Последний бросок на север

На претензию Ягера, почему Вальтер сразу не оповестил его о поручении оберфюрера, тот лишь невинно поджал тонкие губы и с довольной ухмылкой поспешил ретироваться. Впрочем, Ягер другого и не ожидал; они сразу не понравились друг другу, а значит, на сотрудничество с Вальтером не придется рассчитывать. В скором времени, Ягер получил полную картотеку военнопленных и большинство унтерменш было именно славян. Танковый ас, герой Рейха, сын своего отца Анселла Ягера мало того, что должен был прозябать в этом никчемном концлагере, так еще и разбирать личные дела низшей формы жизни на земле… Когда Ягер только поступил на службу, он не испытывал особенных эмоций ни к европейцам, ни к славянам, да и со временем ничего не изменилось; он лишь делал свою работу и делал ее как никто другой. Ягер никогда не думал, что возненавидит кого-то так сильно, как возненавидел того мальчишку! А вместе с ним и всю эту проклятую нацию! Он знал, что одно его слово и всех славян сегодня же повесят, но Ягер не привык идти на поводу у эмоций и поэтому скрепя зубами, принялся перебирать всю «славянскую» картотеку. На предложения помощи от Тилике, Ягер раздраженно отмахивался. Почему-то он хотел остаться один и ни с кем не разделять того бесценного момента, когда наконец обнаружит знакомо-ненавистное лицо. Ягер не успевал поесть, спал по нескольку часов в день, но не останавливался; он был похож на дикого пса, взявшего след и Ягер знал, что «жертва» где-то рядом; еще немного, всего несколько карточек и он найдет его! Но картотека в виде двух высоких стопок бумаг становилось все меньше, покуда совсем не закончилась, а результата у Ягера так и не было. Из трех тысяч русских военнопленных не было той твари, что почти уничтожила жизнь Ягера. Уж лучше б тогда не выжил совсем, чем нести такой позор, думал Ягер, пробудившийся среди ночи от повторяющегося, в который раз, кошмара. После еще одной неудачи, бессонных ночей и нервного истощения, Ягер, будучи человеком упорным, решил не отступать; и хоть перебирая всю «славянскую» картотеку, Ягер искал лишь одного, мимо ходом он все же обращал внимание на выдающихся боевых танкистов и, более того, он был приятно удивлен, что те еще походят на привычный вид унтерменш. — Вот этих желаю видеть на допросе, — объявил Ягер, указывая на три небольшие карточки на столе, — Сегодня же. — Но… герр штандартенфюрер, — осторожно начал Тилике, — вы неважно выглядите… — В три часа, чтобы были в карцере, — безапелляционном тоном проговорил Ягер. Забота Тилике порой так раздражала Ягера, однако отрицать замечание своего адъютанта он не мог: синие глаза обрамляла красная, почти бордовая припухлость, цвет лица стал похож на мел, но разве Ягера можно было остановить? Однако за что Ягер и симпатизировал Тилике, так это за его исполнительность: в три часа, в карцере, все трое военнопленных. Ягер вошел в карцер, медленно осматривая всех троих; его почему-то замутило, то ли от вида их истощенных больных тел, то ли от их расы. А ведь этот ублюдок мог стоять сейчас передо мной, на трясущихся ногах, больной и изможденный, думал Ягер, и только я бы решал прожить ему еще десять минут или повесить его сейчас! Но Ягер вновь подумал об этих танкистах; он не помнил их возрастов, хоть на вид дал бы всем по сорок лет, однако прекрасно знал, что те моложе. Вероятно, и тридцати нет. Война не пощадит никого… А сколько бы они дали Ягеру? Пятьдесят? Хотя ему всего тридцать четыре, он чувствовал себя стариком и выглядел, наверное, так же, да еще и с этими шрамами… Чертовы русские! — Завтра на полигоне я хочу посмотреть ваши умения, — с привычной надменностью проговорил Ягер. Заключенные слабо переглянулись и непонимающе уставились на него. — Завтра на полигоне! — громче проговорил он, однако результат был тем же. Черт!.. — Вы должны быть готовы. — пытался объяснить уже раздраженный Ягер.

