Рубиновая брошь

Температура отступила, хотя неприятная тошнота еще накатывала волнами при сильной качке. Дилюку выделили место в углу общей каюты, где было привязано три гамака. Он расположился на незанятом посередине, оставив там свой сюртук — других вещей у него не было. Ужин прошел вполне сносно, стоило просто взять у кока порцию и сидеть поодаль в одиночку. Когда Дилюк вернулся, на соседнем гамаке уже покачивался Беннет. Он вздохнул с облегчением — с этим парнем был шанс поладить. Пока с другой стороны чьи-то ноздри не втянули с шумом воздух, а их обладатель принюхался к его шее. Дилюк резко дернул головой, оборачиваясь. Крепкий широкоплечий юноша с нечесанной гривой светлых волос смотрел на него налитыми кровью глазами хищника и… в самом деле обнюхивал. — Беннет сказал, ты друг. Пахнешь хорошо. Рэйзор считает тебя другом. Слова пирата звучали отрывисто, а голос отдавал грубой хрипотцой, почти рычал. — Рэйзор хороший… — Беннет смущенно пожал плечами. — Не предай, — откликнулся тот, посмотрев на Дилюка, и улыбнулся, скорее, оскалился, обнажив пугающе длинные клыки. Капитан появлялся редко, отдавая короткие приказы на утреннем сборе. Судя по шепоткам среди экипажа, еще никто не имел представления, куда держит путь корабль. Команду это не особенно волновало, и Дилюк слышал только о «цели», преследуемой капитаном, и о том, что для всех на этом корабле море было единственным возможным домом. Собрание этим утром начиналось непривычно. Капитан не показывался дольше обычного, и стоящий рядом Беннет прошептал, что планируется что-то важное. Наконец Кэйа вышел на палубу, держа в руках свернутые карты и компас. Под веками залегла тень, подбородок покрывала неопрятная темная щетина — он выглядел уставшим. А позади — Дилюк едва поверил своим глазам — стоял Хоффман. Невольно вырвался длинный вздох облегчения. По рыцарю нельзя было сказать, что всё это время тот находился под пытками. Одежда на нём была свежей, лицо выбритым, а за пояс, совсем как у Кэйи, был заткнут меч. — Я готов объявить о нашем следующем месте назначения, — заговорил капитан, мгновенно заглушая любые шепотки. — Страна гроз и штормов, куда ни один моряк не направляет свой корабль, если только он не выжил из ума. Инадзума. С благословения архонтов мы покорим ее берега и возьмем свою наживу! Среди команды раздался нестройный одобрительный гул. Инадзума имела славу закрытого острова, окруженного насланными её же архонтом штормами, и плыть к ее берегам действительно никто не решался. — Это было бы самоубийством даже для славного «Черного солнца», если бы не карты циклонов и морских течений, которыми любезно поделился Хоффман. С ними у нас есть все шансы прорваться через грозы. Гул экипажа зазвучал громче. — Что это значит… — прошептал Дилюк. Поделился картами? Их отобрали у него силой? — Ещё одна новость на сегодня, — продолжил Кэйа, привлекая внимание. — Я хочу представить нового члена команды, назначенного на должность штурмана. Хоффман доказал свою верность, когда помог добыть реликвию и успешно покинуть Мондштадт, а после выступил проводником к нашей новой цели. Он служил рыцарем, но каждого из нас когда-то привязывала земля. Ступая на корабль, он отвергает прошлое, в котором для него нет больше места. Хоффман, — Кэйа обернулся к стоявшему позади него, взглянув с пафосной торжественностью. — Клянешься ли ты неукоснительно соблюдать пиратский кодекс и беспрекословно следовать приказам капитана, что бы ни произошло? Хоффман опустился на колено. На долю секунды его взгляд пересекся с неверяще всматривающимся Дилюком, и он тут же отвел его, поднимая глаза на капитана. Поднёс руку к сердцу. — Клянусь. — Что это значит?! Растолкав зевак перед собой, Дилюк шагнул вперёд, и едва Хоффман успел подняться, в его лицо врезался тяжелый кулак. — Господин Дилюк… — бывший рыцарь смотрел с виноватой растерянностью, но сейчас это лишь раздражало. — Что бы вы ни подумали… клянусь, я не желаю вам зла. — Ты уже забыл, как клялся в верности ордену? — Дилюк крепко держал за грудки, едва не приподнимая над землей. — Что стоят твои клятвы?! Чем еще ты ему помог? Похищенная святыня, мой плен — всё твоих рук дело?! Хоффман молча отвёл глаза, не пытаясь сопротивляться. — Зачем, ответь мне, зачем?! Прельстился сказками о пиратских