(Не) один из вас

      — Дыши.       — Черт, да я итак это делаю.       — Дыши глубже.       — Блять… Гермиона! — закричал Малфой и резко напрягся от боли. Все его мышцы задрожали, а ладонь впилась в каркас двухэтажной деревянной кровати.       — Прости… Боже, прости, — пробормотала она, аккуратным движением палочки раздвигая рану.       Малфой резко открыл рот в немом стоне, а после ещё сильнее сжал каркас кровати.       — Пуля раздробилась и осталась в мягких тканях. Я обезболю тебя ещё раз, чтобы следить за состоянием.       — Как же я чертовски рад, что меня угораздило в это дерьмо именно с квалифицированным врачом, — прохрипел Малфой, но его голос сочился сарказмом, от чего Гермиона закусила щеку изнутри.       Она вывела палочкой несколько заклинаний, обеззараживая рану и снова обезболивая Малфоя. Драко выдохнул через рот и закрыл глаза.       — Сейчас я буду вытаскивать осколки. Ты готов?       Драко был бледным. Он потерял много крови.       — Если ты сейчас не начнёшь заниматься делом, то я умру, — грубо сказал Малфой и стиснул зубы, а когда Грейнджер ещё раз сотворила какое-то заклинание, у него похолодело всё туловище.       — Не в ближайшие двадцать минут, — бросила Гермиона и медленно выдохнула. Она усилием воли успокоила себя. — Я начинаю. Будет больно, — а потом замерла на пару секунд. — Можешь кричать.       Гермиона не помнила, когда видела кровь в таких больших количествах, только если на войне, которая оставила на ней неизгладимую рану, ещё зияющую в груди.       Уверенными движениями палочки Грейнджер медленно начала вытаскивать из мягких тканей осколок, стараясь не причинить Драко большей боли.       Когда один из трех оказался в её ладони, Малфой резко выдохнул через рот, и Гермиона поняла, что до этого у него были крепко стиснуты челюсти.       — Отдышаться… Дай отдышаться, — охрипшим голосом сказал Драко, а Гермиона медленно поднесла смоченную тряпку к плечу, стирая кровь. Малфой судорожно втянул воздух и закрыл глаза.       — Нужно быстрее закончить, — ответила Гермиона и положила свою окровавленную ладонь на его. — Ещё одно обезболивающие заклинание может привести к частым мигреням.       — Плевать, — судорожно ответил Драко, но Гермиона не послушала.       — Я продолжаю.       Она склонилась ближе, так что начала ощущать его затруднённое дыхание на своей щеке. Второй осколок сидел глубже. Гермиона нахмурилась и принялась работать, волшебная палочка в её руке двигалась плавно, точно, вырисовывая сложные узоры вокруг раны.       Малфой хрипло застонал и зажмурился, откинув голову назад.       — Не шевелись! — скомандовала Грейнджер, медленно поднимая запястье вверх вместе с палочкой.       Дыхание Малфоя было рваным и хрипящим, а её собственное — дрожащим. Она мельком посмотрела на его лицо: закрытые глаза, сведённые брови и губы, которые сжались от боли в бледную линию. Но он жил. Этого было достаточно.       Кровь продолжала сочиться, окрашивая её пальцы. Грейнджер держала руку Драко, чтобы та оставалась неподвижной, чувствуя, как его мышцы то напрягаются, то снова поддаются ей. Ещё один глубокий вдох, и осколок показался из разорванной плоти, с тихим металлическим звоном упав на пол.       Гермиона прикложила к его ране влажную ткань.       — Ты делаешь успехи, — прохрипел Драко. Его голос был слабым, но всё же полон сарказма.       — Прекрати паясничать, — буркнула Гермиона, отбрасывая мокрые волосы с лица. — Ещё один, последний.       Она двигалась быстрее, чувствуя, как время убегает. Когда последний осколок пули из левого плеча оказался в её руке, Грейнджер взяла чистую ткань и смочила водой.       — Всё, — сказала Гермиона. — Сейчас я смогу остановить кровь.       — Блядский Мерлин… — пробормотал Малфой и вдруг обмяк, все его мышцы, до этого напряжённые, расслабились, и Гермиона позволила себе слабо улыбнуться.       Самое сложное было позади.

