Кони в законе

      Когда-то Прейин Спирит был закоренелым скептиком, пока не стал церковным старостой.       Это назначение он принял из чувства долга, нежели из истинной веры. Но Прейин действительно считал, что сможет организовать работу прихода. А заодно избавить себя от лишних мыслей.       В последнее время ему всё чаще нравилось ни о чём не думать. Иногда в голову стучалась работа, но для своих обязанностей Прейин сумел выработать определённый план. Причём на каждую отдельную обязанность был свой собственный план, поэтому справляться со всеми вопросами получалось практически замечательно — вошло в привычку. И степенно к нему пришло ощущение, будто он нашёл свою нишу, место, где мог приносить пользу. Но всё-таки некоторые дела отличались от его прямых обязанностей.       Сегодня церковь закрыта для посещений. Весь причт готовился к празднованию Дня города и по совместительству его юбилею, назначенному на следующей неделе. Одной из важных традиций местное верующее население выбрало зажигание свечей, и Прейин как раз дожидался их поставки ближе к полудню, а заодно и добровольцев, вызвавшихся почистить купола.       И утро выдалось бы хорошим, но не все пони отличаются пунктуальностью.       Умиротворённо скоротать время не получалось. Сидя в маленьком кабинете, больше похожим на захламлённую каморку, Прейин начинал нервничать. Подолгу оставаться наедине с собой ему представлялось редко, но когда это всё-таки случалось, как сейчас, то в душу закрадывалось плохое предчувствие. Может, так на него действовали посиделки в потёмках своего кабинета, стены которого давили ничуть не хуже навалившейся ответственности. И дело было далеко не в церковной службе.       На столе лежал особого назначения документ, деликатно скрытый за двумя стопками толстых книг. Прейину осталось дописать последний абзац, поставить подпись и отправить адресату. Но он до сих пор не спешил поднимать перо, даже больше не решался.       «Ты сам вызвался обеспечить глаза и уши! — Прейин принялся ходить взад-вперёд, стараясь унять волнение. — Что, если я ошибся? Скольких я сделал себе врагами, что могут прийти за мной? Я не попадался, но вдруг кто-то узнает… Вдруг. Кто-то. Узнает».       Возможно, Прейин сильно преувеличивал, погружаясь в постоянные раздумья и накручивая себя, но вероятность опасности, пусть и маленькая, всё же была.       В последнюю неделю шестой луны ему довелось стать свидетелем странного разговора. Перед началом очередной службы Прейин как обычно хотел удостовериться, всё ли к ней готово. И никто не сможет более точно сообщить о какой-либо нужде, кроме самих пони. Поэтому, придерживаясь одному из своих многочисленных планов, Прейин просто собирался спросить каждого лично, а заодно пожелать удачной службы и «пусть Господь сопровождает вас».       «В конце концов, каждая искренняя беседа — это шаг к взаимопониманию и истинному богатству духа», — рассуждал он в тот день.       Прейин неспешно шагал по узким переходам старой церкви. Миновав центральный неф, он направился прямиком к алтарю, где стояли трое священнослужителей. Но кое-что его насторожило — это то, как Нимбл Форс спешно прервал их общую беседу, как только увидел Прейина.       — Рад видеть вас, брат Спирит, — Нимбл склонил голову. — Утренняя ревизия?       — Прощу прощения, — сказал Прейин, приветствуя всех троих. — Но вы правы, я хотел убедиться, всего ли хватает.       — Благодарим за беспокойство.       Прейин молчал и уходить не спешил. Он надеялся, что они посвятят его в свой разговор или хотя бы опровергнут десяток разных проблем, которые он уже успел придумать у себя в голове.       Священники бегло переглянулись между собой.       — Господа, — резко произнёс Нимбл Форс, подметив замешательство; он одарил Прейина снисходительным взглядом, прежде чем обратился к нему: — И брат наш верный, Спирит. Думаю, что пора возвращаться к делам. Они не терпят отлагательств.       