***

Ягер почти влетел в кабинет Вальтера, чуть не снесся, выходившего офицера; тот лишь испуганно отдал честь и ретировался, после того, как командир его проигнорировал. — Мне нужен квалифицированный русский переводчик! — объявил Ягер, — Как можно скорее. — Это невозможно, — невозмутимо проговорил Вальтер, ничуть не смутившись грубого вторжения в свой кабинет, — Сначала нужно отправить запрос в Берлин, они рассмотрят его в течение месяца, затем направят нам ответ, есть ли у них вообще русские переводчики и если ответ будет положительным, то будем ждать его прибытия. — Так долго? — изумился Ягер. — Я понимаю, — Вальтер встал изо стола, направляясь к собеседнику, — Я знаю, как тебе тяжело, Клаус, — он по-дружески положил руку ему на плечо, — Очень трудно подстроится под наш ритм жизни, ведь ты не привык к такому, верно? Мало того, что Вальтер и так раздражал Ягера, так еще и позволил себе подобную фамильярность; гнев Ягера обрушился подобно цунами… — …это место просто кишит русскими! Неужели никто из этих унтерменш не мог хоть немного понимать по-немецки?! — Но Берлин не одобрит… — Плевать! Мне нужен русский переводчик! И если его завтра не будет, то Вы, мой друг, сами выучите русский, причем за день!

***

Ягер принял свое личное успокоительное в виде пол бутылки коньяка и мог принимать решения взвешенно; ведь Вальтер сделает все назло, ведь видел же Ягер его злой взгляд исподлобья… Ему верить нельзя! Хоть Вальтер у него в подчинении, тот прекрасно понимает все уязвимые места своего командира и нажмет на них, обязательно нажмет. Ягер впервые был благодарен, что Тилике был его адъютантом; ему можно было доверить почти любое дело и быть спокойным за его свершение; как бы Тилике ни хотел скрыть свое поклонение, Ягер это видел, однако, к его чести сказать, никогда не злоупотреблял им. — Как прикажите, герр штандартенфюрер, — отозвался Тилике, после объявление приказа, — Переводчик завтра же будет у вас. И у Ягера немного отлегло от сердца.

***

— Опять на небо пялишься? — Вислава потерла лоб. Ну вот, Анна вновь не обратила внимание. На этот раз Вислава решила дать ей немного времени, отчего-то ей нравилась эта странная девчонка, осознавая через что ей предстояло пройти, она так просто и по-детски смотрела на небо. Вислава невольно вспомнила свою младшую сестру, какая та была веселая и милая, у нее могла бы быть счастливая и долгая жизнь, если бы немцы не вошли в Варшаву… За короткое время Анна, если и не сблизилась с этой полячкой, то просто начала общаться с ней и впервые за такое долгое время ей было не страшно… не страшно говорить с кем-то. Они больше не вспоминали ту ночь, в которую разговорились, сидя на холодной дощечке, однако Анна была безмерно благодарна ей за то время.

***

— Ты приехала из Равенсбрюка? — округлила глаза Вислава и тоже поежилась; становилось зябко. — Да. — просто ответила Анна. Сейчас, когда она здесь отвечать на такие вопросы немного легче. — Вот это да… Но… как ты выжила там? — Сама не знаю, — усмехнулась Анна. Они немного помолчали. Вислава не знала, что сказать и не знала, можно ли спросить. — Думаю, я знаю твой главный вопрос, — первая начала Анна, — Нет, я не была шлюхой в борделе. — Но там ведь все этим занимаются… — Не все. Я, например, шила форму для солдат. Они еще помолчали. Вислава больше не решалась что-либо сказать, а Анна так старательно делала вид, будто может об этом спокойно говорить. Если ад и существовал, то это был Равенсбюрк и Освенцим… Впрочем, в первом она уже побывала. — Но ведь половину женщин из Равенсбюрка везут в Освенцим, так? — рассуждала Вислава, будто про себя, — А ты здесь… Анна расплылась в горькой улыбке. — Поэтому ты и смотришь каждый день на небо… Вислава сначала подумала, что Анна засмеялась и только увидев ее подрагивающие тощие плечики, поняла, что та плачет. — Анна, — осторожно позвала Вислава и аккуратно приподняла ее за подбородок, — Все прошло, слышишь? Ты выжила и дальше будешь жить… Все будет хорошо. Как же мало нужно человеку в тяжкий момент: лишь другой, кто скажет, что все будет хорошо… и у Анны был этот человек, впервые с начала этого кошмара.

