Silentwood

За руль родного автомобиля Чимин вызвался сам, и главной причиной стало не только отсутствие прав у Чонгука. Три часа назад он встретился с родителями, а руки дрожат до сих пор. Он постоянно прокручивает диалог в голове, старается отвлекаться на мысли о сделанных документах Чона, и что теперь проблем с дальнейшим проживанием не будет. Ещё и Тэхён, с ним прощание немного затянулось. Читалось по глазам, сколько запланированного стёрлось в один миг. Но снова и снова мозг возвращал к тому разговору у порога, где бесчисленное количество ссор будто бы стёрлось за секунду. Особенно отчётливо он помнит момент приезда к дому. Чувства накатили те же, что и перед встречей с Тэхёном, но их крутило в тайфуне сомнений. Он был уверен: родители будут бесспорно удивлены, возможно и глазам не поверят, а как поступят дальше? План рассказать об отношениях с Чонгуком всё ещё в силе, там они и Киму вполне способны донести из-за расспросов. Всем известна их привязанность друг к другу, Тэхён всегда многое знал наперёд. Впрочем, уже неважно. Пойдёт, как пойдёт. И с этим девизом они оба оказались у двери. Сердце задрожало. Так много оставлено позади, а простой разговор с родителями казался не меньшим адом. Будто сейчас, в очередной раз прогуливая пары универа, в прихожей наткнётся на отца, что перерастёт в громкий спор. Тогда к нему подключится мать, ведь мешают смотреть любимый сериал и, поняв, как бессмысленно вдалбливать понятия о «настоящей» работе, крикнет «заткнулись оба» и пошлёт мужа в магазин, а сына к себе в комнату, лишь бы не цапались. Позиция её постоянно оставалась неизменной, просто закончились силы на ссоры, а отец на этот счёт никак не унимался. Поэтому Пак боялся звонить в дверь. И когда перебрался в собственную квартиру, страх остался, только уменьшился, ведь в любой момент можно завершить разговор и уйти. Теперь-то есть куда ехать. На сей раз тоже, аж в другой город, однако впервые парень по-настоящему хотел, чтобы беседа закончилась хотя бы на нейтральной ноте. Он мечтал уехать без груза в груди и, нажав на звонок, застыл, как Шутница в свете фонаря. Забавное выражение, если не знать на что способна эта тварь. Стрелка часов перевалила за пол восьмого утра, так что дверь отрылась через пару секунд, – отец как раз собирался на работу: стоял в прихожей. В глазок никогда не смотрит, так что реакция последовала мгновенная. Здесь они с Тэхёном одинаковы – замерли. Заметны седые волосы, морщинки возле уголков глаз и приоткрытого рта. Два года казались огромным сроком, но таким маленьким, если видеть, как время отнимает былую молодость родителей. — Ч-чимин? — дрожащим шепотом слетает с губ отца. Сумка ноутбука в руке сразу падает на пол. Два неуверенных шага через порог их сближают, только по сравнению с Кимом, мужчина пересекается глазами с Чонгуком, сдвинув в непонимании брови. Задавать вопросы не решается, да и будто бы боится обнять: Пак заметил, как рука приподнялась и сразу опустилась. Не так он представлял встречу, но и не ждал душераздирающей картины и чужие слёзы. Отец плакал два раза в жизни: на похоронах матери и когда после них напился, сидя на кухне и рыдая в плечо жены. Чимину было пять, но это он помнил отчётливо. Расстраивает ли факт, что прошедшие три минуты прошли в неподвижном молчании? Пак бы сказал, что нет. Его привязанность к Тэхёну, как к брату, перечёркивала отношения с семьёй. Если в ребёнке не видят таланта, не поддерживают и не увлекаются его жизнью, как можно выдавливать из себя слёзы? Чимин не чувствует то, что пожирало изнутри в городе. Тогда он хотел спрятаться в объятиях матери, услышать