не уверен - не целуй

- Не расслабляйся, Майе! - Сергей Валентинович Якимов - тренер по физподготовке из штаба нового тренера Разина, не был "беспощадным" в понимании Филиппа - в его карьере были тренеры, которые относились к игрокам, как к мешкам картошки, заставляя их выполнять норму без лишних слов и без индивидуального подхода; но у Якимова была одна небольшая особенность - в Филиппе он видел слабенького мальчика, с которыми у него был разговор короткий - когда все делали десять кругов быстрым шагом, Майе делал тринадцать кругов, когда все делали по семь выпадов на каждую ногу, Филипп делал по одиннадцать, когда все делали по пятнадцать подтягиваний, Фил делал двадцать пять, и Якимов, словно самый верный и громкий фанат, стоял около Филиппа, кричал, подбадривал его, бил его по щекам и плечам, не спуская с него глаз и не давая Филу даже шанс на то, чтобы смухлевать. Филипп чувствовал одновременно и польщение таким вниманием, и раздражение от его излишек - все-таки он не первый месяц в команде, и некоторые тренеры могли бы не так интенсивно гонять его по залу; примерно на этом моменте Майе понял, что самая его неприятная черта всплыла на поверхность - когда обстановка вокруг становилась слишком теплой, слишком комфортной, слишком уютной, Филипп не брал все эти бенефисы для того, чтобы идти дальше и расти, Филипп начинал лениться и искать отмазки, начиная накручивать себе, что так теперь будет всегда. Это не делало его менее трудоспособным, но оставляло широкое поле для разгула одной проблемы - сытый и сонный лев, лежащий на камне, с меньшей вероятностью заметит опасность от затаившихся в сухих желтых зарослях травы охотников, чем напряженный и голодный, находящийся постоянно начеку зверь, и обиднее будет умереть в неведении, кто же стал твоим убийцей, а не в бою, как настоящий войн. Майе начал чувствовать, что сдает позиции еще даже до начала тренировочного лагеря. После тренировки Филипп, принявший душ и переодевшийся, направился к тренерской - несколько дней назад Ярослав брал более вместительный Grand Cherokee Филиппа для семейной поездки - Филипп не стал тратить время и силы на то, чтобы перевезти свой джип в Россию, а просто купил новый на вторичном рынке, чтобы не ездить на машинах Василия - и альфа отдал ему ключи от своей Audi, чтобы Фил не только не остался без транспорта, но и отвез ее на техническое обслуживание. Хабаров дважды забыл принести ключи Филиппу и отдать их ему лично в руки, поэтому Фил решил заглянуть к нему в тренерскую. Тактические тренеры сегодня были на собрании не в полном составе - были только Андрей Владимирович и его главный помощник - Евгений Леонидович, а также Хабаров, которого теперь на работе Филипп во имя субординации должен был называть не "Яр, ебанный твой рот", а "Ярослав Васильевич", добавляя "ебанный твой рот" неуловимым шепотом. Филипп хотел легонько постучать в дверь, но случайно толкнул ее ногой, и она распахнулась настежь, словно вот-вот должна была слететь с петель. В тренерской было несколько столов, но прямо перед дверью располагался стол именно Ярослава - на нем спиной к выходу сидел Акользин, в то время как Хабаров, стоя перед ним, одной рукой цеплялся за ткань футболки на его спине, а второй ласкал его между ног, чувственно целуя шею Павла, который также интенсивно шевелил рукой в шортах Ярослава. Майе замер, хлопая раскрытыми глазами и ловя свою челюсть, которая, позвякивая, катилась ему под ноги - в этой жизни он был готов к любому зрелищу, но только не к подобному. Ярослав заметил Филиппа через долю секунды после того, как омега не самым вежливым способом попал в кабинет, Паша вздрогнул, не рискуя даже поворачиваться к вошедшему - он, очевидно, видеть затылком не мог и не знал, что это был Филипп. - Ты вообще охуел что ли? - Хабаров швырнул в Филиппа первую попавшуюся папку на столе. - Тебя мама в овраге родила, раз ты не знаешь, сукин сын, что стучаться нужно? - Да это вы оба охуели! - Майе переступил через рассыпавшиеся по полу сверкающим пластиком мультифоры и подошел ближе к столу, закрывая за собой дверь. - Она у вас, блять, с легкого тычка открывается, даже ручку повернуть в замке не додумались, идиоты! - жесткий скелет папки Филипп все-таки поймал, когда закрывался от Ярослава, и теперь настал его черед использовать ее как оружие. - Вы вообще головой думаете? Тут, блять, десятки человек ходят, а если бы не я зашел? - Блять, Фил, это ты что ли? - Акользин выдохнул, присвистнув, и слез со стола, наспех застегивая ремень на джинсах. - Ты чего так пугаешь-то? - Откуда я знал, что вы здесь дрочите друг другу, - сквозь зубы процедил Филипп, все еще не имея возможности отделаться от мысли, что он шокирован увиденным - не самим процессом, а участниками этого процесса, - вообще, с чего это вы вдруг таким занимаетесь, как, почему, как давно...? - Да вот как вы с Васькой уехали тогда, ты в Канаду, он в Испанию, как-то вот так и получилось, - Ярослав пожал плечами, - мы планировали вам сказать. Когда-нибудь. - А ты чего пришел? - Паша всегда выглядел невинно, спокойно и улыбчиво - даже если секунду назад он заглатывал по самые яйца чей-то член, сейчас - было не исключение, между смущенным раскрасневшимся от злости Ярославом и смущенным Филиппом он выглядел непоколебимым айсбергом. - Ключи от машины отдай, - Майе действительно на мгновение забыл, зачем он пришел - настолько обескуражило его представшее перед его глазами зрелище. - Там-то, надеюсь, вы, два кролика, не ебались? - он злобно-иронично усмехнулся, но когда непоколебимый Павел и поджавший губы Ярослав переглянулись, он снова обомлел. - Вы серьезно, блять? - Филипп оглянулся по сторонам в поисках предмета, который можно было запустить в голову Ярослава. Хабаров порылся в кармане спортивной сумки и отдал Филиппу ключи от машины. Филипп краем глаза посмотрел на него, чтобы убедиться, что это был именно его брелок - предыдущий владелец передал ему машину с неоригинальными ключами. Пашу вся ситуация никак не тревожила - он и не собирался уходить, не собирался двигаться со своего места или говорить хоть что-то - они с Филиппом достаточно наболтались во время сегодняшней тренировки; Хабаров же жевал слова и никак не решался что-то сказать Филиппу, пока не потянулся к нему рукой, не взял его за плечо и не притянул к себе, наклоняясь к лицу Филиппа почти вплотную. - Давай оставим это в тайне от всех, хорошо? - прошептал Ярослав, и прежде чем Филипп смог ему ответить, он зашипел на него. - Я знаю, что ты не дурак и никому не расскажешь о том, что ты увидел, но я имею ввиду конкретного человека, Васю. Ничего ему не рассказывай, хорошо? Ему пока это не нужно знать. - Ты же знаешь, что я не люблю держать от него что-то в тайне, - Майе отодвинулся от Хабарова - такая близость казалась ему неуютной, стойкий запах альфы бил в нос и забирался под кожу. - Обоснуй, почему я должен поступить так, как говоришь ты. - Это просто человеческая просьба, - Яр запнулся, - все-таки на этом моменте начинается кое-что личное, чем мы с Пашей пока не готовы делиться с ним. Он - это не ты, он может не так нас понять. - Ты говоришь о каком-то другом человеке, - Филипп фыркнул, - Вася самый лояльный человек среди всех, кого ты, я и мы с тобой вместе знаем, ему нет никакого смысла осуждать вас - это только ваш выбор, с кем трахаться - хоть друг с другом, - Майе звякнул ключами от машины в руке. - Ты мне что-то не договариваешь, опять разговариваешь со мной, как с дурачком - я ненавижу, когда ты так делаешь, - Филипп сложил руки на груди. - Я не разговариваю с тобой как с дурачком, Филипп, - Ярослав начал заметно нервничать, - я просто знаю, что Вася гораздо более суровый человек, и если он узнает, что мы с Пашей так близки, он может начать задаваться вопросами, на которые мы пока не хотим отвечать, вдруг он заведет речь про наш маленький секрет, и я не хотел бы... - Яр! - гаркнул Акользин, заставляя Филиппа вздрогнуть от неожиданности. - Ты что несешь, идиот? - вскипел он на побелевшего Хабарова. - А еще говоришь мне, что не разговариваешь со мной, как с дурачком, - Филипп сделал шаг назад от Хабарова - нервозность Ярослава стала сывороткой правды и заставила его в поисках хоть каких-то аргументов выдать то, что крутилось на уме альфы и чего категорически нельзя было произносить вслух, - то есть вы двое уже обсудили все, что было между нам, надеюсь, во всех подробностях? - Фил посмотрел за спину Хабарова на Акользина - Павел покачал головой, показывая ему руками крест. - Яр, это было единственное условие. Никто ни о чем не должен был рассказывать, никому, понимаешь, даже человеку, который близок - не важно, тебе или нам с Васей. Само собой он задастся вопросами, если увидит вас сблизившихся - и кончится это просто разрушенной дружбой. - Не рассказывай ему, Филипп, прошу тебя, - Ярослав крепко схватил Фила за руку, но омега вырвал ее, прижимая к туловищу. Филипп мгновенно вспыхнул от этой искры - негодование окутало его с ног до головы. Подсознательно Филипп понимал, что, наверное, ничего страшного в том, чтобы о постоянном партнерстве Хабарова с Майе и Кошечкиным узнал именно Акользин - Паша сам был повязан с Филиппом не одной тайной и никому бы не стал рассказывать такие вещи, все вопросы были именно к Ярославу - если он рассказал о таком кому-то одному, то не факт, что не проболтается еще кому-то. Ярослава Фил и Вася подпустили очень близко, впустили туда, куда не пригласили бы никого и никогда, и эти отношения стали более интимными, чем подразумевались изначально, потому что Василий и Филипп воспринимали секс как осуществление мимолетного влечения, а Хабаров проник и через эту мембрану. И сейчас Ярослав предал это безграничное доверие, оказанное ему альфой и омегой. Майе глубоко вздохнул и покачал головой, Яр обреченно посмотрел на него. Фил круто развернулся на пятках и отправился к двери быстрым шагом, не прощаясь с альфами и не говоря больше ни слова, Хабаров кинулся за ним, пытаясь остановить его, но Филипп откинул от себя его руки и выскочил за дверь, бегом уматывая от Хабарова. Ярослав пытался нагнать его до самого выхода с базы и остановился, только когда увидел, как к выходу направлялись Карпов и Зернов - Филипп же, как ни в чем не бывало, пробежал мимо них, буднично прощаясь с ними, выбежал на улицу, переводя дух после своего забега и направляясь к машине. Васе Филипп, конечно же, ничего не сказал. Фил вообще чувствовал себя не очень хорошо из-за обилия вещей, которыми он должен был поделиться с Василием, но не рассказывал ему о них - о том, что Шварц полным ходом разгоняет целую кампанию по подписанию контракта Максима Майорова с "Шарлоттаун Айлендерс", о том, что несколько дней назад потратил целую ночь на то, чтобы поговорить с Архипом, о том, что Ярослав за его спиной проговорился об их самой большой тайне; хотя он обещал в первую очередь себе больше не давиться этими секретами и делиться ими с ним, чтобы они узнавали о таких вещах от друг от друга. Филипп до сих пор помнил слова Василия, сказанные ему когда-то давно о том, что Кошечкину неприятно узнавать тайны Филиппа из чужих уст, и с тех пор Майе пытался придерживаться данного Васе обещания, но когда столько всего скапливалось, вываливать это все лавиной на Кошечкина было неправильно и больно. - Что у нас на ужин? - Кошечкин как-то незаметно подобрался к Филиппу со спины, пока омега гипнотизировал взглядом приготовленный бефстроганов на плите. - Как вкусно пахнет, - он прижался губами к макушке омеги, обвивая его руками, - мясо, кстати, тоже, - одна его рука медленно спустилась с живота на бедро, заставляя Филиппа упустить тяжелый вздох. - Аппетит только какой-то слабенький, - он обволакивал жарким шепотом ухо Филиппа, скользя рукой еще дальше, нагло залезая ею за резинку штанов, - как на счет того, чтобы подать мне аперитив? Мой сочный апельсин уже был в душе? - Василий прикусил ухо Фила, и Майе застонал, закусывая губу. - Дважды, - задыхаясь, пробормотал Филипп - в его поясницу тяжело упирался крепко вставший член Василия. - Какой же хороший аппетайзер - слюни уже текут по подбородку, - Вася, придерживая член рукой, водил напряженной головкой между ягодиц Филиппа, размазывая вязкую смазку по коже, не снимая с Филиппа пижамных брюк, - папочкино самое любимое на столе - помнишь что, крошка? - Кошечкин резко развернул Филиппа к себе. - Помнишь, как папочка любит? Морозный воздух ледяной испариной оседал на взмокшей коже Филиппа - стоило Васе прикоснуться к нему по-особенному, только так, как он умел, Майе уже мало понимал, где он и кто он - просто слепо шел на голос своего альфы и выполнял все его приказы. Они даже поменяли стол в столовой ради такого случая - раньше в ней стоял большой стеклянный стол, по которому уже местами пошли трещины от горячей посуды, теперь они поставили там светлый, но полностью деревянный лакированный стол со скругленными углами. Может, он не очень подходил к интерьеру кухни Василия, но лежать на нем на животе, пока альфа хозяйничал сверху, Филиппу казалось удобным - в бедра не впивался острый край мебели. - Какое негостеприимное заведение, - фыркнул Кошечкин, - все приходится чистить самому. Альфа мягким движением руки сгреб волосы Филиппа на затылке в кулак, все тело Майе обмякло, словно он был детенышем животного, которого мама взяла за холку цепкими зубами и приподняла над землей. Он подвел его к столу, прижимая его бедра к скругленному краю, медленно провел свободной рукой по шелковистой коже живота, торса, груди, цепляя изнутри ворот мягкой синтетической футболки и ловким движением перекидывая ее через голову Филиппа, чтобы второй рукой снять ее полностью. Майе растворялся в этих прикосновениях, тихо постанывал, не забывая глубоко дышать. За то время, что им пришлось провести на разных континентах, они соскучились друг по другу, и от этого их в целом уже довольно давно уютные, бытовые и тихие отношения снова распалила некая свежесть, природу