***

      Гермиона сидела на полу, прислонившись к кровати. Усталость тяготила её тело, но глаза так и не смыкались.       Она не могла отвести взгляд от его лица. Даже в бессознательном состоянии оно было напряжённым, словно Малфой продолжал сражаться где-то внутри себя. Гермиона заметила, как его ресницы иногда дрожали во сне, и это казалось таким хрупким, таким человечным.       Их жизнь была в руках Выручай-комнаты, и этот факт являлся неоспоримо самым жестоким в этом мире.       Гермиона поймала себя на мысли, что, несмотря на усталость, ей хотелось остаться здесь, сидеть вот так вечно, потому что тут не было тех проблем, с которыми она сталкивалась ежедневно.       Были только они с Драко.       Гермиона чувствовала спокойствие, что удивляло её саму. Грейнджер не представляла, что с ним можно обрести нечто такое: почти забытое ощущение безопасности.       Она сжала и разжала пальцы рук, пытаясь вернуть к ним нормальное кровообращение. Вспоминая все те моменты, когда он мог уйти, в голове действительно зарождалась мысль о том, что Малфою небезразличны «Цикады» и не безразлична она сама.       Драко оставался. Каждый раз.       Гермиона доверяла ему свою жизнь и делала это так, как, возможно, ни разу за последние несколько месяцев кому-то ещё.       Её взгляд снова упал на его лицо. Она любила его. Это было просто, очевидно и так неправильно, но Грейнджер больше не могла бороться с этим чувством, хотя прежде всего оно делало больно ей самой.       Любила, и не за слова, не за поступки, а за то, кем он был рядом с ней.       Они уже не были настолько молоды, как буквально десять лет назад. Больше не хотелось штурмовать мир, потому что единственным желанием являлся побег от самих себя и от последствий войны.       На войне могло выжить тело, но душа — никогда. Все менялись под влиянием войны, даже те, кто не осознавал конкретных отличий между собой «до» и «после», но на вопрос о переменах могли уверенно ответить: «Да, я стал другим».       Гермиона слишком рано осознала границу между всем и ничем и поняла, насколько она может быть тонкой. Вот ты, вот твоя палочка, но вот ещё заклинание, которое способно разбиться о твою грудь, и ты упадёшь, напоминая мешок.       Кому-то легко удавалось смириться с тем, что люди умирали на войне, обуславливая это тем, что это даже не событие, а больше повседневность, ведь люди умирали всегда, но не Гермиона.       Страх смерти стал её верным спутником, и Грейнджер надеялась, что когда-нибудь она сможет жить, не чувствуя его дыхания на своей щеке.       Война уничтожила в ней всё, оставив за собой исключительную привычку выживать, ежедневно борясь не только с окружающим миром, но и с самой собой.