голос отца, лишь бы убрать из головы жуткие паучьи визги или хитрый смех Шутницы. Сейчас он хочет развернуться и сбежать, потому что нос щиплет не от радости возвращения, а от нарастающей обиды. Если бы отец правда скучал, давно завёл в дом, позвал мать и закинул кучей вопросов, а не стоял, как истукан, боясь посмотреть в глаза. — Ты вырос, — хрипит его низкий голос, как раз в момент желания уйти. Чимин себя останавливает, но не по причине продолжать слушать и выдавливать из себя улыбку. Она появилась сама. Скорее истерическая. Ноги начинают дрожать, потому что нет тех эмоций, нет того, что он ждал получить. — Это всё, что ты скажешь? — усмехается, а сзади на плече чувствует ладонь Чонгука. Кажется эта напряжённость пробралась и к нему. — Мы боялись- — Вы боялись, и сейчас ты просто стоишь с безэмоциональным лицом, словно разочарован в моём возвращении?! — вспышка, которой не ожидал даже Чонгук. Его рука одёрнулась назад, когда парень сделал шаг, приблизившись к мужчине. Тот испугался. — Чимин, успокойся, — пытается утихомирить отец, подняв руки и слегка отступив к порогу дома. Он... боится? Или это что-то другое? — Я спокоен, — цедит сквозь зубы. — Просто странно, когда твой сын исчезает на два года, а потом возвращается, получая абсолютно ничего, — смешок, разрывающий его зашитые на время раны по швам. — Когда я думал, что вы меня ненавидите, не догадывался, что настолько. Не стоило мне возвращаться. Он держался изо всех сил, чтобы не проявить слабость. В этот раз страха не было, наоборот, боялись его. Слёзы накатывали сильнее, желание выплеснуть всё в салоне машины казалось единственным вариантом, лишь бы не запустить ситуацию в ещё худшее положение. Ответы получены, родителям плевать, а те сообщения возможно были чисто из вежливости. Больно осознавать, что в родном доме тебя никто не ждал. Чимин развернулся, собираясь быстрым шагом избавить себя от вида отцовских глаз, которые до сих пор не могли смотреть в ответ, но сделать шаг не смог. За запястье резко развернули и крепко прижали к себе. Он не боролся, хотя ужасно хотел вырваться. Остановили услышанные всхлипы, сопровождающиеся вздрагиваниями спины. Они становились всё чаще, плачь громче, а Пак пялился в мёртвую перед собой точку, не в силах обхватить мужскую спину руками. Рана на своей болит, возможно снова окрасит бинты в красный, но сейчас это совсем не волнует. Парень готов перетерпеть, об этом вообще не стоит рассказывать. Не верится. Отец плачет, что-то неразборчиво шепчет, кажется улавливается «прости» и «скучал». Это реальность? Чимину же двадцать восемь, не десять лет, когда в Рождественскую ночь идёт обмен подарками, за что каждый благодарит подобным способом. Он же «бестолочь», «идиот», «бездарность» и ещё сотни похожих слов на ежедневной основе. Позор семьи. Тогда почему отец уже захлёбывается в слезах, не желая выпускать из рук около четырёх минут? Почему не сделал так раньше? Почему Чимин начинает рыдать точно так же, сжав ткань его любимой клетчатой кофты в кулак до боли? — Прости, прости, сынок, прости, — продолжает он шептать надрываясь. Так он не плакал никогда. — Тэхён рассказал, что ты не хотел нас видеть, поэтому и исчез. Мне ужасно стыдно, что наши слова так повлияли на тебя. Прости, что я не принимал тебя, не поддерживал, считал обузой. Я думал, ты вычеркнул нас из жизни. Новые мокрые дорожки продолжали заливать щёки, а дыхание перехватило. Тэхён уже успел придумать легенду, чтобы облегчить разговор с родителями. Умно, теперь это вполне хорошо объясняет реакцию отца. Он тоже имел право обидеться, ведь представить: сын, ничего