Мы в ответе за тех...

Одри безмятежно спала, раскинувшись на собственной кровати, и на губах ее блуждала улыбка. Не демоническая усмешка, о нет, улыбка шестилетней девочки, которой рассказали красивую сказку про балы, магию и прекрасную принцессу. Так, словно это не она только что чуть не отправила на тот свет человека, ради нее пытавшегося совершить безумный поступок. Верный Стэн лежал всё так же, зарывшись в ноги своей хозяйки, и смотрел на вошедших с недоверием. В глазах его промелькнул страх, он явно внутренне сжался, когда Гермиона присела на край кровати. Бедный маленький Стэн! Он до дрожи боялся за свою мамочку! Пока мужчины оборудовали спальню под пространство без магии, с крепкими запорами на дверях и окнах, Гермиона контролировала спокойный сон арестантки. Тристан показал, как работают кристаллы и как подпитывать их магической энергией. Один установили прямо за дверью снаружи, второй на потолке в гардеробной, создав для него специальную полость, не видную глазам. Были опасения, не накроет ли вновь созданная сфера и часть первого этажа. Но нет, к счастью, слабомощные артефакты не распространили свое действие за пределы этажа. Хоть в чем-то должно было повезти! Гермиона, попав под сферу без магии, почувствовала, что темная сила Империуса покинула ее, связь разорвана, и они обе свободны от ментальной зависимости. Это было как выздороветь после болезни! Мужчины забрали из спальни Омут памяти вместе со всей мемотекой и подали Гермионе знак спускаться вниз. Одри предстояло проснуться в новых условиях заключения, и теперь она вряд ли стала бы громить собственную спальню. Гермиона была очень зла на нее. Провокаторша содеяла наихудшее зло, сделав так, чтобы из-за нее иные люди взяли себе грех на душу. Так было с Анри, так стало с Гермионой. Поэтому теперь Грейнджер не желала и пальцем шевельнуть для благоустройства пленницы. Она собственными руками и с большим удовольствием разгромила бы спальню этой роковухи. Просто на клочки бы разметала! Но она подавила в душе праведный гнев. Не время поддаваться эмоциям. Но, уходя, силком взяла на руки демимаску. Тот цеплялся коготками за полог кровати, визжал и брыкался, звал на помощь проснувшуюся хозяйку. Гермионе было больно совершать такое насилие над глупеньким зверьком, она чувствовала себя жестоким бессердечным монстром, но просто не могла позволить, чтобы у Одри был хоть малейший шанс для побега. У Гермионы больше не было жалостливого, но глупого сердца. Слишком много зла та причинила. Слишком много зла. Гермиона сошла на первый этаж и спустила вопящего демимаску с рук. Тот запрыгнул на подоконник, а оттуда сиганул в сад, только лапы мелькнули. Он больше не доверял Гермионе. Она застала мужчин за проверкой электронной системы слежения, той же самой, которая была установлена в квартире Анри. Ни камера, ни монитор не пострадали от взрыва, и Малфой забрал их сюда. Они втроем, сидя у монитора, смотрели, как очнувшаяся Одри в ярости принялась швырять на пол вешалки с платьями, а потом схватила одно из них и стала кромсать ножницами. Гермиона с мрачным удовлетворением наблюдала, как бесится ее врагиня, хотя раньше извелась бы от беспокойства и угрызений совести. Лишь отметила про себя: “Ножницы надо будет забрать.” Закончив с системой слежения, мужчины принялись за мемотеку. Грейнджер уселась неподалеку, на деревянную ступеньку лестницы, прислонившись головой к перилам. Она чувствовала апатию и усталость, и лишь поверхностно слушала, о чем они говорят, не участвуя в разговоре. Она сделала всё на пределе ее сил сегодня, дальше мужчины сами разберутся. В какой-то момент под мерный гул их голосов она задремала, но когда открыла глаза, они всё продолжали разбирать фиалы с чужими воспоминаниями. Согласно их устному договору с Тристаном, он отделил из общей массы те воспоминания, которые содержали факты его участия в брачной церемонии Бернарда Кальдерона, кузена Одри. По словам магистра, ему для этого не нужно было даже просматривать эти воспоминания в Омуте. Таких набралось шесть. Шесть фиалов с воспоминаниями разных людей об одном событии стояли перед ними на столе. Два из них с пояснительными ярлыками, один с номером, остальные без. Рядом был Омут памяти, а еще красивая бутыль с магловским коньяком и пузатые бокалы. Мужчины позволили себе немного расслабиться после суматохи. Гермиона удивилась: Тристан и Драко общались весьма комфортно, даже дружески. Когда они успели сблизиться? Гермионе ппротянули бокал с коньяком. “Может, тебе прилечь?” — это Драко. Она покачала головой. Мужчины продолжали начатый ранее разговор. — У вас остается предостаточно материала для обвинительной речи в Визенгамоте. Спрячьте в надежное место, а лучше позаботьтесь о том, чтобы скопировать эти материалы. — Само собой. Тристан, если позволите. Я просмотрел большинство из этих воспоминаний, почти все. В том числе и те, которые вы сейчас отложили. У меня, как вы понимаете, возник вопрос, который жжет меня и требует ответа. При всем моем уважении к вам, как же так получилось, что вы возглавили тот ритуал? С Кальдероном? — Какова моя цена, ты хочешь спросить? За какие монеты можно купить совесть старого волшебника? — Мы вышли на такой уровень, когда уже ничего не скроешь за душой. Я уверен, что вами двигала не корысть, что у вас были веские причины принять постыдное предложение. Расскажите! Облегчьте душу. — Нет, сынок, мою душу этим не облегчить. Я расскажу, но только для того, чтобы успокоить вас. Чтобы вы не видели во мне