***

      В палатке горела только одна лампа, стоящая достаточно далеко, чтобы не раздражать глаза, но достаточно близко, чтобы всё видеть.       Гермиона каждые двадцать минут обновляла чары, которые помогали коже срастаться, несмотря на то, что усталость была всепоглощающей.       Только ближе к утру сил не осталось даже на то, чтобы держать веки открытыми.       Гермиона снова наложила чары и нанесла давящую повязку на плечо. Но когда ноги больше не могли держать её, она опустилась на узкую кровать рядом с Драко. Матрас жалобно скрипнул под весом.       Она смотрела на Малфоя и не думала ни о чём. Страх, боль, ненависть — всё это стало таким же отдалённым, как вечер следующего дня, который всё равно наступит, даже если она не закрыла бы глаза.       Её рука непроизвольно коснулась его пальцев. Драко не шелохнулся. Грейнджер была не уверена, живо ли это тепло в нем тоже или ей только казалось, что оно есть.       Могла ли она лечь рядом? Это было неправильно, необъяснимо, но за пределами этой палатки не осталось ни правил, ни объяснений.       Драко лежал неподвижно, только едва заметное движение его груди выдавало то, что он был жив.       Матрас был жёстким, слишком маленьким для двоих, но она вытянулась, чтобы занять как можно меньше места. Тепло его тела едва чувствовалось сквозь тонкое одеяло, но ей этого было достаточно, чтобы ощутить, что Драко всё ещё здесь, живой.       Её тело невольно расслаблялось, находя успокоение в этом моменте, даже несмотря на всю боль, которая ещё не отпустила после всего того, что произошло. Лежа рядом с Малфоем, Гермиона ощущала, как пространство вокруг них наполнялось каким-то необъяснимым теплом, в котором не было места для страха или боли. Это было нечто большее, чем просто отдых — это было долгожданное возвращение в место, где, несмотря на всё, ещё можно было чувствовать себя живым.       Грейнджер медленно положила ладонь на его грудь, ощущая биение сердца. Дыхание Драко было тихим, спокойным, и, несмотря на все ужасы, пережитые ими, этот момент казался почти священным. Гермиона чувствовала, как её рука, которая ещё недавно крепко сжимала палочку, теперь нежно касалась его кожи, и это было так естественно, что ей казалось, будто они всегда были рядом.       Гермиона не могла вспомнить, когда последний раз чувствовала себя так спокойно и так защищённо. Этот момент был тем, чего ей так не хватало, тем, что она могла назвать домом, даже если всё вокруг было разрушено.       С каждым вдохом Грейнджер чувствовала, как её напряжение растворялось, словно этот день нужно было пережить, чтобы понять, что, несмотря на всё, они с ним ещё могли быть действительно живыми.       Она медленно провела пальцами по его груди, поднимаясь выше, поглаживая скулу и щёку, так отчаянно желая крепко обнять Малфоя.       Драко тяжело выдохнул, и Гермиона приблизилась своим лицом к его.       Скулы Драко напряглись, а Грейнджер наоборот расслабилась, всё больше приближаясь к нему.       Её губы медленно коснулись виска Малфоя, задерживаясь на коже буквально пару секунд, словно это могло помочь ему. Помочь им двоим.       Сразу же после этого Гермиона увидела, как Драко открыл глаза и повернул голову в её сторону, и сердце Грейнджер вдруг замерло.       — Мне показалось, или ты сейчас поцеловала меня в висок? — хрипло сказал он, с расслабленным лицом смотря на Гермиону.       — Я не знаю, — шёпотом неровно усмехнулась Грейнджер, касаясь пальцами его оголенного правого плеча.       Он попытался приподняться на локтях, превозмогая боль, рефлекторно потянувшись к этому касанию, но ладонь Грейнджер вдруг сместилась на грудь, останавливая это движение.       — Лучше не шевелись, — тихо проговорила Гермиона почти шепотом. — Заклинание нестабильно.       Драко замер, его глаза искали во взгляде Гермионы одобрение или желание, но он не говорил абсолютно ничего.       — Ложись, тебе нужно до конца восстановиться, — и снова надавила на грудь Малфоя, пару секунд молча смотря на его расслабленное лицо, и в этом молчании было больше слов, чем в любом другом разговоре. — Я буду рядом.       Драко закрыл глаза, давая себе время, чтобы собраться, а потом щеки Гермионы коснулся его судорожный выдох.       В выражении лица Малфоя не было ни раздражения, ни недовольства, она чувствовала, как его тело всё ещё тянулось к ней, как будто искало спокойствие в присутствии Грейнджер.       — Привстань.       — Что?       — Привстать, Грейнджер, — устало сказал Драко, и Гермиона послушалась. Он приподнял правой рукой тонкое одеяло, пододвинувшись ближе к краю кровати. — Ложись.       В её глазах мелькнуло сомнение.       — Ты ведь итак лежала рядом, — губы Малфоя тронула ухмылка, но это выглядело ужасно от того, насколько он был слаб после большой потери крови. — Я забочусь о твоем комфорте.       В этих словах было столько насмешки, что хотелось спрятаться, но Гермиона опустилась рядом, положив голову на его горячее обнажённое плечо.       Малфой накрыл её одеялом и положил руку на бедро Гермионы, чувствуя, как выпирает кость: настолько она была худой.       В этом простом, но глубоком контакте было что-то утешительное, что помогало ей держать себя в руках, чтобы не разрыдаться от усталости и стресса, который случился с ней буквально несколько часов назад.        Только тогда Гермиона поняла, как она сильно нуждалась в этом: в его присутствии, в этой хрупкой связи, которая появилась у них.       Грейнджер неторопливо прижалась ближе и опустила ладонь на грудь Драко, ощущая, как медленно бьётся его сердце: он был расслаблен.       Малфой был тёплым. Находиться с ним было приятно, безопасно и невероятно спокойно, потому что Гермиона знала, что это нужно ей так же сильно, как и ему.       Его пальцы мягко поглаживали бедро Гермионы, но недолго, буквально пару минут, и движения начали замедляться: Драко снова начал засыпать.       Грейнджер позволила себе закрыть глаза, прижавшись щекой к его теплой коже.