которой угадать им было сложно. - Ты такой напряженный, крошка, - Василий ваял из тела Филиппа все, что ему было угодно - под его пальцами пластичность омеги была подобна мягкому пластилиновому человечку; Кошечкин сначала спустился поцелуями по позвоночнику Фила, останавливаясь на каких-то самых чувствительных участках, лопатках, пояснице, а затем поднялся с колен, прижимаясь к Майе так, словно это объятие было простым, ситцевым, будничным, словно Фил готовил ужин, а Вася слонялся по кухне, - что-то не так? - прошептал он, невинно лаская кожу Филиппа на виске. Майе что-то промычал, качая головой и запрокидывая ее назад, напрашиваясь на поцелуй. Кошечкин крепко обвил его руками, скользя пальцами по его коже большими сухими ладонями, осыпая поцелуями все, куда он мог дотянуться - Фил чувствовал себя цветастой рыбкой в теплом океане неиссякаемой нежности. Вот только что-то действительно было не так - даже сквозь искрящееся желание мелкой испариной проступало тянущее волнение о произошедшем сегодня, и оно негативно сказывалось на Филиппе, ведь стоило ему хоть немного подумать об этом - внутри него все падало и растворялось в этом волнении. Впервые он во время секса разрубил все возможные связи со своим же телом, пытаясь отключить все ощущения и чувства. Его душила вина за то, что Вася к нему так хорошо относится, за то, что доверяет ему, за то, что все еще нежен с ним - даже спустя столько времени - а Филипп скрывает от него такие важные вещи. Тайное в любом случае становится явным, и в интересах Филиппа было сделать так, чтобы эта тайна забралась в их быт органично. Слезы стискивали на шее плотное кольцо рук, пока Филипп прятал за ладонями лицо, утыкаясь их тыльными сторонами в стол и выдавливая из себя стоны - ему до ужаса не хотелось показывать Васе, что его невинный вопрос надломил его и полностью разрушил всю атмосферу и все настроение, с которым Кошечкин изначально пришел к нему. Впервые за долгое время без очевидной причины Филипп, спрятавшись под горячим душем, специально направляя лейку в стекло, чтобы вода шумела максимально громко, плакал, сидя на полу и обнимая колени. Нагревшийся кафель под ногами скользил под негнущимися пальцами, вода, стекая по ложбинкам, словно длинными пальцами, пробегалась по коже омеги, но вода никак не расслабляла его - ему хотелось быть кусочком рафинированного сахара и раствориться в ней, утечь в канализацию и без остатка пропасть в холодном Урале. Насколько же он сам запутался в собственной лжи, хотя это и ложью толком нельзя было назвать - Фил просто не договаривал Василию некоторые детали, не скажи о которых кто-то самому Филиппу - Майе пришел бы в ярость, что его близкий человек поступает с ним таким образом. Филипп был чувствительным человеком; он не отрицал своей излишней жалостливости, вспыльчивости, агрессии, но оправдывал это тем, что все, что он чувствует в данный момент - он сразу же выражает, не имея возможности это скрывать. Это не делало его плохим человеком - это делало его самой обычной омегой, но ведь Филипп всегда равнял себя самого с альфами. Или же просто не хотел признавать факт, что являлся той самой "самой обычной омегой", всю жизнь бегал от факта, что если у него растет борода и между ног что-то отличается от привычного устроиства омег, то он является каким-то не таким. Быть обычным, заурядным, серым, неинтересным, особенно в глазах такого важного для тебя общественного мнения или мнения конкретного человека - один из самых страшных снов человека, и на этом моменте Филипп путался сам в себе - разве ему когда-то было интересно, что о нем подумают, особенно после того, как он день за днем на протяжении всей своей жизни переезжал это мнение на многотонном бульдозере. Мнение Василия же было стеной, куполом, в котором Филипп сам себя замуровал - нельзя было не обойти ее, не перелезть через нее, не разрушив. Филу всегда было важно оставаться хорошим в глазах близких в первую очередь, потому что если от него отвернется кто-то дорогой ему - это будет самым большим проигрышем; поэтому Филиппу всегда было так важно оставаться частью своей семьи - это были первые люди, которые всегда стояли за него горой. Кошечкин со временем стал частью этой семьи, может быть, сам того не подозревая - и Майе боялся потерять перед ним свой бренд, потому что по факту они ничем не были друг другу обязаны, и какая-то крошечная неуравновешенная мелочь, самая маленькая шестеренка могла вывести из строя все, что так долго собиралось с таким большим трудом. Филипп всегда был на сто процентов уверен в Васе - сколько бы зерен сомнения не пытались поселить в нем чужие слова и ситуации; но уверенность возвышала над облаками, падение откуда было бы смертельным, Филипп оставлял себе один балон кислорода на случай, если во время этого падения ему в космосе нечем будет дышать - Вася подкидывал его настолько сильным, что Фил, падая, успеет прокрутить все свои жизни, прошлые, будущие, пока не рухнет на землю. Он никак не мог выкинуть из головы, что пример его родителей, проживших в браке почти сорок лет - это скорее исключение, чем тенденция; мало кто из его знакомых и товарищей был доволен состоянием своих отношений уже через год после того, как начинал их, мало кто хранил верность - и даже если физическая близость была скорее потребностью, то люди уходили на поиски нежности, тепла и любви, что было настоящим предательством - и даже тот же самый Вася, проживший в браке с супругой больше пятнадцати лет, не отрицал, что изменял едва ли не с самого начала этих отношений. Филипп вздрагивал каждый раз, когда думал об этом, потому что ему казалось, что он уже не тот парень, с которым Вася начинал отношения - он изменился, стал мягким, инертным, безликим, типичной домашней зверушкой с поварешкой в руке, которую альфы из его окружения ласково называли "женой", и если Филиппу нравились эти изменения - он начал чувствовать, что соответствует своему возрасту, соответствует своему полу, своей идентичности, интересуется детьми и семьей - то вот мысли, резво накрывающие его вслед за тем, как настигали первые, нашептывали Филиппу, что Вася убежал из таких отношений и прибежал к Филиппу - тогда еще яркому, непосредственному и уникальному. Хоть Филипп и дружил с альфами, не найдя подхода к омегам своих товарищей, как самая забористая pick-me girl, но руку, тем не менее, чтобы он перешел на другую сторону - ему никто не протягивал. Фил высушил волосы и отправился на вечернюю пробежку - он все еще боролся с лишним весом, так как не успел прийти в норму до медицинских тестов, кардио-упражнения они с командой делали в минимальных количествах, уделяя больше внимания упражнениям на группы мышц; сделав норму по километрам и интенсивности Фил вернулся пешим шагом обратно к дому, накинув капюшон на голову - и издалека увидел черную Audi Хабарова, которая стояла около их дома. Бодрый, но спокойный шаг быстро сменился на бег, и Фил в два счета достиг калитки их дома, осматриваясь по сторонам. Вася уже стоял в их гостиной, привалившись плечом к дверному косяку - его было видно из прихожей, где-то в глубине комнаты виднелась голова растрепанного Хабарова, который сидел на диване, Акользин же со скучающим видом сидел на подоконнике и что-то смотрел в своем телефоне. Филипп, только завидев всю компанию в таком составе, сразу же понял, что они здесь не просто так, но не подал виду своего волнения - он уже достаточно накрутил себя сегодня и не хотел загонять себя окончательно, у него и без этого было достаточно вещей, которые ему нужно было проработать и преодолеть внутри себя. Он хотел скинуть олимпийку в гостиной, поздоровавшись со всеми, но когда его, расстегивающего толстовку, заметил Вася, Кошечкин, не меняя сосредоточенного выражения лица, медленно повернулся к нему и кивнул ему в знак приветствия. - Ты вернулся? - спокойно спросил он, протягивая ему руку и тут же успокаивая его этим жестом - Фил кивнул и подошел к нему ближе, забираясь к нему в объятия, как цыпленок под крыло курицы. - Яр, и что ты хотел сказать? - вероятно, Филипп не услышал часть предыдущего разговора, и уже не услышит ее - никто не собирался пересказывать ему хоть что-то. Майе в знак приветствия кивнул Павлу, который смотрел на него, чуть сгорбившись, Акользин кивнул в ответ, сразу же опуская взгляд в пол. Хабаров поднялся на ноги - он все еще был в рабочей униформе, лонгсливе и шортах, темно-синяя ткань в негостеприимной темноте комнаты казалась черной, от чего все морщинки и синяки под глазами на теплом лице Ярослава казались болезненными. Ярослав обошел диван и встал с другой стороны - словно боялся оказаться в уязвимом положении, боялся, что не сможет убежать от Кошечкина и хотел занять выгодную позицию. Акользин чуть усмехнулся, покачав головой - Филипп воспринимал эту ситуацию, как смехотворную, кажется, Паша думал тоже самое. - Тут... так получилось... - Ярослав отчитывался перед Васей так, словно Кошечкин имел хоть один процент власти над ним, и Филипп считал это странным; он знал, что Вася и Ярослав - очень близкие друзья, но все равно не видел ни одного повода, чтобы Хабаров так боялся мнения Васи. - Пока вас с Филом не было в городе, мы с Пашей, пока приглядывали за вашим домом и Кошей, - Яр говорил о хвостатой подруге, которую притащил Васе за несколько дней до их с Филом отъезда в дом Кошечкина, - мы пару дней пожили у вас, я с Леной был не в ладах, Паша там со своими мужиками был не в ладах, так получилось, что мы переспали, - даже в темноте было видно, что Ярослав побледнел, но Вася никак не отреагировал на его слова. - Ну и как-то закрутилось... так получилось, что мы теперь вместе. - Совет да любовь, - фыркнул Кошечкин. - Ты ради это искал Филиппа и долбил в двери, как будто что-то ужасное случилось? - Ты не в обиде? - вдруг спросил Хабаров, выставляя перед собой руки и опираясь на спинку дивана перед собой. - Мы не планировали как-то скрывать это от вас с Филиппом, просто думали, что после одного-двух раз нам это не выгорит и мы забудем о том, что между нами было, но вот уже месяц и... - Яр, ты как будто не со мной разговариваешь, - прервал его Кошечкин, и Филипп вспомнил, что сегодня он уже говорил об этом Хабарову. - Я сам встречаюсь с мужчиной, и ты это прекрасно знаешь. Мы не собираемся ни осуждать вас, ни ругать - это исключительно ваше дело. Акол всяко лучше, чем табор малолетних шалав, который ты вокруг себя собрал, - Вася чуть отпустил Филиппа от себя, но руку с его плеча не убрал. - Я и Филипп рады за вас, правда. - А то, что было между тобой, мной и Филом? - осторожно спросил Ярослав - конечно же одобрение Васи - это было не то, за чем он пришел. - С этим мы что будем делать? - он опустил глаза, и Фил почувствовал, что рука на его плече напряглась, но тут же соскользнула, вслед за чем послышался глубокий вдох Василия. - Так получилось, Вась, прости, я был выпивший, все рассказал Паше. - Ну что тебе сказать, - разочарованно произнес Кошечкин, - кроме как то, что ты долбаеб. - Да я все понимаю, Вась, я же обещал, - понимая, что Вася не бросился на него с кулаками в первую секунду и вся ситуация может вывернуться так, что он сможет выйти сухим из воды, Хабаров принялся виноватым голосом набрасывать на себя все больше и больше призрачной несущественной вины, - ты и Фил так доверяли мне, а я подвел вас, - это выглядело настолько пластиковым и наигранным, что Филипп не смог сдержать смешок, который тут же уловил Ярослав, темными глазами внимательно разглядывая его из полутьмы. - Это все, из-за чего ты приехал к нам, как побитая собака? - спросил Василий, и Яр кивнул. - Хабар, имей ввиду. Если это узнал только Паша - то это не так страшно, но если об этом узнает кто-то действительно ненужный, у нас с Филиппом начнутся проблемы, и я клянусь - я потащу тебя за нами. Первое и последнее китайское предупреждение, потом - отгрызу лицо и тебе, и Паше, - Вася перевел гневный взгляд с Хабарова на Акользина, и Паша тут же понятливо кивнул головой, все также не поднимая глаз с пола. - Мда, конечно, - Кошечкин снова приобнял Филиппа, - я от тебя такого не ожидал, Яр. - Я клянусь тебе, Вась, я больше никогда не подниму эту тему, - было заметно, как альфа облегченно выдохнул, но вот Фил напрягся только сильнее, - спасибо за твое понимание и еще раз извини за то, что я обидел тебя. - Ты не обидел меня, - даже непробиваемый Кошечкин начал чувствовать запах нефильтрованной лести в воздухе и давиться ею, - прожили и забыли. Еще раз повторяю - совет вам да любовь, дурачки, постарайтесь не расстаться так, чтобы Магнитогорск от крови потом отмывать не пришлось. Просто имей ввиду, Ярослав, так, на будущее - держит рот на замке. - Я все-таки не только перед тобой хотел извиниться, но и перед Филиппом, - сказал Хабаров, и сердце Майе ушло в пятки - конечно же все не могло так просто проскользнуть мимо него, пуля его непременно заденет, - потому что когда мы разговаривали об этом сегодня днем, на базе, Фил очень расстроился, когда узнал об этом. Кошечкин сдавил плечо Филиппа сильнее обычного и отодвинул омегу от себя, тут же поворачивая голову к нему и смотря на него пристальным изучающим взглядом. Фил шумно сглотнул, чтобы смочить иссушенное горло, и этот взгляд не означал ничего хорошего - как будто Вася обеими руками зацепился за слова Ярослава и прокручивал их в голове, примеряя на них разные значения. Ярослав выглядел довольным собой, на бледное лицо даже вернулась жизнь, Акользин, прикусив щеку изнутри, сочувствующе смотрел на Филиппа - скорее всего, он понимал, зачем Хабаров делал это, но ничего не мог сделать с тем, что сейчас происходило. - То есть, ты знал об этом? - спокойно спросил Кошечкин, хотя темные глаза альфы дергались от возмущения. - Я узнал только сегодня, - выгораживать себя было не самой лучшей тактикой, но Филипп попытался сгладить углы хоть как-то, но совершил ошибку - уголки губ Кошечкина поднялись в легкой, но нехорошей