Лох-Несская Роза

Успокоиться!  Нужно успокоиться. Они просто держались за руки! Это же такие мелочи.  Ник не видит, как и на сколько кусков расчленяет чёртову запеканку, выложив её на блюдо. Нож просто работает, лишь чудом не прихватив вместе с едой пару его пальцев. Из разломов золотистого теста валит пряный пар. Им дышит обнажившееся в срезах тёмное мясо дикого зайца. Оглянувшись через плечо, с облегчением видит запертую дверь и со стоном сползает по кухонному шкафчику на пол, стукнувшись коленями о светлые половицы, а лбом - о край рабочей поверхности.  — Возьми себя в руки, тряпка! — шепчет, как епитимию, одними губами.  Это не помогает. Никак не получается собрать себя в кучу и хоть немного успокоиться.  Потому что Артур ТАК на него смотрел. И был с ним ТАК близко! Возможно, у них все получится. Возможно, у Ника наконец-то будет нормальный секс, а не унылая дрочка с фаллоимитатором в заднице. Он даже мечтать не мог кого-то встретить в этой закостенелой глуши.  Кстати, про задницы и фаллоимитаторы. Если у них всё действительно до этого дойдет, Нику нужно выкроить момент, чтобы подготовиться. И как-то ненавязчиво узнать у Артура о его предпочтениях. О том, не против ли он вообще заниматься чем-то подобным в такой убогой обстановке.   У Николаса даже кровати нормальной нет. Он спит на диване. Им там вдвоём будет тесно.   Может, уступить гостю спальное место, а самому устроиться на полу?  Эмоции постепенно скатываются из истерического восторга обратно в уже знакомые нервные переживания.  Это помогает слегка успокоиться, и в комнату Никки возвращается почти обычным. Он торопливо сервирует стол. Раскладывает по тарелкам куски запеканки. К ней нет ни соуса, ни каких-то закусок. Ничего нет.  Артур успел выпить чашку пунша, и это радует. Больше шансов, что Никки получит то, чего хочет, а не по роже.  Немного алкоголя в крови сделает Николаса храбрее, так что он тоже пьёт. Ковыряет свой кусок пирога, пока Артур с явным аппетитом доедает первую порцию. Подсунуть ему ещё одну - совсем не сложно. Сложнее ответить на внезапный вопрос:  — Чем ты тут занимаешься?  Ответ: вычищаю дерьмо за животными на отцовской ферме - вряд ли подходит для разговора за ужином. Ник пожимает плечами, пытаясь выглядеть непринуждённо.  — Помогаю, в основном. Ничего такого.   — Наниматели нормально платят? Ты местный?  Ему нравится, что расстегнувший свой идеально сидящий пиджак идеально-красивый даже после недавней аварии идеально попадающий во все его тайные фантазии мужчина интересуется им. Вот только рассказывать Никки особо нечего. Он ничего из себя не представляет. А потому спешит ухватиться за красную кружку пунша.  — Это ферма моих родителей, — булькает уже над глиняным ободком. — Местнее грёбаного Несси.  — А...   Разговор затихает на пару мгновений. Артур выглядит растерянным. Он явно пытается сопоставить новую информацию и место обитания Ника. К счастью, не продолжает тему.  — Тут красиво летом. Я пару раз приезжал.  Нейтральнее некуда.  Ник опять улыбается, слегка натянуто и тревожно.  — Да, красиво. Возможно, мы даже встречались. Я иногда подрабатываю, вожу конные экскурсии вокруг озера.  Простой ответ. Но Артур вместо того, чтобы согласиться, отрицательно качает головой. Такой уверенный:  — Нет. Точно, нет, я бы тебя запомнил.  И Нику этого достаточно, чтобы потупить взгляд в столешницу и опять начать молча давиться восторгом, полыхать румянцем ярче собственных волос, слушать учащённый пульс, шумящий эхом в ушах. Бледная кожа и излишняя эмоциональность всегда играли с ним злую шутку. В старшей школе он не ходил смотреть футбольные матчи вместе с другими вовсе не потому, что ему не нравился футбол. Просто по лицу Ника сразу было понятно, на что и на кого он пришёл полюбоваться. И какие именно переживания испытывает.  — У меня, кстати, есть еще одно хобби, кроме вот той фигни в рамочках, — наконец-то набравшись храбрости и продышавшись, начинает издалека Ник.  