не объяснив просто испарился со всех радаров на два года. Все подняли панику, а потом бы оказалось, что его лучший друг всё узнал раньше и молчал до сих пор. Зная причину и истинного виновника, коем мужчина себя считает, ожидаемо, что стыд не позволит смотреть в глаза. Его пожирало ужасное чувство. Тем более прошлому поколению легче поверить в это, чем существование того же Сайлентвуда. Как сказал Ким, тогда даже полиция посмотрела на него как на идиота и быстро прекратила поиски. Конечно выставлять родных полностью виноватыми Чимин не хотел, однако портить легенду, на что совсем нет времени, так же не видел смысла. Теперь он колебался, ведь одна из причин этой встречи – сообщить об очередном исчезновении. Пока парень собирался с силами, подбирая с каких слов лучше начать разговор, в проёме появилась мать, большими краснеющими глазами рассматривая его лицо. Она ничего не говорила, как только их взгляды пересеклись, то подбежала с другой стороны, и обхватила обеих руками, присоединяясь к изливанию солёных дорожек в плечо сына. Один Чонгук стоял в стороне и держался. Именно держался, ведь его родители остались вечными жильцами Сайлентвуда. Больше не обнимут, не похвалят, не сводят на совместные киносеансы и даже просто не покажутся перед глазами. Он отводит взгляд к земле, прикрывает веки, пока не слышит вопрос от женщины: — Это кто? Твой друг? Чимин, отстранившись, оборачивается. Сначала чувствует укол вины, догадываясь насколько тяжелой была для парня картина воссоединения семьи, а затем поджимает губы. Если до встречи он был твёрдо уверен рассказать об отношениях, то сейчас изо рта не выходит ни звука. Мать старше отца на три года, на ней последствия времени отразились сильнее: больше седины у корней, морщин. Чимину страшно, что момент, в котором он спустя столько лет впервые почувствовал себя частью семьи, может из-за одного заявления разрушиться. — Это... очень дорогой мне человек, — решает пока не говорить напрямую, подзывая его к себе. — Чонгук, — коротко кланяется, видя перед глазами мужскую ладонь. — Приятно познакомиться, Чонгук. Зайдёшь в дом? — Нам... надо ехать, пап, — Чимин не представлял, что сказать это так тяжело. Причём, используя не заезженную формулировку: отец. — В Тэгу. У меня съёмки и много планов. Возможно я останусь там жить на пару лет. Резкий вброс, – все тут же перевели на него непонимающие взгляды. — Уже уезжаешь? — голос мамы тоже изменился. Стал более усталым. — Но ты же только вернулся. Останься хотя бы на ночь. — Не могу, билеты уже куплены, — снова приходится врать, как же неприятно. — Кстати, моя машина здесь? — Да, Тэхён забирал после ремонта, в гараже, — кивает отец, убрав руки в штаны. — Тогда звони хоть. Раза в две недели будет достаточно. — Я постараюсь чаще, — и улыбка появляется настоящая, несмотря на то, что слабая. Исчезает быстро, ведь данное себе обещание до сих пор не выполнено. Лучше уехать с более-менее спокойной душой, чем думать, почему не рассказал сразу. — И ещё... вообще, Чонгук мой парень. Время словно застыло. Правильно ли он поступил? В любом случае пути назад нет, а реакция пугает до мурашек по позвоночнику. Отношение матери было известно давно, интересно, из-за долгого отсутствия сына, станет ли относиться лояльнее? Почему-то судя по сведённым к переносице бровям, рассчитывать на хороший итог не получается. — Ты гей? Господи помилуй, — она не просто удивлена или расстроена. На лице настоящий шок. — Я думала ты нормальный. Ожидаемо. Чимин понимал какие слова будут ждать впереди. Нормальный ли он? Абсолютно. Просто есть люди, не способные это принять, и