улыбке. - Это неважно, - тихо, едва различимо сказал Вася, стискивая пальцы на плече Филиппа еще сильнее, но быстро убрал руку, и Филиппу стало так холодно и одиноко от этого, словно Вася не просто убрал руку, а оттолкнул его, - мы поговорим чуть позже, я не хочу делать это при ребятах, - прошептал он, но Фил был уверен, что этот шепот услышали все находящиеся в комнате, - а теперь иди. Филипп сдержанно кивнул и вышел из гостиной. Он привык, склонив голову, делать так, как скажет его альфа, растеряв при этом всю свою независимость, привык делать его друзьям чай и кофе, не мешаясь под ногами, привык с улыбкой здороваться с ними и молчать продолжительное время, пока Вася разговаривал с ними, находясь в гостях или встретившись на улице, привык быть приложением - и это угнетало его. Даже Яр и Паша в моменте были его близкими друзьями - но, как альфы, теперь они тоже на стороне Василия. Он не мог ничего сказать на это, он проглатывал все раз за разом, потому что Вася привык жить так и строить быт таким образом, а Филипп прогибался под него, потому что... он не знал почему. Он во многих моментах в этих отношениях шел вслепую, и иногда ему становилось так тревожно из-за того, что такого любимого человека он может потерять лишь из-за своей неопытности. Что бы Вася не сказал ему - Фил уже был готов извиниться перед ним, потому что Вася всегда выворачивал перед ним карманы, рассказывая все, что у него происходило, в то время как Филипп отмалчивался, словно все, о чем он не говорил ему - было неважно. Может быть, Архип действительно был мелочью, о которой не стоило даже разговаривать, но вот то, что Фил был плотно замешан в организации переезда Максима - утаивать было нельзя. Майе отстраненно бродил по кухне, сметая со стола невидимые крошки и перекладывая чистую посуду с места на место, когда Хабаров показался в дверях. - Филипп, ты в обиде на меня? - негромко спросил он, останавливаясь на пороге и словно не решаясь подойти ближе к омеге; вытирающий сухим полотенцем сухие чистые тарелки Филипп неопределенно пожал плечами и продолжил заниматься своими делами, надеясь, что порыв Ярослава поговорить утихнет также быстро, как вспыхнул. - Фил, пойми меня, пожалуйста, я... - Что мне-то понять надо, а? - искорка гнева кольнула напряженные мышцы шеи Майе, край тарелки звякнул о стол, когда Фил швырнул ее от себя. - Что ты подставил меня? Я поступил ровно так, как ты просил - ничего не сказал Васе, в обмен на это ты заявляешься к нему - ладно, говоришь ему сам, как есть - но когда ситуация для тебя успокаивается, ты качаешь ее в мою сторону. - Я не знал, что Вася так отреагирует, - Хабаров прикрыл за собой дверь и встал за кухонным островком, снова принимая выгодную позицию, как будто Филипп задумал напасть на него. - Кому ты это рассказываешь? - Майе, может, хотел бы разозлиться на Хабарова, но сейчас его тревожили гораздо более серьезные вещи, чем оправдания Ярослава. - Ты знаешь Васю, ты знаешь, как он любит рубить с плеча, и даже если в итоге вся ситуация сойдет на нет - я уже в немилости. По твоей вине, Яр. Хотя я сделал так, как ты просил. Я ничего не сказал. - Я знаю Васю, и поэтому я знаю, что его реакция - это просто минутная обида, которая скоро в нем утихнет, так что не переживай, - Ярослав выпрямился и полуулыбнулся. - Разин увидел, как ты выбегал из тренерской, как я бежал за тобой - так что не у одного у тебя проблемы, Филипп, ко мне возникли определенные вопросы, и хотя на них ответы я нашел, у Разина все равно какое-то недоверие ко мне, - сказал Хабаров, но Филиппа это никак не пробило, омега лишь фыркнул, открывая ящик, чтобы спрятать полотенце и найти себе очередное бессмысленное занятие. - Я должен был поговорить с Васей лично, Филипп, если бы я этого не сделал, если бы это сделал ты - то между нами бы такая кошка пробежала, - увидев, что Майе не идет на контакт, Хабаров тоже спрятал улыбку, - а я не хочу терять его, как не хочу терять и тебя. Вы оба мне дороги. - Ты понимаешь, что своим поступком ты уже дал трещину этим "отношениям", - Фил показал пальцами кавычки в воздухе, - о чем вообще теперь может идти речь, Ярослав? У так тепло и с доверием относился к тебе, и все это своим поведением ты просто пустил под откос - у меня лично никакого желания с тобой разговаривать нет. - О течение наших теплых и доверительных отношений мы все равно разговариваем в первую очередь с Васей, - Яр пожал плечами, и от этих слов Филиппу стало как-то не по себе - он на мгновение замер, пытаясь отогнать от себя ненужные мысли, затем коротко вздохнул и вернулся к раскладыванию столовых приборов в ящике. - В таком случае, разговаривай обо всем с Васей, Яр, с такой риторикой нам нет смысла даже парой фраз перебрасываться, - раздраженно сказал Майе, - я считал тебя своим хорошим другом, но раз уже ты так отзываешься обо мне... - Да никогда я не был твоим хорошим другом, Филипп, никогда не был и никогда не буду, - Хабаров вдруг хлопнул руками по столу, заставив Филиппа снова оставить свое занятие и поднять на него взгляд, - ты можешь дружить с человеком, которого ты хочешь выебать? Я вот не могу - я или ебу этого человека, или не пересекаюсь с ним, - Ярослав выглядел разъяренным, - нет между альфами и омегами такого понятия, как дружба, Филипп, запомни, блять, раз и навсегда! - Ну вот и не пересекайся, - Майе до этого не требовалось никаких прояснений между ним и Ярославом - они плыли по течению, дружили, тусили, бухали, играли, работали вместе, и Филипп никогда не нуждался в объяснении этой простенькой, как ситец, связи, и Хабаров никогда не требовал поговорить об этом - а сейчас как будто что-то заставило Филиппа посмотреть на все под другим углом, словно все, что они с Ярославом называли "дружбой" - фальшивая театральная постановка с каким-то маргинальным посылом, который в своем произведении зашивал безумный автор. Ярослав ушел - гневно хлопать дверьми было неуместно, наверное, Яр не хотел бы, чтобы Вася что-то знал об этом разговоре, поэтому когда Филипп наконец решил выйти из кухни, чтобы подняться на второй этаж, Паша, Вася и Ярослав сидели в гостинной уже при включенной потолочной люстре, погасив торшер, стоящий в углу комнаты и служащий для ее освещения, пока не работал остальной свет. Филипп не хотел подавать вида своего опустошенного состояния, не хотел, чтобы парни - Паша, как минимум - думали, что у них с Васей может быть хоть какой-то разлад в отношениях, не хотел, чтобы с ним снова кто-то разговаривал, как с неразумным, успокаивая его, уверяя, что все будет нормально - но, кажется, Фил всю жизнь не замечал, что это - нормально. Как мало было нужно для того, чтобы люди принимали решение, как разговаривать с тобой - не внешность, не возраст, не умственные способности, не авторитет, просто самая обычная половая пренадлежность, крошечкая приписка "альфа" или "омега" в едва заметной строчке в паспорте. Относительно новым хобби Фила был автозвук - в его распоряжении был Grand Cherokee с довольно хорошей шумоизоляцией и новенькая аккустическая система от Harman Kardon, которую Фил приобрел в Канаде. Заниматься детейлингом у Фила не было времени - машина была на техническом обслуживании, затем Майе отдавал ее в пользование Яру, и теперь Фил мог уделить ей достаточно внимания. Он надеялся, что перебирание мелких деталей поможет ему успокоиться - последнее, чего он хотел, это ссоры на эмоциях, но его руки все равно подрагивали, когда он с коробкой спускался в гараж, надеясь снова не пересечься с гостями Кошечкина - как бы больно ему не было это признавать, сейчас он тоже чувствовал себя таковым. Как бы Фил не хотел, чтобы сегодняшний день закончился в тишине, а завтрашний прошел так, словно никогда и ничего не происходило, Майе понимал - сейчас Вася, как обычно, с улыбкой поговорит с парнями, проводит их по домам и придет к нему, чтобы закончить с ним - Кошечкину самому не хотелось устраивать сцену на чужих глазах. Гараж не был звуконепроницаемым - Фил слышал, как хлопнула калитка и как за забором завелась с нервным подергиванием Audi, стартуя с места практически мгновенно. Дверь гаража скрипнула, Вася встал на пороге, сложив руки на груди - он смотрел на Филиппа, как разгневанный и разочарованный родитель, от чего Фил все больше принимал вид провинившегося ребенка. - Что думаешь? - неопределенно спросил он, заходя в гараж и обходя джип спереди - на столе валялись какие-то гаечные ключи, и Вася взял один из них, с поддельным интересом рассматривая его и перекидывая из руки в руку. - Ты о чем? - Филипп не подавал вида своего волнения, с большим и большим усердием вчитываясь в инструкцию к коробке. - О Паше и Яре, - сказал Василий, облокачиваясь на крыло машины, - я просто в ахуе, - он вздохнул, - ладно, я уже понял и принял, что у Паши не все дома, как говорится, что он просто такой, какой он есть, гей, пидор, голубой, как это называется, я даже принял, что Ярослав не против потрахаться с парнем - альфа это или омега, неважно, но когда эти двое сидят рядом и за руки держатся - меня аж выворачивает, я не знаю, почему у меня такое впечатление от них, - Фил внимательнее посмотрел на лицо Василия - и на нем действительно был отпечаток презрения. - Лицемерно, но что поделать. - У меня тоже какое-то странное ощущение, - Фил пожал плечами, вытаскивая из кармана ключи от машины. - Слушай, ты можешь потом вот этой своей хуйней заняться? - Вася был готов вспылить, но остановил сам себя - не смог сдержать только нахмуренных бровей и игравших желваков. - Я с тобой разговариваю, а ты шуршишь и гремишь этими детальками, как ребенок, внимание на меня не обращаешь. Сложно зрительный контакт со мной держать? - он бросил на стол ключ, тот с позвякиванием упал на пол - к этому броску Кошечкин приложил немало усилий. Филипп набрал в легкие побольше воздуха, махом стряхивая одним движением руки все, что он разложил на капоте, в коробку под своими ногами, не подбирая все, что не попало в нее, взял коробку и с грохотом бросил ее на стол, отряхивая ладони и неловко улыбаясь. Васино выражение лица давало Филиппу понять, что Кошечкин разозлен до предела, но все еще держится на морально-волевых силах. Майе выдохнул - ему нужно было учить себя мягкости, гибкости, учить себя иногда сдавать позиции по всем фронтам, как омега, а не бросаться в любой огонь с головой и сжатыми кулаками, как альфа; но найти в себе силы сразу же склонить голову и просто подойти с объятием к Василию Фил не нашел. - Почему у нас все так, Филипп? - обреченно спросил Кошечкин, опуская глаза - Майе едва не бросился с объятиями к альфе, столько необъятной печали было в этом жесте. - Почему нам с тобой с таким трудом дается понимать друг друга, и даже в этом понимании у нас всегда трещины? - он прикрыл лицо ладонями, но пропустил их касанием по коже, запуская в волосы. Майе никогда не видел, что между ними что-то было не так, и слова Васи испугали его. Он видел все самыми простыми бытовыми проблемами, которые решались ссорой, разговором, поиском компромисса, точкой в проблеме. В его понимании нерешимой могли быть измена, предательство, отсутствие чувств, но Фил тщательно избегал первых двух пунктов, а о последнем и речи не шло - так пламенно в Филе еще никогда не пылало ничего. Кошечкин же смотрел на все то ли с более критичной стороны, то ли был прямо сейчас слишком расстроен и разозлен, раз решил применить такую формулировку, но Филипп не верил ему - разве можно назвать трещиной самый обычный конфликт? - Не страшно, что Ярослав и Паша знают что-то лишнее - это я альфа у нас в доме, это в моих интересах оберегать наш с тобой дом, нашу репутацию, и стоит кому угодно, будь то мой лучший друг Ярослав или обычный проходимец по жизни Паша, блять, какой угодно другой человек, задеть тебя и меня, дотронуться до нас с тобой, - зависший в воздухе кулак Кошечкина крепко сжался, - я сожру его с костями. Я взял тебя к себе, я взял ответственность за тебя, и я ставлю тебя, - на каждое "тебя" тон голоса Василия повышался, но еще не срывался на крик, и Фил съеживался и съеживался сильнее и сильнее, - ставлю тебя выше всех, кто был до тебя и появится после тебя. Страшно то, что я взял на себя обязанности альфы, но не получаю в ответ от тебя той лояльности от тебя, которой я заслуживаю. Я ничего от тебя не требую - я просто хочу, чтобы ты рассказывал мне какие-то действительно важные вещи, чтобы ты не делал ничего за моей спиной. Сколько раз я тебе говорил, что отличие наших секретов друг от друга в том, что мои ты можешь узнать только от меня, а твои могу узнать только от других людей? Ты сказал, что ты услышал меня, и теперь я снова слышу от другого человека, что ты решил от меня что-то утаить. - Ты сам сказал, что нет ничего страшного в том, что Яр и Паша что-то знают, - внутри Филиппа все горело - Кошечкин посмел поставить под сомнения его чувства к нему, и это расстроило омегу. - И теперь говоришь мне об этом так, словно я скрыл от тебя какую-то ужасную правду. - Потому что я еще раз повторяю тебе - я альфа в нашем доме! - кулак, который Вася сжал мгновениями ранее, был приготовлен им не для размахивания в воздухе - им Кошечкин с размаху, акцентируя удар на слове "альфа" басистым вскриком откуда-то из глубины глотки, врезал по лобовому стеклу джипа Филиппа, вкладывая в этот удар не только размах длинных рук, но и корпус, делая его злым, опасным и пугающим; стекло машины не выдержало, но и не побежало трещинами - на месте кулака Кошечкина осталась вмятина, а сотни крошечных фрагментов стекла провисли, не рассыпавшись, на уровне глаз водительского сидения. - И в твоих интересах, узнав о том, что Ярослав что-то рассказал о нас, наших тройничках, да банально наших отношениях, другому человеку, неважно кому, но спасибо, что такому же гнилому пидорасу, как он сам, который дальше эту информацию не понесет - в твоих интересах прийти домой и рассказать это мне как информацию с большим таким восклицательным