сокровищах? Грязный предатель! Дилюк занёс кулак вновь, но тот был остановлен сжавшейся вокруг запястья прохладной хваткой. — Неприятно, когда бывший подчиненный выбился на должность выше тебя, господин? — окутывающий голос Кэйи зазвучал за спиной. Дилюк дёрнулся. — Пусти!.. — У тебя есть меч, — Кэйа посмотрел на Хоффмана. — Славная выйдет драка, что скажешь? — Я не подниму на вас ни меч, ни руку, господин Дилюк, — пират упрямо качнул головой. — В таком случае я требую соблюдения дисциплины на корабле. И соответствующего уважения к штурману от всех, кто здесь находится, — Кэйа медленно ослабил хватку на руке. Дилюк двинул локтем в его грудь, вырываясь. — Я его убью. Прямо сейчас! В следующий раз его остановил кинжал, едва не прижавшийся к горлу. Стоило неосторожно пошевелиться, и тот оставил тонкий, словно лезвие бритвы, порез, засочившийся кровью. Дилюк замер. Кэйа был невыносимо близко, тихо шептал на самое ухо. — Даешь мне второй повод наказать тебя, а ведь первое наказание ты еще не отработал. Дилюк задержал дыхание, ощущая, как холодная сталь едва не касается шеи. — Не нужно из-за меня, капитан… — Хоффман робко подал голос. — Тебе лучше больше меня не перебивать, — Кэйа медленно разжал хватку, выпуская Дилюка. — Все за работу! — Предатель!.. — выплюнув скозь зубы, Дилюк направился прочь. В груди погано клокотало, он до сих пор чувствовал лезвие ножа, прижатого к шее. — Предатель? — прорычал Рэйзор рядом и, ощетинившись, поглядел на штурмана. — Именно. Планы менялись, больше не нужно было согласовывать побег с товарищем, теперь предстояло действовать в одиночку. Инадзума, да хоть сама бездна, только бы не здесь. Подумав здраво, Дилюк рассудил, что одному действовать будет лишь проще. Зудело желанием перерезать горло Хоффману напоследок, но, как бы то ни было, до берегов Инадзумы еще предстояло много дней пути, и сосредоточить внимание следовало на другом. Тёмные грозовые тучи с каждым днём всё гуще нависали над морем, а капитан всё чаще запирался в своей каюте, отпуская только пару злых шуток в чей-нибудь адрес, когда выходил. — Море мрачнеет, не к добру. Как бы не было шторма, в этих краях его еще никто не переживал. Беннет тихо бормотал перед сном, ворочаясь от качки. Дилюк знал, что юнга был не один. осторожные шепотки поднимались среди команды, но почему-то никто не смел сказать и слова капитану в лицо. Как будто не было очевидно, что клубящиеся дни напролёт тучи и сверкающие на горизонте фиолетовые молнии распотрошат корабль в щепки, если приблизиться к ним еще немного. Как будто никому здесь не была дорога жизнь, и они бы с радостью пошли на дно ради призрачных желаний своего капитана. Только вот Дилюк не собирался с этим просто смириться, у него еще было ради чего жить и куда возвращаться. На очередном собрании Кэйа оглядел всех тяжелым взглядом и, помусолив палец, поднял его в небо. — Корабль скоро войдет в штормовую зону. Возможно, по милости архонтов катастрофа нас минует, но всем быть наготове. Среди экипажа раздался гул. Никто не выглядел особенно удивленным, в толпе повисло мрачное напряжение. — Просто признай, что не имеешь понятия, куда плывешь, — Дилюк проговорил не громче остальных, но его слова выцепились среди многотонного гула и прозвучали отчетливо. Стоящие впереди расступились, капитан с прожигающей ненавистью смотрел прямо на него. — А ну повтори. Дилюк никогда не считал себя трусом, а злость толкала желанием прямо сейчас избить проклятого пирата за всё, что с ним происходило с момента попадания на корабль. Он шагнул вперёд. — Либо твои карты неверные, либо ты не умеешь их читать. Ты ведешь собственную команду прямо в шторм, бездна подери ! Скажи ещё, что это не так! Никто больше не произносил даже звука. Кэйа в свою очередь сделал шаг навстречу, встав вплотную. Голос его больше не сочился мёдом, напротив, был пропитан опасным, выжигающим ядом. — Ты заговорился, блядский пленник. А я, кажется, слишком долго откладывал наказание. Тридцать ударов. Сетос! Слова звучали пугающе тихо и холодно, но были слышны всем. Квартирмейстер отлучился, вскоре вернувшись с тонкой длинной плетью в руках. — Мне сделать это самому, капитан? — Просто подержи его, — Кэйа перехватил плеть, хлыстнув кончиком о палубные доски. Дилюка грубо подтолкнули к бочкам у