безвыходное положение, когда эти люди – твои близкие. Отец же, на удивление, лишь слегка поднял брови, но не сказал ни слова. — Ты уверен в этом? — продолжает женщина, уже, наверное, молясь, чтобы сказанное было шуткой или ложью. Не хотелось расходиться на такой ноте, но внутренние установки, в попытке защиты собственного «я», в качестве доказательств, сцепили руку Чонгука с собственной, крепко сжав. — Как видишь. — Ваш сын – самый прекрасный человек, которого я когда-либо встречал, — решает поддержать Чон, смелее делая шаг навстречу. — Вы – родители. Разве это не вызывает желания хотеть для него самого лучшего? Если в этом его счастье, какие могут возникнуть претензии? Что он по парням? Что раньше такого не было? Советую почитать историю. Это было и будет всегда, независимо от попыток гомофобов избавиться от, как Вы сказали, всех «ненормальных». Тон Чонгука серьёзен, настроен принимать всё во штыки. Он защищал Чимина от опасностей города, а сейчас готов защищать от родителей, оставшихся жить в первобытном веке. Такой реакции в своё время он как раз и боялся, если бы вышел с Юнги на взаимность. Издевательства, насмешки, от кого-то ненависть. Всё это бесспорно было бы обеспечено. — Не могу слушать, — выдаёт женщина, поспешно направляясь в дом и исчезая за захлопнувшейся дверью. Как в стену горох. Таких не переубедить, остаётся дать время на принятие или, вернее сказать, смирение. — Неожиданно, — прочищает горло отец, шумно вдыхая и выпуская воздух. — Это точно не какой-нибудь этап чисто из любопытства? Ты же пробовал с девушками? — Отец, — снова это форма: опять отдаляются. — Хорошо, ладно, — снова вздох. Как же это тяжело им даётся. — Я поговорю с ней и сам попробую принять, — разворачивается, на секунду останавливаясь и продолжая через плечо: — Береги его и... хорошей поездки. Чон понял сразу – первая просьба адресована ему, поэтому уверенно кивнул в ответ. Так они и оказались в дороге, где Чимин пытается сосредоточиться на прямой полупустой трассе, прокручивая сотни вариантов итога разговора матери с отцом. Всё ещё не верится, что реакция второго была вполне адекватной. Без ссор, криков и истерик. Может сейчас переварить признание не просто, но дальше должно стать легче. Обмана, итак, уже достаточно. — Они поймут, — спустя три часа молчания выдаёт Чонгук. Честно, лучше бы молчал дальше. До города остался всего час, его тоже было предпочтительно провести в звуке рычащего двигателя. — Я уверен. — Мне всё равно, — он сам хочет, чтобы слова были правдой, пытается внушить себе, поверить, но ни черта ему не плевать. И Чон не глупый, ложь вычисляет сразу. — Главное, что ты рядом. — Не обесценивай родителей, — сразу находится ответ. — Ты можешь злиться за такую реакцию, это нормально. Им просто надо переварить и принять. Во многом правда. Вернее во всём. Сейчас они на взводе, возможно, как было раньше после ссор, сидят за столом на кухне, пока греется чайник, молчат и обдумывают, как поступить дальше. Потом выпьют по кружке кофе, потому что после него наоборот захочется спать вдвойне сильнее, и пойдут в комнату, где пялясь в потолок решат обсудить тему спустя двадцать минут бессоницы. На работу отец точно не пойдёт, тяжело дастся день, а значит бессмысленно потратится впустую. А что сделает Чимин? Его голова забьётся снятием квартиры, обустройством, а потом лечением Чонгука. Не должно быть повода переживать. Если не примут, опыт жизни без родителей имеется. Пак молча кивает, понижая скорость перед поворотом, а сам внезапно чувствует исчезнувшую часть тяжести груза с плеч. Всё-таки из младшего вышел бы неплохой психолог.