знаком, чтобы я пошел и защитил нас и нашу приватность, а не бегал потом по району и искал крысу в своих товарищах! Ты на моей стороне должен играть, Филипп, мне помогать, а не заставлять меня краснеть, бледнеть и выкручиваться, когда эти идиоты приезжают в наш дом и начинают рассказывать мне, как мне нужно жить, как мне нужно строить с тобой отношения и как они знают о тебе больше, чем я! - кричал Кошечкин, Майе, стоя напротив него и смотря на уничтоженное лобовое стекло машины, думал, что на месте этой вмятины вполне могла оказаться его скула, и окажется, если он не предпримет хоть что-то. - Да, я признаю, что сегодня днем, когда уходил с тренировки, застал их, узнал от Яра, что он проболтался Паше, даже не стал с ними разговаривать и попытался молча прожить этот момент без попытки даже рассказать тебе об этом - это моя вина, я ее не отрицаю, - тихо сказал Филипп, сжимая одной рукой запястье другой руки и смотря на Кошечкина жалостливыми глазами, - я правда не хотел тебя расстраивать, маленький, я хотел или выкинуть это из головы, или сказать тебе это в ближайшее время. Я не думал, что тебе это принесет столько неудобств. Извини меня, пожалуйста. Он хотел перевести разговор в более спокойное русло, хотя все его внутренности и конечности дрожали - однажды он уже видел Васю таким и он помнил, чем все это закончилось. Тогда Филипп был острым и непреклонным, еще не знающим, на что действительно может быть способен Василий в гневе - ведь, конечно же, обещание заниматься своими проблемами с психологом в свое время осталось только обещанием. Майе надеялся, что сейчас он сложит ручки и упадет на колени - метафорически - то Вася смилуется, но стоило Филиппу сделать шаг в сторону Кошечкина, альфа не только не разжал кулаки, но и оскалился. - Твое ебанное "извини" - это как издевка, блять, - прорычал он. - А о чем ты еще не думал, когда делал? Что еще я внезапно узнаю непонятно от кого? Знаешь, что другие альфы делают за такое неуважение со своими омегами? - Кошечкин кивнул в сторону разбитого лобового стекла, и Фил сглотнул - он метался в своей же голове, не понимая, как сделать лучше - прямо сейчас признаться во всем явно неуравновешенному Василию и перетерпеть все, что он ему приготовил, прямо сейчас, или же снова отложить этот разговор, и повторить все снова через промежуток времени. - Тебе, сука, и не снилось, что я делал за такое неуважение к себе, - напряженная челюсть Василия дернулась, - чего молчишь, блять? Есть что сказать? - Есть, - тихо, на грани шепота, сорванным голосом пробормотал Филипп, - но, может, хотя бы не здесь, - ляпнуть выдуманную хрень и, возможно отмазаться, или сказать все, что его тревожило и попрощаться с жизнью - выбор Филиппа был действительно тяжелым в данный момент. - А почему не здесь? - вдруг злой Вася испарился - на его месте остался лишь недоумевающий Кошечкин, выпрямивший спину и снова опирающийся бедром на крыло машины. - Чем тебе обстановка гаража не нравится? - он оглянулся, поджимая губы в наигранном недоумении - такой Вася пугал Филиппа еще сильнее, потому что теперь Майе вообще не мог понять, о чем думает Кошечкин. - Темно, сыро, холодно? Или тебе все твой джип покоя не дает? - он оценивающе посмотрел на машину. - Хочешь, я возьму биту, залезу на крышу и превращу твою машину в кусок металлолома? Может, хоть так ты поймешь, что обстановка - это не самое важное, важно то, что все, что ты утаиваешь от меня - рано или поздно станет явным, и тогда эта явь станет для тебя фатальной, потому что я по твоим виноватым глазам вижу, что ты что-то скрываешь от меня. - Не надо ничего ломать, я понял тебя, - Фил вздохнул, поднимая глаза на Кошечкина - все невзгоды взрослой жизни нужно было принимать с достоинством, отвечать за свои проступки, может быть, в каких-то моментах Филипп действительно не видел и не увидел бы за собой вины, но в ситуации с Максимом - Вселенная тысячу и один раз намекала ему, что он зря действует без одобрения Василия, и вот сейчас за игнорирование всех красных флажков ему придется расплатиться. - Макс с очень большой вероятностью переедет в канадский Шарлоттаун на острове принца Эдварда этим летом, Алекс помогает ему согласовать контракт с местной командой. Я держал всю ситуацию на контроле еще несколько недель назад, мы с Алексом ездили в провинцию, чтобы посмотреть на стадион, узнать условия работы и познакомиться с генменеджером. Я не держал никакого злого умысла в голове, я просто хотел, чтобы Максим исполнил свое желание начать взрослую карьеру подальше от России, но при этом иметь такие связи в клубе, чтобы ты всегда мог наблюдать за ним, как пожелал ты. Я должен был сказать тебе раньше. - Но не сказал, - тут же ответил Василий, стирая с крыла машины невидимую пыль, - почему? - Потому что... потому что... - Филипп не мог заставить себя произнести хоть что-то вслух - в горле встал ком, мешающий и дышать, и говорить. - Мы с Алексом думали, что ты сделаешь все, чтобы это не произошло. - А "мы с Алексом" - это ты в коллективе со своим ебланом-агентом или он просто нассал тебе в уши, а ты повелся? - усмехнулся Кошечкин. - Когда мы только начали обсуждать этот вариант, я не думал, что ты можешь как-то негативно отнестись к этому, - Фил сморгнул непрошенные слезы - тело просто отвергало свои собственные мысли и действия, и если уж быть честным, то быть таковым до самого конца, - но Алекс высказал свое предположение о том, что ты можешь так поступить, и я тоже начал об этом думать. - Можно было ответить проще - второй вариант, - проронил очередной смешок Вася. - То есть, некий альфа смог посеять в тебе зерно сомнений в твоем собственном альфе, и ты, вместо того чтобы сказать "ну раз уж я делаю хуйню, то буду делать ее до конца и останусь уверенным в себе, а когда получу пиздюлей, буду искренне удивляться, за что - ведь мой альфа - самый лучший, он бы так никогда не поступил со мной", - реплики "омеги" Кошечкин выделил гнусавым дразнящим фальцетом, - и послать нахуй этого Шварца, ты соглашаешься с ним, снова вступая в команду противника. Филипп, - в его голосе проскользнула угроза, - я считаю это крайней степенью неуважения. - Вась, я правда хотел, как лучше, - на этот раз ничего лучше оправданий Филипп в себе откопать не смог, - я хотел помочь тебе устроить сына и иметь возможность при помощи связей Шварца всегда быть в курсе его дел. Я полез не туда, я должен был в первую очередь поговорить с тобой, рассказать тебе, не слушать Алекса - и это уже не просто "не договорил", как с Яром и Пашей, я понимаю, я полез в твою семью без приглашения, если ты дашь мне шанс исправить - я буду благодарен тебе. - Может, за твоими действиями и были благие намерения, - Кошечкин вздохнул, - я не могу этого отрицать. Но есть один нюанс - все в нашей жизни динамично, постоянно меняется, не стоит на месте, и если бы ты мне это сказал тогда, когда я знакомил тебя с Максом, я бы был лишь рад тому, что ты с таким энтузиазмом решил помочь моему ребенку, то сейчас - это предательство, Филипп, - лицо Васи с разозленного сменилось на печальное, - ты ведь даже не знаешь, что у нас с ним происходит, Фил, ты даже не спросил, даже не поинтересовался, нужно ли это нам, - он потерянно посмотрел на омегу. - Я вообще стал для тебя пустым местом, Филипп. Никакого интереса, никакого уважения, быт, секс, сериалы по вечерам, сон - и тот спина к спине - и завтрак в тишине по утрам. Ты больше не любишь меня? - спросил он, и хоть Филипп услышал в его голосе что-то, что в другой ситуации заставило бы его бежать, не оборачиваясь, сейчас Майе тут же сошел с места, подбираясь к Васе. - Нет, что ты, я люблю тебя больше всего на све... - Фил летел к нему, как мотылек на свет, но наткнулся на обжигающее пламя, которое мгновенно превратило его тонкие крылышки в пепел - на полуслове его поймал тяжелый удар в скулу от Васи, из-за которого Майе потерял равновесие и упал на спину. Вася схватил лежащую рядом коробку с деталями от аудиосистемы и швырнул ее в Филиппа, замахнувшись ею над головой. В ней не было ничего особенно тяжелого, но мелкие детали градом посыпались на Филиппа, оглушая его своим звонким стуком о холодным бетон. Все внутри Филиппа сжалось в точку, он перестал чувствовать хоть что-то в своем теле, из инстинктов осталось только одно - по возможности закрыть голову руками и не шевелиться, вдруг все это не настоящее, вдруг все это пройдет. Звон деталей утих, Фил разжал веки и увидел над собой красное от злости лицо Васи, который держался рукой за крыло машины и нависал над ним, наклонившись. - Тогда какого хуя ты себе вообще позволяешь по отношении ко мне?! - надрывно закричал он. - Тебя надо до кровавых соплей избить, уебок, чтобы ты на свое место вернулся? Тебе напомнить, откуда ты взялся? Тебе напомнить, где я тебя подобрал? Тебе напомнить, блять, напомнить? - у Филиппа заложило уши от его крика. - Раз любишь, то почему еще не позвонил своему ебаному хуеплету и не сказал ему сворачивать все свои делишки в отношении моего сына? Тебе твой телефон надо в руки положить? - Василий выпрямился, оборачиваясь в поисках чего-то, и нашел телефон Майе на столе. - Вот он, Фил, давай, действуй, или все, что ты можешь - это за моей спиной делать все, что тебе вздумается? Со всего размаху он швырнул телефон в пол, и тот ударился о бетон в нескольких сантиметрах от уха Филиппа - ушную раковину оросило мелким стеклом, Фил зажмурился, наконец чувствуя хоть что-то - скула надрывно болела, мочка уха была порезана, и двух попыток убийства за несколько минут ему было достаточно, поэтому первое, что он попытался сделать - это дернуться и встать с пола, но Вася не дал ему это сделать, рукой, которую он протянул для того, чтобы взять телефон, толкнув Филиппа обратно. Болевые ощущения хлыстали парализованное страхом тело, и Фил снова замер, убаюкивая себя надеждой, что все утихнет также быстро, как и закончится. - Ты, блять, даже не спросил, когда я вернулся из Испании, как я, как моя семья, как мои дети, - Вася сначала встал на колено сбоку от Филиппа, а затем всем весом сел на бедра Майе, и Фил вдруг понял, что когда падал, больно ударился поясницей, - конечно же ты не знал, что Максим тоже в день ссоры с Ириной был с нами - и что он встал на ее сторону, из-за чего мы с ним едва не подрались, - спина Фила неестественно выгибалась, чтобы хоть как-то справиться с нагрузкой от тела Василия, - откуда тебе знать, Филипп, откуда, - Вася покачал головой, подбирая телефон омеги. - Ты же лучше лишний раз пообщаешься со своим ненаглядным Шварцем о том, как помочь ебанному малолетнему предателю, не посоветовавшись с человеком, который поставил его на ноги, - Вася разблокировал телефон Филиппа - тот был разбит, но все еще функционировал, - а давай посмотрим, с кем ты еще болтал, а? Не нужно же вместо этого разговаривать со своим альфой о происходящем в его жизни - он со всей хуйней сам справится, конечно, - Вася что-то листал в телефоне у Фила, - ты лучше два часа пропиздишь с Керанном, чем узнаешь, что я больше не то что Максиму помогать не хочу - я его знать не хочу, - Вася развернул экран к лицу Майе - на нем было видна строчка из телефонной книги Филиппа, - ты лучше тридцать раз позвонишь своей сестре, чем узнаешь, что я выписал этого малолетнего подонка из своего наследства, - Вася с умным видом пролистал стопку многочисленных звонков Феличе, - ты лучше два часа тридцать три минуты поговоришь с Акользиным... вот только о чем вам говорить? Из общего у вас только мой хуй, который был и в твоей заднице, и в его заднице, - в голосе Кошечкина пробегала истерика, Фил обмякал все больше и больше. - Хм, часовой разговор с неизвестным номером в два часа ночи? Кто это был? Филипп не сразу понял, о чем говорил Василий - он все пытался сместить центр тяжести на ноги, потому что эта пытка становилась невыносимой. Кошечкин сначала недолго глядел в телефон Филиппа, затем достал из кармана свой и по цифре перенес незнакомый номер на свой iPhone, а когда увидел, что в его телефонной книге есть совпадения, то сполз с Филиппа и поднялся на ноги. - Некий "Неколенко Спартак", - веселым голосом сказал Вася, и для Филиппа это прозвучало как "казнить", - просто ахуеть, хуев ты изменщик. У меня просто нет слов. Вася убрал свой телефон в карман штанов и несколько раз сделал по несколько шагов в противоположные стороны, хватаясь за голову - Фил понимал, что Вася для себя уже все решил и что его объяснения, даже если он сможет из себя из выдавить, сделают ему только хуже. Омега пока что не видел всех увечий, нанесенных Василием, но чувствовал, как с порезов на ушной раковине сочится кровь, также стекающая по щее из свежей сечки на скуле, как еле передвигаются ноги после того, как Кошечкин буквально сплющил его бедра. Василий покрепче сжал телефон Фила и, повернувшись, метнул его в водительское боковое стекло джипа - оно выдержало удар, но покрылось трещинами, как и боковое. Тяжелый корпус разбитого телефона упал рядом с ногой Филиппа. - Просто флеш-рояль какой-то, - прошипел Вася, снова падая на колени, расставив их по обе стороны от Филиппа, и стискивая руки на шее Майе, - если я узнаю, что ты мне изменяешь, я просто убью тебя прямо здесь, закопаю на заднем дворе и никто даже не вспомнит о тебе, - бормотал Кошечкин, пока душил Филиппа - инстинкт самосохранения омеги наконец получил немного кислорода, и Фил начал отбиваться и пытаться сорвать руки Василия на своей шее, - я не потерплю измен, лжи и предательства, я просто убью тебя, шлюха тупая, и на этом ты... - слух Филиппа отключился - воздуха катастрофически не хватало, перед глазами проносилась вся жизнь со всеми ее взлетами и падениями, и их самое первое взаимное "я люблю тебя", произнесенное в номере отеля в Хабаровске, ударило по ушам Фила, прежде чем он отключился. Филиппу редко снился кислотный бред, о котором часто рассказывали его друзья и знакомые. Очень редко во сне ему виделись знакомые образы, люди, лица