Её ангел с окровавленными руками

      Винченцо красив настолько, что будь Чха Ён помладше и по-наивней изошла бы на слюни прямо у него на глазах уже давным-давно, прямо при первой их встрече. Но она взрослая, опытная женщина, юрист с восьмилетним стажем далеко не чистой работы, потому лишь бросает взгляды украдкой. Она умеет лгать. Даже самой себе, пусть и предпочитает этого не делать.       Дело не только в том, что он красив (и пусть у неё руки дрожат от желания прикоснутся к гладкой коже почти кукольного лица) — он выглядит нереальным, волшебным, словно ангел. Потому не удивительно, что её завораживает контраст между внешностью и аурой тёмной власти окружающей его. Она вспоминает, как стекленеют от злости его глаза, и тело покрывается мурашками отнюдь не от страха. А от дикого возбуждения, которое продолжает копится внутри с их первой встречи.       Винченцо красив и холоден, но когда они впервые пожимают руки, договариваясь о сотрудничестве, она чувствует жар под его кожей, и ощущает как начинает полыхать сама. Со временем прикосновений становится больше. И они ей снятся. Он ей снится. В настолько мокрых снах, что румянец долго не хочет сходить со щёк. *       Понимание того, что Винченцо работал на мафию совершенно ничего не меняет. Осознание того, что он пытал, лгал, убивал — тоже. Это всё так идеально вписывается в его образ, что кажется, окажись он Ганнибалом Лектером от мира юриспруденции — ей будет всё так же всё равно, лишь бы оставался рядом с ней, лишь бы продолжал смотреть на неё, лишь бы продолжал помогать. Потому бросится ему на шею в тоннеле кажется естественным, словно дыхание. Несмотря на то, что он только что избил несколько человек, и руки у него в крови. От него пахнет кровью и порохом. И кто бы знал, что это может так возбуждать! *       Чха Ён целует Винченцо как только они входят в его комнату: хватает за отвороты дорогущего плаща из итальянской шерсти, прижимает к стене и плюёт на гордость, скромность, нормы морали, целуя.       Ей плевать, что Кассано застывает, как тот манекен. Ей плевать, что она пачкает руки в крови, пятно которой ещё не высохло, хоть и незаметно, на черной ткани. Ей плевать, что, скорее всего, приложила его затылком о стену, а зубами рассадила ему губу — вкус крови чувствуется отчётливо. Ей плевать, потому что у него мягкие губы. Ей плевать, потому что он только что чуть не погиб. Ей плевать, потому что больше нет сил сдерживаться.       И какое же счастье взрывается внутри, когда его руки, способные уничтожать и калечить, мягко её обнимают! Губы под её губами раскрываются и поцелуй из простого касания превращается в фейерверк, когда его язык уверенно проходится по её губам и скользит в рот.       Ноги слабеют, руки Винченцо крепче прижимают к себе и голова Чха Ён пустеет как никогда раньше. Поцелуй становится глубже, и она делает ещё одну вещь, которую очень давно хотела сделать — запускает пальцы в черные, идеально уложенные волосы.       Из глотки Кассано раздается тихое, но отчетливое рычание…

***

      У Винченцо Кассано, советника мафии, адвоката мафии, палача мафии, сына мафии было много женщин. Что в этом удивительного, если у него есть внешность, деньги, власть и харизма? Ничего, абсолютно ничего удивительного.       В женщинах с которыми он спал тоже не было ничего, ни удивительного, ни отвратительного, ни цепляющего. Они просто были. Пустые и бессмысленные. Необходимые на несколько часов для разрядки, а потом увозимые водителем туда, где он их подобрал. Ни номера, ни имени, ни воспоминания о том, как они выглядят. Только лёгкий звон в теле и опустошенность.       Потом случается смерть отца, покушение брата, Корея и она… Хон Чха Ён. Сильная, умная, яркая, стильная, уверенная в себе, пусть и слегка дурашка. Очаровательная. Весёлая. Хитрая, моментами коварная и даже жестокая. Идеальная. По его мнению — идеальная. Он исподтишка наблюдает за ней. И сдерживает все порочные порывы, потому что не понимает, у него слишком давно не было секса или же он хочет именно Чха Ён? *       Чха Ён заливисто смеётся запрокинув голову, капля мокколли стекает по подбородку на изящную шею, в ложбинку между грудей.       «У неё такая идеальная кожа», — мысленно облизывается Кассано, чувствуя как внутри поднимается тьма, заволакивает взгляд красноватой дымкой. Ему хочется перелезть через низкий столик, сбрасывая с него остатки еды и пустые бутылки, опрокинуть эту женщину на пол, прижаться к ней всем телом, дать почувствовать своё возбуждение и вцепится зубами в эту белую шею.       Ему интересно — как она отреагирует?       Закричит или замрёт словно кролик перед удавом, испугавшись?       Ударит или зашипит кошкой, разозлившись?       Обхватит ногами за бедра, прижмётся крепче, поощряя?       Он не делает ничего. *       — А ты убивал? — спрашивает Чха Ён, узнав о его связях с мафией. И что-то дёргает внутри, сердце пропускает удар.       «Она не поймёт», — бьётся в голове паническая мысль. И он лжет. Лжет для того чтобы просто остаться с нею рядом, пока есть такая возможность.       Когда его арестовывают, Винченцо Кассано впервые в жизни по-настоящему пугается и нет, не ареста. А того, что на стол перед ним и Чха Ён выкладывают фотографии «его работы». На них кровь, конечности, горелые кости и трупы.       И можно было бы слукавить, мол своими руками я никого не убивал. Вот только он чувствует, что нельзя: если первую ложь она ему ещё, возможно, простит, то если она узнает, что он солгал дважды — прощения уже не будет.       Что невероятно, в её глазах ни капли удивления или отвращения. Только искра интереса и безумия. *       В крови после боя и пыток ещё поёт адреналин. Он знает, что завтра всё будет болеть и ныть, и будет желание сдохнуть, и запах крови будет мерещится как от одежды, так и от собственных рук. Но сейчас он чувствует только лёгкость и звон во всём теле, особенно вспоминая тонкое тело прижавшееся к нему… А то как она запускала двигатель автомобиля на максимум, пугая мудаков внутри, и вовсе сносит крышу.       Из Чха Ён получилась бы идеальная «невеста мафии» — коварная, умная, безжалостная, … его.       Винченцо чувствует почти непреодолимое желание её поцеловать, аж дыхание в зобу спирает, не говоря уж о дискомфорте в дорогих брюках. А уж когда она первой, стоит им войти в квартиру, прижимает его к стене и целует — тьма внутри хлещет наружу, затапливает разум и вырывается рыком…