***

Найти квартиру оказалось проще простого. В телефон парень скачал приложение, через пару минут попалась квартира за неплохую сумму в месяц, а так как проблем с деньгами нет, то один звонок, недолгая встреча в самой квартире и получение заветных ключей заняла не больше двух часов. Они представились хозяину друзьями детства, которые сквозь огонь и воду студенческих экзаменов шестилетнего обучения решили вместе снимать жильё и работать. За столь недолгое время на свободе Чимин понял, что научился профессионально лгать и, главное, очень правдоподобно. После выгрузки чемоданов, они сразу направились в магазин. На удивление, маскировка помогала хорошо прятать лицо, да и мало кто в Тэгу смотрел его видео. Статистика охватывала в основном Сеул, Пусан, Нью-Йорк и Лос-Анджелес, здесь же подписчиков должно быть меньше всех, если вообще остались. Блогеров часто забывают после долгих исчезновений, плюсом пропажу крутили в новостях, но всего лишь один раз в конце выпуска около десяти секунд. Как раз два года назад. Честно, Пак не сильно расстроится, если его забудут. Грандиозное возвращение уже не кажется интересной затеей, не значит ли это, что всё-таки перерос? Или травма засела настолько глубоко, что найти выход без чьей-либо помощи не сможет? Но кто способен помочь, не приняв за сумасшедшего? Доверять психологам рискованно, и тогда Чимин понимает, что советы-то не нужны. Пройденное дерьмо не сотрётся, его можно только постепенно выливать, пока не останется на минимуме, на самом дне. Поэтому по приезде обратно, выгружая пакеты продуктов и некоторых другого рода вещей, его словно озаряет гениальная мысль. Некоторым нужен психолог, чтобы выслушали, ведь никто другой не способен. Это нужно и ему, несмотря на то, что Чонгук более чем способен поддержать. Необходимо видеть себя со стороны, чтобы перебороть. Чтобы когда перед глазами появлялся тот травмированный парень, с каждым разом исцеляясь всё больше, смотреть на него становилось легче. Сделать это поможет видео. Оно никуда не просочится, останется в памяти камеры. Дальше формат поменяется, скорее всего перейдя на влоги. Два утерянных года жизни Чимин хочет вернуть, полноценно ощутить и в качестве извинений за долгое отсутствие дать подписчикам, тем преданным, что до сих пор в цифрах канала, небольшой подарок – розыгрыш на забранные с Сайлентвуда комиксы и фигурки. Пусть хоть что-то запланированное сбудется. — Не хочешь сообщить Тэхёну, что мы приехали и заселились? — расставляя продукты в холодильник, спрашивает Чонгук. Из-за длительного молчания отвлекается, замечая как долго парень рассматривает камеру в ладонях. — Хочешь снять видео? — Нет, — а это звучит сразу, когда убирает её на стол. — Не сейчас. Утром поедем в больницу, так что быстрее закончим – быстрее ляжем спать. Обыденность, и слышать что-то подобное ужасно непривычно. Чон бы не удивился, если речь шла о больнице, в которую необходимо идти на поиски лекарств для лагеря. Самая обычная, где его положат в стационар или направят только на дневное или вечернее капанье лекарств, звучит довольно... неестественно. Вдруг ещё возникнут вопросы насчёт шрамов? У него почти пол тела исполосовано, не считая тот огромный до поясницы, и их происхождение известно только одному человеку. Причём не до конца, у многих комичные истории возникновения, когда-нибудь он обязательно найдёт момент рассказать, так как не успел в городе. — Я не хочу спать, — хмурится, продолжая складывать яйца по своим лоткам. — Только одиннадцать вечера. Может фильм? — Фильм? Какой? На деле неважно какой, стресс утягивает в сон, а отвлечься не помешает. Всё равно заснёт в середине сюжета. — Мой любимый. Думаю, хочу пересмотреть его с тобой, — как когда-то делал с Бомгю. Отказать невозможно. Ещё час они потратили на уборку вещей в нужные места, затем Чимин ушёл в душ, пока Чонгук копался в ноутбуке, удивляясь насколько далеко зашли технологии. Он еле разобрался с точкой доступа, чтобы раздать интернет, ведь пропустил объяснения