Мы в ответе за тех...

— Тогда, в 98-м, чтобы закончить базовый образовательный курс и иметь возможность нормально жить в социуме, я должен был год отучиться в Ильверморни. Я выбрал факультет Рогатый Змей, элитный факультет, где могли учиться только чистокровные, — рассказывал Малфой. — Мое чистокровное происхождение позволяло мне это. Сказать, что я был там изгоем — это ничего не сказать. Вот когда я смог со стороны оценить, какой гнидой я был в Хогвартсе, какого высокомерного идиота из себя корчил, прикрываясь авторитетом моего отца. Но в Ильверморни мне было наплевать на всех этих папенькиных сынков, я действительно погрузился с головой в учебу. Их дисциплины не совсем идентичны нашим. Одри преподавала на нашем курсе Магическое искусство. Что это были за уроки! Волшебные артефакты, совершенно новые заклинания, магия, основанная на магловских технологиях. Все это будоражило мозг, расширяло границы, и человеком, щедро предлагающим мне это, была она, Одри. Она быстро смекнула, что я отщепенец в этом сытом благополучном обществе. После Рождественских каникул она договорилась с деканом, и мне предоставили отдельную спальню как жертве буллинга со стороны моего факультета. Это окончательно похоронило мои отношения с однокурсниками. Но для Одри это был лишь способ заполучить меня. Мы стали любовниками. Тогда мне казалось, что само солнце снизошло до меня. Я был ослеплен тем, что меня вознесли так высоко. Я перестал адекватно воспринимать действительность, перестал сам принимать решения. По окончании учебы я запутался настолько, что свято верил, что быть с ней — это действительно мое желание. Вот тогда впервые всплыла тема про непреложный обет. Тогда она не давила на меня, а как бы приучала к этой мысли. Но если бы она была хоть чуть-чуть настойчивей, мы бы поженились тут же, настолько я был очарован ею. Тогда я готов был пороть горячку, но вскоре протрезвел и понял, что надо становиться на ноги. Мне претило быть альфонсом, а чтобы не быть им, я должен был сам обеспечить свою жизнь. Я решил идти по собственному пути. Поступил в Университет, нашел работу, снял нам с мамой приличное жилье. В банке, где я начал работать с самых низов, меня в какой-то момент стали резко повышать по службе. Только потом я понял, кто приложил к этому руку. Мы продолжали встречаться с Одри, но иногда она пропадала из моей жизни, и надолго. Она играла со мной как кошка с мышью: временами мне казалось, что она оставила меня в покое и начинал сам строить свою жизнь. Но потом она снова появлялась. Я вспомнил все уроки тетушки Беллы по окклюменции, и мне это чрезвычайно пригодилось в отношениях с Одри. Сначала я боготворил ее. Потом бунтовал против нее. Я уходил, пытался взять свою жизнь в свои руки, но когда ей нужно было, она находила меня, и все становилось по её. Это произошло в 2003 году. Это был ужасный год для меня, моя жизнь сыпалась как карточный домик. Умер отец. Заболела мать. Я чуть не угодил в тюрьму. Одри появилась именно в тот момент, она стала тем человеком, в ком я находил утешение. И тогда с новой силой поднялась тема с обручением и Непреложным обетом. Она показалась мне такой логичной! И мы сделали это. Отныне, мы были обязаны завершить наши отношения свадьбой, расторгнувший же договор — умрёт. Тогда это казалось мне красивым ритуалом, да еще и с большой отсрочкой в пять лет. А сейчас… Возможно, я нахожусь под неким ментальным воздействием, потому что я привык подчиняться ей, и сейчас мне уже все равно. Такова история наших отношений. Слушай, я не понимаю, почему я говорю тебе всё это? Почему мне важно хоть капельку оправдаться перед тобой за то проклятое решение да и вообще за всю эту безумную в своей порочности связь. Но зачем ты всё это выслушиваешь? Это тебе надо бежать от меня как от чумного. Малфой замолчал. Они сидели рядом, привалившись спинами к одной стене, плечом к плечу друг друга. Холодало, и Малфой приобнял девушку одной рукой за плечи, чтобы она не касалась спиной голого