и имена - чаще всего ему снились однообразные пейзажи, моря, горы и простенькие города, которые жизнь покинула. Но сегодняшняя ночь была втрое длиннее всех обычных ночей Филиппа - и снилось ему все, что он только мог представить. Он бродил по своему сну, перелетал из города в город, переходил от дома к дому, от человека к человеку, и с каждым разговаривал, как будто осознанно, как будто этот человек не был просто сном, иллюзией, бредом; Фил четко понимал, что он спит, и в какой-то момент чуть даже не выпрыгнул из этого сна, испытав паническую атаку, ведь реальность всех ощущений пугала его, словно он был героем Джуда Лоу из "Потрошителей", но из этого сна ему словно не давала вынырнуть какая-то крышка на проруби, в которую он окунулся. Пугало то, что в этом сне его все любили. Любая альфа и омега, на которую Фил показывал пальцем, с радостью укутывала его в объятия и окружала любовью - как будто только этого Филиппу и не хватало в реальность. Из рук в руки Филипп порхал по ним, как бабочка с цветка на цветок, и во всех лицах искал одни знакомые черты лица - вот только теперь при попытке произнести это имя желудок сворачивался в трубочку, а на языке появлялась желчь, подгоняя подступающие по горлу слезы. Везде Фил был любим и важен, но везде ему было холодно - только родные и любимые руки могли согреть, только любимая светлая улыбка могла озарить его; только вот поиски были бесконечными и тщетными. Филипп уже начал думать, что это действительно проплаченная симуляция после его смерти, как вдруг понял, что он думает - а значит все еще жив. Открыл глаза он на диване в гостиной - он был раздвинут и застелен простынью, под головой Филиппа лежали мягкие подушки из спальни. На одном глазу лежала неплотная повязка, Майе сначала испуганно заморгал глазами, но быстро понял, что повязка больше давит на щеку и на голову, чем на глаз, предназначалась она, соответственно, для них. На включенном телевизоре на минимальной громкости шли местные новости, Фил попытался пошевелиться и увидел за спинкой дивана треногу капельницы, на которой гроздью висели пакеты с жидкостями и были вставлены бутылки в специальные пазы. Бинт сокращал обзор Филиппа до минимального, и когда Фил увидел, что в его ногах на диване сидит незнакомый мужчина, он вздрогнул и попытался вскрикнуть - но смог лишь захрипеть. - Тихо-тихо-тихо, - тут же этот кто-то по-английски заговорил с ним, поднимаясь на ноги с дивана и вставая рядом с диваном, - спокойно, Филипп, не дергайся, ты в порядке, я доктор, а ты - под капельницей. Как ты себя чувствуешь? Филипп что-то невнятно промычал, пугаясь состояния своего голоса - откашляться сил просто не было, хотя горло чесалось и раздиралось от неприятных ощущений. Мужчина, приятно пахнувший "удовым деревом" от Tom Ford взял его за руку и несильно потряс ее, давая Филиппу понять, что он пришел в себя, он в реальном мире, ему оказывают помощь. Альфа был без единого признака медицинского персонала в элементах его одежды - был одет в простую черную футболку и синие джинсы, а когда он наклонился на Филиппом, чтобы поправить пластырь катетера на руке, Фил понял, что он действительно не знал этого человека. Вокруг никого больше не было, и Филиппа это пугало. Мужчина поднял глаза на стену - скорее, дверной проем в противоположной стене - и махнул рукой, и через спинку дивана тут же перегнулась незнакомая женщина. - Очнулся, солнышко! - воскликнула она, всплескивая руками - по ее мягкому лицу бегало беспокойство, которое утихло, стоило Филиппу осознанно посмотреть на нее. - Тихо-тихо, лежи-лежи, - она суетливо оббежала диван - она была небольшого роста, с нежными белыми короткими кудрями, обрамляющими округлившееся из-за беременности на позднем сроке лицо, большой живот скрывало струящееся темное легкое платье. - С ним все нормально? - Да без изменений, - сказал доктор, - но в больницу съездить все равно надо будет, Юль, я вроде не переломов, не сотрясений не увидел, но за ним нужен уход и контроль, чтобы сразу же положить его в стационар в случае чего. Я на твой контроль это оставляю. - Да понятное дело, я его к себе пока что заберу, он у нас поживет - я все равно в пожизненном декрете, покормлю его, прослежу, чтобы пил все лекарства, - женщина - судя по словам доктора, ее звали Юлия - засмеялась и легонько хлопнула себя по животу, - ты как, Филипп? - свои маленькие ладошки она положила на живот омеги и ласково улыбнулась. - Все, все нормально, не переживай, ты в безопасности, дома, все нормально, - от нее веяло сильной и теплой энергией, которая заставила думать Филиппа, что все действительно будет нормально. Филипп попытался пошевелиться - на удивление, тело нормально отзывалось на просьбы Фила собраться в единый организм и начать функционировать хотя бы без половины комплектации. Он смог приподняться на одно руке, не беспокоя при этом руку, в вене которой был катетер, смог пошевелить обеими ногами, напрягая и расслабляя мышцы бедер, чтобы понять, так ли страшно все было, как он помнил перед тем, как потерять сознание - но ноги вполне нормально работали, и Фил облегченно вздохнул - все остальные травмы не могли помешать ему спокойно тренироваться. Юлия сразу же заохала и уперлась руками в грудь Филиппа, толкая его обратно на диван. - Юль, ладно тебе, пусть встает, - мужчина махнул рукой, - может, хоть что-то покушает, - он вытащил иголку из катетера и затянул на нем верхний порт, заклеивая его пластырем, - я побегу, мне на работу пора, вечером приеду, прокапаем оставшееся. И контролируйте ситуацию - чуть что, так сразу в больницу. Альфа пожал слабую руку Филиппа и исчез из поля его зрения. Фил, судя по вялости и слабости, пролежал на спине в их гостиной довольно продолжительное время, и теперь картинка в его глазах догоняла действительность с опозданием. За зашторенным окном ярко светило солнце, постукивая в стекла и напрашиваясь в гости, из признаков жизни - лишь мерцающий на стене телевизор, на котором диктор в новостях рассказывала о событиях в утреннем эфире. Майе вздохнул и сел на край дивана, прикрываясь одеялом - на нем не было даже нижнего белья, а рядом ходила незнакомая ему женщина. Он пригляделся ко времени на экране телевизора - было около восьми утра. В голове Филиппа все еще шумело, даже не от ударов, а от очень долгого болезненного сна. Постепенно в пустую черепную коробку возвращались мысли, но Фил не был рад их появлению и отмахивался от них. Где был Вася, что Филипп почувствует, когда увидит его - Фил снова вздохнул и наклонился чуть вперед, упираясь локтями в колени и запуская руки в волосы. Юлия очень тесно села рядом с ним, приобнимая его. Бинт с глаза сполз и упал на губу - Филипп осторожно оторвал его, обнажая свежий шов на щеке. Майе боролся с собой внутри непродолжительное время - но в итоге распрямился и положил голову на грудь тянущей его в теплые объятия омеги. - Филипп, все будет нормально, - тихо произнесла она, - все будет хорошо. Мы с Сережей заберем тебя на недельку-другую к нам, пока все не успокоится. Захочешь - Вася будет приходить к тебе. Отдохнешь, вернешься к тренировкам, все будет нормально, - она оставила теплый, почти материнский поцелуй на виске Филиппа, - бедный мальчик, - прошептала она, - неважно, кого ты любишь и кто любит тебя - ты заслуживаешь к себе самого лучшего отношения, как и все мальчики и девочки, - Юлия укачивала его в своих руках, и Фил почувствовал, как слезы подступали к горлу. - Не переживай, все будет хорошо. - А кто... - пробормотал Филипп, как вдруг понял, что он едва может разговаривать - по разодранному горлу воздух гулял, царапаясь, сдавливая болезненную кожу. - Кто... - Фил закашлялся, прикрывая рот, женщина тут же дала ему воды. - Юлия? - Да-да, Юля, Юлия Мозякина, жена Сережи Мозякина, - кивнула она, - друга Васи, - она вздохнула, - он забрал его сделать несколько вещей - отвезти твою машину в сервис, купить тебе новый телефон, просто поговорить, боюсь, если бы он остался, я бы прибила его, - она гневно сжала кулачок, но сразу же разжала его и снова обняла Филиппа. - Бедный мальчик, как же хочется сказать тебе, чтобы ты бежал подальше и не оглядывался, так обидно за тебя, никто не достоин такого отношения. Вот только я о ваших отношениях ничего не знаю, знаю только что наши русские альфы - все такие, собственники, злые, вспыльчивые, что у каждой семьи свои порядки и секреты - не зря у нас в России есть поговорка "муж и жена - одна Сатана". Поэтому поживешь пока у нас с Сереженькой, мы подлечим тебя, встанешь на ноги и сам решишь все - мы тебя жизни учить не будем. - Все знаете? - коротко спросил Филипп, вздыхая. - Вася понял, что что-то плохое сделал, позвонил Сереже, я подумала - мало ли, что произошло у вас, решила поехать с ним - детки у нас все равно сейчас с бабушками и дедушками на море, - тихо сказала Мозякина. - "Скорую" решили не вызывать, позвонили нашему семейному доктору и попросили приехать. Если хочешь - мы можем сейчас собраться и поехать в больницу, снять побои, написать заявление, - она погладила Филиппа по волосам. - Хочешь - подождем Васю, поговоришь с ним. Сделаем все, как ты хочешь. - Не надо никакое заявление, - Фил покачал головой, - это все цирк, мне в этом городе еще целый год жить и работать. Давайте... просто чай попьем. Стыд от осознания того, что кто-то еще узнал о произошедшем, захлестывал Филиппа, как волны замшелый черноморский волнорез. Юлия приговаривала, как добрая курица-наседка, что Филипп - бедный и несчастный мальчик, заслуживающий лучшего, бегала по их кухне, то ставя чайник, то открывая шкафчики в поисках чего-то сладкого, Фил наблюдал за ней, за тем, как она наполяет каждую комнату возней и солнцем. События вчерашнего дня лесенкой выстраивались в его голове - утренняя тренировка, Яр и Паша сначала в кабинете, затем у них дома, а потом - эта отвратительная и грязная ссора в гараже, где не самым страшным были физические увечья, Филиппу не первый раз приходилось сталкиваться с бессмысленной жестокостью. Больше Филиппа топили произнесенные Василием слова - "напомнить, где я тебя подобрал", "тупая шлюха", "изменщик", какие-то пробегающие по предложениям оскорбления - все это звенело в ушах, как и обещание "закопать на заднем дворе" с последующим забвением. Это снова был не его любимый Вася, но кто бы не был там, внутри него или на его плече, делал он все его руками. Филипп и правда был не прав, но не был не прав настолько, чтобы заслужить что-то подобное. Филипп и правда недоговорил Василию о том, что за его спиной помогал его сыну, он действительно должен был в первую очередь поговорить с Василием - был бы доволен Филипп своими действиями, окажись он на месте Васи? Скорее всего нет. Но из-за того, что Василий позволил себе обронить колкие "изменщик" и "шлюха" - Филипп чувствовал, что внутри что-то надломилось. "Шлюха"? Филиппа физически выворачивало, когда знакомый или незнакомый альфа касался его без разрешения Василия. "Изменщик"? Филиппу даже не дали объясниться перед Василием, рассказать, как было на самом деле. Разве его любимый Вася мог себе такого позволить по отношении к нему? Даже учитывая, что Филипп не уважал, не считался и не любил - как говорил Вася - разве это все еще достаточное количество поводов так унижать его? - А мы вот с Сереженькой сыночка ждем, - Юля пыталась хоть как-то разговорить Филиппа, который обнял обеими ладонями чашку чая и смотрел в стол, - второй наш сыночек будет после Андрюшки, хотим в честь папы назвать, Сергеем Сергеевичем, - она улыбнулась, и Фил улыбнулся вслед за ней - таким заразительным был ее пример. - И девятый малыш в целом, - она погладила живот, - ты как, с детишками ладишь? - Опыта немного, только с племянниками и племянницами, - Фил сделал глоток чая, - девять детей - это же целый подвиг. - Папа у нас очень второго сыночка хочет, - Мозякина вздохнула, - Андрей лишь немного в хоккей поиграл, но сказал, что по папиным стопам не пойдет - уехал в экономический университет в Москву учиться, на девочке женился - такая хорошая улыбчивая девочка, так люблю ее. А Сережа так хотел, чтобы у него наследник был. Хорошо хоть Андрей успел с папой поиграть на профессиональном уровне, хоть одну мечту его исполнил. - Семь попыток для того, чтобы исполнить мечту своего мужа - это тоже целый подвиг, - сказал Филипп. - Я на такое вряд ли способен. - У нас, омег, обязанностей немного - домашний очаг хранить, мужа любить, деток воспитывать и быть спокойной мудрой супругой, - она взяла из корзинки пирожное, - бабушка моя такая была, мама, я сама такая, девочки мои такие же будут. Нас так воспитывали, такие ценности прививали. Но Андрюшка, хоть через бессонные ночи и слезы, но научил меня - своих деток нужно любить, учить их быть хорошими людьми, но не бросать, если они становятся немного другими. Поэтому я понимаю тебя - не все омеги рождены для рождения детей, масло масляное, - Юлия засмеялась. - Главное, чтобы ты счастлив был. Будет ли у тебя один малыш или десять - чтобы у тебя хватало сил и их делать счастливыми. Она здорово справлялась с тем, чтобы отвлечь Филиппа от всех невзгод. Пока Фил не заметил, слушая ее бесконечный щебет о буднях с табором маленьких детей, она уже налила Филиппу тарелку свежесваренного борща - видимо, в гостях у них Мозякины находились уже продолжительное время - и заставила его съесть все, уговаривая его на добавку; потом она потащила Филиппа в ванную и помогла ему умыться - в зеркале впервые за день Фил увидел ужасные черные синяки на своей шее от чужих пальцев - и переодеться - в гостинной на диване лежали вещи Василия, и в них Филиппу было хоть и свободно, но неуютно. Теплые "мамины" руки Юли словно оберегали Майе от серого, но солнечного утра. Филипп раньше видел ее мельком и даже толком не запомнил ее внешность, сейчас же она была с ним так добра, как будто они знали друг друга продолжительное время и такое отношение между ними было в пределах нормы. С ней