***

      Магия буквально зудела под кожей, она ныла, просилась наружу, но было достаточно того, что Драко уже сделал.       Палочка Люциуса в руке ощущалась почти как своя, но поддавалась гораздо меньше.       Драко был уверен, что он поступал верно. За приказом всегда следовало его выполнение.       Огонь был живым, неуправляемым существом: он плясал и выл, вытягивая алые языки в тёмное небо. Сухие крыши домов вспыхивали мгновенно, словно бумага, и черный дым, насыщенный пеплом, поднимался вверх, заслоняя звёзды.       Его рука ещё крепко сжимала палочку, но в этом напряжении было мало смысла. Малфой пытался удержать огонь, но тот уже не подчинялся: большой змей расползался, облизывая своим языком всё больше домов. Он уничтожал всё. Пламя с жадностью тянулось к золотым полям пшеницы, а за ними — к следующей деревне, которая пока ещё спала, не подозревая о надвигающейся катастрофе.       Драко чувствовал, как огонь, словно чудовище, становился сильнее, действительно выходя из-под контроля, разрывая границы, которые он пытался установить. Это больше не была его магия — это было проклятие, расползающееся по земле, как болезнь.       Малфой резко повел волшебной палочкой вверх, но змей больше не слушал.       — Блядство! — Драко ощутил, как паника сжала в своих руках его грудь, и каждый последующий вздох был тяжелее, чем предыдущий.       Огонь бросился на поля пшеницы, более не реагируя на приказы, а палочка Люциуса задрожала в руке.       Воздух наполнился запахом гари и истошными криками людей.       Драко стоял неподвижно, словно прирос к земле, но внутри него всё клокотало, как и огонь перед ним. Руки тряслись так, что палочка едва не выскальзывала из пальцев. Он стиснул её изо всех сил, пытаясь собраться, но в груди разрастался ледяной ужас.       Поля пшеницы вокруг быстро загорались.       Каждый новый треск разрушенных стен, каждый крик, доносящийся сквозь рёв огня, отзывались в его голове эхом, заполняя её до боли. Драко пытался поднять палочку, произнести заклинание, вернуть контроль над стихией, которую сам же освободил, но магия не слушалась его.       Ветер доносил крики, которые смешивались с треском обрушивающихся стен. Драко не двигался. Его глаза блестели, отражая пламя, но внутри него не было ни триумфа, ни силы.       Малфой с самого начала знал, что не справится. Это не было местью, не было ненавистью — лишь страхом и долгом, навязанным чужими ожиданиями, ведь за приказом следовало его выполнение.       Руки дрожали, но не от усталости, а от того, что он знал: это не его война. Это никогда не было его войной. Но Драко пришлось стать её частью, игрушкой в руках тех, кто не видел в магглах ничего, кроме врагов. А Малфой видел в них людей почти таких же, как он сам. Он видел детей, женщин, мужчин, которые кричали в агонии, убегая из горящих домов.       И горящие поля высокой пшеницы, которые исчезали в красно-жёлтых языках пламени.