холодного камня. Чуть прижал ее к себе, так было теплей. Это был такой естественный жест — прижаться, чтобы согреться, в нем не было ничего интимного, так могли бы сидеть брат с сестрой, беседуя о чем-то сокровенном. А Гермионе можно было бы вспомнить, что она вообще-то волшебница, достать палочку и наложить на обоих согревающие чары. Но у нее на момент его рассказа напрочь выключилось критическое мышление, которое прежде орало: “О нет! Он тронул меня за руку!” Гермиона положила голову на плечо Драко и, почти не дыша, слушала его рассказ. Обоим было боязно шевельнуться, чтобы не спугнуть этот хрупкий момент доверия между ними. — Ты не думай, что я так безразлично воспринял твое известие о планах моей порочной невесты. Это шок для меня. Но что толку метаться, если сидишь на крючке по самое нутро. Вот как, по самое нутро. Вдруг в ее сознании всплыло “Гермиона”, произнесенное впервые его губами. Ее просто затопила волна сострадания. И нежности. Но всем этим чувствам суждено было тут же разбиться вдребезги о стену неизбежности. Он обручен и обречен. Он по ту сторону пропасти, как в том сне. "Нет. Я не разожму". Гермиона разволновалась и даже выскочила из-под его руки. Теперь они сидели лицом к лицу, и их разделяло... да почти ничего не разделяло. — Нет! Я не разожму! — Ты о чем, Грейнджер? — Я не позволю этому случиться. Я... Я найду способ. Подумай, она же практически сквиб. Должен быть способ избавиться от этого... брака... От этого... мрака... — Ты думаешь, я не искал этот способ? Нет силы, способной отменить Непреложный обет. — Дай мне время. В моем распоряжении огромная библиотека Министерства Магии, а ведь туда вошли и национализированные библиотеки из Малфой-мэнора, Нотт-мэнора, особняка Лестрейнджей и других. Это богатейшее собрание магической литературы в Европе. — Ну, поищи. Потому что в библиотеке Американского Министерства я уже всё перешерстил. Нет ничего, и быть не может. Погоди-ка... — Что? Что? — В волнении Грейнджер сжала двумя руками ладонь Драко. — Ты сказала, что библиотеку Малфой-мэнора национализировали. Так? Но в нашем замке была секция с запретными книгами по темной магии, в какой-то момент в прошлом ее перенесли в подземелье. Скрыли для сохранности во время каких-то событий. Я уверен, что ее никто не обнаружил. — Но в Малфой-мэноре стоит охранная система, блокирующая доступ туда кому-либо. Туда невозможно попасть. Нужен допуск. — Ты не знаешь, что такое родовая магия. Да, конечно, откуда тебе... — Малфой осекся, поняв, что затронул скользкую тему. — Для меня, как потомка рода Малфоев (он горько усмехнулся), в этом замке нет и не будет запоров. Это основа основ, какие бы чары ни были наложены поверх. Мэнор всегда признает своего хозяина, до тех пор пока его остов не будет разрушен до последнего камня. По этой же причине они не могли найти библиотеку с запретной магией. Что закрыто Малфоями, откроет только Малфой. — Значит, нужно проникнуть туда! Нужно что-то делать! — с горячностью воскликнула Гермиона, колотя кулачком по его груди. — Я должна попасть туда! Я читаю санскрит, латынь, руны, клинопись и некоторые шифрованные письмена. Я... — Подожди. Ты не ответила. Зачем тебе всё это? Ведь я, как бы мне ни хотелось, ничего не смогу тебе дать взамен. Моя помолвка — это мой приговор. Зачем? Гермиона не знала ответа на этот вопрос. Когда-то десять лет назад, в зале суда Визенгамот она вскочила на эту дорожку, ведомая единственным взглядом его серых глаз. Все эти годы она и не подозревала, что дорожка, именуемая “Я в ответе за Драко Малфоя” продолжает удерживать ее и не собирается отпускать, а теперь еще и двигается куда-то вперед, набирая скорость. С нее невозможно спрыгнуть. — Зачем? Я не знаю. Я знаю только, что это важно мне как для себя самой, — серьезно сказала Гермиона. А потом усмехнулась и добавила: — А, вот, придумала. Ты мой должник, и я хочу, чтобы когда-нибудь ты мог отдать мне долг. Чтобы ты остался жив и здоров. Я ответила на твой вопрос?