края палубы, заставив упереться грудью в одну из них. Осознание неотвратимости наказания захлестнуло. Сопротивляться не было возможности без хоть какого-то оружия в руках, и здравый смысл подсказывал, что перед разъяренным Кэйей от такой попытки станет только хуже. Команда молчала, словно загипготизированно наблюдая за каким-то ритуалом. Дилюка переполняла ненависть и неверие — в этой жизни он еще не чувствовал себя настолько унизительно. Спину обдало прохладным ветром, когда рубашку на спине задрали до самых лопаток. Дилюк почувствовал затылком приближение Кэйи, то, как тот едва не склонился над полуобнаженным телом. А затем — хлесткую резкую боль от удара. Дилюк был рыцарем и не раз получал ранения, сражаясь с монстрами и разбойниками. Боли он не боялся и лишь сцепил зубы, по инерции крепче опираясь грудью о жесткое дерево. Хоффман в первых рядах дернулся, прикусив губы, но замолчал и отступил, наткнувшись на взгляд капитана. Удары посыпались один за другим, резкие и безжалостные, словно полосующие лезвия. Спина горела огнем, Дилюк сбился со счета после десятого, тихим коротким стоном встречая каждый последующий. Ожидая, когда они закончатся, тридцать — действительно много. Последние силы уходили на то, чтобы не вскрикнуть в голос от нового удара и сдержать рвущиеся жгучие слёзы боли, унижения и ненависти. Наконец всё прекратилось, также резко и обыденно. Тело безвольно сползло на пол, Дилюк до крови прикусил губы, переживая толчки пульсирующей боли и ощущения чего-то липкого и мокрого, стекающего вдоль позвоночника. — У кого-то еще есть сомнения в моих решениях? — Кэйа даже не взглянул в его сторону. Ответом на вопрос осталась тишина и холодный голос капитана, снова влившийся в плеск морских волн. — За работу. Щедрая половина фляжки эля вылилась на изодранную, покрытую кровавыми рубцами спину, заставив Дилюка несдержанно зашипеть и впиться ногтями в ткань гамака. — Потерпите немного. Раны нужно обеззаразить, а после перевязать. Если на них попадет соленая морская вода, может начаться гноение, — Беннет аккуратно водил смоченной в алкоголе тряпкой по спине, стирая кровь. Дилюк тихо прошипел и кивнул. — Я умею лечить совсем немного, — смущенно проговорил юноша. — Но пришлось научиться — я так неудачлив, что давно расшибся бы насмерть, если бы не смог о себе позаботиться. И… не говорите капитану, что я вам помогаю, ладно? — Почему? — Дилюк прочистил охрипшее горло. — Я ведь схватил тебя тогда. Почему ты… помогаешь мне? Беннет почесал затылок. — Вы тогда могли проткнуть меня мечом на месте, но не сделали этого. Мне кажется, вы… благородный. И дело совсем не в знатном происхождении, я о благородстве души. Вы почти как капитан Кэйа. Дилюк невесело усмехнулся. Его сравнили с вором и разбойником, избившим его самого до полусмерти — вот так радость. Но не говорить же об этом преданному капитану всей душой юнге. — Тебе нравится быть под его началом, да? — тихо спросил Дилюк. — Капитан спас меня. Из-за моей неудачливости надо мной жестоко издевались и обвиняли во всех бедах, обрушивающихся на деревню. Кто-то говорил, что будет лучше запереть меня в сарае и поджечь его, чтобы избавить народ от несчастий. Капитан — тогда он еще не носил это звание — позволил остаться на корабле, когда я сбежал из Мондштадта, дал хлеб и кров и никогда не упрекал в моих неудачах. Позволил почувствовать себя человеком, понимаете? — Беннет туго затянул узел бинта на спине. — Ну вот, скоро должно зажить. Дилюк отвернулся к стене, когда юнга закончил, позволив тяжело ворочавшимся мыслям захватить голову. Каким бы благородным Кэйю ни считали остальные пираты, в нём самом не отзывалось ничего кроме глухой ненависти к отъявленному разбойнику. Дилюк проснулся глубокой ночью от того, как гамак у ног прогнулся под чужим весом. Прохладная ладонь тронула плечо, в слабо пробивающемся лунном свете капитан выглядел похожим на призрака. — Ты сказал, что я не умею читать карты, — глухо прозвучал голос Кэйи. — Кажется, я уже понёс за это наказание, — спина до сих пор болезненно саднила под бинтами. В сонном голосе Дилюка невольно сочилась желчь. — Решил прийти добавить посреди ночи? — Ты сказал, что я не умею читать блядские карты, — Кэйа ткнул в грудь свёрнутые листы. — Хоффман клянётся, что они верные. Может