high rollers

      Под скрип подвески Уён забирается в вэн через заднюю дверь.       — Где ты был? — его встречает голос, потерявший привычную твердость. Объёмистая фигура совсем потерялась в тесном грузовике, слилась с тенью.       Уён хлопает дверью так громко, что плечи Сана дёргаются. Мысли альфы были слишком заняты цифрами, и поэтому он не заметил кислого запаха мэсиля, пока не остался с ним наедине в замкнутом пространстве. Свёрнутая в трубочку пятидесятитысячная банкнота выпадает изо рта. Сан притягивает его за рубашку к себе, заставляя споткнуться о что-то под ногами. Целенаправленно ведёт носом по шее, не заботится о пуговицах, нитки которых издали треск. Между прочим, единственная приличная вещь Уёна.       — С баблом разбирался. Ещё немного, и мы не будем тут жить. Ты отлично справляешься, — кожаная сумка, брошенная на пол, теперь забита купюрами под завязку. Номинал маловат, но сойдёт и так.        Уён присаживается на корточки и тянется, чтобы поцеловать веснушки на шее, собирает волосы в хвост, обнажая железы.        — Что случилось? — ладони Уёна ложатся на плечи Сана, их напряжение ощутимо через прикосновение. Несильно сжимает в попытке расслабить. Дубовые мышцы не поддаются.       — На мне запах других альф… агрессивных. Исправь. Пожалуйста, — каждое слово даётся ему с трудом, будто дышать делается всё невозможнее. Держится за его шею так сильно, что сам из этого захвата Уён не выберется.       — Настолько плохо? — его альфа не чувствует ничего, кроме сладости меда и нежности жасмина, вымоченных в сливовом чае. Даже когда принюхивается очень тщательно.       — Ужасно. Они повсюду. Я… я не могу.        Сан не был помечен, и на этом держался их трюк: омега, раздававший по щам звереющим на глазах альфам, был интересным зрелищем, со стабильно высоким коэффициентом на его победу. Уён умел продавать это даже тем, кто не раз видел, как Сан укладывал в первых раундах самых разных противников: он мог заболтать кого угодно, хоть покойника, хоть самого дьявола. Местными правилами возбранялось ставить только на своё поражение, поэтому куш они срывали крупный.       — Течка скоро?        Сан становился чувствительнее и требовательнее, вероятно, поэтому обострилось его обоняние. Уён прижимает его к себе с усилием, утыкает носом в свои железы. Оставляет поцелуи где придётся. Голова, которую он крепко держит, кивает в ответ на его вопрос.       — Твоё новое гнездо будет в хорошем месте. Не в этом гадюшнике. Мы хорошо поработали.       Шеей Уён чувствует струйки воздуха, раз за разом выдыхаемые тяжело. Обрушивается на макушку ливнем поцелуев, старается быть уверенным и спокойным, не фальшивить. Горьковатая свежесть лаванды стремится убаюкать тревоги Сана, но его нос всё равно вылавливает нотки миндаля, синильной кислотой проникающие под кожу. Обычно это ему приходится выпускать феромоны, чтобы усмирить взбушевавшийся инстинкт Уёна, не способный постигнуть тонкости их жизненной ситуации, но сегодня всё идет наперекосяк. Играться с установленным природой порядком вещей забавно, а главное, чертовски выгодно, но расплачиваться приходилось тяжёлыми отходняками, им обоим. Сану стыдно, что на ринге он был свиреп и неподступен, а теперь едва ли способен нормально функционировать. Чужие, резкие и угрожающие запахи застыли в ноздрях, и с ними невозможно было смириться, ровно как и придумать способ избавиться. Хотелось тереться спиной о простыни, пахшие его альфой, дышать только около его желез, выцарапать, на худой конец, себе нос. Знает, что Уён не осудит его и сделает всё, чтобы помочь, но собственная слабость била под дых. Как бы не была хороша техника его ударов, физиология рано или поздно возьмёт своё.       — Скажи, как попустит. Мне тебя подштопать надо. Цапали тебя сегодня качественно, — бурчит Уён в потные волосы, немного покачивая.        — Я всё ещё ими воняю, — тихо отвечает Сан, обнимая крепче.       