Мы в ответе за тех...

Гермиона стояла у парапета на набережной Виктории, и ветер с Темзы трепал ее вольные волосы. Это было ЕЁ место. За ее спиной проходили люди, веселые и грустные, добрые и не очень. Никому не было до нее никакого дела. Облокотясь на каменную ограду, Гермиона бездумно смотрела на текущую воду, на отражения в волнах фонарей, на игру света и тени. Она никуда не спешила. Уже не спешила. Она наблюдала, как белокрылые чайки кружат над Темзой, резко кричат, знаменуя свою вечернюю охоту. Рядом с ее локтем на парапет уселась крупная чайка и уставилась на нее лукавым круглым глазом. Гермиона протянула к ней руку, и та вспорхнула, размашисто маша крыльями. Свободная. Гордая и независимая. Взмахнуть бы вот так уверенно крыльями, приподняться и-и… Но не было у Гермионы крыльев, да и горькие мысли тяжелыми гирями притягивали к земле. Не хотелось их думать, хотелось выгнать прочь из головы, но мысли снова и снова возвращали ее в сегодняшний день. ***** Сегодня Одри явилась на работу после трехдневного отсутствия, довольная и благостная, как большая сытая кошка. Она зашла в лабораторию, промурлыкала приветствие, дала некоторые указания и скрылась в своем кабинете. Одри ни словом не упомянула о визите Гермионы в ее сад и посещении "зверинца". Складывалось впечатление, что ни Перри, ни питомцы не захотели рассказывать о том, что Гермиона приходила проведать их. По требованию шефини Грейнджер безотлагательно подготовила некоторые отчетные документы и докладную записку о том, как прошло совещание с министром. Все это сложила в свою деловую папку и направилась в кабинет Одри. Вошла, да так и застыла на пороге. Одри была не одна. Она была со своим женихом. Одри сидела на коленях у Малфоя в совершенно недвусмысленной позе. Бедра разведены, задирая юбку. Спина максимально прогнута. Рука обвила его шею. Голова чуть запрокинута. Прерывистое дыхание и воркующие смешки. Она сидела спиной и не видела Гермионы. Малфой тоже не видел вошедшей, всецело занятый тем, что целовал Одри в настежь распахнутое декольте. Но даже еще не видя Гермионы, он почувствовал ее, понял, что произошло, напрягся и замер, не поднимая глаз. Да, она прекрасно успела это увидеть — его нежелание встретиться с ней глазами. Девушка мгновенно выбежала из кабинета. Хлопнула дверь. Пока еще не все осознав, Гермиона шла по коридору и думала: как же так? Провокация? Она зашла в кабинет по предварительной договоренности, правда, точное время не обговаривалось. Зайди она на десять минут позже, и сцена, начавшаяся на стуле могла бы уже перерасти в сцену на диванчике, который стоял тут же, в кабинете. Никаких заглушающих или просто запирающих заклятий. Создалось стойкое ощущение, что Одри намеренно спровоцировала эту ситуацию и наглядно продемонстрировала, чей Малфой. Гермиона, даже не попытавшись сделать ни одного хода, уже проиграла. Твой он, твой! Оставьте меня в покое! Вы оба! Вернувшись в свою лабораторию, Гермиона попыталась отвлечься работой. Но поняла, настраивая микроскоп, что руки ее мелко подрагивают и не желают успокаиваться. Попробовала делать подсчеты на компьютере, но вскоре обнаружила собственную же ошибку. Ну чего ты так разнервничалась? — спрашивала себя снова и снова. — Чего из этого ты не знала? В конце концов она сдалась и обратилась к Невиллу с просьбой прикрыть ее в случае необходимости, а она собирается уйти домой. Тот пообещал, удивленно покосившись на нее: Гермиона почти никогда не покидала министерство в рабочее время. — Неважно себя чувствую, голова болит, — отмахнулась Грейнджер. Ей страшно хотелось побыть одной и в тишине. Анри, скорее всего, сейчас в мастерской, работает, и если она тихонько зайдет в дом, а потом в спальню, может, удастся немного поспать, без вопросов-расспросов. Гермиона бесшумно открыла дверь, машинально сняла жакет и обувь и направилась в спальню. Еще не дойдя до нее, она уже все поняла. Оттуда доносились ритмичные звуки совокупления, сопровождаемые беспорядочными возгласами и вздохами. Анри вдохновенно трахал какую-то из своих натурщиц. Гермиона развернулась и тихонько пошла обратно, к выходу. И точно так же, как утром Малфой, Анри почувствовал ее присутствие. А может, уловил ее шаги. Как бы то ни было, Гермиона услышала за своей спиной какой-то грохот, его оклик “Эрми!”, какие-то сбивчивые слова, но даже не обернулась. Выйдя за дверь, она тут же аппарировала в Косую Аллею. Дальше делала всё не думая, механически. Зашла в пустое днем кафе. Заказала кофе. Вспомнила, что и жакет, и сумка, а значит и деньги остались в прихожей ее бывшего дома. Лишь палочка была всегда при ней. Отменила заказ. Вызвала патронуса (с большим трудом, из-за поникшего духа это удалось не сразу) и отправила его к Невиллу с сообщением: “Я поживу у тебя. Не пойду ни к Гарри, ни в Нору. Пришли мне адрес, после работы жди”. И вот теперь она стояла у парапета на набережной Виктории, ёжилась от вечерней прохлады, разговаривала с чайками и снова и снова мысленно перелистывала сегодняшний день. Из всего сумбура, роящегося в голове, выделились три основные мысли, все разные по эмоциональной окраске. Первая мысль. Гермиону саму очень удивило, как спокойно она восприняла измену Анри. Она не испытала горечи, а, наоборот, почувствовала облегчение, словно сбросила с плеч груз. Словно снялась тяготившая ее забота: не причинить боли Анри. Когда их отношения только начинались и Морришаль красноречием, нежностью и настойчивостью растопил Гермионино сердце (если сказать точнее, уговорил попробовать), она уже тогда знала, что все это временно, что придет срок — и они расстанутся. Откуда была эта уверенность? Просто Гермиона никогда не была влюблена в Анри. И вот теперь его измена — это повод, чтобы завершить эту историю. Изменив, он отпустил ее. Освободил ее от чувства вины. Вторая мысль тоже заставила ее удивиться: ей было больно, больнее, чем она могла себе признаться, от сцены, увиденной утром. Вопреки всему, что она знала об этой паре, Гермиона надеялась, что Малфой испытывает лишь чувство благодарности к Одри, но то, что она увидела, рассеяло все ее сомнения. Эта сцена была приговором тем нежным росткам симпатии к Драко, которые проросли в душе Гермионы. Одри рассчитала всё верно. Выполола ростки одним махом. Потом пришла и третья мысль, и она очень рассердила Гермиону, просто привела в ярость — Морришаль использовал для своих похотливых похождений их спальню, их кровать. Как давно это длится, и сколько дурочек перебывало в ее постели?! Вот этого простить ему она не сможет. И вернуться в этот дом тоже. Сам факт физической измены был не столь разрушителен, как факт предательства, осквернения ее ложа и ее веры этому человеку. Что же сегодня за день такой! Под какое проклятье она попала, что сегодня дважды стала свидетелем чужой похоти? Гермиону затошнило, голова закружилась, и ей пришлось уцепиться за каменную ограду, чтобы не упасть. Тише, девочка, спокойней. Это крушение всяческих иллюзий. Пора начинать новую жизнь.