Очень издалека. Ему бы начать объяснять. Вот только слишком велик риск все запороть.  — Да? И что это?  Сложно понять, действительно ли Артуру сейчас интересно, или он просто из вежливости поддерживает беседу. Николасу вполне достаточно и этого прозрачного шанса. Он встает, залпом допивая остатки пунша из своей чашки, словно вместе с ним можно влить в себя храбрость.  — Я могу показать. Только подожди немного. Хорошо?  — Да...  Его гость слегка удивлён такой внезапной активностью, и от мысли, что скоро он будет удивлён еще больше, внутри Ника пузырится и щекочет лихорадочное веселье.  Боженька, пусть ему понравится! Ник ведь может хоть раз получить то, что он хочет, а не очередной ушат дерьма?  — Я быстренько. Посиди пару минут.  Он напитывается безумной смелостью буквально из воздуха и легонько прикасается к плечу замершего Артура, перед тем как сбежать к шкафу. Серо-зелёные глаза мужчины, которые смотрят на Ника всего мгновение со странной смесью удивления и требовательности, заставляют торопливо одёрнуть руку и убраться подальше. Уже сунув голову в шкаф, выгребая всё необходимое в охапку, Ник пытается разобрать, что именно отображалось в идеальных чертах Артура. Не было ли там отвращения? Хотел ли он, чтобы Николас убрал от него свои руки? Или, наоборот, положил их более уверенно и не только на плечо?  Прижимая к груди ворох красно-черных, сверкающих бисером лоскутков, Ник прячется за дверью ванной.   Он никогда ещё так быстро ничего подобного не делал.   Обычно это занимает очень много времени.   

🌹🌹🌹

Какое хобби может быть у этого забытого всеми, забитого ребёнка? Артур сидит, чувствуя себя так странно, хоть бери и начинай проверять реальность происходящего, хлеща себя по щекам. Глупость, конечно. Галлюцинации никогда не бывают такими детальными. Артур знает. Его пару раз накачивали всяким перед тем, как пустить по кругу, есть с чем сравнивать.  Пока собственные сыновья за сотни километров с теперь уже “почти бывшей женой” празднуют Рождество, открывают его подарки без него, он торчит в каком-то сарае, на скорую руку переоборудованном в жилое помещение, беспокоится о пареньке немногим старше Ноа, ждёт, пока ему покажут ещё какое-то, кроме плетения кружев, хобби.  Ноа любит собирать модели кораблей, прикладную робототехнику для юниоров, наборы для химических опытов.   Что любит Николас? Что можно делать с охапкой сверкающих бисером тряпочек? Артур точно видел краешек чёрного кружева и длинную бисерную нить, которая волочилась за сбегающим парнем.  Сколько ему вообще лет? Он живет один и держит в доме алкоголь, значит, точно должно быть восемнадцать? Ведь так?  Артур запрокидывает голову, слепо таращась в потолок. О чём он вообще сейчас думает? Ник водит фургон, у него есть права. Конечно же он уже совершеннолетний. Но что это меняет?  Когда дверь, за которой спрятался Ник, открывается, Артур, сам не осознавая этого, успевает подойти к маленькому окошку и простоять там неизвестно сколько. За стеклом хорошо виден дом, увешанный яркими гирляндами. Там высокие окна, черепичная крыша. На рождественские украшения не поскупились. За половину их стоимости можно было нормально обставить комнатушку Николаса, в которой из нормальной мебели только старинный шкаф. Всё остальное выглядит так, словно его притащили с помойки. Оттёрли, отмыли, постарались облагородить. Но это не сильно-то помогло. Всё равно одно убожество.  Шуршащие шаги заставляют Артура обернуться.  “Блядь!” — первая бессвязная мысль-вспышка, пока глаза, раскрытые во всю ширь, привыкают к новой действительности.  — Ник? — шёпотом неуверенно переспрашивает гость, потому что от застенчивого паренька из шотландской глуши не осталось ничего.  Розовеющий щеками от всего на свете Никки оказывается настоящим оборотнем. Он сбросил привычную кожу и надел другую. Сверкающую, словно горячечный мираж.  