Фил мог поговорить на действительно глупую тему - дети и их родители, мог спросить у нее, каково это - быть матерью, узнать что-то волнующее. - Так странно, - они сидели на диване, и Фил решился поднять тему, которая волновала его с самого утра, - люди в России обычно нетерпимы, когда узнают о том, что кто-то из их знакомых... состоит в нетрадиционных отношениях. Особенно когда это друг вашей семьи. - Васенька хороший парень - сколько они с Сережей дружат, больше десяти лет, Вася всегда не только хорошим другом был, но и помогал нам - всегда детишек перехватит, всегда позвонит, поинтересуется, как дела, и когда они с Ирой жили - семьями дружили, дети вместе в секции ходили, гуляли, играли, у нас дом раньше в этом поселке тоже был, - сказала Юлия. - С Ирой у них пути разошлись - не любили они друг друга, просто так получилось, что Ире сильное плечо нужно было, Васе - глава его семьи, тогда еще молодой совсем, потом близняшки получились, потом - младшенький, - она вздохнула. - Вася натерпелся в свое время, когда остался один с Максимом. Макс болезненным ребенком был, мама его... - Юля вдруг посмотрела в потолок, глаза ее были на мокром месте. - Васе тогда очень тяжело пришлось. - Ирина не мать Максима? - удивился Филипп - он никогда не слышал об этой строчке в биографии Кошечкина. - Вася в двадцать один год стал отцом в первый раз, Максим у него родился от Леночки Майоровой - первая омега, которая в России завоевала титул чемпионки мира по бильярду среди всех полов, - осторожно сказала Мозякина, - только вот Елена не дожила до первого дня рождения Максима. Они с сыночком очень долго болели - какая-то ошибка случилась у врачей во время родов, занесли какую-то инфекцию, Вася тогда начал блистать на профессиональном уровне - и тут такой удар. Леночку не спасли, а Максима выходили - вон какой вымахал, - она сморгнула непрошенные слезы. - Вася так любил ее, так горевал по ней, так мучался с Максимом - он болел постоянно, плакал, капризничал, Васе нужно было работать, и он просто как-то выбрал Ирину - она из хорошей семьи, в юном возрасте уже занималась бизнесом, она вообще всегда была такой яркой и амбициозной, а главное - она приняла сына Василия, - Юлия потянулась на диване, набрасывая на колени подол платья, и Филипп, увидев, как ей неуютно поджимать ноги, встал и принес ей стоящий около стены пуфик, чтобы она смогла расслабиться. - Спасибо, Филипп, не перенапрягайся, пожалуйста, - она обняла большую подушку и прикрыла глаза. - А возвращаясь к тому, что ты считаешь странным... Это не удивительно. Вася любит ярких омег, настолько ярких, что согласен с тем, чтобы они сияли ярче него, хотя обычно альфы такого не позволяют. А ты - ярче не придумаешь. Филипп был шокирован сказанным Юлей. Вася никогда не говорил ему об этом, никогда даже не намекал на то, что Максим был сыном от другой женщины, и от этого в голове Филиппа все мысли путались в вихре. Это как и объясняло многое, так и бросало тень на все, что Фил знал о Васе и Максиме. Слов Юлии было недостаточно, чтобы понять, что с Василием и его семьей происходило на самом деле - они давали ему лишь ясность этого факта и не более, но сердце Фила сжалось от жалости - как сильно Вася любил своих детей и свою семью, как больно ему было расставаться с ними после развода, а как же больно было видеть в лице первого и наверняка долгожданного сына лицо любимой женщины, которую забрала болезнь. Майе шокировано покачал головой и прикрыл рот ладонью. - Фил, - тихо сказала Юля, - там Сережа с Васей приехали, - она кивнула на коридор - в нем слышались тяжелые шаги, - я буду на кухне с Сережей, а тебя только об одном прошу - не руби с плеча, хорошо? Первым в дверях зала показался Мозякин - он приветливо помахал Филиппу рукой, но когда жена махнула ему из кухни, он быстро скрылся за дверью. Вася тоже мелькнул в коридоре, но тут же отступил назад - Филипп услышал шелест каких-то бумажных пакетов, на пол в проходе упал букет огромных сочных розовых пионов, которые Василий тут же подобрал и выпрямился, стоя на пороге и обнимая охапку цветов. Майе смотрел на него через плечо какое-то время, но Вася не шевелился, как морская фигура из детской игры, и шея Филиппа затекла, поэтому он просто устроился на диване поудобнее, смотря в телевизор пустыми глазами. Как не вовремя Юля рассказала ему обо всем - вся злость в Филиппе растворилась, хотя когда Майе просыпался утром, он мечтал кинуться на Васю и сделать с ним тоже самое, что и он с ним. - Крошечка, - пока Филипп не смотрел на него, Вася подобрался вплотную к краю дивана, - я все пойму, - он положил букет цветов рядом с Филиппом и обогнул диван, вставая на колени перед Филиппом, - я только об одном умоляю тебя - не бросай меня, пожалуйста. Я не переживу этого. - Не переживешь расставание с шлюхой и изменщиком? - спросил Филипп, рассматривая пальцы своих рук с таким неподдельным интересом, словно он видел их в первый раз. - Это было сказано в таком бреду, крошка, я так сожалею, что я осмелился оскорбить тебя такими словами, - Кошечкин накрыл руками щиколотки Филиппа - руки Васи были такими холодыми, что Фил даже вздрогнул. - Я понимаю, что я не достоин твоего прощения, но я... - Вась, - Филипп прервал его, - я хочу сделать перерыв в наших отношениях. Стоящий перед ним на коленях дрожащий альфа давал Филиппу какой-то удивительный буст к кровожадности - он был таким беззащитным, согласным на все, готовым пойти на что угодно, лишь бы получить заветное прощение, а Филипп, как древнеримский правитель во время гладиаторского сражения, лишь одним жестом мог приказать казнить или помиловать. Стоило Филу произнести эти слова, как глаза Кошечкина расширились от ужаса, а дрожащие губы перестали сохранять форму напряженного каната - альфа расплакался, припадая лбом к ступням Майе и перебирая холодными дрожащими пальцами по такой же холодной коже омеги. Фил не мог видеть его в таком состоянии, но протянуть руку хоть на мгновение - показать слабость. Кошечкин безутешно плакал, как маленький ребенок, Филипп уже видел эти слезы однажды - и на сколько хватило его после прошлого раза? - Пожалуйста, Филипп, пожалуйста, - дрожа, бормотал Василий, - я не смогу без тебя, я люблю тебя, ты нужен мне, Филипп, крошка, я исправлю все, что я натворил, я сделаю все, что ты скажешь, я сделаю все, сделаю все, только не оставляй меня, пожалуйста. - Ты там шуршал какими-то пакетами, - сказал Фил - ему было важно поставить точку в этом и после закрытия вопроса решать, двигаться им дальше или забыть обо всем навсегда, - что купил? - Т-т-телефон тебе новый, - сквозь слезы выдавил Кошечкин, - это д-для начала. Когда тебе получше станет - я верну тебе сполна все, что я испортил. - SIM-карта моя у тебя есть? - спросил Майе, и Вася кивнул, доставая из кармана свой телефон и дрожащими руками вынимая его их чехла - из крышки выпал крошечный золотистый квадратик. - Дай телефон, пожалуйста. Свежий iPhone без перекачки данных включался за считанные минуты, да и возможность смотреть старые фотографии Филиппа сейчас не волновала - ему нужно было сделать ровно два звонка, которые ему и правда нужно было сделать еще вчера. Не для того, чтобы выгородить себя, а для того, чтобы показать Василию, что "изменщик" и "предатель" - это какие-то другие люди, не Филипп. Пока Майе разбирался с телефоном, Вася, стоя перед ним на коленях, пытался успокоиться, вытирая лицо краем футболки и приглаживая растрепавшиеся волосы. Фил открыл свой список контактов и пролистал в самый них - в те даты, когда Филипп разговаривал с Архипом, им было совершено немного звонков на обычную связь, поэтому найти незнакомый незаписанный номер не составляло труда. Филипп нажал кнопку "вызов" и включил динамик. - Привет? - Филиппу ответили почти сразу. - Филипп? - Да, Архип, привет, - Майе вздохнул - как же он надеялся, что ему больше не придется разговаривать с этим человеком, - тут такое дело. Я у тебя в машине забыл зарядку. - Чего? - таким смущенным и удивленным Архип, кажется, не был никогда. - Ты трезв? Какую зарядку? - Когда мы виделись в Москве пару недель назад, я сидел в твоей машине, на какой-то парковке, мы болтали, а мой телефон стоял на зарядке, - Филипп говорил, прямо глядя в глаза Василия, который после каждого слова съеживался, как кусочек синтетической ткани в огне, - я забыл зарядку. Вернешь? СДЭКом в Магнитогорск отправишь? - Ты что, ебанулся? - Архип молчал какое-то время, прежде чем ответить. - Какая парковка, какая машина? Я тебе звонил, когда ты был в Москве, чтобы ты приехал и забрал меня, а ты меня нахуй заслал, обкурился что ли? - вскрикнул он. - Ты нахуя мне звонишь в такую срань, а? Нахуярился, наверное, только домой завалился, - прорычал Неколенко. - Я тебя только отпускать начал, а ты мне звонишь? - То есть, мы не виделись? - Майе шел напролом, сметая дубовым лбом все препятствия на своем пути. - Извини, я и тогда не был очень трезв. Ты не помнишь? - Ебанный в рот, Филипп, это шифровка какая-то, ты в опасности, тебе помощь нужна? - злился Архип. - Если нужна - обратись к кому-нибудь еще, пожалуйста, я сплю дома, разбужу жену и сына. Да и вообще - так тебе и надо за все разы, что ты меня через хуй кинул, мудак, - и бросил трубку. Филипп положил телефон на колени и вздохнул. Разговор с Архипом развеселил его, хоть и был довольно опрометчивым поступком - но был при этом довольно качественным доказательством, что вчерашние обвинения Василия - это чушь. Майе и без этого это знал, а вот Василию все хотелось доказать наглядно, хлестко и железобетонно, чтобы он умылся этими доказательствами, почувствовал себя вдвойне виноватым, и плевать, каким глупцом это сделало его в глазах давно чужого и ненужного человека. Кошечкин виновато опустил глаза - ему нечего было сказать Филиппу. - Это был диалог с человеком, с которым я тебе изменял, - тихо сказал Филипп, - кажется, он сам об этом пока что не знает. Может быть, если он будет в более положительном и боевом расположении духа, я ему это обязательно расскажу, посмотрим, обрадуется он или нет. - Это было не так необходимо, Фил, я знаю, что ты не изменяешь мне, - Вася теребил в руке ремешок от часов. - Но ты назвал меня изменщиком, шлюхой, - Филипп видел свою ошибку во всем - и в доведении ситуации до конца, и в попытке бросить ее прямо перед самым финишем. - Ты назвал меня так и избил - не только за это. Ты посмел поднять на меня руку, видя, что я даже не пытаюсь защититься. Ты едва не прикончил меня, - Фил провел рукой по шее, - это не то, что прощается покупкой телефона и твоим издевательским "извини", - Фил усмехнулся, вспоминая вчерашние слова Кошечкина, - это просто не прощается. Особенно когда ни шлюхой, ни изменщиком я не являюсь. За Максима - действительно прости, я не думал головой, - Майе развел руками, вытирая намокшие от слез глаза - и если то, что ты со мной сделал - это наказание за Максима, то я не думаю, что оно достойное. - Никакое наказание не было бы достойным для тебя, Филипп, ты делал все правильно, неважно, как - но правильно, - слезы снова потекли из глаз Василия, - это я хотел проучить Макса и заставить его отказаться от своей мечты, это я хотел все испортить ему за его поведение - но ты никак не причастен к этому, ты не заслуживаешь и никогда не заслуживал. Просто дай мне последний шанс, прошу тебя - я все исправлю. - Я не хочу ничего исправлять, - Филипп треснул - больше сил смотреть на слезы родного человека у него не было, как не было сил соглашаться на его "последний шанс" - и расплакался. - Я не хочу ничего, - он закрыл лицо руками, и тут же его в объятия подхватил Василий, укладывая его голову на свою грудь и пряча его в своих руках. - Даже если ты больше меня не любишь - я заслужу твою любовь снова, я положу годы на то, чтобы снова добиться тебя, мне никто и никогда не нужен был так сильно, как ты, - шептал Вася, сам шмыгая носом раз в несколько секунд, - я так провинился, так обидел тебя, я приму от тебя любое наказание. Оскорбляй, игнорируй, сдай меня полиции - только будь рядом со мной, я прошу тебя, я хочу быть с тобой каждую секунду своей оставшейся жизни, только не оставляй меня одного, Филипп, я не переживу это одиночество. Я люблю тебя больше жизни, я так сожалею, что я даю своей злости вырваться наружу и навредить тебе, но я все равно люблю тебя больше всего на свете. Майе дышал любимым морозным запахом и кутался в руки альфы - почему вчера эти руки едва не затянули петлю на шее Филиппа, а сегодня они снова ощущаются, как дом? *** Василий все эти дни ходил за Филиппом, как котенок за мамой-кошкой, разве что в туалете оставляя омегу наедине со своими мыслями. Отвозил его на тренировки, спал в машине, пока Фил был на базе или арене, забирал его после работы и продолжал ходить за ним по дому, милуясь и обнимаясь с ним. Майе быстро пошел на поправку - от варианта с переездом к Мозякиным он отказался сразу, потому что ни Юлю, ни Сережу он не знал настолько хорошо, чтобы потеснить их своим присутствием; семейный доктор Мозякиных - Семен Семенович - еще несколько дней посещал Филиппа, а затем отвалился и он, оставляя Фила один на один с Васей и тренировками. Пузырь над его головой стягивал купол - постепенно испарились и увлечения, и прогулки, и многочасовые просмотры сериалов, остались только тренировки, бассейн, октагон и лед. Филипп скучал по этому - каким бы расхлябанным он не казался сам себе еще недавно, мышечная память работала, и Фил возвращался в колею. Но хоть Филипп очень быстро оттаял, радовался недолго. - Филипп? - уже довольно поздним вечером Кошечкин появился в дверях гаража - Фил решил буквально полчасика уделить своему развлечению с установкой автозвука и, одевшись потеплее, чтобы не замерзнуть прохладным магнитогорским вечером, спустился в гараж. - Поехали в гости? - В гости? - удивился Майе. - В какие гости, Вась, ты время видел? - он показал на экран, который он снял с панели джипа, но из которого не вытащил