Все попрощались и разошлись.       Проведав остальных, Прейин неспешным шагом отправился в сторону притвора, к себе в кабинет. По пути он мысленно возмущался, что аналой всё ещё пуст. И если он встретит Одэти, то определённо отчитает его за несоблюдение режима. Иначе зачем Прейин с таким благоговением его составлял? Почему-то никто и никогда не укладывался минута в минуту, никто не хочет придерживаться его идеально сотканному распорядку — а ведь так приятно, когда есть чёткое представление о том, что нужно делать через полторы секунды!       «Возмутительно! — сокрушался Прейин. Его старания никто не ценит! — И на что я только трачу своё время?»       Вдруг резко кольнуло в висках.       Легче не стало. Всё-таки он не обладал духовным саном, чтобы его считали равным. Он обычный пони из стада. Он всего лишь следит за порядком. Он всего лишь старается предвидеть всевозможные проблемы, чтобы их предотвратить. Он всего лишь разгружает других, обеспечивая слаженную работу духовной сферы общественной жизни.       Он всего лишь…       — И пока!.. Не избавимся от наших… жизнь… — раздалось шуршание и цоканье языком. — Ну что-о? Что не так? Вот тогда сами и!..       …услышал чужой разговор.       «Святое злачное сено», — Прейин почувствовал, как что-то перевернулось внутри.       Совесть? Нет, сейчас она благоговейно уступила любопытству. Спирит сощурился, замерев. Возможно, это просто была не сулящая большой беды перебранка. Но мысль о конфликте пришла в голову как нельзя кстати: Прейин посчитал её убедительным оправданием, если его поймают за подслушиванием чужих разговоров. Ему просто необходимо всё проконтролировать и, если вдруг что, — упаси Бог, — предотвратить крупный скандал.       Прейин тихо миновал правый клирос. Разговор уже слышался отчётливее.       — …почему они не вернулись?       Чей это был голос, Прейин наверняка сказать не мог, но он отдалённо напоминал Одэти. И это нагоняло тревогу.       — Все говорят про хищников.       — Отдаю свой голос в пользу бандитской разборки.       Прейин сглотнул. Когда речь заходит про войну местных группировок, у пони через одного начинается нервный тик.       — Мы не на выборах, — а это уже Нимбл Форс. Его тяжёлый, полный надменности голос трудно было не узнать. — Всё это печально, конечно, и вместе с тем хорошо для нас. Мы, наконец, можем предложить пони то, что их успокоит…       Прейин затаил дыхание.       — Думаешь, кто-то согласится с этим? Не боишься вызвать… негодование?       — Нет ничего лучше затуманенных тревогой и печалью разумов, — по довольной интонации Нимбл Форса, Прейин был убеждён, что тот улыбался. И эта улыбка в сознании выглядела кровожадной. — Вспомни Завет: наши предки на каждую беду с лёгкостью приносили жертву, да не одну — ещё бы! И мир преображался.       — И как же… Как же ты собираешься это объяснить?       — Мы подчинены Завету. Его нарушение немыслимо.       — Отлично, но проникновенные речи придумывать будете сами! Я больше ни-ни!..       Прейин остановился из-за лёгкого головокружения от намотанных шагов и болезненного воспоминания. С тех пор подобных разговоров Прейин не слышал, хотя очень сильно пытался не упустить ни малейшего шороха ряс, что предвещают сомнительное уединение с обсуждением теорий заговора и жертвоприношений.       Но вдруг ему показалось? Вдруг он всё неправильно понял? Додумал, в конце концов — ему это свойственно. А если нет? Тогда… что это было?       За всё время, что Прейин проработал в церкви, он всё больше и больше начинал сомневался в своей вменяемости. Но психом ещё не стал, так как старался найти логичное объяснение любой ситуации, зато легко превратился в мнительного параноика. И он ведь не столько следил за порядком, сколько писал доносы, строчил огромные тексты обо всех странностях, произошедших в церкви. Но досаждать властям миниатюрами с пустяковыми, мелочными жалобами не подобало, поэтому в конце каждой луны приходилось собирать воедино кучу заметок: сначала перечитывать, выверять важность всех инцидентов, а не простое «почудилось странное» — это ведь несущественно, проверять, потом проверять ещё раз, под конец — лаконично всё изложить, с чёткой структурой, без лишних эмоций — это же не любовная записка, не забыть поставить даты, напустить официальности и, наконец, отправить.       