Перед Артуром плавно перетекающая багрово-чёрными изгибами галлюцинация. У неё убранные в высокую прическу рыжие волосы, подведенные тенями синие глаза, бледная от пудры кожа. Губы такие красные, что этот цвет выжигает сетчатку. Глаза вот-вот начнут слезиться, потому что Артур никак не может моргнуть, опасаясь, что всё исчезнет, стόит лишь на секунду упустить его из виду.  — Одну секунду, — бормочет нéкто в черно-красном винтажном платье до самого пола. Отворачивается, демонстрируя Артуру обнаженные лопатки. — Сейчас всё поймешь.  А он не хочет ничего понимать. Зачем? Артур даже не знает, как разжать скрученные пальцы и убрать руку, вцепившуюся в подоконник, чтобы повернуться к Нику всем корпусом.  Парень в полной тишине достаёт с полки виниловую пластинку и ставит её под иглу. Замирает по ту сторону комнатушки, пока проигрыватель шипит на них помехами, вхолостую проматывая пустые дорожки.  А потом рождается музыка. Знакомая с первых аккордов. Голос Николаса, подхватывающий нужные слова из воздуха. «My Heart Will Go On».  Ему так идёт петь о вечной любви. Безукоризненно. Ангельским голосом, который заполняет собой всю тесную комнатушку, всего опешившего и парализованного нереальностью происходящего Артура. Голосом таким сильным, что ему невозможно сопротивляться.  Когда песня затихает, им остаётся только скребущий шум проигрывателя. Ник отворачивается, чтобы вернуть пластинку на место. А Артур не знает, как вернуться в себя. Его вышибло, словно взрывной волной. Тело кажется тяжёлым. Непослушное, будто вместо привычных мышц в нём только скрипучие шестерёнки. Если шелохнуться, послышится лязг. Артуру страшно сделать шаг, двинуть рукой, вдохнуть слишком громко.  — Не очень, да? На последнем куплете сфальшивил. Я год не пел, после того как провалил прослушивание в “Синюю гавань”. Раньше получалось лучше.   Ник тараторит. Возвращается к столу, чтобы сесть на скрипучий стул. Платье на нём в духе начала прошлого века, в эдвардианском стиле. В окружении нищенской обстановки все эти кружева и чёрный тюль, расшитый бисером, кажутся еще более ослепительными. Или дело тут в самом Нике?  — Будешь ещё пунш?  Парень явно нервничает. У него подрагивают руки, и гнутый половник стучит о чашку, когда Ник пытается в ответ на короткий кивок вновь налить обещанный пунш. — У тебя потрясающий голос, — начать с очевидного проще всего.  Артур все-таки возвращается за стол. Садится. Между ними теперь всего полшага расстояния. Можно протянуть руку и прикоснуться к сверкающей черными пайетками ткани на коленях Николаса.  — О! Спасибо, я с детства пел в церковном хоре.  Сложно представить это обворожительное воплощение греха в одежде певчего. Выбившиеся из прически ярко-рыжие локоны едва уловимо подрагивают, когда Никки поворачивает голову. У него на шее нитка чёрных пластиковых жемчужин. Обнажённые руки, едва прикрытые на плечах чёрным кружевом, увиты рельефными от тяжелой работы венами, и большие ладони тоже совершенно не холёные. Артур помнит их стальную хватку у себя на запястье.    — Надоело? — тупой вопрос.  Но умнее у Артура сейчас не получается. Он смотрит на лежащую поверх ажурного подола руку Николаса и думает только о том, что хочет к ней прикоснуться. Хочет не только это. Но пока, кажется, слишком рано. Или уже нет?  — О! Нет, — Никки отвечает слишком поспешно, подсовывая пунш по белой скатерти поближе к Артуру. — Мне нравилось. Я там познакомился с Абрахамом. Эйб переехал из Лондона. Такой душка. Нам было по пятнадцать, и я был безумно счастлив. Первая влюбленность всегда такая. Мне повезло с Эбби. Он был очень славным мальчиком. И я ему тоже нравился. А потом нас застукал пастор в боковом нефе кое за чем неприличным и поспешил поделиться этой новостью со всем приходом. Эйба родители сразу же увезли куда-то. Мы даже не успели попрощаться. А я остался. Разгребать последствия внезапного каминг-аута.  