделать, чтобы этот человек открылся ему? Что он прячет за внешним холодом и этой напускной самоуверенностью? И вот теперь, по прошествии стольких лет, Танос наконец понял, что за этим прочным фасадом Нам-Гю всё это время прятал свою уязвимость, свою фарфоровую хрупкость и безграничную нежность, в которой и сам остро нуждался. Пройдя в своей жизни через настоящий ад, Нам-Гю не пытался больше никем казаться, у него не было на это сил. Он просто сидел напротив Таноса и просил его остаться спать рядом с ним. И опять Танос не смог отказать Нам-Гю. Вместе они забрались под одеяло, Нам-Гю устроился поудобнее на плече своего консультанта и довольно быстро уснул. Правду говорят, что после слёз спится легче. Танос же ещё какое-то время просто лежал, смотря в потолок и размышляя о прошедших годах, и как же радикально всё поменялось с тех пор. Эти мысли пробудили в нём такую жалость, такое сильное человеческое сочувствие по отношению к Нам-Гю и такую невыразимую нежность, что Танос не удержался и поцеловал его в лоб. Сам не ожидав от себя подобного поступка, Танос чуть было не дёрнулся, но вовремя осёкся, не желая будить Нам-Гю. Как же он мог? Это ведь против правил! Он — консультант, Нам-Гю — его подопечный, а с подопечными нельзя иметь… Ничего такого. Но ведь это просто поцелуй, правда? Ничего серьёзного? Точно. Это был просто обычный поцелуй от переизбытка чувств за эту ночь. Танос решил, что зря так разнервничался, и всё это, должно быть, вызвано обычным переутомлением, а потому необходимо поскорее засыпать, чтобы забыть об этом недоразумении утром. Он убедил себя в том, что забудет. Так же, как Нам-Гю убедил себя, что поцелуй Таноса ему просто приснился.