Уён целует его утешительно, не оставляет попыток вдохнуть в него уверение в безопасности. Аккуратно снимает майку, на которую налип песок с арены, попали капли крови и чёрт знает, что ещё: от машинного масла до пролитого кем-то бухла. С этим машинка в прачечной уже на вряд ли справится. Комкает и бросает её на пол. Сан совсем притих и нетерпеливо ждёт каждого его движения, смотря безотрывно. В глазах блеск, полный надежды на своего альфу. От отчаяния хочется скулить.       Разматывает бинты на его кулаках и целует каждую костяшку, минуя островки запекшейся крови. Инстинкт скребётся внутри Уёна, сообщая, что это неправильно, что эти руки их кормят. Вторя внутреннему зверю, он непроизвольно сводит брови. От кислоты сливы начинает подташнивать: почему организм Сана совершенно не реагирует на него? Так пытается отгородиться от альф, что и его отвергает?        Среди бардака трудно найти нужные вещи, и Уён в сотый раз клянёт себя за то, что не убрался, пока Сан был на тренировке. В бедламе, в который они быстро превратили вэн, было невозможно что-то найти, не перевернув всё вверх дном. Он не хочет разрывать касания сейчас, ни на секунду. Однако боязнь оставить раны необработанными таки поднимает его с места подле Сана. Спустя продолжительное время аптечка находится в бардачке, хотя Уён совершенно не помнит, чтобы складывал её туда, ни вчера, ни когда-либо ещё. Тем не менее, он благодарен, что ему не пришлось отлучаться за покупками в ночные трущобы. По множеству причин. Хотя бы потому, что с таким запахом омеги на себе он может схлопотать проблем в два счёта. Джентльмены с чешущимися кулаками разбираться не станут.       Ватный тампон сменяет другой, а затем ещё один. Уголок рта, щека, ладони. Уён тщится задавить своим присутствием кислое беспокойство Cана, но сомневается, что это получается. Ссадины обнаруживаются и на плечах, на торсе, на спине. Против своей воли помнит каждый эпизод, как они были получены, они все застывают замедленными записями перед его глазами. Так не должно быть. В Уёне начинает кипеть злоба, всегда начинает, но чтобы не сделать Сана ещё более подавленным, он старался выдрать из себя это чувство с корнем. Скоро это закончится.        — Легче? — спрашивает Уён из-за спины, налепив последний пластырь. Истратил сегодня практически весь рулон.        — Я хочу тебя. Прямо сейчас, — отвечает Сан, не поднимая поникшей головы.       Его скруглённая спина кажется такой крошечной сейчас. Пестрит разноцветными синяками, которые он позволял на себе оставлять. Которые Уён позволял оставлять.       — И что мне с тобой делать? — его рука скользит по ягодицам, и Сан подаётся вперёд, перенеся вес на колени. — У тебя вся спина в ссадинах, а ноги забитые.       — Мне всё равно.        Палец Уёна отзывчиво проникает внутрь. Сан пока ещё не слишком расслаблен и недостаточно возбужден. Хочет Уёна скорее из необходимости. Это не совсем приятно осознавать. Что уж там, ни черта не приятно.       А ведь он трахнул его здесь же, перед поединком, всего несколько часов назад. Таков был их ритуал, манифестировавший успех: Уён шептал ему на ухо, как поставил бы на колени посреди ринга и повязал у всех на глазах. Сану нравилось это слушать, и он безотказно тёк прямо на него.        — Ты настолько не в настроении, Сани? — прячет своё разочарование за поддразниванием. — А как же забрать свою награду?       — Сделай всё, чтобы быстрее в меня кончить.       — Вот как, — Уён поднимает брови. Давно он такого не слышал от своего чувственного и неторопливого омеги.        — Пожалуйста, — смягчает сорвавшуюся резкость.        — Нужна ещё смазка? Она, кажется, где-то у водительского. Найду сразу.       — Уён-а, — спина призывно выгибается, усиливая контраст между изяществом талии и убийственной мощью плеч, — быстрее.       — Ладно, — запах дублёной кожи начинает пронизывать воздух, — достань тогда свой телефон. И возвращайся на четвереньки.        Большой палец нетерпеливо стучит по экрану. Он знает, что хочет увидеть. Свободной рукой стягивает штаны Сана, на нижнем белье его приветствует небольшое пятнышко. Он плохой альфа. Сану нужно больше отдыхать. Слишком усталый морально, слишком вымотанный физически, его легко изводят чужие феромоны, и он больше не оставляет под собой лужу, стоит Уёну только прикоснуться.        