***

      Драко проснулся, медленно втянув прохладный воздух. Яркое июньское солнце проникало сквозь ткань палатки, мягко освещая всё внутри, а воздух вокруг был наполнен запахом свежести и травы.       Грейнджер лежала на его груди, забросив свою ногу Драко на бедро, которое, кажется, онемело за эту ночь. Но было плевать.       Её волосы, растрёпанные после бессонной ночи, касались его плеча, и Малфой чувствовал, как его грудь странно сжималась от этого тепла, которое Грейнджер излучала одним своим присутствием. Взгляд Малфоя скользил по потолку палатки, словно там могли быть ответы на те вопросы, которые он задавал самому себе уже слишком долго.       Он проиграл. Драко знал это с момента, как только увидел её, просто не признавался себе в этом. Гонка за лекарством была лишь иллюзией, которая позволяла ему бороться, держаться за привычный мир, где он был просто исполнителем, следовавшим за приказами.       Драко любил её. Любил сильнее, чем своё прошлое, сильнее, чем ту навязанную роль, которую Кингсли дал ему.       Он любил её больше, чем любил быть чьим-то инструментом. И это осознание било в голове, разрушая последние стены, которые он так долго пытался удержать.       Малфой смотрел на Грейнджер так, будто пытался запомнить каждую деталь, эмоцию отражающуюся на ее лице: выражение спокойствия и силы, которая однажды спасла и его.       Гермиона была женщиной, способной спасти мир, и он видел это в каждой черте и слове, которое она произносила. Вера Грейнджер, её сила и стремление никогда не отступать перед трудностями делали её не просто человеком, а кем-то большим.       Инструментом для достижений общечеловеческих целей являлся только Драко.       Грейнджер меняла всё вокруг себя — даже его самого.