провода - он все еще светился и реагировал на прикосновения. - Я еще буквально минут десять, уберу здесь все и мы идем спать - у меня завтра в девять тренировка, да и ты сегодня очень рано проснулся. - Поехали к Сережке с Юлей, а? - стоял на своем Кошечкин. - Вон, смотри, - он показал открытый диалог с Мозякиным, однако, ни одного слова Филипп в нем не разобрал, так как Вася практически сразу убрал телефон, - они шашлыки пожарили, в гости зовут. Поехали? - Васенька, - Филипп сразу почуял что-то неладное, но постарался проглотить беспокойство, - что случилось? - Разве должно что-то случиться, чтобы мы поехали к Юльке с Сережкой? - но лицо Васи было улыбчивым и спокойным, как морская гладь. - К ним детишки приехали с моря, ракушек и жемчужинок привезли, считай, на семейный ужин нас приглашают, - он подошел к Филиппу. - Поехали - а то сидим дома, как два затворника, днями не выходим, хоть поболтаем немного, выпьем, Мозякиным-мелким конфет купим - а то Юлька их одними фруктовыми батончиками кормит. И Юлька по тебе соскучилась - любит она тебя до безумия, - Кошечкин поднял Филиппа на руки и поцеловал его, так пронзительно, сокрушенно, нежно, - и я люблю тебя до безумия - только еще сильнее, - прошептал он, выходя с Филиппом из гаража и закрывая дверь ногой. - Дай я хотя бы переоденусь, Вася, - Фил попытался слезть с его рук, чтобы забежать домой и снять домашний спортивный костюм, но Кошечкин понес его дальше - к своей Toyota, которая стояла за воротами. - Ты потрясающе выглядишь, - сказал Кошечкин, - так что тебе не нужно ничего переодевать. Он открыл дверь со стороны водительского сидения и посадил на него Филиппа, чтобы омега перелез на пассажирское, чем Фил и занялся, пока Кошечкин терпеливо ждал, чтобы прыгнуть следом. Вечер стал ощущаться практически нереальным - ровная дорога, упирающаяся в зеленый холм, тихая улица без признаков жизни, и все это накрывало голубое, перетекающее в синий, небо, летнее, высокое, чистое, которое из-под тонированного лобового стекла выглядело еще более магическим. Когда Василий сел за руль, Филипп скинул кроссовки и, уперевшись спиной в дверь со своей стороны, положил ступни на бедра Кошечкина, напрашиваясь на прикосновение, которым Вася с радостью баловал его, когда не трогал коробку передач. Филипп был уже сонным и уставшим, от чего реальность все больше напоминала сон - яркая, нереальная картинка, усеянная пикселями разных цветов, глубокие, трогательные касания рук и губ любимого альфы, открытое окно, в которое врывался ветер, пока они на довольно высокой скорости неслись на машине до магазина, а оттуда - к дому Мозякиных, и в центре всего этого - такое счастливое и такое сияющее лицо Васи, который с привычным обожанием смотрел на Филиппа - и как будто никогда не было ничего плохого между ними, не было никаких ссор, скандалов и драк, только бесконечные нежные чувства. Свежий запах тлеющего в снегу костра так органично вписывался в лето, плывущее через улицы города, Филипп дышал этим запахом, вбирая его полной грудью, и пьянел от него, зная, что Вася обожает его запах с такой же силой. На самом деле, Филипп никогда не знал, что такой подруги, как Юлия, ему в жизни не хватает. Мозякина со всеми была такой, как с Филиппом в их первую встречу - ласковой, доброй, теплой, мягкой, как шерстяная варежка, согревающая даже в самый сильный мороз. Она не видела в Филиппе противоположный пол от слова совсем, она относилась к нему, как к младшей сестре - с должной долей строгости и любви; и сначала Филипп никак не мог привыкнуть к тому, что Юлия может начать рассказывать ему какие-то небольшие секретики и наблюдения, подхваченные из разговоров мужа с его друзями, может спокойно начать с ним разговор о течках, циклах и беременности, родах, овуляции и здоровье, может начать сплетничать с ним, переходя на заговорческий шепот и волнительно хватая Филиппа за запястье - Филипп вообще не представлял себе, как может быть уютно с такой омегой, но все его опасения разбились о Юлю. Дом Сергея и Юлии был, пожалуй, воплощением слов "семья" и "уют", где все, начиная придверным ковриком, заканчивая лестницей на чердак, было таким домашним, сделанным и подобранным с любовью - если когда-то в жизни Филиппу бы пришлось строить дом с нуля или хотя бы обставлять его - он хотел бы, чтобы он был таким, как у них, потому что ему редко приходилось испытывать желание без приглашения завалиться в чужую гостинную на чужой диван, включить телевизор и просто лежать, смотря в потолок, когда светлый интерьер со всех сторон обнимал его пушистыми лапами, убаюкивая. Еще более гостеприимным его делали дети пары - старший сын давно жил сам по себе, а вот семеро дочерей превращали дом в какой-то сказочный замок. Оказывается, Мозякины не просто так вырвались из привычного режима - любимице семьи, кошке Ниточке, сегодня исполнилось пятнадцать лет, и отмечать ее день рождения было принято с таким же размахом, как и любой семейный праздник - поэтому Сергей организовал на их заднем дворе гриль и позволил детям не спать допоздна. Филиппа и Василия с целым пакетом конфет малышки были рады видеть также сильно, как и их родители. Юля буквально несколько дней назад вступила в третий триместр беременности, поэтому когда Филипп бы у нее в гостях, он старался помогать ей с выполнением домашних обязанностей, чтобы она лишний раз не напрягалась. Филипп должен был заподозрить что-то с самого начала - еще утром при всех совпадающих внешних признаках Вася был в первую очередь расслабленным, лениво просыпался с Филом, лениво завтракал, зевая, вел машину, после тренировки Майе нашел его спящим на руле, и это было нормальное состояние Васи на всех выходных, однако, после обеда, когда Василий ответил на какой-то звонок, вышел во двор, чтобы поговорить не при Филиппе, его словно подменили - он просто пытался быть спокойным, хотя подрагивал от каждого звонка и сообщения. Майе и сам, пока входил в тренировочный процесс, боролся с перепадами настроения, как мог, однако, здесь было что-то другое, и Фил начал догонять это, лишь сидя за столом с Юлей, Сергеем, Василием и старшей дочерью Мозякиных, которая не отрывалась от чтения даже во время приема пищи. - Аня, посадишь глазки, - сокрушалась Юля, с нежностью поглаживая живот. - Кто тебя слепую замуж возьмет? - Я не планирую замуж выходить, - Аня была в позднем подростковом возрасте и это сказывалось на ее характере - Юля часто жаловалась на изменившееся поведение взрослеющей дочери, да и сам Филипп видел, как юная омега то и дело выражает свой протест в ответ на запреты и нравоучения родителей. - Я планирую получать образование. У всех современных научных книг есть перевод на шрифт Брайля. Так что слепота меня не пугает, - она пожала плечами и сделала глоток сока. - Меня пугает то, что тебя волнует только мое замужество. - Ань, ну как ты с мамой разговариваешь, - устало сказал Сергей - привычки наказывать своих детей за плохое поведение у него не было, поэтому повысить голос на дочь он не хотел или не мог. - Я никому не грубила и не хамила, я просто высказала свое опасение, - она захлопнула книгу и поправила распущенные каштановые волосы, - специально выйду замуж за бету или гамму, чтобы не было искушения променять карьеру на детей, - Анна встала из-за стола, - внуков от Андрея ждите. Если, конечное, его Женя - это не очередная его... - Так! - Сергей с грохотом поставил бокал на стол и многозначительно посмотрел на дочь. - Ладно мы с мамой каждый день тебя выслушиваем - да женись ты уже на ком хочешь, учись где хочешь, главное с мамой уважительно разговаривай. И не при гостях. - Да ладно вам, - она язвительно фыркнула, - Филиппу, вон, уже тридцать, и не замужем, а я... - Аня! - Мозякин побагровел - не то от гнева, не то от стыда. - Иди в свою комнату! Девочка, захватив бутылку сока и свою книгу, испарилась, что-то приговаривая после приказа отца, но Филипп уже не расслышал, что она говорила - лишь трясся от смеха, прикрывая истерическую улыбку чашкой. Вася не обращал внимание ни на что, кроме своего телефона - без остановки переписывался с кем-то, то отклонял звонки, то уходил в другую комнату, чтобы ответить на них, но Фил как-то не хотел думать, что у Васи что-то произошло - может быть, снова ругался с Ириной по поводу детей, может быть, общался по поводу продажи квартиры, которая так и стояла, закрытая, в городе, может быть, что-то еще, но Майе не был приучен совать свой нос во все отверстия, да и после того, как Вася вымолил у него прощения, одним из условий их спокойной семейной жизни была прозрачность в них - если появлялась какая-то неудобная ситуация, вне зависимости от того, насколько неприятно было о ней говорить - о ней нужно было рассказать, и это было условием для обоих. Не стал бы Вася держать что-то в тайне после того, как они так поругались всего несколько дней назад. - Эти дети в таком возрасте становятся просто невыносимыми, - вздохнула Юля. - Да ладно тебе, - Фил улыбнулся, - все в таком возрасте немного не в себе, подросткам можно простить такое поведение - меняется и растет не только тело, но и в голове идет очень серьезный переход между детством и отрочеством - психика может не выдерживать каких-то рамок и просто пробивать их. Это нормально, годам к восемнадцати-двадцати это происходит у всех. Если вспомнить меня в семнадцать - я просто каким-то придурком полным был, - Майе так хотелось чуть подвинуть стул к Васе, положить голову ему на плечо и заглянуть в его телефон - но в чужом доме, даже если хозяева знали об их отношениях, Фил и Вася не позволяли себе вести себя никак, кроме как по-дружески. - И месяцами на базе команды жил, и пил, и дрался, и во время течек по улице гулял, и с родителями ругался, и с одноклубниками ругался, дрался - ничего, вырос, живой вроде. - Должно же быть хоть какое-то уважение к старшему поколению, - Сергей был немного зациклен на теме семейного древа, наследственности и наследников - именно поэтому отказ старшего сына от карьеры в большом хоккее так ударил по нему, - все-таки мы же не чушь какую-то говорим, а все по существу. Я же только рад буду, если она будет счастлива со своим дипломом, смотреть свое аниме и играть в свой Sims, но маме-то зачем грубить? - Нужно просто отпустить ситуацию и подождать, пока она вырастет, - Фил с чашкой чая откинулся на спинку стула, пытаясь заглянуть за плечо Васи в его телефон - но Мозякин внезапно закашлялся, и Вася тут же заблокировал экран телефона и положил его на стол, подпирая голову рукой и кивая на слова Майе. - Все нормально? - Да, засиделся что-то, - промямлил Вася - а телефон снова блеснул беззвучным уведомлением. - Филипп, - Юля, сидевшая в глубоком возмущении из-за поведения дочери, вдруг как очнулась, посмотрела на мужа и улыбнулась, - пойдем, поможешь мне младшеньких уложить? - она встала из-за стола и схватила Фила за руку. - Рано еще, не думаешь, вы же разрешили им подольше поиграть, - Майе упираться не стал и пошел за ней, но все равно почувствовал, что все вокруг него что-то знают, а он - снова не при деле. - Нет, Машеньке завтра утром на каток, на тренировку, Настеньку нужно будет отвезти к доктору, Верочку - к подруге на ночевку, день рождение у подруги завтра, - Юлия, конечно, была очень хлопотной женщиной, но сейчас она буквально металась от дела к делу, накидывая Филиппу занятий, - я искупаю пока Верочку, а ты проследи, чтобы Маша с Настей собрали игрушки и уложили рюкзаки свои, а потом отнесешь их в машину к Сереже, которая сейчас на улице стоит? Или нет, погоди, я сама отнесу, - она покачала головой. Майе вздохнул - ему было не сложно выполнить ее поручение, но вся ее нездоровая и напряженная суетливость навевали на Филиппа ощущение чего-то нехорошего. Дети Мозякиных были спокойными и дисциплинированными - им не нужно было дважды передавать просьбы родителей, и пока Филипп стоял, слушая рассказы перебивающих друг друга девочек, которые бегали по своей комнате и складывали игрушки в ящики, о том, как прошел их день и как они рады тому, что Ниточка все еще здоровая и радостно бегает по дому, как они рады тому, что у них скоро появится братик, выпрашивали у Фила обещание завтра сделать ему макияж и укладку - Фил никак не мог избавиться от неприятного покалывания под солнечным сплетением, но всеми силами пытался спихнуть это на свою усталость после долгого дня. Маша отдала Филиппу небольшую спортивную сумку с формой и коньками, а Настя - сумку-шоппер с бумажками и медицинскими карточками, но когда Фил вышел из комнаты, чтобы спуститься вниз, его у двери словно поджидала Юля. - Почитаешь девочкам сказку на ночь? - спросила она, выхватывая у Филиппа сумки, и Майе, окончательно потерявший понимание, что происходит в этом доме, кивнул, лишь бы не затеряться в этом хаосе. Настя потушила свет, подоткнула одеяло младшей сестре и дала Филиппу книгу - Сергей заботился о том, чтобы все его дети с довольно раннего возраста говорили не только по-русски, но и по-английски, поэтому книжка, которую дали Филиппу, была непереведенной версией "Винни-Пуха". Фил плюхнулся в кресло-грушу в углу комнаты и открыл книгу на странице, между которыми была закладка. - На каком моменте вы остановились? - спросил он, и Настя, уже закутавшаяся в одеяло и прикрывшая глаза, из темноты буркнула, что на этой странице они еще читать не начинали. - Ну хорошо, - Фил улыбнулся, - "...