Передаёт телефон Сану, и тот располагает его на куче вещей перед кушеткой. Опора это крайне сомнительная, и экран старого смартфона оказывается под углом. Сан опускается на локти, чтобы Уёну было видно. Прямоугольник света бьёт в глаза в ночной темноте.       Видео включено. Это их секс после договорняка. Сан знатно испортил себе статистику поражений в тот день, но денег они подняли прилично. Тщеславие обоих было задето, поэтому Уён агрессивнее обычного долбился в задницу Сана, а тот еле успевал дышать между толчками, скулил под ним прерывистыми мелодиями. Минивэн ходил ходуном, а совокупность звуков и запахов отводила от себя на многие метры. Они оба понимали, что это стоит записать. Уён любил смотреть на них, а Сан любил радовать Уёна.       Ласка альфы растекается волнами по необъятной спине Сана, мышцы последовательной вереницей подаются навстречу его пальцам. Уён не знал их названий, но помнил рисунок каждой, исцеловал на них тысячи созвездий, любовался ими при любой возможности и получал невероятное удовольствие, трогая их. Так и сейчас, его рука гуляет вдоль позвоночника, пока другая наспех растягивает отчаянно нуждающегося омегу.       Под звуки своих же стонов из динамиков Уён входит в Сана. Он горячий изнутри, очень его ждал, всегда ждёт. Сексом они вполне удачно скрашивают то жалкое положение, в котором оказались. Превратить своё существование в череду перекуров между перепихами стало хорошим способом снести боль и грязь уличных боев. Густой, желчный смог вечной агрессии и колючей несправедливости они могли разогнать разве что вихрями своих феромонов.        Сан обнимает Уёна своими стенками и начинает испускать фонтаны сладости, будто их вэн — грузовичок продавца тангулу. В облаках медовой карамели Уён двигается быстро, старается выпустить столько феромонов, чтобы проникнуть ими в каждую вещь вокруг, остаться на коже Сана ожогами. Хочет видеть лицо.       Коротко шлёпает дважды и вынимает. Сан понимает его без слов и ложится на спину. Уён берёт ногу Сана под колено, чтобы насадить поглубже, и беспрепятственно её задирает. Натянутый носок ударяется о тонкий металл крыши, и Сан усмехается. Уён отвечает ухмылкой на ухмылку:       — Постоянно забываю про твою растяжку. Тут слишком мало места этим воспользоваться.        Проводит языком под коленкой. Встречает мускус пота и несильно прикусывает. Грудь Сана вздымает стон. Место укуса накрывает поцелуй.       Уён с видео кончил, и то, как его несдержанное рычание мешалось с хнычущими всхлипами, было особой музыкой, ноты которой ложились на сердце тяжёлом теплом истомы. Он помнил, как на глазах омеги проступили изнеможённые слёзы, а ведь у него тогда даже не было гона.       Оставляет задёрнутую ногу на своем плече и пропихивает два пальца в рот Сана, толкается в корень языка:       — Ещё немного…        Сан под ним прекрасен: щеки порозовели, волосы стали влажными и растрепались. Взгляд украсила блаженная исступленность. Раскрытый рот жадно глотает воздух между его пальцев, губы розовые-розовые. Голова подаётся назад с каждой фрикцией. Размыкает зрительный контакт, чтобы взглянуть на телефон, где они измотанно нежатся, переводя дыхание. Заметив это, Сан вынимает руку из своего рта и располагает чуть ниже, на шее:       — Давай же, — в его глазах нет страха. Он сглатывает, и кадык описывает волну под пальцами альфы.       Появившейся на лице Уёна ухмылкой можно было обращать в свой культ: такому чарующему, звериному довольству невозможно не покориться. Из-под вымокшей и спутавшейся чёлки на Сана смотрит нечто дикое, чешет зубы об губы. Их вэн теперь — кожевенная мастерская. Закипавший сахарный сироп больше не обнаружить: альфа накрыл собой всё вокруг.        В приоткрытом рту Сана застывают нечленораздельные звуки, пока пальцы сжимают его шею всё крепче. Вены на руках Уёна проступают ярче и ярче. Прикрыв глаза, Сан видит перед собой искрящиеся пятна, перетекающие, будто в лавовой лампе. Через толстую пелену, обволокшую его сознание, чувствует, как неконтролируемые сокращения судорог кусаются глубоко внутри его бёдер. Незаметно для него самого они сменяются сокращениями его стенок. Облегчённый стон застревает в его горле, пока нос жадно вдыхает воздух, пуская в себя ещё больше феромонов альфы. Мир вокруг словно сделан из замши. Он и самого себя ощущает дублёным.       