***

      Они не говорили об этом, обо всем этом, делали вид, что это всё само собой разумеющееся: поцелуй в висок, совместный сон, объятия.       Когда Грейнджер проснулась, то она проверила рану, снова обработала, нанесла заклинание и перебинтовала.       Малфой всё это время был с оголенным торсом, и Гермиона буквально убеждала себя не смотреть на него ниже, чем располагались ключицы, но не могла.       Драко был отлично сложён, как будто сама природа постаралась создать нечто гармоничное и обманчиво безупречное. Линия плеч, рельефная грудь, чуть заметные контуры мышц — всё это, казалось, бросало ей вызов.       Из сухого ловца Малфой превратился в мускулистого мужчину с аврорским прошлым, и Грейнджер не представляла, сколько тренировок за этим скрывалось.       Все внутри странно дрожало от его вида, и это происходило не по её воле. Гермиона чувствовала, как в груди разливается странное, тёплое ощущение, которое она не могла назвать иначе как предательским.       — Что у тебя на руке? — произнёс Драко и взял Грейнджер за запястье.       — Я укусила себя, — ответила Гермиона и опустилась на кровать рядом с Малфоем. — Чтобы они подумали, что моё тело заражённое.       Драко промолчал с серьёзным лицом, продолжая держать руку Гермионы в своей.       — Если тебе интересно… Это отчасти помогло.       — Так как, ещё не треснула? — Гермиона, даже несмотря в лицо Малфоя, знала, что он ухмылялся.       — Моя черепная коробка?       — Она самая, — легко ответил Малфой и пальцем обвёл ореол вокруг укуса, ненадолго задумавшись, прежде чем сказать.— Я не знаю человека умнее тебя.       — Я расценю это как комплимент.       — Это он и был, Гермиона, — Драко покачал головой с усталой улыбкой. Гермиона не видела ничего привлекательнее в жизни, чем расслабленный Драко Малфой.       Они несколько минут молчали, думали, но все мысли сводились к тому, что конкретно произошло в те дни.       — Я узнал эту деревню, — он убрал руку с предплечья Гермионы, и она подняла голову, чтобы посмотреть на Драко. — Я сжёг её во время войны.       — Но на твоей палочке не было улик.       — Потому что я был умнее, чем мой отец, — горько усмехнулся Драко. — Пытался усидеть на двух стульях: выполнить приказ и выйти сухим из воды. Я взял его палочку, чтобы все подозрения в случае окончании войны пали именно на него.       Драко потер скулу ладонью, ощущая под ней недельную щетину.       — Поэтому сразу после вынесения приговора я уехал во Францию, чтобы в случае, если всплывут новые детали по этому делу, мне было легче.       Гермиона молчала с грустным лицом.       — Сжечь деревню магглов, чтобы показать насколько тот-кого… Мерлин, — Драко оговорился и прикрыл глаза ладонью. — чтобы показать, насколько Волан-Де-Морт силён.       — Но в тот день ты сжег не только ту деревню, но и соседнюю, — напомнила она.       — Палочка не слушала меня. Огонь распространился против моей воли.       — Ты жалеешь?       — О том, что я убил сотни людей? — сказал Малфой более грубо, чем хотел, а потом выдохнул. — Да. Я думал об этом слишком часто.       — Поэтому когда мы вошли, перед нами было поле пшеницы и разрушенная деревня… — прозвучало больше как утверждение, чем вопрос.       — Да. Наверное, да, — ответил Драко, а после усмехнулся. — Теперь ты сможешь посадить меня в Азкабан, когда будет синтезирована сыворотка.       — Малфой… — грустно ответила она и положила ладонь на его колено. Он посмотрел на неё и заметил, насколько у Грейнджер был тёплый взгляд. — Война уничтожила нас обоих.       — Я сожалею.       — Я знаю, — Гермиона поджала губы, а потом постаралась ободряюще улыбнуться, но вышло криво.       — Но я убил слишком много людей. Снова.       — Это проекции Выручай-комнаты, их нельзя считать людьми, — она медленно начала поглаживать колено Драко большим пальцем.       — Я сбился со счёта после пяти, — Малфой расправил спину, и Гермиона поняла, насколько он был уязвлён в этот момент, пытался казаться больше и сильнее. — Даже нет… Специально перестал думать о числах. Это произошло после того, как я убил человека пожарным колоколом.       — Тем большим? — Гермиона нахмурилась.        — Нет, — с усталостью отмахнулся Драко. — Этот бы не смог поднять даже Хагрид.       Грейнджер медленно провела ладонью по его бедру и вернулась к колену. Малфой тяжело сглотнул.       — Я не верила, что это действительно был ты.       — Даже если эти чёртовы ублюдки оторвали бы мне ноги, я бы приполз за тобой, — это звучало как обещание, наполненное болью и искренностью, на которую был способен не каждый человек. — Я убил их всех за то, что они посмели сделать с тобой.       — С нами, Драко.       — Всегда думаешь о других, истинная «Цикада»… — у Малфоя дёрнулись уголки губ. — Если бы мне снова пришлось вернуться в этот момент, я бы поступил так же: убил бы всех ради тебя.       Гермиона сглотнула, пытаясь избавиться от кома в горле, но это не помогло: он укоренился слишком хорошо.       — Спасибо, — неровным от волнения шёпотом сказала она, и в лице Грейнджер было больше эмоций, чем в мире существовало цветов. — За то, что пришел за мной.       — Ты и сама неплохо справлялась… — губы Драко тронула горька ухмылка. — Но я никогда не буду твоим бинтом, Грейнджер.       Она молча замерла.       — Я буду твоим щитом.       — Ты пойдешь со мной? — тут же дрожащим голосом спросила Гермиона. — Что мы будем делать…дальше?       — Импровизировать, — и пожал плечами, тут же зашипев от боли в левом.       Драко так и не ответил на её первый вопрос, потому что знал, что Грейнджер не приняла бы ответ, который всегда был с ними рядом.