Вероятно день, когда Прейин самостоятельно похлопотал насчёт своего распределения перед самой королевой, был проклят, потому что все эти два года оказались невыносимыми испытаниями на моральную выносливость.       Прейин застопорился. Как некстати судьба подбросила ему это дурацкое шушуканье, возглавляемое Нимбл Форсом.       «Ещё и Одэти с ними! — ужаснулся Спирит. — Или не с ними?.. Может, мне всё-таки показалось? А… если нет? Могли ли они вовлечь неокрепший ум в очевидный… очевидный заговор?! — Прейин изумился своим смелым мыслям, что даже испугался, но испуг быстро сменился смятением: — Или… всё же… неочевидный? Рано что-то думать? Но… Недостоверность моего изложения может сыграть против меня… Сахарный кубик!»       Этот разговор целую луну не давал покоя, и мысли о том, что за ним может скрываться что-то серьёзное, терзали разум. Тревога не знала границ: сколько раз Прейин корил себя за то, что не задержался у царских врат, — они же были закрыты! — а поспешно, но очень тихо дал дёру до того, как его могли обнаружить.       Настолько Прейин застрял в ворохе своих мыслей, что даже упустил момент, когда в дверь постучали.       — Прейин, там…       — Боже! — подскочил Спирит. Сердце заколотилось. Он опустился на скамейку и шумно вздохнул, прикрыв на секунду глаза. — Агхр!.. Это ты… Мы что, зря ухищрялись над этой махинацией со стуком?!       — Э-э-э… Извини, Прейин, я вроде громко постучал, — в проёме двери выглядывала голова Одэти. — П-ха, махинация, скажешь тоже, — Одэти фыркнул, но тут же прикусил язык, как только глянул на недовольного Спирита. — Ну да, забыл. Ну а с кем не бывает? Там это… одна из прихожанок хочет с тобой поговорить.       Что же это такое, подумал Спирит, но больше он негодовал от взмокшей спины. Его немного трясло.       — О чём же?       — Она не сказала. Хочет обо всём поделиться лично.       — Да! К-Конечно, Одэти, — Прейин засуетился. — Можешь… можешь передать, что я подойду буквально через пять минут.       — А я… — Одэти растерянно оглянулся назад. — Я бы хотел подождать здесь. У меня тоже к тебе разговор.       «Ещё чего не хватало», — у Прейина едва заметно дёрнулся глаз.       Это было уж слишком. Хоть он и считал Одэти здесь, в этих святых стенах, самым распоследним сорванцом, нагло пренебрегающим субординацией, но всё ещё самым нормальным, Спирит просто не мог сейчас оставить его у себя в кабинете. Не тогда, когда он луну назад допустил мысль причастности Одэти к странной беседе. И точно не тогда, когда на столе совершенно распутно возлежит донесение чуть ли не на всех работающих в церкви вплоть до уборщиц.       Больше всего Прейин боялся разоблачения, особенно если после его доноса начнётся проверка.       «Нет… нет», — Спирита обдало холодом, будто снежный пласт свалился на него с крыши.       Никто не должен знать, что он всего-навсего бесстыжий засланец.       — Одэти, я ещё не закончил… в-важное дело. Да! Понимаешь, план расходов и… финансовые отчёты, да-да точно, — отчёты! — сами себя не составят. Мне осталось дописать всего ничего, а после… м-мы с тобой обязательно поговорим. Но сначала, конечно же, я увижусь с той леди-пони, которой понадобился совет. Прошу тебя, не сочти за грубость… в-выйди. Пожалуйста. Я всё здесь разложу… по-своему, по самому правильному порядку и…       — Я понял, — Одэти прервал его, добродушно усмехнувшись. — Загляну позже. Так, значит, передать, что будешь через пять минут?       — У-Уже… кхм. Уже, получается, через десять.       Дверь бережно закрылась.       — Я чудовище.