быть, ты умеешь, если такой умный, м, господин? Может быть, ты скажешь, насколько я уже, к бездне, сбился с курса? Дилюк приподнялся с постели. От капитана несло табаком, перегаром и дешевым элем, что вызывало изрядное отвращение. — Почему я должен тебе помогать? Я еще, слава архонтам, не давал никакой пиратской присяги, — Дилюк свернул растрепавшиеся карты, отпихивая обратно. В темноте каюты он бы не смог разглядеть даже знаков. — Оу, ну может быть, потому что мы все еще на одном корабле, и идти ко дну в шторм тебе вместе с нами? — Капитан все-таки не способен вести корабль по курсу самостоятельно. Чего еще следовало ждать от грязного разбойника? — Дилюку хотелось спать. Всё тело ломило, каждый взгляд на Кэйю напоминал о пережитом унижении. Хотя бы словами, в которых сочилась неприкрытая ледяная ненависть, он хотел заткнуть Кэйе рот. — Благородный выродок… Знал, что от тебя никакого толка, — Кэйа приложился к висевшей на шее фляжке, в которой явно плескалась далеко не вода, и, пошатываясь поднялся с гамака. — Ты ведь ориентируешь путь по звёздам? — негромко спросил Дилюк в спину. Пират обернулся. — Да… Конечно да, — его голос прозвучал не особенно уверенно. Дилюк поднялся, морщась от резкой боли в стянутых бинтами ранах. Зачем он добровольно соглашался следовать за капитаном после всего, что сегодня произошло? Хотел бы он знать. В конце концов, от этого действительно зависела его собственная жизнь. — Пошли на палубу. — Зачем это? — недоверчиво спросил Кэйа. — Потому что в кубрике, твою мать, звёзд не видно. Холодный ветер продувал даже сквозь накинутый сюртук. Взволнованное море бросило в лицо капли соленых брызг. Кэйа по-прежнему стоял в одной лишь распахнутой рубашке, подставив грудь влажному ветру, и даже не ёжился — возможно, в его крови уже было столько алкоголя, что тот прогревал тело изнутри. Над их головами темнело затянутое плотными тучами небо, вот-вот готовое разразиться страшной грозой. — И что ты тут собрался рассматривать? — Кэйа стоял рядом, устремив взор в небо. — Я шел по звездам, пока они были видны. Вот уже сколько дней не разглядеть ни одну. Созвездия действительно не раскрывались открытой книгой, как в ясную августовскую ночь над виноградниками вокруг поместья, но если попытаться… — Дай мне подзорную трубу, — попросил Дилюк. Долгое время небо встречало лишь тьмой, но наконец в просвете между облаков удалось разглядеть маленькую звездочку. Развернув карту на палубе, Дилюк склонился и нарисовал ее угольным карандашом. Пришлось еще долго и терпеливо всматриваться в тяжелые облака, среди которых он нашел четыре новых. Больше, сколько ни приглядываться, звёзд видно не было. Кэйа стоял рядом, почти не шевелясь и наблюдая за его действиями. — Что дальше? — тихо спросил он. А дальше следовало напрячь гудящую голову, вспомнить уроки отца, книжки с цветными картинками и то бескрайнее звёздное небо, которое он любил разглядывать ночами, сбегая в сад, и отыскивать в далеких светящихся точках причудливые созвездия. Они плыли к юго-востоку. Дилюк прикинул, какие из созвездий должны быть видны в это время года, и, опустившись на колени, принялся рисовать звёзды и тонкие соединяющие их линии поверх выведенного на карте маршрута. — Это Орион… — проговорил Кэйа, рассматривая через плечо его работу. — Верно… — Никогда, никогда впредь не позорь честь капитана перед его командой. Иначе бунт на корабле покажется тебе страшнее самого зверского шторма. Понял? Дилюк обернулся. Лицо Кэйи отражало мрачную, холодную решимость, на мгновение показалось, что он собирается наказать за неповиновение вновь, жестоким ударом или вовсе столкнуть за борт, выбрав для этого удачный повод выйти на палубу вдвоём посреди ночи. — Продолжай, — капитан перевел взгляд на карты. Дилюк неопределенно хмыкнул, возвращаясь к работе. На небе занималась полоска зари, когда на исчерченной карте Дилюк наконец отметил точку немного ниже прорисованного петляющего маршрута. — Мы здесь. — Мы отклонились на несколько десятков миль, — Кэйа взял в руки карту, пристально рассматривая, и набросал на клочке бумаги небольшой расчёт. — При хорошем раскладе можно вернуться к курсу уже через сутки. Но уже никак не обойти скопление грозовых облаков, — капитан испустил тяжелый усталый вздох. — Шторма не миновать.