***

      — Я никогда не думал о том, что возможно наколдовать виноград и арбуз, имея только воду.       — А я сомневаюсь в том, что ты вообще когда-нибудь использовал свой мозг на все сто процентов, — с мягкой и лукавой улыбкой произнесла Гермиона, закидывая полупрозрачный виноград в рот. — Когда солнце будет достаточно высоко, я попробую поохотиться.       — Не говори, что ты умеешь и это.       — Я была в бегах, Малфой, — объяснила Гермиона с серьезным лицом. — У нас не было ничего, кроме палатки, книг и пары зелий. Ты думаешь, что мы выживали на арбузе и винограде?       Драко усмехнулся.       — Действительно.       Он стёр с губ сок от арбуза.       — Но мы могли бы дойти до города.       — Любое неаккуратное движение — и твоя новая кожа с тканями просто порвётся.       — Хочешь, чтобы я отлёживался, пока ты неизвестно где?       — Именно, Малфой.       — Ты потеряешься в лесу, и мы разделимся.       — У меня есть палочка.       — А на мне маячок?       — Я найду тебя с помощью патронуса… — Гермиона закатила глаза. — Прекрати спорить, Малфой. Ты хуже всех, кого я знала.       — Но при этом ты легла спать ко мне.       — Не люблю верхнюю кровать, — и от части это была правда. Гермиона посмотрела на Драко с вызовом, и он расплылся в хищной улыбке.       И в этом что-то было.

***

      Лес был густым и влажным, пропитанным ароматами хвои, мха и сырой земли. Лучи солнца едва пробивались сквозь высокие кроны деревьев, создавая мягкие пятна света на почве. Где-то на недостигаемой высоте перекликались птицы.       Гермиона шла наперевес с упитанным кроликом, возвращалась назад.       Лес казался бесконечным. Грейнджер пробиралась между стволами деревьев, наслаждаясь запахами вокруг: так пахла свобода.       Она всегда любила природу. Было в этом что-то такое, чего никогда не хватало в городе, среди пыли дорог и белого шума.       Выдра бежала впереди, то уходя далеко, то возвращаясь за Гермионой, чтобы показать дорогу дальше.       Вдруг воздух вокруг наполнился звуком, который заставил Грейнджер остановиться. Щебетание.       Но не обычное, звонкое, какое бывает у лесных птиц, а глубокое, тёплое, как мурчание. Оно доносилось откуда-то впереди. Гермиона затаила дыхание, и её руки внезапно начали дрожать.       Всё вокруг словно исчезло: ни ветра, ни шорохов, ни собственного дыхания. Гермиона замерла, стоя среди деревьев. Она услышала это снова: щебетание, которое не походило ни на что, что она слышала прежде.       Её сердце бешено заколотилось, стуча так громко, что казалось, это могли услышать все вокруг. Руки вдруг похолодели, и Гермиона зажала рот ладонью, будто боялась, что её дыхание разрушит это всё…       Это были они. Груушки. Грейнджер не могла в этом ошибиться.       Гермиона не двигалась, будто любое движение могло их спугнуть. Её глаза метались, пытаясь найти источник звука среди ветвей. Она даже не могла нормально дышать от шока, который ударил её.       Сердце сжималось от восторга и волнения, от осознания, что её поиски не были напрасными.       — Боже… — прошептала Грейнджер, когда в воздухе среди кроны деревьев промелькнуло два жёлтых тельца.