***

      — Староста Прейин Спирит сможет принять вас через… двадцать минут, — Одэти подавил улыбку. Он специально накинул время, зная заполошного Прейина и то, как легко он может поддаться панике в спешке.       — Спасибо, я прекрасно понимаю, что выбрала неподходящее время, ведь совсем скоро День города. Однако… мой визит с моей… проблемой… В общем, это срочно. Не поймите меня неправильно…       — Вам не стоит волноваться, — сказал Одэти успокаивающим тоном. — Уверен, вы знаете, какая суматоха бывает перед праздниками. Но сейчас вы здесь, за пределами тревог. Прошу вас расслабиться. Наш староста делает всё возможное, чтобы каждый был услышан.       Прихожанка какое-то время переминалась с ноги на ногу, но всё-таки немного расслабилась и присела на скамейку.       Одэти сдержанно поспешил спрятаться где-то в уголках церкви или, может, срочно сделать вид, что чем-то занят, а то вдруг кому-то ещё взбредёт в голову к ним наведаться, а ему придётся отдуваться за всех. Вот удивительно: почему-то никого не останавливала табличка «Закрыто для посещений».       «Как будто вчера родились», — досадовал Одэти.       Все в городе прекрасно знают, что к празднику выделяется несколько подготовительных дней. И все учреждения — да просто все пони — наводят порядок.       Одэти рассудил, что всё-таки дверь в церковь стоит закрыть. Вероятно это как раз и принимают за призыв.       «Даже ладан выветрить не дают!» — Одэти шустро проскакал к кладовке.       Заодно и табличку он решил заменить вывеской. На уровне глаз всё лучше воспринимается, ведь чтобы разглядеть табличку нужно додуматься повернуть голову. Хотя и вывеска вряд ли кого-то остановит, но попытаться стоило.       Одэти не захотел тратить оставшийся запас энергии на простое написание вывески. Он и зубами мел подержит, правда потом придётся прополоскать рот. Но спустя пару минут разглядывания дощечки Одэти понял, что обычный мел — это ненадёжно. Буквы легко могут стереться от непогоды. Нет, нужно что-то более прочное. Ближайший магазин красок находился на соседней улице, и Одэти решил, что сейчас же отправится туда.       Одэти выбил копытом кирпич, подпиравший дверь церкви, и галопом помчался вдоль дороги, минуя калитку. Наверное, стоило сообщить Прейину, что он ненадолго отлучится. Но прихожанки на скамье уже не было, когда он возвращался от кладовки. Одэти предположил, что она уже в кабинете Спирита, и если бы он всё-таки постучался так, как они когда-то договорились, то Одэти пришлось бы выслушивать долгие и нудные нравоучения о своей безалаберности.       Хотя Одэти прекрасно знал, что дело не в его безалаберности, а в том, что любое незначительное внешнее вторжение — любой стук, любой бряк — вгоняет Прейина в ступор, выбивает из головы все мысли и мешает сосредоточиться на прерванных делах добрый час, потому что это ещё и порождает его самокопания о том, какой же он никудышный, раз позволил себе отвлечься.       Одэти коротко выдохнул, ускоряя шаг. За последнее время он сильно привязался к Прейину, как к родному брату. Оно и понятно: никого из близких членов семьи у Одэти не осталось. А Спирит буквально взял над ним шефство, даже заботился. По-своему, конечно. Как беспокойная наседка. Но всё-таки было в этом как что-то раздражающее, так и очень очаровательное.       Странно, что утром Прейин не стал его отчитывать за опоздание.       «Что-то сегодня он особенно нервный, — Одэти скривился, вспомнив разговор со Спиритом. — Злится, что крылатые ещё не явились? Чёрт его разберёт».       Почему Одэти не поинтересовался, как его самочувствие? Он всё ещё надеялся на нормальный разговор. Ему никак не давало покоя состояние города, как если бы Понивиль был отдельным, живым существом. Беспокойство Одэти не связано с бандитскими войнами, которые после ссоры лидеров только усилились, хотя, разумеется, они сильно мешают всем без исключений, но как будто жители уже привыкли к этому безобразному и импульсивному ритму, даже свыклись со знанием, что жертвой разборок может стать кто угодно. Встретить забитый или застреленный труп посреди города — абсолютно обыденная ситуация.       