Чимина мимо ушей из-за слишком большого количества информации. Даже, признать, почувствовал себя стариком. — Так что за фильм? — снова задаёт вопрос Пак, на ходу натягивая футболку. Из ванной идёт пар со свежим ароматом лайма. Напоминает моменты в лагере. — Узнаешь, — ставит ноутбук на столик посреди зала. — Бинты поменял? — спрашивает, когда тот садится. — Дай глянуть. Чимин не успевает открыть рот, как чужая рука задирает ткань сзади на половину. Пальцы едва касаются свежего бинта и, кивнув самому себе, отпускает. — Убедился? — Ага, — поднимается, — не подсматривай название, я быстро. Чонгук уходит в душ. Они могли бы не тратить время и сделать это вместе, но... стыдно? Чимин не понимает откуда возникло это чувство, ведь поцелуи, касания, слова до возвращения в Сеул не вызвали ни капли смущения. Теперь он боится допустить мысль, чтобы во время просмотра лечь парню на колени, а хочется этого невыносимо. Может, повлияла настолько внезапная смена обстановки или разговор с родителями? Откуда-то стали лезть мысли, что он поступил неправильно, эгоистично. Родители давно, ещё до поступления в школу рассказывали, насколько желанным ребёнком он был, а стал в итоге сплошным разочарованием. Не та работа, не те отношения, бесследная пропажа на два года, в добавок следующая как минимум на три. Поставить себя на их место несложно, понять тоже, но пытались ли понять они? Вот в этом Пак уверен точно: вряд ли. Впрочем, взвешивая плюсы и минусы, определённый вывод напрашивается сам. Вернувшись в тот момент снова, когда отец открыл дверь, Чимин бы поступил точно также. Пусть эта правда окончательно разрешит их проблемы. Одно знает точно – звонить им сам не осмелится, сейчас всё зависит от родителей. Когда Чонгук возвращает, старший более смелее подвигается ближе, выполняя заветное желание: устраивает голову на чужих коленях. Ощущается, как на секунду его бёдра напряглись и тут же расслабились, вдобавок даря пальцы, впустившиеся в волосы. По одной заставке на экране появляется предположение. Кажется они с Тэхёном как-то смотрели его. Трёх минут хватает, почти одновременно с появлением названия на весь экран Чимин догадывается сам. — «Трасса 60»? — Смотрел? — Лет пять назад, почти ничего не помню, кроме момента в кафе. — Когда мужик сделал огромный заказ, а другой поставил сто баксов, что тот не съест? Слабый кивок. Чимин бы не задался вопросом, почему из стольких фильмов выбор пал именно на этот. Ожидался боевик, может, триллер, но не комедия. Чонгук бы ответил просто: именно этот фильм стал последним, который он смотрел со своей семьёй. Тот вечер был чересчур уютным, словно сказочным. С появлением тварей на улицах он пытался искать способы не сойти с ума, и мысленно вернуться к одному из семейных моментов очень помогала кассета с этим фильмом. Каким-то образом он отложился на полку с ценными вещами, о которых способны узнать немногие. Бомгю стал первым, с кем ощущался тот тёплый домашний вечер, пока сюжет на экране затягивал словно впервые. Теперь Чимин. Не так важно, что для него многое покажется знакомым, в данный момент оба желают максимально отвлечься, и, зная, что Пак по-любому уснёт, Чонгук не прекращает перебирать чужие волосы между пальцами, отдавая предпочтение не заученной картинке, а быстро ставшему спокойным дыханию. Слабая улыбка трогает губы. Наверное имея планы, где нет места мыслям о выживании, должно стать легче. Должно, но не факт, что станет. Чонгук не хочет загадывать наперёд, в Сайлетвуде понял, насколько это глупо. Он просто хочет знать ответ на возникающий в голове тихим голосом вопрос: «Мы в безопасности?» — Заведём собаку? — интересуется осторожно, тихим голосом в момент затишья фильма. Скорее в первую очередь желает убедиться кое в чём. И ожидаемо в ответ сплошное сопение. Со спящим Чимином на коленях, в тепле, уюте новой квартиры, без пистолета под подушкой и постоянного страха за каждый чёртов день, Чонгук, наконец, может дать точный ответ. «Да, теперь мы в безопасности».