Пятачок лежал на земле, не понимая, что же произошло. Сперва он подумал, что весь мир взлетел на воздух, потом он подумал, что, может быть, только их любимый Лес; еще потом — что, может быть, только он, Пятачок, взлетел и сейчас он один-одинешенек лежит где-нибудь на Луне и никогда-никогда не увидит больше ни Пуха, ни Кристофера Робина, ни Иа… И тут ему пришло в голову, что даже и на Луне не обязательно все время лежать носом вниз. Он осторожно встал, осмотрелся кругом..." Серебристый ночник за спиной Филиппа достаточно хорошо освещал страницы, поэтому Фил, листая страницы с крупным текстом и иллюстрациями, увлекся не только чтением, но и рассматриванием классических картинок их повести Алана Милна. Эту книгу еще в его детстве ему часто читала его мать перед сном, только в переводе на французский язык, и не один вечер Филипп, засыпая, уставший после тренировок и игр, слушал эту историю - Лин Майе умела читать с выражением, озвучивая персонажей разными голосами и делая из простой книжки для своего сына целое театральное представление, которое разыгрывалось в богатом воображении малыша. Филиппу не впервой было читать ребенку книжку на ночь, и даже не впервой делать это в России - но впервые он, сидя в детской, розовой, заставленной игрушками, игрушечными макияжными столиками, кухнями и игрушечными магазинными кассами, Филипп, на мгновение запнувшись, читая книгу, подумал, почти произнося свои мысли вслух - "я хочу ребенка". Для того, чтобы также читать ему перед сном, чтобы прожить с ним его первое слово, его первый шаг, смех, улыбку, чтобы впервые отвести его в школу, впервые поставить на коньки и дать клюшку, разделить с ним все впечатления в его жизни, сделать так, чтобы все эти впечатления были хорошими, запоминающимися, впервые увидеть его успехи - в какой угодно сфере - или поддержать его, когда он не добьется их впервые, увидеть его влюбленные глаза или подставить ему плечо, когда кто-то разобьет его сердце. Он и раньше хотел большой дом, где-нибудь далеко от большого города, в зеленом районе, где обязательно был бы парк, каток, дикие животные, цветы, деревья, где все, чем он будет заниматься - это своей семьей, где рядом с ним будет его любимый альфа, желающий того же самого, а на заднем дворе будут бегать малыши, подрастающие и открывающие для себя этот мир, где по дому будет ходить сытая кошка, а на пороге дома на коврике - спать собака. Фил давил в себе улыбку, но она все рвалась наружу, и он прикрыл книгу, понимая, что он молчит уже несколько минут, а спящие девочки еще не попросили продолжить читать; он откинул голову назад и уставился в потолок - как же хотелось все бросить, собрать вещи, улететь домой, забрать с собой Василия и, купив кольца, встать перед ним на колено, чтобы сделать ему предложение, найти тот самый "дом мечты" и больше не покидать пределы одной улицы, на которой будет все, что необходимо Филиппу - в первую очередь, его семья и самая большая любовь всей его жизни. Не заметив, как мечты поглотили его с головой, Фил закрыл глаза, выронив книгу, и уснул, не понимая, как реальность перетекла в сон. Ему снился он сам в отражении большого зеркала. Комната была темной и пустой, стены сливались в одну, и Фил мог их только почувствовать, а зеркало было неосязаемым - его рука проходила сквозь стекло. Филипп внимательно смотрел на себя, он видел все свои швы на лице, все свои синяки, всю свою усталость, но все равно его отражение казалось ему счастливым - и именно таким он чувствовал себя внутри. Он жив и здоров, его любимый человек - рядом, и вместе они обязательно переживут все трудности, которые им предстоят, потому что Филипп был уверен - такая любовь дается раз в жизни, ее нельзя упустить, размениваясь на мелкие обиды, нельзя этого сделать, даже если возникают большие ссоры - нет ничего, что заставило бы его оставить Васю, так сильно этот альфа забрался в его сердце; живы и здоровы его родители, счастливы его братья и сестра - что еще может требоваться для счастья человеку, приоритет которого - это... семья? В зеркале сверкнуло отражение чужого лица - Филипп всматривался в знакомые черты и не мог узнать этого человека, словно его мозг сам придумал это лицо, но с каждым мгновением картина становилась яснее - молодым парнем с еще детскими чертами лица был Максим Майоров, образ и имя которого теперь часто забирались в мысли Филиппа - потому что Майе никак не мог смириться с тем, что он узнал о Васе. Как-то поздним вечером, когда Вася уже спал, Филипп не мог найти себе места и решил просто ввести имя "Елена Майорова" в интернет - и оказался в какой-то кротовой норе с килотоннами статей о спорте, потрясающем взлете талантливой бильярдистки и красивой истории любви очаровательной пары - помимо статей, Филипп нашел в интернете несколько фотографий, одна их которых была с финала ЧМ по бильярду в Париже, где высокая кудрявая шатенка с уставшим, но счастливым взглядом, за шею обнимала еще молодого Василия, который явно не ожидал, что омега запрыгнет на какой-то стул и бросился ее подхватывать, боясь, что она упадет, пока она, дерзко обхватывая его шею одной рукой, второй показывала "козу", улыбаясь в камеру; а на второй - Вася в форме клуба "Нефтяник Альметьевск", за который он тогда играл, и все та же кудрявая девушка в джерси с его номером и фамилией, которая держала в руках над головой небольшой, но очевидно тяжелый трофей, и Василий помогал ей, чуть придерживая его за ручку, чтобы она тоже могла разделить с ним эту победу. В этих фотографиях было столько счастья и жизни, что Филипп, выбравшись из-под одеяла, бросился в другую комнату, где в нижнем ящике комода лежали фотографии Василия с Ириной, которые альфа давно спрятал туда подальше от своих глаз - ни от одной из них Фил не испытал подобной эмоции, ведь на всех Вася с Ирой давили улыбку, обнимали друг друга как-то фальшиво, выверяли позы. Елена была первой бильярдисткой, которая в России получила звание "мастера спорта" за свои заслуги перед этим видом спорта, и тогда ее федерация решилась подать заявку на чемпионат мира, на котором тогда не было разделения по полу - бильярд, кажется, стал первым видом спорта, который стер гендерные рамки внутри себя. Елена Майорова сокрушительно победила своего соперника - действующего чемпиона мира того года Эрла Стрикленда, став первой омегой, одержавшей победу на ЧМ в этом виде спорта. О ее достижениях писали и международные издания, и российские газеты, и во всех интервью Елена рассказывала, что ее цель - это пробить другим омегам дорогу туда, где раньше им не было никакого места, при условии, что от своей женственности она отказываться не собиралась и была просто самой собой - каталась на лыжах, на катках в Тольятти - в своем родном городе, училась в институте и, по ее словам в одном из интервью, на катке познакомилась с высоким красавцем, который научил ее тормозить так, чтобы крошка льда взмывала в воздух как можно выше - и именно этим парнем был Василий. Позже она рассказывала одному изданию, что хочет закончить спортивную карьеру и продолжать на любительском уровне, так как Вася - был тем самым человеком, с которым она хотела создать семью и от которого на тот момент ждала ребенка, а затем - рождение Максима, долгая болезнь и трогательный некролог от Всемирной ассоциации бильярдистов - последнее упоминание о Елене, если не считать каких-то рейтингов и воспоминаний верных болельщиков. Фил не мог сдержать слез - ведь после этого Васю и Максима ждала долгая и непростая дорога, которая держалась от Филиппа в секрете, и лишь проскальзывающие на виду у Майе слова отца и сына, адресованные друг другу, могли подсказать Филиппу, что потеря самого близкого для них человека оставила на их отношениях отпечаток, который нельзя было так просто стереть. Именно поэтому Филипп побоялся поднять эту тему, снова затянув петлю на таком хрупком доверии - он не знал, почему Вася молчал, никогда не говорил об этом, может быть потому, что ему действительно больно было говорить об этом - не у одного Филиппа были подобные секреты, которые он предпочел бы похоронить вместе с собой, но при этом о которых знало больше человек, чем ему хотелось бы. Они и без этого держались на тонкой льдине последние дни - и топить их окончательно Филипп не хотел, просто закрыл все вкладки браузера и спрятал фотографии Василия с бывшей супругой обратно. Только Максим не покидал его голову. В голове Филиппа сложились некоторые кусочки - почему Макс выбрал другой город для жизни и работы, почему не скучал по Ирине, когда та решилась на переезд в другую страну и к другому мужчине, почему не хочет продолжать карьеру где-нибудь рядом с ней, в Европе, но при этом понимание, что Вася - единственный родитель Максима, делало Майорова в глазах Филиппа, пожалуй, одним из самых несчастных детей, которых он только знал. Желание скрыться на другом континенте, смена фамилии на фамилию родной матери - и почему раньше Фил не задумывался, как при родителях с фамилиями "Кошечкин" и "Кожина" Максим выбрал совершенно рандомную фамилию - все это было не просто так, а понимание того, что Макс не был привязан к мачехе также сильно, как и к отцу, помогало сделать вывод - Ирина, может, и приняла Максима, когда тот еще был совсем малышом, но сделала не так много для того, чтобы стать кем-то большим для него, заменить светлый образ ушедшей так рано родной мамы. Вася и Максим находились в серьезной ссоре, потому что когда Ира закатила Васе скандал, ведь по его невнимательности Лиза столкнулась с неприятными симптомами целиакии, Максим был с ними и встал на сторону Ирины, чем очень сильно задел Кошечкина, за которым Фил заметил излишнюю обидчивость на старшего сына. И только они вдвоем знали, что стоит за этим. Где-то в спортивных штанах Филиппа зазвонил будильник - на него Фил как минимум молниеносно открывал глаза, даже если официальное пробуждение догоняло его спустя какое-то время, но в этот раз Фил потратил какое-то время, чтобы сообразить, что телефон лежит не на кровати, а в кармане, поэтому, запутавшись в одежде, Филипп окончательно проснулся, взял телефон в руки и выключил будильник, тут же садясь на кровати и пытаясь сообразить, где он находится. В спальне, в которой он находился, из примечательного была только большая медальница на стене, на которой висели соответствующие атрибуты с хоккейной символикой. Эта комната очевидно не была частью их дома с Василием, хотя Фил на мгновение подумал, что он сошел с ума, а когда он вышел в коридор, то понял, что находился на втором этаже дома Мозякиных. Кошечкина нигде не было, в целом в доме еще было пусто, шум доносился только с кухни. Сердце еще сонного Филиппа защемила какая-то тоска, он слетел вниз по лестнице и замер в дверях кухни - за плитой, как обычно, хлопотала Юлия, Сергей с одной из дочерей сидели и заполняли прописи, остальные - завтракали, но Васи по-прежнему нигде не было. - А где? - пробормотал Майе, забыв и поздороваться, и пожелать доброго утра, и уточнить, кого он имел ввиду. - Вася? - Юля заметно побледнела, Сергей встал из-за стола и махнул жене рукой, мол, успокойся, а сам подошел к Филиппу и осторожно взял его за плечо, отводя чуть в сторону, к камину. - Занят делами. Давай, умоешься, сходишь в душ, я дам тебе форму свою и отвезу на базу, - спокойно сказал Мозякин, словно это было у них в порядке вещей. - Какими делами? - Фил дернул плечом, скидывая руку Мозякина. - Где он? - Фил, я правда не знаю, где он, - Сергей вздохнул и опустил глаза, - попросил меня приглядеть за тобой, пока его не будет. Он мне совсем ничего не сказал, поверь мне, ладно? У Филиппа не было много времени на раздумья, а все мысли, пока он, пересекая улицы поселка, бежал домой, и вовсе свернулись, как прокисшее молоко - примерно такими же оставались и по содержанию. Ни Юля, ни Сергей не смогли его уговорить на то, чтобы Филипп остался и поехал на тренировку с Мозякиным, Филипп пожелал им хорошего утра и, надев кроссовки, вылетел из их дома, пытаясь вызвать такси, а когда телефон в его руках окончательно разрядился, то принял решение бежать - всего-лишь несколько километров раздеяло их дома по хорошей асфальтированной дороге. Край желтого солнца золотил горизонт, Филипп, кровь которого была приправлена адреналином, а мысли - отравлены опасениями, еще никогда в жизни так быстро не бежал. Уже издалека, когда Фил выбежал на их улицу, Майе увидел, что около их дома стоит не только машина Василия, но и совершенно незнакомый ему BMW на номерах другого региона России. Калитка была открыта, в окнах первого этажа горел свет, Филипп взбежал по лестнице и замер около двери - за ней не было ничего слышно. Он дернул ручку - и дверь открылась. На пороге были и кроссовки Василия, в которых он уезжал вчера, и еще несколько пар незнакомой Филиппу обуви, и женские сандалии - незнакомые запахи сплетались еще в коридоре, и Фил замедлился, тихо прикрывая за собой дверь. Жизнь не готовила его к участию в таком блокбастере, поэтому он делал все, чтобы унять бешено прыгающее в груди сердце - может быть, его и вовсе здесь не должно было быть, какого черта он не послушал Сергея, кто эти люди, которые, судя по голосам, сидели в гостинной, зачем они приехали сюда и как во всем этом завязан Вася - Фил чувствовал, что кислорода становится критически мало. Мысли Филиппа, который перебирал все возможные преступления, прервал крик, состоящий из каких-то неразборчивых слов и звук пощечины, звонко разрезавший плотный вакуум в ушах Филиппа, какие-то женские вскрики, звуки борьбы, и на ковер перед дверным проемом упали двое мужчин - одним из них, проигрывающем в борьбе, был Василий, второй был чуть меньше ростом, в спортивном костюме с надписью "Федерация бокса города Тольятти" на спине и на брюках, седовласый, с оскалом на тонких губах, он держал Васю рукой за воротник футболки и отвешивал ему пощечины, сидя на нем, а Вася молча закрывался. Пожилая женщина с платком на голове бросилась разнимать их, тоже выскочив из слепой зоны, но другой мужчина, довольно сильно похожий на Васю внешне, отличающийся только прической и тоже бывший чуть меньшего роста, сначала оттолкнул женщину, а затем начал за руки оттаскивать незнакомого мужчину от Василия, которому на тот момент уже достаточно прилетело. - Опа-на, блять, - седой мужчина поднял глаза и заметил Майе, - ты что ли Филипп? - он отряхнул руки и переступил через лежащего на полу Кошечкина. - Ну, будем знакомы, зятек, - альфа улыбнулся и бросился с кулаками на Филиппа.