Поэтому, когда пони стали без вести пропадать, все уже по привычке отмахивались словами о том, что эти несчастные всего лишь связались с местным криминалом. Вот и Одэти не думал, что происходит что-то необъяснимое, пока на шестую луну не побывал на богослужении Нимбл Форса. Тот день и без того был неспокойным из-за утренней перестрелки недалеко от церкви, а после полудня пришла пони средних лет с просьбой провести отпевание. Прейин сообразил, что к чему, и строго-настрого запретил Одэти принимать в этом участие. Берёг его от ненужного зрелища. Но Спирит снова загрузился другими делами, а Одэти снова его не послушался и предложил Нимбл Форсу свою помощь.       Ни с чем впечатляющим Одэти не столкнулся, со странным — да. Ему пришлось зажечь четыре свечи по сторонам не гроба с растерзанным покойником, как все сначала подумали, а маленькой корзинки, где кротко лежали атласные зелёная и жёлтая ленты. После богослужения пони много изливала душу Нимбл Форсу о том, что её маленькие дочки Роуз и Пион Ривер были утащены злым чудищем в Вечнозелёный Лес. Одэти и Нимбл тогда всего лишь переглянулись.       Меньше чем через неделю после этой ситуации возле церкви собрался целый табун. Всё больше пони, беспокоясь за своих близких, начали искать утешение в вере. Каждый мог вспомнить пропавшего родственника. Разговоры и домыслы о возможной расправе местных банд исчезли в слезах и отчаянии, но на смену им пришли слухи про таинственного монстра, что наблюдает сквозь густую чащу леса и норовит тебя погубить. Настолько быстро стали разрастаться эти слухи, насколько тщательнее пони начали следить за лесом. И это порождало новые рассказы о жутких тенях, выискивающих из-за стволов деревьев, протяжном вое, нагоняющем страх, и хриплых вздохах, вводящих в безмолвие.       Всё чаще Одэти окунался в суеверные бредни, родившиеся несколько лун назад. И своими переживаниями он очень хотел поделиться с Прейином, но пока опасался его реакции. Несмотря на излишнюю тревожность, Спирит в своей рясе напоминал статую, облечённую в плащ рациональности. Его некая непоколебимость во взглядах иногда поражала, но обычно там она всегда и оставалась—во взглядах. Скорее всего на тему чудища леса с Прейином говорить бесполезно: наверняка он станет твердить про диких зверей и полоротых охотников.       Одэти тряхнул головой, а то он подобно Прейину перестанет замечать всё вокруг, если на минуту дольше задержится в своих мыслях. А посмотреть было на что. В неприметной лакокрасочной лавке мистера Грина работа шла полным ходом. Чем ближе Одэти приближался, тем сильнее он ощущал острые запахи растворителей и красок.       Вокруг огромной деревянной доски снуют несколько мастеров, ловко выводя какую-то надпись, стараясь перекрыть пятно от гнилого сучка. Рядом лежали обрывки бумаг, где криво были размалёваны слова. Одэти предположил, что это были всевозможные черновые варианты. Он не смог разглядеть, что там написано.       Из-за угла донёсся грохот упавшей банки.       — Ну вот куда ты копыта свои ставишь, куда?! Понабирал папуля работничков!       Недовольный Тиннер Вью так резко вынырнул откуда-то сбоку, что нечаянно толкнул Одэти.       — Ой, мамочки! Оди! — воскликнул Тиннер. — Извини, малыш, совсем тебя не заметил. Я весь в заботах! Эти ужасные и несносные пони совершенно не умеют работать!       — Да-да, здравствуй, Тиннер, я…       — О-Оди, — скривился Тиннер, — сколько раз я просил тебя называть меня Вью…       — Называть тебя Вью, — в один голос повторил Одэти. — Извини, я очень тороплюсь…       — Так ты с друзьями разговариваешь? — Тиннер наигранно обиделся, выпятив нижнюю губу.       Но долго дуться Вью не стал. Одэти торопливо объяснил, что ему понадобилась белая краска, что это вопрос вселенской важности и если его не решить, то они рискуют подорвать тихий остаток дня ошалелыми набегами взволнованных пони. Тиннер спокойно выслушал его и пригласил, наконец, войти.       — Поэтому-то мы давно и не виделись. Такое место эта ваша церковь… слишком... Слишком ханжеское, что ли? — успехнулся Тиннер.       Одэти хлопнул глазами.       — Да-да, Оди, — Тиннер достал из-под стола баночку белой краски. — Мрачное, пустое место. Место, что должно объединять, держится особняком от жителей. Не вместе, а по отдельности. Понимаешь?       — Ну…— Одэти замялся. — Вообще-то… сегодня должен быть выходной. Наш, между прочим, законный выходной. А мы пашем как кони. С этой праздничной суетой даже вздохнуть в одиночестве не получается, с самого утра к нам уже успели несколько раз «забежать на исповедь»…       Одэти рассчитался за краску и закатил глаза:       — Вы же сами почему-то сегодня работаете.       