***

— Здравствуйте, присаживайтесь, как Ваше имя? Не успел Чонгук открыть дверь в кабинет, как врач уже зовёт на кушетку. Со стороны он наверное похож на маленького ребёнка, потерявшегося в бескрайней толпе. Даже испуганно смотрит назад: на стул, где сидит Чимин, кивком указывая заходить. Отец и сын в чистом виде. Просто Чон последний раз был в больнице в качестве пациента лет в одиннадцать, когда после падения с велосипеда мама завела подозрения на перелом. Отстояв три часа в очереди, выяснилось, что это простой ушиб. Так что исчезая за дверью, парень понимает, насколько сейчас может опозориться. — Имя? — повторяет мужчина, ожидающе сталкиваясь с ним глазами. Чон тут же отводит взгляд в сторону, положив руки на колени. Забавно, он вообще-то стольких существ убил, не сосчитать. Бояться врачей просто смешно. — Чон Чонгук, — как назло голос задрожал. Он себя в лоб ударить готов. Хватит бояться! Врач кивает, несколько раз щёлкая мышью и внимательно рассматривая что-то на мониторе компьютера. — Хорошо, — видимо нашёл среди своих записей, поэтому откидывается на спинку стула, вновь изучая взглядом. — Жалобы? — Эм... пару лет назад я ударился головой. Достаточно сильно. Думал само пройдёт, а потом так болеть стала. Иногда слышу голоса и могу потерять сознание. — Была неконтролируемая агрессия? Он тут же вспоминает момент под дождём. Среди обломков разрушенного здания, под которыми до сих пор разлагается тело Юнги, он вспылил, причинив Чимину боль. Это возникло внезапно, по щелчку пальцев, хотя парень же себя знает. Никогда бы не поступил подобным образом просто так, — кивает. — Плохо. Что ж Вы раньше не обратились? Если запустить, последствия будут нешуточными. У Вас была тяжёлая степень сотрясения. Я удивлён, что спустя столько времени Вы всё ещё здраво мыслите. Сделаем снимок, — он поднимается из-за стола, убрав руки в карманы халата. — Как конкретно получили травму? Они обговаривали возможные подозрительные вопросы с Чимином, но всё вылетело из головы. Несколько секунд Чон чешет затылок, а потом издаёт тихое «а». — В драке. Заступился за друга, у нападавшего была бита. Металлическая. Несколько раз прилетело по макушке. — Я всё ещё удивлён, что Вы оставили это на самотёк. Пройдёмте. Дальше всё шло... не так плохо. Снимок показал небольшую гематому, к счастью, помощь, вовремя оказанная Сокджином, и впичканные в организм лекарства очень выручили, и хирургическое вмешательство не потребуется. Опустим то, что в аппарате для МРТ Чон чуть не словил паническую атаку. В общем, врач сделал вердикт: стационарное лечение около двух недель, а дальше, в зависимости от состояния, можно продолжить в домашних условиях. Ему даже заранее выделили палату, на что Чимин вкинул несколько бумажек, обеспечив парня отдельной с лучшими условиями. «Заселение» завтра, сейчас же они едут в квартиру собрать необходимые вещи, и Чимин знает – младшего придётся морально подготовить. Ей-богу, действительно как ребёнок. — Я умру там со скуки, — вздыхает, складывая полотенце в пакет. — Я же говорю, что буду навещать тебя каждый день, — повторяет третий раз Пак, останавливаясь за чужой спиной. Руки оплетают талию, сцепляясь в замок на животе, щека прислоняется к ткани пахнущей порошком футболки. Он сам знает, что ни дня в пустой квартире не выдержит. — Вылечишься и поедем на море. Сейчас самый сезон. — Море? — парень застывает. Заинтересовался. — А собаку заведём? — Тоже скучаешь по Лаки? — Да. Нам жизненно необходим самоед. — Ну раз жизненно, не могу отказаться. Оба тихо смеются. Море – не просто способ отдохнуть, как нормальные люди. Это первый влог, с которым он хочет вернуться на канал. Пора шаг за шагом выстраивать жизнь заново и сделать её в сотню раз лучше.