***

      Сначала в палатку вбежала полупрозрачная выдра, активно метаясь от одного угла к другому, и только потом Малфой услышал голос Гермионы на улице:       — Я видела их! Драко!       Малфой привстал, опершись на один локоть, а через секунду, она ворвалась в небольшую палатку, держа мясистого кролика за уши.       — Грейнджер?       — Боже… Ты… — запыхаясь, произнесла Гермиона, резко опираясь рукой об стол. — Не… Не представляешь.       — Я уже в глубочайшем шоке, начем с этого, — произнёс Драко, поднявшись с кровати.       Он подошёл к ней и забрал из рук кролика. Взгляд Малфоя на мгновение задержался на её лице, пока Грейнлжер судорожно пыталась перевести дыхание после бега.       Гермиона подняла голову, встретившись с его глазами. Её волосы были растрёпаны, а щеки пылали.       — Я видела груушек, — на выдохе произнесла Гермиона. — Это точно были они, Драко.       Его пальцы крепче сжали кролика. Лицо изменилось в одно мгновение: лёгкая усталость уступила место напряжению.       — Ты уверена? — произнёс Драко спокойно, но в его голосе звучало нечто большее — ожидание.       — Я ни в чем в жизни не была так уверенна, как в этом.       — Мы должны продолжать идти, — холодно сказал Малфой, положив тушку на стол.       — Нет… Нет, тебе нужно восстановиться. Ещё пару дней.       — Завтра дойдем до ближайшего города, — пропустил её слова мимо ушей Драко, сжав челюсти.       Он знал, насколько эти чертовы птицы были важны для мира, но в первую очередь в них нуждалась Гермиона.       И Драко было плевать на все эти общечеловеческие цели.

***

      Драко хрипло рассмеялся, хотя это больше походило на кашель: ему всё ещё было больно.       — Тебе разве плевать? — Гермиона нахмурилась, поджав ноги ближе к груди, потому что костёр обжигал своим теплом щиколотки. Она бросила на Драко долгий взгляд, наполненный недовольством.       — Нет, Грейнджер, мне похуй, — лениво ответил Малфой с довольным лицом.       Костёр потрескивал, выбрасывая вверх искры, но тепло от него было неравномерным: спину иногда обжигал прохладный ночной ветер.       — Я ненавижу еду без специй, — простонала Грейнджер, наблюдая за тем, как вращаясь в воздухе, жарился кролик, которого они вместе разделали.       Пахло дымом и чем-то чуть сладковатым.       — Я уже давно не рассматриваю еду как способ получить удовольствие, — ответил Драко, но в его голосе не было ни грусти, ни жалобы — только сухой факт.       Повисло молчание.       Грейнджер медленно придвинулась ближе к Драко, словно плед, который укрывал их двоих, внезапно уменьшился, и ей пришлось сесть ближе. Она услышала глухой смешок Малфоя, и сразу же почувствовала, как рука Драко скользнула к её талии, а потом легла на неё, горячая и уверенная. Гермиона не протестовала, только прижалась ближе, ощутив, как затрепетали абсолютно все органы внутри. Это было так естественно, что Гермиона даже не думала сопротивляться.       — Скажи, что я не одна чувствую это… — неуверенно сказала Гермиона       — Ты не одна чувствуешь это, Гермиона, — низким шёпотом сказал Драко, положив свой подбородок на её макушку. Его дыхание тёплой волной коснулось её волос.       — Что мы будем с этим делать?       — Как всегда — импровизировать, — усмехнулся Драко, и в этом была смесь обречённости и облегчения. У него, конечно, не было плана даже для отступления.       — Конечно, — горько хмыкнула Гермиона, прижимаясь к его телу как можно ближе. — Как же ужасно от тебя пахнет…       — Ты думаешь, что от тебя исходит цветочный аромат, Грейнджер?       Она тихо усмехнулась, чувствуя, как уголки губ сами поднимаются. Горячая ванна была одной из её заветных мечтаний весь этот день.       Костер продолжал медленно потрескивать, а они — наслаждаться объятиями, которые являлись спасательными для обоих.       Короткое грудное щебетание, больше похожее на мурчание, на мгновение прервало тишину, и Драко вскинул голову. Две небольшие жёлтые птицы пролетели буквально над ними.