Непроизвольный вдох разрывает гортань быстрее, чем Сан успевает почувствовать, как Уён заполняет его своим семенем. Голова начинает кружиться от прилива кислорода, лицо щиплют жужжащие изнутри мурашки.       Достав член, Уён довольно ударяет Сана по груди и опускает свою вспотевшую спину на смятую простыню. Не может лечь рядом — места недостаточно, поэтому делает это напротив. Самому резко захотелось спать, но всё его внимание сосредоточено на Сане. Его оргазм тише и незаметнее. Важнее.       Отдышавшись, Сан поднимается и облизывает его член, а Уён, вскинув голову, видит, как между его ног течёт липкая струйка. У него снова встаёт: член твердеет прямо по рту Сана. Вставать завтра рано, вряд ли он этого намеренно добивался. Не стоит ему больше напрягаться.       Цепляет за подбородок, чтобы отвлечь:       — Можно я быстро трахну свои сиськи, и мы пойдем спать?       Вместо слов согласия Сан ложится обратно на спину под скрип кушетки, подождав, пока Уён освободит место. Неглубоко вставляет в себя два пальца, проводит смешавшейся спермой и смазкой линию посреди своей грудины и возвращает пальцы на место.        Уён опирается на него и обхватывает член его грудью как может. Специально почаще задевает соски, их чувствительность должна была возрасти. Двигается часто, снова заставляет грузовик качаться вместе с ним, через слово рычит ругательства. Едва помнит, что не должен оставить синяков, должен быть нежнее с сосками, которым завтра весь день тереться о рубчик дешёвой майки. Не имея необходимости помогать Уёну руками, Сан удовлетворяет себя пальцами, будто старается протолкнуть семя Уёна в себя поглубже.        Не вся сперма попадает в открытый Саном рот — что-то попадает ему на лицо, что-то на вещи вокруг. В принципе, здесь всё насколько провоняло их феромонами и запачкано следами их любви, что это уже не выветрить и не отмыть. Разве что залить бензином и чиркнуть спичкой.       Сплетя их ладони, Уён наклоняется, чтобы облизнуть лицо, попутно оставив несколько лёгких укусов на шее. Язык встречают бугорки щетины.       — Тебе легче? — силится не укусить разбитую губу, остановившись в нескольких сантиметрах от неё.       — Да.       — Просто легче или всё хорошо?       — Всё хорошо. Спасибо, — Сан приподнимает голову, чтобы поцеловать Уёна. Его губы горчат.       — Тогда давай скорее спать.       Уён осторожно вытирает Сана окровавленной майкой и снова кидает её на пол, которого и так не видно под завалом вещей. Из разноцветной кучи поодаль выуживает бельё, больше всего похожее на свежее. Протягивает Сану и ищет что-то похожее для себя. Пока лето, можно спать без одежды. Оглядывает, не сдёрнул ли какой-нибудь пластырь. Кажется, всё в порядке. Насколько это возможно.        Ложится рядом. На кушетке очень тесно, она очевидно рассчитана на одного человека, но они устраиваются на ней, как и всегда, обнявшись. Сан прижимает Уёна к груди и придвигается ближе, что он смог закинуть ногу. От него пахнет спокойствием: цветущим жасмином и якгвой, а больше Уёну ничего не нужно. Завтра будут деньги, бои, расписания, взнос за квартиру, а сейчас — только он.        — Ты не думаешь, что я плохой альфа? — тихо шепчет Уён, пока июньский ветер колышет занавески, а напольный вентилятор устало тарахтит.       — Почему я должен так думать?       — Мне кажется, я плохо о тебе забочусь.       — Я бы выбрал тебя, даже если бы наши дела были ещё хуже. И никогда не буду об этом жалеть, — целует в макушку.        Уён задевает своей рукой ссадину на его спине, но Сан не обращает на это внимания, лишь немного сводит лопатки, и ладонь сама соскальзывает ниже.       — Я люблю тебя, Сани, — шёпот щекочет кожу.       — И я тебя, — ещё один поцелуй в макушку, — спасибо, что ты со мной.       Уён прижимает ногу сильнее:       — Как думаешь, хватит этого на завтра, чтобы альфы к тебе не лезли в качалке?       — Встанем пораньше.       — Надо будет как-нибудь член в тебе на ночь оставить.