Тиннер пошевелился и, поудобнее опираясь на прилавок, задумчиво поджал губы.       — Так-то оно так. Но это не связано с праздниками, — заговорщически начал Вью. — Наверняка ты слышал слухи про… Э-э, чудище… Мы хотим установить несколько знаков перед входом в лес.       У Одэти в горле встал ком.       — А… Так это… Вы д-делаете предупреждения?..       — Угу.       — Получается… Получается, что… чудище всё-таки есть?       Тиннер отвёл взгляд и принялся сортировать новые кисти и валики. По его задумчиво-угрюмой физиономии было видно, что тема лесного монстра мало его волнует.       — Не знаю, — спустя пару минут ответил Тиннер. — Слушай, Оди, нам за эту работу заплатят неплохие деньги. Если предупреждения как-то облегчат жизнь населения — пожалуйста! Материалов мне не жалко… — Он цокнул, быстро пробормотав: — Были бы ещё работники с ровными копытами. Э-эх. О чём я?.. А! Я уже столько всего наслушался про этого «монстра», но, к своему удивлению, так ничего и не узнал про него. Ну то есть… не знаю, хотя бы примерный облик. Никто толком описать-то его не может, а какие-то страсти рассказывать — это все первые, — взгляд Тиннера устремился на Одэти. — Ох, я напугал тебя, Оди?       Одэти молча стоял и не знал, что сказать. Он только нервно сглотнул. Пора бы уже возвращаться обратно.       — Тиннер! — крикнул кто-то с улицы.       Вью поднял голову и выдохнул сквозь зубы, изображая, как же его раздражают эти бестолковые пони, которые так бессовестно прервали беседу. А вот для Одэти это стало настоящим спасением, чтобы не распалять страх.       — Тиннер, мы закончили!       — Закончили они, как же, — Вью быстро устремился в сторону выхода, в спешке бросив: — Оди, не падай духом! Заходи почаще, пока совсем не зарос предрассудками!       Сердце Одэти выжало последнее спокойствие. Так, получается, в Вечнозелёном Лесу правда могло поселиться нечто, раз жители так всколыхнулись? Теперь после разговора с Тиннером всё ещё больше смешалось в непонятную, мерзкую жижу. Как же Одэти это достало. Самые жуткие предположения всегда дольше всех сидят в голове, хотя он старался не верить слухам без реальных подтверждений.       «Вью ведь сказал, что никто не может описать этого монстра», — с такими мыслями Одэти поспешил вернуться обратно и поговорить с Прейином.       К тому же, он вдоволь надышался краской. Осталось только надеяться, что на свежем воздухе ему полегчает. Только вот не было ни единого шороха или шелеста, говорящего о хотя бы самом слабом ветерке.       И город как будто вымер. Одэти поздно понял, что несётся обратно в полном одиночестве. Ни одного смазанного силуэта он не встретил: вокруг ни души.       Запнувшись об очередной камень, Одэти едва не полетел на асфальт. Он удержал равновесие и мысленно поразился своей удаче, пусть и продолжил путь до церкви со смутным ожиданием неприятностей.       Нужно всего лишь отвлечься, сосредоточиться на собственных действиях.       Вот Одэти пробежал калитку. Вот он заскакивает на низкое крыльцо, отворяя тяжёлую дверь. Спешно доходит до кладовки, в которой оставляет банку краски на тумбочке.       «Всё потом. Сначала поговорить с Прейином».       Одэти, пробегающий впопыхах в сторону притвора, совершенно не обратил внимание на излишнюю тишину вокруг. Всё заглушил его собственный топот.       Вот Одэти мнётся у кабинета Спирита.       Глупый пароль, понятный только им двоим — три стука копытом в дверь, с продолжительной паузой после второго. Только дверь открывается практически сразу же: Одэти показалось, что она скрипнула ещё до того, как он успел до неё дотронуться.       Одэти поёжился, чувствуя, как холод прошёлся по телу. Он осторожно заглянул внутрь и тут же резко отскочил назад. Дверь ударилась о стену. На пол с глухим стуком повалилась стопка книг. Одэти не хотел всматриваться, но на доли секунды разглядел собирающиеся воедино детали. Нутро сжималось от нарастающего страха.       Одэти в оцепенении затрясся, но не смог отвести взгляд, стараясь доказать себе, что это происходит наяву, а не резко разыгравшееся на страшных историях воображение заявило о себе.       Одэти не хотел видеть очертания мёртвого тела Прейина Спирита.       Почему Одэти не поинтересовался, как его самочувствие?