Косметика сделала лицо Николаса более выразительным и почти нереалистично красивым. Гладкая кожа, брови чуть темнее медных волос. Багровая помада в цвет прикрытого чёрным кружевом атласа.  Что под ним?  Ник надел женское бельё или остался в своём?  Артур сглатывает замерший под кадыком вздох и запивает его почти остывшим пуншем.  — Ты поэтому тут живешь, а не в доме? Семья не приняла?   Топорно. В лоб. Вся учтивость отвалилась где-то по пути от окна к столу, выгорела под натиском злого возбуждения. И отчётливого понимания, что он вскоре будет делать с Николасом на этом же столе. Потому что будет. Теперь уже точно. Парню не следовало выходить к Артуру в таком виде, если он рассчитывал ограничиться одними задушевными разговорами.  — Что-то вроде того, — уклончиво. Ник явно не хочет сейчас обсуждать неприятную тему. Артур с ним солидарен. Он сейчас настроен вовсе не жалеть это чудо в атласе и винтажных кружевах. Планы совсем другие. — А ты?  Вопрос сбивает с толку и слегка глушит фантазии о том, что прячет Никки под подолом.  — Я? Я сосу своему боссу за деньги. И перед этим довольно долго работал в эскорте. У меня никаких проблем с принятием чужой ориентации, какой бы она ни была.  Наверное, он сказал это резче, чем рассчитывал. Напускная вежливость под действием алкоголя и возбуждения слезает с Артура, как обгоревшая кожа, обнажая неприглядное, сочащееся сукровицей нутро. Никак не вяжется с внешностью, с тем, как он себя до этого вёл. Ник на своем стуле деревенеет от услышанного, заполошно хлопая на гостя накрашенными ресницами. Подчёркнутые тушью глаза у парня теперь совсем кукольные. Ярко-синие, перепуганные.  — Прости, я не это имел ввиду.  Ну, вот. Испортил образ. Никки явно видел в нём что-то совсем другое. Точно не шлюху, старательно изображающую из себя джентльмена. Так даже лучше. Может, потом Артур не будет чувствовать себя таким уж уродом? Утром, когда будет отсюда сваливать, чтобы никогда не вернуться.  Он все-таки тянется к неподвижно замершей на коленях руке, сам не зная, зачем. Просто хочется. Стоит легонько прикоснуться к тыльной стороне, как Ник её поворачивает, подставляя раскрытую ладонь.  Грубая кожа, глубоко вгрызшиеся линии судьбы-любви-чего-то-там ещё. Артур гладит круглые наросты мозолей под каждым из четырех пальцев, накрывает подставленную под ласку ладонь своей. Они почти одного размера. Только у Артура никогда не было мозолей. И, скорее всего, никогда не будет. Он привык зарабатывать другим способом.  — Красивое платье. Это ты сам сделал?  Простая догадка. Мальчику, который возит овечье дерьмо в фургоне и не может купить себе нормальную мебель, точно не по карману такое.  — Да! — уловка срабатывает. Никки опять ему улыбается ярко-алыми губами. — Это "Rose’s jump dress". Я нашел выкройки в интернете. Тяжелее всего было с вот этим кружевом у декольте. У меня нет манекена, пришлось все скалывать прямо на себе. Видел бы ты мою грудь после этого. Вся в крапинку! Живого места не было.   Артур очень хочет сказать, что не против посмотреть на его грудь сейчас. Спросить, как Ник мог не пройти прослушивание в какой-то задрипанный клуб в Инвернессе, если он так поёт и так выглядит?   — Значит, Роза, — вместо очередной болезненной темы он идёт по лёгкому пути. Ещё пару таких вопросов, и Никки сам предложит всё, что Арту нужно. — Нравится “Титаник”?  Даже услышав саундтрек оттуда, он не увидел в образе Ника героиню из этого фильма. Артур видел только Николаса. Красивого, вызывающе накрашенного, завернутого в красный атлас и черное кружево, позвякивающего нитками бисера, завораживающего, как танец факира с факелами в кромешной тьме. Но уж точно не Кейт Уинслет, собравшуюся прыгать за борт в объятия Тихого океана.  — Да. Очень, — Ник сжимает его ладонь, переплетает их пальцы и смотрит на Артура, подавшись вперед, — Я хотел тебя спросить...  Спросить он не успевает. С улицы доносится крик.