***

— Смотри-ка, — Вислава указала на офицеров, шагающих в сторону мужского концлагеря. — Зачем они идут? Через железную, колючую проволоку, которая разделяла мужской и женский концлагеря можно было разглядеть происходящее на улице, что и заключенные частенько делали, ибо как другого развлечения у них не было. — Неужели казнь? — предположила Анна. — Да нет, того старика с ними нет. — А он что, казни и устраивает? — Конечно, он-то ими и любуется! Будто других развлечений у него нет… — Вислава наклонилась к Анне поближе, — Я слышала, что он может целые торты к себе в кабинет заказывать. — Он, вероятно, их не ест. — С чего ты взяла? — А кому нужны казни, когда у тебя есть целый торт?

***

Который час Тилике проводил в этом лагере, однако плодов своей работы он так и не наблюдал. Заключенные, может, и могли связать несколько слов по-немецки, однако, их способностей хватало лишь на одно-два предложения. Почти все здесь были опрошены, а переводчика так и не было! Тилике не мог прийти к Ягеру ни с чем, а дело уже подходило к ночи… — Герр гауптштурмфюрер, — позвал его один из офицеров. — Я не могу подвезти герра штандартенфюрера… — говорил Тилике, никого не слыша вокруг себя. — Герр гауптштурмфюрер, — попытался еще раз офицер, пока Тилике не поднял на него непонимающий взгляд, — Может, поискать в женском концлагере? Тилике откинулся на стуле, внимательно изучая, стоящего перед ним офицера. А что, это моя последняя надежда, размышлял Тилике, ведь герр штандартенфюрер имел в виду переводчика, он не говорил, кто это мужчина или женщина. — Так чего мы ждем? Спустя некоторое время всем женщинам приказали построиться на улице; этой ночью северный ветер усилился, да и дождь начинал подкапывать, а на них были лишь тонкие платки и майки и только на тех, кто успел что-то из одежды прихватить. Вислава и Анна не были в числе тех женщин и потому пытались согреться частым растиранием себя руками. — Смирно! — грозно крикнул Тилике, хоть и получилось несколько неуверенно. — Что он там гаркнул? — прошептала Вислава, дрожа. — Смирно, — прошептала Анна. — Кто из вас знает немецкий, — продолжал Тилике, — будет личным переводчиком герра штандартенфюрера! — Чего он хочет? — прошептала одна из заключенных, кутаясь в платок, — Холодно как, Боже… — Ты-то хоть платок захватила, — обиженно констатировала Вислава. — Если б знать, что он там болтает… — шмыгнула носом та, — Выполнили бы и вернулись в барак! — Кажется, он хочет переводчика для штандартенфюрера… — стуча зубами, прошептала Анна. — Ты что, его понимаешь? — Повторяю еще раз! — выдохнул Тилике, — Знаете немецкий? После непродолжительного молчания, та самая заключенная, прошмыгнув за спину Анны, вытолкнула ее из общей шеренги. Тилике непременно заметил: — Знаешь немецкий? Анна же испуганно огляделась, не понимая, что от нее хотят. — Знаешь немецкий? — нетерпеливо повторил Тилике и подошел ближе. — Знает! — выкрикнула заключенная, кутающаяся в платок, за что получила подзатыльник. — Ты что?! — зашипела Вислава. — Как твое имя? — Тилике стоял совсем рядом с Анной. Она отрицательно замотала головой и не отвечала. Тилике лишь кивнул офицером, и Анна, не успев ничего понять, упала на землю, а щеку жег удар. — Как твое имя? — повторил Тилике и, не услышав ответа, вновь кивнул офицерам. Те били ее ногами по голове и животу, пока Тилике жестом их не остановил. Лежа на земле в крови, Анна уже почти ничего соображала и лишь сдавленно хрипела. Тилике наклонился к ней и повторил: — Как твое имя? На что услышал лишь жалобный стон. Он шумно выдохнул, выходя из себя, и вновь кивнул офицерам. Те подняли ее, словно она была мешком с мусором и поволокли за Тилике. Кровь хлынула ручьем из носа, а слезы смешались с ней так, что были почти незаметны; Анна пыталась простонать или выдохнуть что-то, однако шедший впереди Тилике, не слышал. Собрав волю в кулак, она, что есть мочи громко прохрипела: — Анна. Тилике повернулся, жестом приказывая остановиться. — Как тебе зовут? — с любопытством поинтересовался он, делая вид, будто не расслышал. Анна выдохнула и как бы больно ни было поднять голову, она все же подняла: — Меня зовут Анна. — Ты понимаешь меня? — Понимаю. Тилике растянулся в улыбке.