монстра с тайными планами — как бы подставить вас и обелить себя. Слушайте. Это печальная история, и я не могу рассказывать ее без содрогания. Тристан плеснул себе еще чуть коньяку, неспешно покрутил бокал, тронул им бокал Драко и сделал глоток. Явно собираясь с мыслями. Лишь потом начал рассказывать. — Когда-то у меня была семья. Моя жена… не о ней сейчас речь. У меня был сын, Кристиан. Кристиан Дамиани. Он был красавец, весь в мать. Драко чем-то напоминает мне его, только масть другая, — улыбнулся Тристан, обернувшись к сидевшей поодаль, на ступеньке лестницы, Гермионе. — Он был гордый, независимый, учеба в Академии Шармбатон давалась ему с легкостью. С самого детства он желал стать аврором, и всё в нем было подчинено этому желанию. Кристиан рано оперился и на старших курсах перестал возвращаться на каникулах в отчий дом. Оправдывался необходимостью подготовки к профессии. Такая целенаправленность была в нем изначально. Неудивительно, что по окончании волшебной академии, как называют Шармбатон, он прошел экзамен и был принят в аврорат, а спустя два года возглавил бригаду авроров из пяти человек. Они называли себя “Ун Пуньо” — “Кулак” и все пятеро были отчаянные храбрецы. Как боевая единица, их бригада Пуньо во главе с Кристо Дамиани участвовала во многих схватках и получила заслуженную славу. Магическую Италию тогда раздирали на части мафиозные кланы. Война велась не на жизнь, а на смерть. И вот однажды Пуньо устроили засаду кровавому мафиози Мессина и его людям. Про этот клан ходили нехорошие слухи, самый невинный из которых был, что они продали душу дьяволу. Завязался бой, в ходе которого сам Мессина был смертельно ранен, а его приспешники обречены. И тогда отчаявшийся духовный шаман их клана, чтобы обеспечить перевес сил, активировал неизвестный никому темный артефакт. Я уверен, он и сам не подозревал о силе этого дьявольского орудия. И все, кто находились в этом поместье и к несчастью остались живыми, оказались в смертельной ловушке. Нет, смертельной, это очень мягкое слово. Адской ловушке. Сила заклятья, разбуженного этим артефактом, попирала саму смерть. Она создала темномагическую энергетическую воронку. Все живые, попавшие в эту воронку, мгновенно вознеслись в небо. Но не в рай. Они стали… дементорами. Произнося это слово, точно хриплый крик ворона сорвавшееся из уст, Тристан с размаху швырнул бокал о стену. С красивым звоном разлетелись стеклянные брызги, по стене расползлось пятно.. На глазах этот крепкий красивый мужчина превращался в согбенного старика с трясущимися руками. Гермиона встала и подошла к нему, приобняв его за плечи, вложила в его руку свой бокал с коньяком. Пытаясь совладать с волнением, Тристан отпил из бокала, и это, а может, дружеское участие Гермионы, ему помогло. Старик совершенно бесцветным голосом продолжал. — Я впервые говорю об этом. Эти слова впервые жгут мне глотку. Я не предполагал, что горе так больно облечь в слова. Но еще больнее всегда молчать о нем. Простите, друзья мои. Я продолжу. Не стану вдаваться в то, что я чувствовал, узнав о горестной судьбе моего сына. Я много лет посвятил тому, чтобы найти крупицы информации: как можно облегчить его участь. Ибо ему предстояло вечно и мучительно существовать в бестелесном облике, питаться людскими эмоциями и бесконечно, бесконечно страдать. Судьба и многолетние поиски свели меня с адептом Братства Молчащих и Постигающих Рочибальдом Таном, который стал моим наставником в познании учений этого Ордена. Он поведал мне, ничего не зная о моей ситуации, что существует артефакт, который условно можно назвать как Дар Смерти, который дарует свободу развоплощения и небытия страждущим этого духам, привидениям, инферналам и в том числе дементорам. Он существует не в единственном числе, но крайне редок. Вот этот артефакт из хранилища американского министерства и стал моей оплатой за проведение брачной церемонии Бернарда и Ребекки Кальдерон. Далее я пошел на поклон к Верховному Дементору, их главному распорядителю. Как я нашел его — это отдельная история. Но я сумел. Я умолял его о свидании с сыном, а он пил мое отчаяние и наслаждался. Я использовал всё свое влияние, основанное на темномагических знаниях, и я получил свидание. Я увидел его, моего Кристо, в последний раз. Я узнал его, хотя в нем не было уже ничего человеческого. Я принес ему спасение — Дар Смерти, и я своими руками развоплотил его, того, кому когда-то дал жизнь. Вот и вся история. Я заплатил за упокоение моего сына большой ценой. Здоровьем ни в чем не повинной Бекки Кальдерон. Да и собственной запятнанной грязью душой. Гримаса перекосила лицо Тристана. Было видно, что рассказ причинил ему много боли. Он больше не был для них Королем Секретов, он был Королем Отцов. Драко сидел не шелохнувшись в той самой позе, как тогда в зале суда, уперев локти в колени и пряча лицо в ладонях. Виден был лишь его затылок. Гермиона подошла и обняла старика: — Если нам удастся пережить эту схватку и выстоять, я надеюсь, мы сможем хоть в какой-то мере восполнить вашу потерю, став вам названными детьми. — Вы сделали для меня то, что сделал бы для сына родной отец, — сказал Драко. Он подошел к Тристану и Гермионе и обнял их обоих. Никто из них в этот момент не смотрел на камеру монитора, где сидя на груде вечерних нарядов, беззвучно и безудержно рыдала железная Одри. Да. Взрыв в мастерской при всей своей трагичности наделал много шума и принес много хлопот. Но не он был главным событием этого дня. Нет-нет. Точно. Не он.